13
— Мадемуазель Бреден, мадемуазель Бреден! — закричал кто-то за моей спиной.
Я только что вышла из дома и свернула в каменную арку, ведущую на бульвар Сен-Жермен. День клонился к вечеру, я направлялась в ресторан. Из полумрака вынырнул высокий мужчина в темном зимнем пальто с красным шарфом. Рядом с мужчиной шел Андре Шабане.
— Что вы здесь делаете? — удивилась я.
— Вот, только что вернулся с деловой встречи, — улыбнулся он, кивнув в сторону «Прокопа». — Мой кабинет так завален рукописями и книгами, что я не могу принимать там больше одного человека. — Он помахал набитой бумагами кожаной папкой. — Какая приятная неожиданность! — Шабане огляделся. — Вы живете в прекрасном месте!
Я холодно кивнула. Он пошел рядом со мной.
— Вы позволите немного проводить вас?
— Вы это уже делаете, — сердито огрызнулась я и ускорила шаг.
— О, вы всегда такая злая ближе к вечеру? — спросил он.
— Я не нахожу вашим поступкам никакого объяснения, — ответила я. — Сначала вы пригласили меня в «Куполь», а потом даже не соизволили сообщить о встрече с Миллером в «Козероге». Что за игру вы ведете, месье Шабане?
Некоторое время мы шли молча.
— Послушайте, мадемуазель Бреден, — наконец заговорил он, — чтения в «Козероге» были для меня самого большой неожиданностью. Конечно, я хотел известить вас, но все время мешали дела, а потом как-то забылось.
— То есть у вас не нашлось тридцати секунд на то, чтобы сказать: «Мадемуазель Бреден, встреча Миллера с читателями состоится в понедельник в восемь часов»? А потом вы забыли? Какое же этому может быть оправдание? О важных вещах люди помнят, — продолжала я, не сбавляя шага. — А когда я позвонила в издательство, вы просто не подошли к телефону.
Он схватил меня за руку:
— Нет, это не так! Мне передали, что вы звонили, но в тот момент меня действительно не было на месте!
— Не верю ни одному вашему слову, — вырвав руку, ответила я. — Вы сами рассказывали мне в «Куполь», как секретарша оберегает вас от телефонных разговоров, которые понапрасну отнимают у вас время. Это о моих звонках, так?
Сама не знаю, с чего это я так разошлась. Может, дело было в разочаровании от вчерашнего вечера, и я просто-напросто вылила весь свой гнев на месье редактора, который и на этот раз «ничем не мог мне помочь».
— С моей мамой вчера случилось несчастье, вторую половину рабочего дня я провел в больнице, — объяснил Андре Шабане. — И я не имел вас в виду, когда говорил о людях, понапрасну отнимающих мое время. Ваши звонки значат для меня гораздо больше, мадемуазель Бреден.
Это было неожиданно. Я остановилась, застыдившись своей черствости.
— Бедненький мой. Мне очень жаль.
— Теперь верите? — Он посмотрел мне в глаза.
— Да. — Я отвела взгляд. — Надеюсь, с вашей мамой все благополучно?
— Она поправляется, — кивнул Шабане. — Упала на эскалаторе и сломала ногу. Вчера у меня был неудачный день. — Он тряхнул головой.
— У меня тоже, — кивнула я.
Он улыбнулся:
— Тем не менее не могу простить себя за то, что не предупредил вас о чтениях.
Мы шли рядом мимо освещенных окон бульвара. Потом обогнули группу японцев в сопровождении гида с красным зонтиком.
— Как вы, собственно, узнали о чтениях? — поинтересовался Шабане.
— Моя подруга живет на острове Сен-Луи, — ответила я. — Она увидела объявление в магазине, а у меня как раз в понедельник выходной.
— Ну, слава богу! — воскликнул он.
Мы остановились у светофора.
— Здесь нам придется расстаться, — сказала я, показывая в сторону улицы Бонапарта. — Я пойду.
— Вы на работу? — спросил Шабане.
— Угадали.
— Все собираюсь зайти к вам в ресторан «Время вишен», — сказал он. — Действительно романтическое место.
— Приходите, — пригласила я. — И приводите с собой маму, когда она поправится.
Он недоверчиво посмотрел на меня:
— Вы шутите?
Я усмехнулась, и тут загорелся зеленый свет.
— Мне пора, месье Шабане.
— Подождите! — закричал он, когда я уже ступила на «зебру». — Скажите только, чем я могу загладить свою оплошность?
— Попробуйте что-нибудь придумать!
Перебежав дорогу, я помахала ему рукой, а потом свернула на улицу Принцессы.
