Глава XIV
Любовь к театральным эффектам была у Мори в крови даже в те давние дни, когда он так тщательно спланировал потрясающий сюрприз для Мэри, продемонстрировав ей больницу Гленберн и маленький домик, занять который, увы, им так и не довелось. Став другим человеком, и при других обстоятельствах, но с тем же энтузиазмом он решил сделать из своего прощального вечера с лекцией Уилли целое событие, которое долго будут помнить в Шванзее даже после его отъезда. Приготовления были сложные, и вот теперь заветный день, час и минута настали. Вот они, его друзья, сидят в ожидании аккуратным полукругом в гостиной, где на закрытых створках дверей развернут белый экран. В другом конце комнаты на низком столике установлен взятый в аренду проектор и уже подключен к электрической розетке.
С самого начала, когда прибыла в новой шляпке Леонора Шуц с доктором Альпенштюком, за которыми сразу появились маленькая Галли и Арчи Стенч, подвезший старушку, затем мадам Лудэн с мужем и, наконец, после тревожной паузы, Фрида фон Альтисхофер, вечер проходил хорошо, гости все больше оживлялись благодаря отличному буфету и превосходному шампанскому. Леонора была в веселом настроении и все время звонко хохотала; Стенч, бродя по гостиной с бокалом в руке, без устали повторял: «Роскошно, старина. Говорю тебе, роскошно», в то время как маленькая Галли, держа наготове сумку, все время улыбалась самой себе той таинственной сдержанной улыбкой, которая присуща очень глухим людям. Никто не ожидал хоть какой-то реакции от тихоней Лудэнов, но даже они поддались общему настроению радостного предвкушения. Мори остался доволен — возможно, Арчи проявил излишнюю прыткость и, по своей привычке, не удержался от намеков, но их было недостаточно, как надеялся хозяин, чтобы испортить финальный сюрприз. Раз или два, бросив взгляд на мадам фон Альтисхофер, которая почти не притрагивалась к угощению, он задавался вопросом, догадывается ли она о его решении, а потом необъяснимым образом понял, что она обо всем знает, хотя откуда — он понятия не имел. Тем не менее она держалась дружелюбно, особенно по отношению к Кэти, не проявляла признаков беспокойства — временами он даже перехватывал ее вопросительный взгляд — и вообще никак не выдавала своего разочарования, которое он мог бы от нее ожидать. Ему оставалось только воздать ей хвалу за воспитанность и надеяться из соображений милосердия, что воспоминания об их дружбе останутся ничем не замутненными.
Но что особенно его порадовало — так это успех, заслуженный, пусть и неожиданный, обоих своих гостей, но Кэти особенно, хотя он мог бы пожелать ей чуть меньше нервничать и быть более общительной. Мадам Лудэн и оживленная Леонора превосходно отзывались о ней, а вездесущий Арчи кружил, пошатываясь, и сыпал комплиментами, заставляя дам хихикать. Уилли тоже вскоре оказался центром сочувственного интереса, хотя поначалу из-за своего несоответствия духовному лицу был воспринят довольно странно. Наблюдая за ними обоими, Мори испытывал теплое чувство братства. Он никогда не был счастливее. Словно школьник, дождавшийся начала каникул. Последние три дня прошли в атмосфере радостного ожидания и уютной доверительности: они долго беседовали, обсуждали планы, выстраивали партнерские отношения. Радость от присутствия милой Кэти и от сознания, что она его любит, в обществе Уилли лишь усиливалась. Только рядом с этим человеком он проникся ценностью работы, за которую ему предстояло взяться. Да, поразительно, что за такой короткий срок Уилли сумел так сильно на него повлиять своей неподдельной жизнерадостностью и даже молчанием. Воодушевленный, Мори то и дело твердил себе, как он рад, что связал свою жизнь с человеком предельно простым и в то же время сильным — и при всем при том таким хорошим. Почему-то складываюсь такое впечатление, что Уилли любил все человечество.
