ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Гвендолин стояла у покоев ее матери, подняв руку перед большой дубовой дверью, не решаясь постучать, схватившись за железный молоток. Она вспомнила тот последний раз, когда видела свою мать, какой ужасной была та встреча, вспомнила их обоюдные угрозы. Девушка вспомнила, как мать запретила ей снова видеться с Тором, вспомнила свою собственную клятву больше не встречаться с матерью. Они обе хотели получить желаемое — неважно, какой ценой. Таковы были их отношения. Гвен всегда была папиной дочкой, чем вызывала в матери гнев и ревность.
В тот день, покинув покои Королевы, Гвен была уверена в том, что больше никогда ее не увидит. Гвендолин считала себя толерантным человеком, способным прощать, но и гордости ей было не занимать. Этим она пошла в отца. И когда кто-либо ранил ее гордость, она больше не общалась с этим человеком — ни при каких обстоятельствах.
Тем не менее, сейчас она была здесь, держа в руках холодный железный молоток, готовая постучать в дверь, чтобы попросить у матери разрешения поговорить с ней и умолять ее о помощи в освобождении Кендрика из темницы. Гвен было стыдно оказаться в таком положении, усмирить себя и прийти к матери, снова с ней разговаривать и, что самое сложное, делать это из-за того, что ей нужна помощь. Она словно уступала матери, давая ей понять, что там победила. Гвен ощущала, что ее разрывало изнутри на куски. Ей хотелось быть где угодно, но только не здесь. Если бы дело не касалось Кендрика, она бы никогда не стала этого делать.
Несмотря на то, что сказала мать, Гвен никогда не передумает насчет Тора. А девушка знала, что Королева не отступит.
Но опять же, после смерти ее отца мать действительно стала другим человеком. С ней что-то произошло. Возможно, это был инсульт — или же что-то психологическое. Мать не произнесла ни слова с того рокового дня, пребывая в неподвижном состоянии, поэтому Гвен не знала, что ожидать. Возможно, ее мать даже не сможет с ней поговорить. Может быть, это всего лишь пустая трата времени.
Гвен понимала, что должна пожалеть мать, но, несмотря на усилия, она была не в состоянии. Новое состояние матери будет ей на руку. Теперь, наконец, Королева не станет ей досаждать, наконец, Гвен больше не должна жить в страхе из-за ее мстительности. До того, как это случилось, Гвен была уверена в том, что на нее станут давить со всех сторон, препятствуя ее встречам с Тором, что ее выдадут замуж за какого-нибудь кретина. Девушка спрашивала себя, неужели смерть отца на самом деле изменила мать. Может быть, она усмирила и ее.
Гвен сделала глубокий вдох и, подняв молоток, постучала в дверь, стараясь думать только о Кендрике, о своем брате, которого он очень любила, о брате, который сейчас был заперт в темнице.
Она снова и снова била о дверь молоточком, который громко раздавался в пустых коридорах. Ей казалось, что она прождала целую вечность, пока, наконец, дверь не открыла служанка, которая с опаской посмотрела на нее. Это была Хэрольд — старая няня, которая служила королеве, сколько Гвен себя помнила. Она была старше самого Кольца. Хэрольд неодобрительно посмотрела на девушку. Эта служанка была преданнее ее матери любого другого человека. Они были словно единое целое.
«Чего ты хочешь?» — резко спросила Хэрольд.
«Я пришла, чтобы увидеться с матерью», — ответила Гвен.
Во взгляде старой служанки читалось неодобрение.
«И зачем ты хочешь ее увидеть? Ты знаешь, что твоя мать не желает встречаться с тобой. И ты тоже ясно дала понять, что не хочешь ее видеть».
Теперь была очередь Гвендолин неодобрительно посмотреть на Хэрольд. Девушка снова ощутила растущую в ней силу отца. Она почувствовала себя менее терпимой по отношению к этим властным, авторитетным личностям, которые используют свое неодобрение по отношению к молодому поколению как оружие. Что дает им право ставить себя выше других людей, демонстрируя свое неодобрение всем и вся?
«Ты не имеешь права задавать мне вопросы, а я не обязана тебе на них отвечать», — твердо произнесла Гвен. — «Ты служишь королевской семье. Я — член королевской семьи, если ты забыла. А теперь уйти с дороги. Я пришла сюда, чтобы увидеться с матерью. Я тебя не спрашиваю, я тебе приказываю».