— Что ты, собственно, делаешь на Рождество? — поинтересовался Жак, когда я помогала ему готовить говядину по-бургундски на кухне.
Второй повар, Поль, уже выздоровел, но собирался подойти позже.
Мы нарезали мясо на порционные кусочки и обжарили на нескольких сковородках, чтобы лучше подрумянилось. Теперь я тушила говядину в большом сотейнике, слегка присыпав мукой.
— Понятия не имею, — ответила я Жаку.
И тут мне пришло в голову, что впервые в жизни мне не с кем праздновать Рождество. Странное чувство. И ресторан с двадцать третьего декабря и до середины января будет закрыт. Я помешала мясо деревянной ложкой, ожидая, когда поджарится мука. Потом подлила немного бургундского вина. Оно зашипело, обдав меня приятным запахом, и образовало темный соус.
Тут подошел Жак с нарезанной морковью и грибами. Он высыпал и то и другое в сотейник с широкой разделочной доски.
— Ты могла бы приехать в Нормандию, — пригласил он. — Я буду отмечать Рождество с сестрой, а у нее большая семья и всегда весело. Зайдут хорошие друзья, соседи…
— Очень любезно с твоей стороны, Жак, но я не знаю… Я еще не думала. В этом году у меня все по-другому.
Почувствовав в горле комок, я прокашлялась. «Только без сантиментов, это ни к чему не приводит», — приказала себе я.
— Мне и одной будет хорошо, — продолжала я. — В конце концов, я не маленькая девочка.
Я уже представляла себя одиноко сидящей перед шоколадным рулетом, который у нас обычно подавали к рождественскому ужину на десерт. Папа ставил его с помпой на стол, когда у гостей, как они сами выражались, желудки лопались от праздничного угощения.
— Для меня ты навсегда останешься маленькой девочкой, — сказал Жак и положил мне на плечо тяжелую руку. — Но мне было бы спокойнее, если б ты поехала со мной к морю. Что ты собираешься делать в Париже, где все время дождь? Да и не годится встречать Рождество в одиночестве. — Он недовольно покачал головой, и его поварской колпак затрясся. — Свежий воздух и прогулки на побережье быстро вернут тебя к жизни. Кроме того, мне придется много готовить, и в этом ты мне поможешь. — Он пристально посмотрел на меня: — Обещай, что подумаешь, Орели.
— Обещаю, — кивнула я.
Добрый старина Жак!
— И знаешь, что мне там больше всего нравится? — спросил он.
— Что все вокруг далеко видно, — с улыбкой угадала я его мысль.
Жак попробовал соус большой деревянной ложкой.
— Можно смело добавить вина, — заметил он, подливая в чугунок бургундского. — Так, а теперь в духовку!
Я посмотрела на часы:
— Ой, пора накрывать!
Я сняла передник и косынку и тряхнула головой, взбивая волосы. Потом подошла к зеркальцу, висевшему возле двери, и подкрасила губы.
— Красивей ты уже не будешь, — заметил Жак.
И я вышла в зал.
Через несколько минут появилась Сюзетта, и мы вместе принялись накрывать столы, расставлять бокалы под вино и воду и складывать белые салфетки. Я заглянула в ежедневник. В ближайшее время нас ожидало много работы, нужно срочно нанимать новых сотрудников.
На каждый вечер почти все столики в нашем маленьком ресторане были забронированы — обычное явление для декабря.
— Сегодня у нас рождественская вечеринка на шестнадцать персон, — сообщила я Сюзетте. — Правда, они заказали все меню целиком. — (Сюзетта кивнула и принялась сдвигать столы.) — Нужно проследить, чтобы на десерт все гости вовремя получили блинчики Сюзетты, — продолжала я. — Жак выйдет в зал и на глазах у публики польет их бренди и подожжет.
Когда шеф-повар лично выходит в зал и начинает сервировать блинчики Сюзетты или нарезать апельсины, посыпая их колотым миндалем и с важным видом поливая сиропом, это всегда производит впечатление. Полресторана затаив дыхание наблюдает, как вспыхивает на кончике свечи синее пламя.
Я проверила столовые приборы, и тут зазвонил телефон.
— Подойди ты, — попросила я Сюзетту. — На сегодня все столики заказаны.
Сюзетта подошла к телефону, который стоял у задней стенки возле кассы.
— Ресторан «Время вишен», добрый день, — прощебетала она в трубку с вопросительной интонацией. — Одну минутку, месье… — Она помахала мне рукой: — Орели, это тебя.
Я взяла трубку:
— Да?