И вот теперь пришло время лекции. Мори выступил вперед и, взяв Уилли за руку, повел в центр полукруга. При этом он снова почувствовал глубокую искреннюю симпатию, и даже больше, к этому худому, болезненному человеку в выцветшем костюме хаки. По пути Мори постукивал костяшками пальцев по столешницам, так что гости прекратили разговоры и вежливо повернули головы.
— Дамы и господа, или вернее, мои добрые друзья, преподобный Уилли Дуглас сейчас обратится к вам с речью. После я, возможно, добавлю несколько слов.
Глядя на эту публику, собравшуюся главным образом из любопытства, с тайным желанием развлечься, как на представлении какого-нибудь экзотического исполнителя вроде фокусника, вытаскивающего из шляпы кроликов, Уилли неловко переминался, долговязый, нескладный, сутулый, с болтающимися худыми руками, и дергал шеей чаще, чем обычно. Но его мягкая, задумчивая улыбка облагораживала все странности.
— Не тревожьтесь, — ласково сказал он, — я не собираюсь читать вам проповедь или лекцию, если на то пошло. Вместо этого, мне кажется, вам будет интересно услышать, как с Божьей помощью буквально из ничего в отдаленной дикой местности Центральной Африки была создана маленькая христианская колония. И пожалуйста, смело меня перебивайте, если возникнут вопросы или я буду излагать не совсем ясно.
Перейдя к проектору, он прокашлялся и продолжил в неофициальной разговорной манере:
— Начать с того, как мы туда добрались? Двадцать лет назад сделать это было довольно трудно. Обычно миссионеры разъезжаются из нашего штаба в Мелопо по два или три человека, но в данном случае это было невозможно. Мне выделили только местного помощника из новообращенных, отличного человека, крещенного именем Даниэль, — я вам сейчас покажу его фотографию. Итак, мы отправились в путь, держа курс на Квибу, крайний северо-восток, один из самых диких районов на границе между Анголой и Конго. Так как мы хотели взять с собой несколько голов скота, а дороги там тяжелые и каменистые, было решено использовать в качестве транспорта старую повозку, запряженную быками, вместо грузовика. Это было благословение Божье, что мы так поступили, иначе нам никогда туда не добраться бы. Я совершил несколько коротких поездок вокруг Мелопо, набираясь опыта, изучая диалекты, но таких испытаний на мою долю еще не выпадало. Позвольте мне продемонстрировать вам фотографии, чтобы вы имели какое-то представление о той земле, по которой мы ехали. Африку не ассоциируют с тропиками, болотами, душными джунглями и тому подобным, но там есть свои проблемы. Разумеется, эти снимки, как и многие другие, были сделаны позже.
Он показал на экране серию слайдов: глубокие высохшие русла рек, заваленные камнями, отвесные склоны острых черных скал, поросших желтым кустарником, плотные заросли колючек, при виде которых публика изумленно зароптала.
— Да как же вы продрались сквозь них, старина? — выразил общее мнение Арчи. — Они ведь должны были порвать вас на полоски.
— Мы лишились нескольких лоскутов кожи, — улыбнулся Уилли. — Зато нам удавалось проходить в среднем по пятьдесят ярдов в час. Однако это было не самое худшее. Сразу после того, как мы преодолели этот последний участок, который я вам показал, из-за моей глупости мы лишились компаса и сбились с пути — сошли с северного плато в пустыню Казар. Это была серьезная ошибка — пески, кругом глубокие пески с низкорослым кустарником, безводная пустошь. Терпя жару и слепящие пыльные бури, мы израсходовали всю воду, и нам пришлось бы туго, если бы не встреча с тремя бушменами, которые отвели нас к источнику воды — грязной яме, вырытой прямо в песке.
— Бушмены — это не такие отвратительные маленькие аборигены с лицами, сплошь заросшими волосами? — задала умный вопрос Леонора.
