3

Когда зазвонил телефон, я была в саду и ощипывала сухие листья с куста чайной розы, вьющейся по кирпичной стене очаровательного английского коттеджа. Кругом щебетали птицы, солнце мягко согревало мне лицо, мир казался исполненным неправдоподобного покоя. «Прекрасное начало прекрасного дня», — подумала я, решив не обращать внимания на звонок. Я погрузила лицо в самую гущу розовых соцветий, и телефон смолк. Потом я услышала легкий щелчок, и рядом со мной раздался голос, хорошо мне знакомый, но словно бы не отсюда:

— Орели? Орели, ты спишь? Почему ты не подходишь к телефону? Гм… смешно. А может, ты принимаешь душ?.. Послушай, я только хочу тебе сказать… Через полчаса я буду у тебя с круассанами и шоколадными пирожными, которые ты так любишь. Орели… Алло… Алло… Возьми трубку, пожалуйста.

Вздохнув, я открыла глаза и босиком пошла в коридор.

— Привет, Бернадетт, — услышала я свой заспанный голос.

И английского розария как не бывало.

— Я тебя разбудила? Но уже половина десятого…

Бернадетт — жаворонок, и это время для нее — почти полдень.

— Гмм… Гмм… — Я зевнула и, прижав трубку к плечу, попыталась нащупать ногой под кроватью стоптанные балетки.

К недостаткам моей работы относится то, что вечерами я почти не бываю свободна. Однако есть бесспорное достоинство: утром я могу позволить себе начать день без спешки.

— Мне снился такой прекрасный сон, — сказала я, поднимая жалюзи.

Взглянув на пасмурное небо, я снова вспомнила летний английский коттедж.

— Тебе лучше? Я уже почти доехала.

— Да, намного лучше, — улыбнулась я и с удивлением обнаружила, что сказала правду.

Три дня прошло с тех пор, как Клод бросил меня. И вчера, когда я, несколько уставшая после бессонной ночи, но никак не несчастная, покупала на рынке продукты, а потом встречала посетителей и предлагала им рыбное блюдо «Морской волк», которое Жак так замечательно готовит, я совсем не вспоминала о Клоде. Моя голова была занята Робертом Миллером и его романом. Я обдумывала свою идею ему написать.

И только когда Жак, по-отечески положив мне на плечо руку, сказал: «Бедная моя малышка, что сделал с тобой этот негодяй? Ах, все мужчины — свиньи! Съешь тарелочку супа буйабес», я словно почувствовала укол в сердце, но плакать все равно больше не могла.

А когда за полночь вернулась домой, то выпила красного вина на кухне, еще раз пролистала книгу, а потом долго сидела над чистым листком бумаги с ручкой наготове.

Я не могла вспомнить, когда в последний раз сочиняла письма, а теперь собиралась писать человеку, которого совсем не знала. Странная все-таки штука — жизнь.

— Знаешь, Бернадетт, — сказала я, отправляясь в кухню накрывать на стол. — Со мной происходит нечто необычное. Думаю, мне есть чем удивить тебя.

Некоторое время спустя Бернадетт сидела напротив меня и смотрела озадаченно:

— Ты читала книгу?

Она явилась ко мне с маленьким букетом цветов и огромным пакетом, полным круассанов и слоеных пирожных с шоколадом. Она хотела меня утешить, но вместо несчастной, рыдающей Орели, промочившей не одну дюжину бумажных платочков, увидела Орели с блестящими от возбуждения глазами, которая поведала ей фантастическую историю об унесенном ветром зонтике в горошек, о преследовавшем ее на мосту полицейском, о чудесном магазине, где Марк Шагал угощал ее печеньем, и о загадочной книге, захватившей ее с первой страницы. И как, одно к одному, выстраивалась цепочка событий. И как она всю ночь читала этот роман, развеявший ее тоску и пробудивший любопытство. И о том, что ей приснилось, и как она написала автору письмо. И о том, что все это в высшей степени необычно.

То ли я говорила слишком быстро, то ли была чересчур взволнована, но Бернадетт не уловила самого главного.

— Итак, ты купила себе пособие по практической психологии, и оно тебе помогло. — Так объяснила она случившееся со мной чудо. — Да, это действительно странно. Я никогда не считала тебя любительницей такого рода литературы. Однако главное — тебе полегчало.

— Нет, нет и еще раз нет, — затрясла я головой. — Ты ничего не поняла, Бернадетт. Это не популярная психология, это роман обо мне.

— Ты хочешь сказать, что героиня рассуждает так же, как ты, и это пришлось тебе по душе? — Она улыбнулась и театрально развела руками. — Что ж, добро пожаловать в мир книг, дорогая Орели. Хочу сказать, твой энтузиазм вселяет в меня надежду. Кто знает, может, и из тебя получится вполне сносная читательница.

— Послушай меня, Бернадетт, — застонала я. — Да, я не любительница книг, и дело не в том, что я совсем спятила, прочитав какой-то там роман. Эта книга мне понравилась, даже очень. Это одно. Но другое — в ней описана девушка, женщина, которая выглядит точь-в-точь как я. Пусть даже ее зовут Софи. У нее темно-русые волнистые волосы, она среднего роста, стройная и носит мое платье. А в самом конце романа она сидит в моем ресторане, который называется «Время вишен» и расположен на улице Принцессы.

Бернадетт замолчала. Прошло довольно много времени, прежде чем она заговорила снова.

— И эта женщина в романе тоже водится с чокнутым подонком по имени Клод, который все время изменяет ей с другими?

— Нет, этого она не делает, — ответила я. — Она вообще ни с кем не водится, только позже влюбляется в одного англичанина, которого удивляют привычки и обычаи французов. — Тут я запустила в Бернадетт кусочком круассана. — Кроме того, Клод не изменял мне все время.