— А… добрый день, я говорю с мадемуазель Орели Бреден? — спросил голос с неподражаемым английским акцентом.
— Да. — Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо, и отвернулась к барной стойке. — Это Орели Бреден.
— О, мадемуазель Бреден, рад, что застал вас. Это Роберт Миллер. Я узнал номер телефона вашего ресторана и решил позвонить. Я не слишком вам помешал?
— Нет, — прошептала я, ощутив пульсирующий комок в горле. — Вы мне совсем не помешали. Ресторан открывается только через полчаса. Вы еще в Париже?
— О нет, к сожалению, — ответил он. — Рано утром я должен был уехать домой в Англию. Вы слышите меня, мадемуазель Бреден?
— Да, — выдохнула я, прижимая трубку к уху.
— Мне безумно жаль, что все так вышло, — продолжал он. — Ах… моя милая мадемуазель Бреден… Я застыл как громом пораженный, когда увидел вас. У меня хватало сил только любоваться вами. Вы были так прекрасны в своем бордовом платье, словно внеземное существо, явившееся к нам из другой галактики…
Я глубоко вздохнула и прикусила губу:
— А я уж думала, вы обо мне забыли.
— Нет-нет, — быстро заговорил он. — Вы не должны так думать. Я все помню: и ваше письмо, и фотографию. Я просто не сразу понял, что это вы, Орели. И потом, вокруг толпилось столько народу! И каждый чего-то хотел от меня, а мой редактор с литературным агентом так и пялились на нас и ловили каждое слово… Я не знал, что сказать. И теперь боюсь, что вы держите меня за идиота.
— Нет-нет, — поспешила возразить я, почувствовав, как у меня горят уши. — Все нормально.
— Моя милая мадемуазель Орели, я действительно спятил. Пожалуйста, простите меня. Вы же знаете, что общительностью я никогда не отличался. — В голосе его звучало отчаяние. — Не сердитесь на меня!
Боже, каково мне было это слышать!
— Разумеется, я не сержусь на вас, мистер Миллер, — успокоила его я.
Краем глаза я заметила, что Сюзетта слушает наш разговор с неослабевающим интересом. Я решила не обращать на нее внимания и склонилась над ежедневником.
Роберт Миллер облегченно вздохнул.
— Это очень мило с вашей стороны, Орели, — продолжал он. — Могу я так вас называть?
— Да, конечно, — кивнула я.
— Орели, я надеюсь, ваше приглашение остается в силе? Вы еще не раздумали ужинать со мной в своем уютном ресторанчике?
— Разумеется, я этого жду! — почти закричала я. Глаза Сюзетты, которая все еще возилась рядом, округлились еще больше. — Только скажите, когда вам удобно.
Роберт Миллер замолчал, я услышала в трубке шелест бумаги.
— Шестнадцатое декабря вам подходит? В этот день я буду в Париже по делам, но весь вечер в вашем распоряжении.
Я прикрыла глаза и улыбнулась. Шестнадцатое декабря — мой день рождения. Кроме того, это понедельник. Все самое важное в моей жизни с некоторых пор случается по понедельникам. Именно в этот день недели я купила роман «Улыбка женщины» в магазинчике на острове Сен-Луи, встретила Клода с его беременной подругой в бистро «Палетт» и впервые увидела Роберта Миллера на вечере в «Козероге». Если так пойдет дальше, замуж я выйду в понедельник и умру, вероятно, тоже. И миссис Динсмор будет поливать мою могилу из лейки.
Я улыбнулась.
— Алло, мадемуазель Орели, вы еще здесь? — раздался взволнованный голос Миллера. — Если шестнадцатое число вас не устраивает, мы назначим другую дату. Но ужин должен состояться, я настаиваю!
— Он состоится, — засмеялась я. — Шестнадцатого декабря, в понедельник, в восемь часов. Рада была вас слышать, мистер Миллер!
— Вы и не представляете, как я рад! — отозвался он и тут же неуверенно добавил: — Могу я попросить вас об одной услуге, мадемуазель Орели? Пожалуйста, не говорите Андре Шабане о нашей предстоящей встрече. Он очень мил, но иногда бывает… как вам сказать… навязчив. Если он узнает, что я в Париже, обязательно захочет со мной встретиться, и тогда у нас с вами не останется времени друг для друга.
— Не беспокойтесь, — ответила я. — Я буду нема как могила.
Положив трубку, я встретилась глазами со сгорающей от любопытства Сюзеттой.
— Бог мой, кто этот мужчина? — спросила она. — Он сделал тебе предложение?
Я улыбнулась.
