Глава XIV
В конце недели одним знойным утром, когда песок скрипит на зубах, Мори стоял на палубе, повиснув на поручнях, и маялся бездельем. Настроение у него было хуже некуда, но тут, словно мираж, на пристань выкатил большой сверкающий «крайслер» и подъехал прямо к кораблю. Мори, опешив, поднес руку козырьком колбу. Не может быть. Наверное, солнце припекло голову, вот и разыгралось воображение. Но это не была галлюцинация. В машине, изящно откинувшись на заднем сиденье, небрежно вытянув руку на спинке соседнего кресла, вальяжно скрестив полные ноги, зажав сигару пальцами в кольцах и задорно сдвинув шлем на один бок, сидел Берт.
— Неужели мои старые глаза меня обманывают или я действительно вижу офицера медслужбы на славном корабле «Пиндари»? — с улыбкой прокричал Берт, а потом добавил уже другим голосом: — Тащи свои вещички, старина. Ты едешь к нам.
Сердце у Мори так и подпрыгнуло. Они о нем не забыли. Бледный от возбуждения и радости, он кинулся к себе в каюту. Какой же он был идиот — разумеется, он им нужен, как же иначе. Не прошло и пяти минут, как он переоделся в гражданское и уже сидел в машине, а местный шофер укладывал его чемодан в багажник. Машина мягко заурчала и покатила в город. По дороге Берт объяснил, почему так долго с ним не связывался — произошла заминка с арендой склада, на улаживание которой ушло несколько дней. Но теперь соглашение подписано, и они могут себе позволить хорошо провести время.
— В этом старом городке есть много чего интересного, если разведать все как следует, — доверительно сообщил Берт. — Какой-то чудак назвал его Городом Страшных Ночей, но я обнаружил, что кроме страхов здесь есть кое-что и получше. Познакомился тут с парочкой медсестер-евразиек… горячие штучки и хорошенькие — страсть. — В подтверждение слов он причмокнул губами. — Я знаю, что говорю, мой мальчик. Хотя погоди… тебя ведь интересует только наша Дорис. И поверь мне, Дорри пусть и моя сестра, но она не промах.
Оставив позади нагромождение обветшалых хижин, они въехали в город по широкой дороге с напряженным движением, обогнув просторную площадь, зеленую от фикусовых деревьев и уставленную никудышными конными статуями, и подкатили под высокий навес отеля «Норд-Истерн». Их встретили с поклонами, проводили в высокий холл с мраморными колоннами, где под потолком жужжали вентиляторы, а затем Берт повел его вверх по лестнице в номер, специально зарезервированный для Мори и примыкающий к собственным апартаментам Холбруков на втором этаже.
— Я оставлю тебя на полчаса, чтобы ты привел себя в порядок, — сказал Берт, бросив взгляд на циферблат. — Отца с матерью сейчас нет, но мы все встретимся за обедом, Дэйв.
Когда он ушел, Мори оглядел номер. Это была роскошная комната — просторная и прохладная, со вкусом облицованная плиткой, с решетчатыми жалюзи и свежими москитными сетками, прикрывавшими большую высокую кровать с отброшенным покрывалом, чтобы продемонстрировать тонкое, безукоризненное постельное белье. Мебель здесь была выкрашена в светло-зеленый цвет, на туалетном столике стояла ваза с розами. Дальше находилась ванная, белая и блестящая, с полотенцами, мылом, баночками с солью и мягким белым халатом. Мори улыбнулся в восторге. Какой контраст по сравнению с его маленькой, душной, забитой комарами каютой — вот где настоящая жизнь. Он разложил свои немногочисленные пожитки, выкупался и принялся расчесывать волосы, когда отворилась дверь и вошла Дорис.
— Привет, — коротко бросила она.
Он обернулся.
— Дорри… как поживаете?
— Пока дышу, если вас это интересует.
Они молча уставились друг на друга, он — восхищенно, она — бесстрастно. На ней было новое элегантное платье по фигуре мягких розовых тонов, тонкие шелковые чулки телесного цвета и замшевые туфли на высоком каблуке. Помада на губах тон в тон с преобладающим розовым в ее наряде, волосы — недавно уложены. Она казалась другой, не такой, как на корабле, — еще элегантнее, старше, мудрее и, увы, недоступнее. Он почувствовал аромат ее духов.
— Выглядите… потрясающе, — с хрипотцой произнес он.
— Да, — прохладно отозвалась она, всматриваясь в его глаза. — Теперь я верю, что вы немного рады меня видеть.
— Больше, чем немного. Вопрос в том… рады ли вы?
Она смерила его долгим взглядом, потом едва заметно улыбнулась:
— Вы здесь, разве не так? Вот вам и ответ.
— Очень любезно с вашей стороны пригласить меня, — смиренно пробормотал он. — В доках было довольно противно.
— Я так и думала, — сказала она с холодной уверенностью. — Мне хотелось вас наказать.
Он недоуменно взглянул на нее.
— Боже мой, за что?
— Просто захотелось, — уклончиво ответила она. — Иногда мне нравится быть жестокой.
— Да вы просто маленькая садистка, — сказал он, стараясь перейти на шутливый тон, к которому прибегал раньше.