— Они были невелики, всего четырех футов росту, — по-доброму ответил Уилли. — Но конечно, не отвратительные, ибо если бы они гуманно не поделились с нами своими скудными запасами воды, мы с моим компаньоном вряд ли выжили бы. Мы с ним действительно оказались на грани смерти: вскоре мой добрый помощник слег с дизентерией, три наших быка заболели и подохли, а я… в общем, к этому времени мы оба были покрыты болячками от укусов клещей и комаров, поэтому у меня началась малярия. Мало того, у нас сломалась повозка, так что когда мы все-таки прибыли на место, это было настоящее чудо. Квибу — главная деревня этого района, штаб племени народности абату. У меня есть старая фотография, которую я сделал вскоре после прибытия. — Он вывел на экран очередной слайд. — Как видите, это всего лишь разрозненные конические лачуги, слепленные из грязи и крытые пальмовыми листьями, никакой культивации, на заднем плане можно разглядеть несколько голов отощавшего скота — бедные, измученные голодом создания, вечно покрытые мухами, ходят, несчастные, кругами порастрескавшейся почве. Так вот, мы прибыли очень довольные собой, но нас ждал неприятный сюрприз. Вождь племени абату не позволил мне войти в деревню. Вот он, весь раскрашенный по случаю. Думаю, вы согласитесь, что мне не стоило оказывать на него слишком большой нажим.
— Боже мой, — сочувственно заверещала Леонора, — какой страшный старый грешник!
— Иногда самые большие грешники становятся святыми, — улыбнулся Уилли. — А старик Тшоса не самый худший, как вы еще увидите. Однако в то время он не был переполнен братской любовью, поэтому мы были вынуждены собраться, отойти подальше от деревни и устроиться на склоне, где росла небольшая рощица африканского падука и бил родник. Прежде всего мы построили маленькую хижину. Нелегко она мне далась. Я пока не привык к такой устрашающей жаре, а сама древесина падука оказалась такой твердой, что затупила мой топор. Материала на крышу у нас не было, да и продуктовые припасы к тому времени истощились.
— Я как раз хотела спросить вас об этом, — вмешалась мадам Лудэн. — Чем вы питались? Я занимаюсь банкетным обслуживанием, поэтому мне было бы интересно узнать.
— Нашей единственной пищей была своего рода овсянка. Я кипятил воду и заливал ею горсть овсяной муки. Никаких изысков, как видите, но это хорошее питательное шотландское блюдо, и оно нас выручало.
— Только не меня! — воскликнул Арчи. — Лично я голосую за жидкое шотландское виски.
— Как бы то ни было, — продолжал Уилли, присоединившись к общему смеху, — мы начали разбивать сад и копать каналы для ирригации земли. Должным образом увлажненная, трава там растет поразительно быстро, мы высадили маис, картофель и пшеницу, и наш оставшийся скот начал прибавлять в весе. Все это время никто из племени и близко к нам не подходил. Нашими гостями были лишь гепарды, львы и временами носороги.
— О боже! Вы их стреляли? — спросила Леонора.
Она была очарована Уилли, его странностью, его тиком, чудесным добрым выражением лица. В ее затуманенном мозгу промелькнула мысль: если там была дичь, почему бы ей не отвезти Германа на сафари, по дороге заглянув в «Миссию» подобно какой-нибудь героине Хемингуэя? Но Уилли уже отвечал на ее вопрос.
— Нет, — произнес он. — Там у нас нет оружия. Звери подходили очень близко, но я отпугивал их, швыряя камни.
— Святые небеса, и вы не боялись?
Он покачал головой.
— Мне кажется, мы не испытывали к ним страха, потому что были ужасно слабы и оба пали духом, особенно когда начался сезон дождей, грозы не прекращались, следуя одна за другой, а затем пришла новая напасть — термиты. Нас с Даниэлем подкосила лихорадка. Мой помощник был так слаб, что приходилось кормить его с ложки. Да и я был не лучше. Было похоже на то, что наш Небесный Отец совсем о нас забыл. Я уже почти готов был сдаться, как вдруг к нам заявился вождь Тшоса и привел с собой целую вереницу своих лучших воинов, вооруженных копьями. Зрелище устрашающее, я очень испугался, решив, конечно, что с нами все кончено. Но нет, он пришел с подношением. — Уилли умолк, слабо улыбнувшись. — Хотите угадать, что это было?
Никто так и не выдвинул никакого предположения, но все слушали очень внимательно.