— Кто знает, — пожала плечами Бернадетт. — Но хватит о Клоде. Я хочу увидеть эту чудесную книгу.

Моя подруга была заинтригована. Вполне возможно, ей показалась бы чудесной любая вещь, которая могла отвлечь меня от Клода и успокоить. Я встала и протянула ей роман, который лежал тут же, на буфете:

— Вот.

Бернадетт взглянула на обложку.

— «Улыбка женщины», — прочитала она. — Хорошее название.

— Смотри сюда… — показывала я ей, — и сюда… Только почитай!

Взгляд Бернадетт скользил по строчкам, а я нервничала, ожидая ее приговора.

— М-да… — наконец произнесла она, — это действительно странно. Но — боже мой! — в жизни случаются такие удивительные совпадения! Кто знает, может, автор бывал в твоем ресторане или слышал о нем. Его друг, который приезжал в Париж в командировку и обедал у тебя, мог рассказать ему. И потом, пойми меня правильно, дорогая Орели. Разумеется, ты нечто особенное. Но ведь не у тебя одной длинные русые волосы.

— А платье? — не сдавалась я.

— Да, платье… — Бернадетт снова на мгновение задумалась. — Что здесь можно сказать? Ведь речь идет о платье, которое ты когда-то где-то купила. Я имею в виду, это не уникальная модель, которую специально для тебя разработал Карл Лагерфельд. Ведь так? Иначе говоря, другая женщина может иметь точно такое же платье. Или он увидел его на манекене в витрине магазина. Здесь допустимы разные варианты. — (Я разочарованно застонала.) — Понимаю, тебе все это представляется в высшей степени удивительным, — продолжала Бернадетт. — Уверена, что на твоем месте и мне бы так показалось в первый момент.

— Не думаю, что это совпадение, — спорила я. — Просто не верится.

— Моя дорогая Орели, все на свете либо совпадение, либо судьба — кому как больше нравится. Лично я полагаю, всем этим странностям можно найти довольно простое объяснение. Но это лишь мое мнение. Так или иначе, эта книга вовремя попала тебе в руки и заставила тебя думать о другом, чему я очень рада.

Я кивнула немного разочарованно, потому что ожидала другой реакции.

— Но ты должна признать, такое случается нечасто, — настаивала я. — Или с тобой тоже было нечто подобное?

— Я все признаю, — засмеялась Бернадетт, — и… нет, ничего подобного со мной не происходило.

— Несмотря на то что ты читаешь куда больше меня, — подытожила я.

— Да, несмотря на то что читаю я куда больше, — повторила она. — И я искренне тебе завидую… — Она многозначительно посмотрела на книгу и перевернула ее. — Роберт Миллер — никогда не слышала. Во всяком случае, он чертовски симпатичный, этот твой Роберт Миллер.

— А его книга, если хочешь, спасла мне жизнь, — кивнув, быстро добавила я.

— И ты написала ему об этом? — оторвав взгляд от обложки, спросила Бернадетт.

— Нет, конечно, — ответила я. — Во всяком случае, не так прямо. Но я поблагодарила его и пригласила поужинать в моем ресторане, в котором Роберт Миллер, если верить твоим словам, уже бывал или слышал о нем. — О фотографии, которую вложила в конверт, я ничего не сказала.

— О-ля-ля! — воскликнула Бернадетт. — Но ты ведь хочешь кое о чем его расспросить?

— Да, — согласилась я. — Однако иногда читатели пишут писателям просто потому, что им нравятся их книги. Ничего необычного в этом нет.

— Ты не прочтешь мне свое письмо?

— Ни в коем случае, — замотала я головой. — Тайна переписки. Кроме того, я уже запечатала конверт.

— И отправила?

— Нет. — Только сейчас мне пришло в голову, что я не знаю адреса. — Как же это, собственно говоря, делается…

— Ты можешь написать в издательство, а уж они передадут твое письмо в нужные руки, — посоветовала Бернадетт. Она снова взяла книгу и заглянула в выходные данные. — Так… давай посмотрим… Издательство «Опаль». Париж, Университетская улица. — Бернадетт снова положила книгу на кухонный стол. — Но это не так далеко отсюда. — Она глотнула кофе. — Ты можешь сама туда дойти. — Она подмигнула мне. — Так дело пойдет быстрее.

— Какая ты глупая, Бернадетт, — ответила я. — А знаешь что? Именно так я и поступлю.

Возвращаясь с работы рано вечером, я сделала небольшой крюк и прошлась по Университетской улице, чтобы опустить продолговатый мягкий конверт в почтовый ящик издательства «Опаль».

«Издательство „Опаль“. Для писателя Роберта Миллера», — стояло на нем.

Сначала я написала: «Роберту Миллеру лично в руки». Однако «для писателя Роберта Миллера» звучало, как мне показалось, более торжественно. Признаюсь, некоторая высокопарность вполне соответствовала моему настроению, когда я услышала, как письмо с мягким стуком опустилось на дно почтового ящика по другую сторону большой парадной двери.

Отправляя письмо, человек запускает в действие своего рода механизм. Он вступает в диалог. Хочет поделиться новостями, переживаниями, другим опытом или желает что-то узнать. Письмо подразумевает адресата и отправителя и, как правило, требует ответа. Даже предсмертная записка рассчитана на живых и вызывает, в отличие от дневниковой записи, отклик.

Трудно сказать, какой реакции я ожидала от своего письма. В любом случае, мне хотелось большего, чем «галочка», поставленная из вежливости под моей читательской благодарностью. Я ждала ответа. И меня соблазняла перспектива знакомства с писателем, завершившим свой роман сценой в моем ресторане.

Однако действительность превзошла все мои ожидания.