— Шестнадцатого декабря этот мужчина будет моим гостем, — ответила я и тут же добавила со значением: — Единственным.
Оставив Сюзетту недоумевать над этими загадочными словами, я пошла открывать ресторан.
Отныне ужин с Робертом Миллером стал моей маленькой тайной.
Столицу Франции не зря называют городом огней. Особенно это верно для декабрьского Парижа.
Каким бы серым ни был ноябрь с его бесконечными дождями, в декабре Париж преображается, превращаясь в сплошное мерцающее море. Под Рождество ночной Париж похож на сказочный город из серебра. Как будто некая фея пролетела, осыпав дома звездной пылью.
Узловатые деревья на Елисейских Полях украшены бесчисленными фонариками. Взрослые и дети, разинув рты, глазеют на сияющие витрины «Галери Лафайет», «Принтама» и небольшого, но уютного магазина «Бон марше». В узеньких переулках и на широких бульварах толпятся люди с бумажными пакетами, украшенными лентами и розетками. В музеях больше нет длинных очередей. В последнюю предрождественскую неделю даже в Лувр можно проникнуть без труда, чтобы вдоволь налюбоваться загадочной улыбкой Моны Лизы. И над всем этим — переливающаяся огнями Эйфелева башня, такая величественная и одновременно изящная, — символ города, как магнитом притягивающий к себе восторженных туристов.
Два раза я приезжала туда с маленькой Мари кататься на коньках. «Катание на коньках на Эйфелевой башне» — гласил плакат с парой фигуристов в старомодных костюмах на небесно-голубом фоне. Я не была здесь несколько лет. Мари захотелось подняться пешком до второго уровня. Во время восхождения я все время старалась держаться внутренней стороны, чтобы смотреть вниз сквозь металлические перегородки, такие громадные вблизи. От ледяного воздуха и высоты у меня закружилась голова. А потом мы летали на коньках над нашим серебряным городом, и я опять чувствовала себя ребенком.
Что-то есть в этом празднике, который снова и снова возвращает нас в прошлое, к нашим воспоминаниям и желаниям и к нашей детской душе, которая до сих пор ждет сказки перед его волшебной дверью.
Шелест оберточной бумаги, горящие свечи, нарядные окна, запах корицы и гвоздики и пожелания, высказанные в записочках или молитвах. Рождество снова пробуждает в нас веру в волшебство, хотим мы того или нет. И это чудо есть нечто такое, что нельзя потрогать руками или удержать, оно не принадлежит никому и все время остается с нами. Оно нам просто дано.
Я прислонила голову к стеклу, сидя в такси, которое как раз пересекало Сену. На воде играли солнечные блики. Сегодня Бернадетт пригласила меня на завтрак, и теперь у меня на коленях лежал шелковый сверток с красным пальто, которое она мне подарила.
Начало было многообещающим. Еще вечером пятнадцатого декабря, проводив последних посетителей в половине первого ночи, мы распили бутылку шампанского за мое здоровье. Мы — это Жак, Поль, Клод, Мари, наш новый шестнадцатилетний работник Пьер, Сюзетта, весь вечер намекавшая мне на какой-то сюрприз, и Жюльетт Менье, которая со второй половины декабря помогала нам почти каждый вечер.
Жак приготовил замечательный шоколадный торт с малиновой начинкой, лишь небольшую часть которого мы смогли съесть. Он же преподнес мне большой букет от имени всех, а также пакет с подарками. Там были теплый шарф и вязаные шерстяные перчатки от Сюзетты, записная книжка с восточным орнаментом от Поля и бархатный мешочек с раковинами от Жака, в котором я обнаружила и билет на поезд.
Это был момент почти семейного счастья. В пустом ресторане с бутылкой шампанского мы встречали новый год моей жизни! А в два часа ночи, уже дома, в постели, закутавшись в одеяло, я засыпала с мыслью, что вечером меня ждет потрясающее рандеву с симпатичным английским писателем, которого я совершенно не знала и с которым надеялась познакомиться.
Машина переехала через «лежачего полицейского», сверток у меня на коленях пришел в движение, и бумага зашелестела.
— Ты с ума сошла, — сказала я Бернадетт за завтраком, разворачивая свой подарок. — Ты спятила, Бернадетт. Малиновое пальто! Ведь оно ужасно дорогое!
— Оно будет приносить тебе удачу каждый раз, когда ты его наденешь, — ответила она. — Начиная с сегодняшнего вечера.
И вот шестнадцатого декабря, во второй половине дня, я стояла перед дверями ресторана «Время вишен» в счастливом малиновом пальто, окутанная ароматом гелиотропа и готовая к новым приключениям.