— Так вот, — сказал Уилли, — это была миска крови с молоком — символ дружбы племени абату. Я выпил этот ужасный напиток, хотя и с трудом, и установил таким образом контакт. Оказалось, что туземцы давно внимательно следили за моими садоводческими усилиями и теперь хотели, чтобы я показал им, как разрабатывать иссушенную землю. Что ж, мы начали возделывать их поля и вскоре получили в обмен нескольких помощников — в основном женщин, ибо они выполняют самую тяжелую работу, бедняжки, — чтобы построить маленькую церковь из высушенных на солнце глиняных кирпичей. Вот она. — На экране появилась нищенская хибарка с пальмовой крышей и затянутыми мешковиной окнами и дверью. — Здесь я провел свою первую службу, стараясь посеять зерна Евангелия в умы бедных дикарей. Затем я часто отправлялся на дальние пастбища и пытался объяснять христианские принципы мужчинам, а особенно обучать детей. Это было нелегко, нам приходилось сталкиваться с примитивным невежеством и врожденными суевериями. Кроме того, всегда существовала опасность внезапных массовых волнений, спровоцированных теми, кто боялся слова Господа, способного подорвать их престиж и разрушить языческий фетишизм, лежащий в основе многих племенных обычаев. Например, у меня была небольшая стычка вот с этим типом. — На экране появился следующий слайд.
— О, какой жуткий старик! — воскликнула Леонора. — Он еще хуже вождя.
— Это колдун и заклинатель дождя. Когда наступила засуха, что для тех мест не редкость, он должен был рассеять ее с помощью магии. Но бессмысленное бормотание не сработало, и он обвинил во всем плохое воздействие новой религии. На второй год моего пребывания там засуха так затянулась, что ситуация для нас сложилась очень серьезная. Не помню, чтобы я когда-нибудь так упорно молился, прося дождя, — я чуть не расколол небеса.
— И дождь пришел, — мечтательно вздохнула Леонора. Она уже чувствовала, что чуть-чуть влюбилась в священника.
— Нет, ни капли, — спокойно отреагировал Уилли, после чего сделал паузу. — Но меня неожиданно осенило, озарило, если хотите, что мой родник, исчезавший на вершине холма, быть может, стекает вниз под землей. Я в жизни не искал воду с помощью лозы, но пришлось срезать ветку, напоминавшую орешник, попросить у Господа помощи, если Он не хочет видеть Своего слугу обезглавленным, и начать спуск с холма по направлению к деревне. К тому времени, когда я дошел до нее, вокруг меня собралось все племя, они следили за мной, включая нашего друга, которого вы видите здесь на экране. Внезапно, как раз у лачуги вождя, веточка дрогнула. Я подумал, что дело, быть может, в моих расшатавшихся нервах, но все-таки рискнул и велел копать там. Прорыв двадцать футов в глубину, мы наткнулись на подземный ручей, протекавший ровно по центру деревни. Не могу описать дикую сцену, что последовала затем, ибо я, стоя на коленях, читал четырнадцатый псалом, но с тех пор мы никогда не испытывали недостатка в воде, и в тот же день у меня появились мои первые новообращенные.
Публика заинтересованно зашелестела, одобрительно загудела, и эта спонтанная реакция отозвалась теплом в душе Мори. Почувствовав себя полноправным участником всей этой блестящей затеи, он обменялся многозначительным взглядом с Кэти.
Тем временем Уилли возобновил свой рассказ, описывая дальнейшие успехи «Миссии», медленный и болезненный переход от тьмы к свету, совершенный диким, обособленным племенем. Разумеется, на этом пути не обошлось без неудач и даже катастроф. Первую церквушку сожгли дотла, а когда Уилли, овладев языком племени в достаточной мере, попытался изменить их обряды инициации, в которых юноши и девушки подвергались неописуемым унижениям, ему пришлось особенно трудно. Если бы не вмешательство Тшосы, от всей «Миссии» не осталось бы и следа. Погибли трое из новообращенных, и несколько раз совершались покушения на него самого. На следующий год погиб шведский миссионер, его ближайший сосед, до которого было девяносто миль. Его вместе с женой и двумя маленькими дочерьми обезглавили. Так трудно было добиться перемен в сердцах мужчин, приученных к зверству и кровопролитию, что Уилли решил сосредоточиться на детях; раннее обучение могло дать положительные результаты, и по этой причине он построил школу, а затем и сиротский приют. Уилли продемонстрировал несколько слайдов, на которых малыши обступили вокруг его помощника Даниэля, теперь уже глубокого старика, — трогательные фотографии, заставившие Леонору воскликнуть:
— Надо же, какие у всех них белки глаз — получается божественно-жалостный взгляд!