На лице Хэрольд появилось удивление. Несколько секунд она стояла, колеблясь, после чего шагнула в сторону и Гвен быстро прошла мимо нее.
Гвендолин вошла в комнату, где заметила свою мать, сидящую в дальнем конце. Она увидела осколки разбитых шахматных фигурок, которые все еще лежали на полу. Девушка удивилась, что мать оставила все в таком виде. И тут Гвен поняла, что вероятно, ее мать оставила эти шахматы здесь в качестве напоминания. Может быть, они служили напоминанием, чтобы ее наказать. Или, возможно, их спор повлиял на нее, в конце концов.
Гвен увидела, что ее мать сидит в своем изысканном желтом бархатном кресле возле окна. В ее лицо, лишенное макияжа, бил солнечный свет. На Королеве все еще был вчерашний наряд, а волосы выглядели так, словно за ними не ухаживали уже несколько дней. Ее лицо казалось старым и обвисшим, морщины появились даже там, где Гвен не замечала их раньше. Девушка с трудом верила тому, что ее мать так постарела со дня убийства отца — она едва ее узнала. Гвендолин почувствовала, каким тяжелым ударом стала для матери смерть отца, и, несмотря на все те чувства, что обуревали ее, она почувствовала к Королеве некоторое сочувствие. По крайней мере, у них было нечто общее — любовь к ее отцу.
«Твоя мать плохо себя чувствует», — раздался резкий голос Хэрольд, которая шла рядом с ней. — «Это не сыграет тебе на руку, если ты потревожишь ее сейчас — независимо от того, что ты пришла узнать».
Гвен развернулась.
«Оставь нас», — приказала она.
Хэрольд в ужасе уставилась на девушку.
«Я не оставлю твою мать без присмотра. Это моя обязанность…»
«Я сказала оставь нас!» — крикнул Гвен, указывая на дверь. Девушка почувствовала себя сильнее и жестче, чем когда-либо. Она на самом деле слышала власть голоса ее отца, проходящего через нее.
Должно быть, Хэрольд тоже это почувствовала, поняла, что перед ней больше не маленькая девочка, которую она знала. Она широко открыла глаза от удивления или, может быть, от страха. Нахмурившись, старая служанка развернулась и поспешила выйти из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Гвен пересекла комнату и закрыла дверь на замок. Она не хотела, чтобы какие-нибудь шпионы услышали то, что она собирается сказать.
Развернувшись, Гвендолин вернулась к матери. Королева не вздрогнула, не отреагировала, когда Гвен препиралась с Хэрольд. Она по-прежнему сидела, уставившись в окно. Гвен спрашивала себя, способна ли мать еще говорить или она всего лишь попусту тратит время.
Гвен опустилась на колени рядом с ней и, потянувшись, осторожно положила руку на руки матери.
«Мама?» — позвала она своим самым нежным голосом.
К разочарованию Гвен, ответа не последовало. Она почувствовала, как разбилось ее сердце. Не зная причины, девушка ощутила, как на нее накатила огромная грусть. И впервые в жизни по какой-то непостижимой причине Гвен почувствовала, что она в состоянии понять — и даже простить — свою мать.
«Я люблю тебя, мама», — сказала она. — «Мне жаль, что все это произошло. Мне действительно жаль».
Несмотря на все свои усилия, Гвен ощутила слезы на щеках. Она не знала, плачет ли она из-за того, что потеряла отца, или из-за потери шанса на отношения между ней и матерью, или из-за всего горя, накопившегося в ней со дня ссоры с матерью. Какова бы ни была причина, ее горе изливалось сейчас. Гвен не могла остановить слезы.
После того, как, казалось, прошла вечность, и тишину больших пустых покоев нарушал только ее плач, к удивлению Гвен, ее мать обернулась и посмотрела на нее. Лицо Королевы ничего не выражало, ее ледяные голубые глаза были широко открыты, но Гвен увидела какой-то трепет, думая о том, что что-то еще может вернуть мать к жизни.
«Твой отец мертв», — сказала мать.
Слова вылетели как мрачное провозглашение и, даже зная, что эти слова правдивы, слышать их было больно.
Гвен медленно кивнула в ответ.
«Да, мертв», — ответила она.