Я прошла на кухню и начала готовить. Я задумала меню, которым хотела вознаградить себя за то, что провожала этот ужасный ноябрь счастливой улыбкой, которая, я надеялась, открывала в моей жизни новую страницу. Кроме того, это был мой первый ужин с Робертом Миллером.
Я долго думала, какими кулинарными изысками удивить английского писателя, и в конце концов остановилась на «меню любви», которому научил меня отец. Оно не содержало ничего такого, что могло бы считаться вершиной французской кухни, однако было несложным, и я не сомневалась, что справлюсь с ним. А значит, во время свидания ничто не будет отвлекать меня от моего действительно долгожданного гостя.
Я надела фартук и принялась разбирать сумки с продуктами, которые еще в полдень принесла с рынка. Свежий фельд-салат, два стебля сельдерея, апельсины, орехи макадамия, шампиньоны, морковь, красный лук, блестящие, почти черные баклажаны, два розовых граната, баранина и свиная ветчина. Картофель, сливки, помидоры, зелень и багеты были у нас на кухне всегда. Десерт — терпкое на вкус грейпфрутовое парфе с корицей и пирожные «Шоколадный замок» — я приготовила еще вчера вечером.
Мы начнем с закуски: фельд-салат с шампиньонами, авокадо, орехами макадамия и обжаренными кусочками ветчины. С папиным картофельным соусом — это нечто особенное. Однако сейчас мне следовало заняться рагу из баранины, потому что чем дольше оно печется на медленном огне в духовке, тем нежнее получается мясо.
Я вымыла розовое филе и осторожно высушила его салфеткой, после чего нарезала кусочками, обжарила в оливковом масле и отставила в сторону. Потом я бланшировала в кипятке помидоры, отделила их от кожицы и удалила семена. Я добавлю их под конец вместе с белым вином, чтобы их сильный аромат не заглушил запахи других овощей. Я налила в стакан немного «Пино блан» — это вино мне также пригодится.
Напевая себе под нос, я разрезала гранаты, вилкой удаляя из них зерна. Они вываливались из плодов, похожие на сверкающие красные жемчужины. Я привыкла готовить быстро. Однако если, как в этот день, позволяла себе несколько растянуть удовольствие, готовка превращалась в почти колдовское действо, во время которого я забывала обо всем. Нервное напряжение уходило с каждой минутой. Я представляла себе, как будет проходить этот вечер с Робертом Миллером, думала о том, что скажу ему. Щеки мои быстро раскраснелись, и я расслабилась.
Кухню заполнил аромат тушеного мяса, тимьяна и чеснока. Фельд-салат, вымытый и очищенный, лежал в большом дуршлаге из нержавеющей стали. Шампиньоны я нарезала тонкими ломтиками, авокадо кубиками. Я попробовала картофельный соус и поставила в духовку «Шоколадный замок». Потом сняла фартук и повесила его на крючок. На часах только половина седьмого, а у меня уже все готово. Бутылка шампанского стоит в холодильнике. Теперь остается только ждать.
Я вышла в зал, где в нише у окна уже накрыла столик. Нижнюю часть стекла я занавесила белой ажурной шторкой, чтобы оградить себя и своего гостя от любопытных взглядов. На скатерть я поставила серебряный подсвечник с одной свечой, в музыкальный центр вставила диск с французским шансоном. Потом налила себе бокал «Пино блан» и стала смотреть на город.
Улица лежала передо мной, темная и безлюдная. Немногочисленные магазинчики уже успели закрыться. Я взглянула на свое отражение в оконном стекле и увидела молодую женщину в зеленом шелковом платье без рукавов. Вот она сняла заколку и распустила волосы. Вот она улыбнулась. То, что я снова надела это зеленое платье, кому-то могло показаться смешным, однако ничего другого на себе в тот вечер я просто не представляла. Я подняла бокал и выпила за здоровье той женщины со светящимися волосами.
— С днем рождения, Орели! — вполголоса провозгласила я. — Пусть сегодняшний день станет для тебя особенным.
Внезапно я поймала себя на мысли, что жду от сегодняшнего ужина серьезных изменений в своей жизни.
Через полчаса, как раз когда я в огромных кухонных рукавицах засовывала горшок с бараньим рагу в духовку, в окно постучали. Я сняла рукавицы и поспешила из кухни. Неужели это Роберт Миллер явился раньше назначенного часа?
Я увидела огромный букет роз цвета шампанского, а потом мужчину, который радостно махал мне рукой. Но это был не Роберт Миллер.