— Они глядят так жалостно потому, что у многих трахома. И как видите, некоторые лица изрыты оспой.
— Так что же, в этих краях существует опасность для здоровья? — задал кто-то вопрос.
— К сожалению, да. Малярия там распространена повсеместно, как и сонная болезнь, также там часто встречается заражение нематодами и филяриатоз, даже время от времени проказа.
Следовательно, первая необходимость сейчас — больница, и он надеется в скором времени ее получить — тут он слегка улыбнулся, глядя на Мори. Надлежащая медицинская помощь принесла бы огромную пользу. При этом спустя почти двадцать лет непрерывных трудов Уилли не стыдился результатов: прекрасная каменная церковь, школа и сиротский приют, достойное здание «Миссии» — он показал снимки на экране, — все это не напоминало первую глинобитную лачугу. В настоящее время у него более трехсот членов паствы, четыре помощника и несколько отдаленных миссионерских пунктов, которые он объезжает по очереди каждый месяц на своем джипе. Нет необходимости говорить, что у них до сих пор не все благополучно. В частности, он обеспокоен ситуацией, которая может развиться в соседней провинции Касаи. Если местные власти не смогут справиться теперь, когда бельгийцы уезжают, то, возможно, возникнут беспорядки. А территориально провинция Касаи расположена очень близко, фактически два его новых миссионерских пункта находятся на границе. Пока ничего не случилось, по крайней мере ничего серьезного, но из-за возможности возникновения беспорядков он должен вернуться в «Миссию» как можно быстрее.
— Ну вот, — сказал Уилли, виновато глядя на часы, — пожалуй, и все. Я лишь надеюсь, что вы не устали и простите меня за то, что занял у вас столько времени.
Раздались дружные аплодисменты, настроение публики было лишь слегка омрачено ноткой опасения, прозвучавшей в конце лекции. Воодушевленный общим одобрением, которое относилось в какой-то мере и к нему, раз речь шла о медицинских нововведениях, Мори воспользовался подходящим моментом и поднялся с места. При иных обстоятельствах он уверенно выступал на публике, но сейчас испытывал чуть ли не робость. И все же слова нашлись.
— Думаю, что выражу общее мнение, если самым сердечным образом поблагодарю нашего доброго друга за его волнующую, интересную речь. Он проявил себя как настоящий храбрец и бескорыстный гуманист, добившись грандиозного достижения. Кстати, — протянул Мори, пытаясь переключиться на иронию, — если кто-то пожелает выразить свое восхищение в более ощутимой форме, то для этой цели в холле помещен поднос. А теперь, — поспешил он добавить, — позвольте мне еще минутку вашего внимания, я хотел бы произнести личное послесловие к тому, что было сказано. — Он помолчал, не в силах справиться с наплывом чувств. — Дело в том… Я пришел к решению, которое, быть может, вас удивит… но надеюсь на ваше понимание.
По гостиной пробежал шумок, публика явно взволновалась.