«И ничто не способно его вернуть», — добавила ее мать.
«Ничто», — согласилась Гвен.
Королева снова повернулась к окну. Она вздохнула.
«Я никогда не думала, что это закончится так», — сказала она.
После чего мать снова замолчала, глядя на проплывающее мимо далекое облако.
После того, как прошло уже достаточно много времени и Гвен начала думать, что может снова потерять мать, девушка протянула руку и сжала ее запястье.
«Мама», — произнесла она, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — «Мне нужна твоя помощь. Твой сын, Кендрик, сидит в темнице. Его отправил туда другой твой сын, Гарет. Его обвинили в убийстве отца. Ты знаешь, что Кендрик не совершал этого убийства. Кендрика собираются казнить. Ты должна воспрепятствовать этому».
Гвен стояла на коленях, сжимая руку своей матери, с нетерпением ожидая ответа.
Она ждала очень-очень долго, и когда девушка уже начала терять надежду, внезапно глаза ее матери задрожали.
«Кендрик мне не сын», — сказала мать, как ни в чем не бывало, продолжая смотреть на небо. — «Он — сын твоего отца от другой женщины».
«Это правда», — сказала Гвен, нервничая. — «Но ты вырастила его как своего собственного сына. Твой муж любил его, как сына. Ты знаешь это. И, несмотря на то, является он родным сыном или нет, Кендрик всегда считал тебя матерью. Другой у него нет. Как ты сказала, наша отец мертв. Именно ты должна защищать Кендрика. Если ты ничего не сделаешь, если ты ничего не предпримешь, завтра он будет мертв — за убийство, которого он не совершал. За убийство твоего мужа. Его казнь запятнает память о твоем муже».
Гвен гордилась собой из-за того, как она изложила все это. Девушка почувствовала, что ее мать услышала каждое слово. Последовало долгое молчание.
«Я не правлю этой землей», — ответила мать. — «Я — всего лишь очередная бывшая Королева. Бессильная, как и остальные. В этом королевстве правят мужчины».
«Ты не бессильна», — настаивала Гвен. — «Ты — мать теперешнего короля. Ты — бывшая королева бывшего короля, который умер несколько дней назад и которого наша страна все еще любит и оплакивает. Все его советники все еще прислушиваются к тебе. Они доверяют тебе. Они любят тебя, как любили его. Твой приказ имеет большое значение. Он предотвратит смерть Кендрика».
Мать продолжала сидеть, глядя в окно. Выражение ее лица практически не изменилось. Гвен наблюдала за ее глазами, но ей было трудно судить, поняла ли ее мать на самом деле, или сколько она смогла понять. Она казалась такой же проницательной, как и всегда, но было очевидно, что внутри нее что-то произошло.
«Разве ты не хотела бы найти убийцу своего мужа?» — спросила Гвен.
Ее мать пожала плечами.
«Я не должна вмешиваться в правление своего сына. Он теперь Король. Решать должна судьба».
«То есть ты просто будешь сидеть здесь и ничего не станешь делать, когда умирает твоей невиновный сын?»
Бывшая королева медленно покачала головой.
«Гарет всегда был своенравным мальчиком. Мой первенец», — произнесла она. — «Полагаю, что он несет на себе все мои грехи. Его природу никогда нельзя было исправить. Возможно, он убил твоего отца. Возможно, что нет. Но короли и предназначены для того, чтобы быть убитыми. Они предназначены для того, что их свергали. Твой отец знал об этом. Ты рискуешь, вступая на трон».
«Конечно же, я скорблю о своем муже», — добавила королева. — «Но таков танец корон».
Гвен вспыхнула от гнева. Она посмотрела на мать, увидела ее решимость и ощутила новый прилив ненависти по отношению к ней. Гвендолин стояла и бросала на нее сердитые взгляды, снова готовясь к тому, что больше никогда не увидит свою мать. Девушка бросила на нее один последний долгий взгляд, чтобы сохранить лицо матери в своей памяти. Она никогда не хотела бы забывать это лицо — лицо, которым она никогда не хотела бы становиться.
«Наш отец гневно смотрит на тебя сверху», — сказала Гвен, чувствуя, словно она является каналом, через который проходит голос отца.
После этих слов девушка развернулась и вышла из комнаты, захлопнув за собой дверь. Эхо этого стука сотрясало весь замок.