— Вы, наверное, сочтете мое решение внезапным. Но это не так. Хотя я был счастлив здесь, меня все время не покидало ощущение, даже больше — уверенность, что я должен вести более активный, полезный образ жизни, использовать свои медицинские знания, но не для личной выгоды, а для добра. И вот теперь мое скрытое желание осуществилось самым замечательным образом. В начале прошлого месяца так случилось, что я почувствовал зов родины. Я связался с семьей, которую знал и любил в юности, иными словами, с семьей, представители которой — Кэти и Уилли. Кэти я увидел впервые, но радость знакомства с ней была тем больше. С Уилли мы давние приятели. В те далекие дни он был еще совсем маленьким мальчиком, а я легкомысленным, но не безнадежным типом, и частенько во время наших длинных бесед он удивлял и восхищал меня своим мальчишеским энтузиазмом по поводу миссионерской жизни. И вот теперь колесо сделало полный оборот. — Мори замолк, сказывалось волнение. — Друзья мои, не хочу наскучить вам историей душевного возрождения. Скажу просто: я еду с Уилли в «Миссию» в качестве доктора, а Кэти, моя дорогая Кэти… — он подошел к девушке, которая стояла у проектора, и обнял ее за плечи, — будет с нами в качестве моей жены.
Вот теперь действительно последовала заметная реакция: после мгновенно наставшей тишины произошел взрыв. Все вскочили с мест и заговорили разом. На Мори посыпались поздравления, каждый хотел пожать ему руку, а дамы обступили плотным кольцом Кэти.
— Еще шампанского! — выкрикнул Стенч. — Тост в честь жениха и невесты.
Принесли шампанское, выпили, и казалось, вечеринка начнется заново. Больше всего Мори вдохновила мадам фон Альтисхофер, сдержанно принявшая свершившийся факт. Он опасался неприятностей, какой-нибудь некрасивой выходки, проявления уязвленного самолюбия или недовольства, но нет, ее поведение оставалось безукоризненным — она поздравила его с улыбкой, слегка окрашенной печалью, и поцеловала в щеку Кэти.
Более того, когда через полчаса гости начали расходиться и он, стоя в холле, придавал им ускорение, она остановилась на секунду для последнего слова.
— Дорогой друг, я радуюсь вашему счастью. Такое милое дитя. И ко всему прочему, перспектива блестящего нового дела.
— Вы сама доброта, Фрида.
— О, у меня было предчувствие, что мы вас потеряем, еще когда я находилась в Бадене, а вы перестали писать.
— Я никогда не сомневался в вашей интуиции, — настороженно произнес он.
— К несчастью, вы правы. Но все это в прошлом. Теперь настала пора на деле доказать, что я ваш истинный друг и тоже не лишена практичности. Организовать ваш отъезд за такое короткое время будет нелегко. Вам понадобится помощь, и если хотите, я могу ее оказать. Ваша крошка сказала мне, что уезжает со своим великолепным Уилли завтра. Я приехала бы сразу, но вы, вероятно, будете в аэропорту… Да?.. Тогда лучше мне приехать послезавтра?
— Вы очень внимательны, — сказал он, поняв после секундного раздумья, что она говорит дельные вещи. Дама она весьма расторопная, а он действительно уже начал беспокоиться, что на него свалится слишком много дел перед отъездом. — Я буду вас ждать. И большое спасибо.
Она улыбнулась и вышла за дверь.
Мори сразу заспешил в гостиную к Кэти и Уилли, не забыв захватить из холла серебряный поднос.
— Ну как, успешно? — весело поинтересовался он.
— Просто превосходно, — ответила Кэти, раскрасневшаяся и счастливая.
— Тебе тоже так показалось, Уилли?
— Они были все очень добры, — кивнул священник, с усталым видом опускаясь в кресло.
— Давайте посмотрим насколько, — хитро предложил Мори.
Он пребывал в превосходнейшем настроении. С видом заговорщика вручил поднос Кэти и, пока она его держала, начал считать деньги. Среди внушительной горки пятидесяти- и стофранковых купюр лежала одна монетка в два франка.
— Бьюсь об заклад, это от маленькой Галли, — рассмеялся Мори.
— В таком случае это очень большая сумма, — внезапно произнес Уилли.
— О да, — подхватила Кэти. — Старушка мне понравилась больше всех. — Наступила пауза, после которой Кэти вновь заговорила: — А ты не забыл тот листочек на дне?
— Разве? Бог мой, только не говори, что кто-то подложил необеспеченный чек. Взгляни, Кэти.
Она уставилась на чек, потеряв дар речи, затем передала его Уилли. По-прежнему не говоря ни слова, девушка взглянула на Мори, а потом внезапно обняла его за шею и поцеловала.