Но когда он заговорил, у него появилось странное ощущение, что баланс в их отношениях переместился и теперь перевес на ее стороне. Он вдруг понял, к своему расстройству, ее желание подчеркнуть тот факт, что на берегу он больше не энергичный и популярный молодой корабельный доктор в аккуратной морской форме, а всего лишь обычный юноша в поношенном, плохо сидящем готовом костюме, который совершенно не годился для здешнего климата. Однако, добившись нужного эффекта, она сменила тему разговора, словно та ее больше не интересовала.
— Нравится мое новое платье?
— Это мечта, — сказал он, все еще пытаясь изобразить беззаботность. — Здесь приобрели?
— Вчера на базаре мы купили шелк. Здесь торгуют прелестными местными тканями. Платье сшили за сутки.
— Быстрая работа, — прокомментировал он.
— Так и должно быть, — хладнокровно сказала она. — Не выношу ожидания. Если откровенно, мне хватило этого за последние две недели, когда вы не хотели со мной знаться. Да, кстати, я, конечно, вас отчитала, но не воображайте, что мы помирились. Я пока вас не простила и еще долго не прощу. Позже поговорим.
Повернувшись, чтобы уйти, она все-таки позволила себе немного смягчиться. Лицо у нее слегка просветлело.
— Надеюсь, вам понравилась ваша комната. Я сама поставила розы. Мой номер напротив… — Она метнула в него хитрый взгляд. — Если что-то понадобится.
Она ушла, а он так и стоял, уставившись в створки закрытых дверей. Она обиделась, и ничего удивительного, после того как он откровенно проявлял к ней равнодушие. Как же глупо и невежливо он поступил, что ранил ее чувства. Оставалось надеяться, что в конце концов она успокоится.
Внизу, в большой мраморной гостиной, родители Дорис приветствовали его совсем по-другому, почти как родного сына. Миссис Холбрук даже поцеловала его в щеку. Обед стал не просто воссоединением, а чуть ли не праздником. Они сидели за столиком возле окна с видом на сад, четверо слуг-индусов в белых туниках, с красными поясами и тюрбанами стояли за спинками стульев, блюда, выбранные Бертом, были сытные, пряные, экзотические. С того знаменательного обеда в гэрсейском «Гранде» Мори впервые оказался в отеле, но если воспоминание о той трапезе, так не похожей на эту, на секунду всплыло в памяти, то тут же исчезло, развеялось от взрывного хохота Берта. Твердо вознамерившись показать семье город, младший Холбрук, не переставая расправляться с сочным манго, рассказывал о своей программе на следующую неделю. Этот день Берт предлагал посвятить месту всеобщего паломничества, джайнскому храму и садам Маниклола, где в живописном озере плавали замечательные рыбы.
— Поразительная рыбешка, — рассказывал он. — Поднимается на поверхность и плывет к тебе на зов.
— Полно, полно, Берт… — ласково протестуя, заулыбалась миссис Холбрук.
— Я серьезно, ма. Кроме шуток. Они будут есть с руки, если захочешь их покормить.
— Надо же! А что эта рыба любит больше всего?
— Жареную картошку, — тоскливо ответила Дорис и тут же зашлась смехом.
После сиесты, когда солнце начало клониться к горизонту, они отправились в путь, заезжая на многолюдные базары, где священные коровы, украшенные гирляндами бархатцев, бродили среди рядов, протискиваясь сквозь толпы и объедая фрукты на прилавках. Слух поражали странные звуки, пронзительные и далекие: перекрывая резкую какофонию местных языков, откуда-то доносился звон храмового колокола, удар гонга или внезапный вопль, еще долго звеневший в ушах. Воздух был напоен запахом пряностей, кружащим голову и провокационным, застревающим в ноздрях и возбуждающим все чувства. Мори казалось, будто его вознесли на небо и погрузили в нирвану. От него ничего не осталось, он перестал быть собой, превратившись в совершенно другого человека на пороге нового захватывающего приключения.
Прибыв в храм, они сняли обувь и вошли в пропитанную ладаном полутьму, где великий Будда как всегда улыбался своей вечной бесстрастной, ироничной улыбкой. Они побродили по садам придворного ювелира среди растений, высаженных ажурным узором, позвали и покормили огромных послушных карпов. Мори все больше пьянел от восторга. Дорис в новом розовом платье и маленькой соломенной шляпке с двойными ленточками, которые спускались с полей в виде двух изящных маленьких ушек, тоже, казалось, впитала в себя блеск этого дня. Сидя рядом с ней по дороге домой, он повернулся в благодарном порыве.
— Это было так чудесно, Дорри… увидеть столько, да еще с вами…
Она давно уловила в нем перемену, и хотя после обеда вела себя как хозяйка положения, стоило ему приблизиться, она сразу отходила в сторону. Сейчас же она нехотя кивнула, словно наконец была готова смягчиться.
— Итак, вы решили, что со мной все-таки лучше.
— Никакого сравнения, — с жаром пробормотал он и добавил безутешно: — Только вы так холодны… Видимо, я ничего для вас не значу.
— Разве?
Взгляд ее будто помутнел, а потом, незаметно для других, она внезапно схватила его руку и впилась острыми зубками в указательный палец, больно прокусив кожу.
— Вот теперь вы знаете, насколько я холодна, — сказала она и, увидев, что он инстинктивно затряс рукой, начала хихикать. — Поделом, это вам за то, что оскорбляли меня последние две недели.
На следующий день Берт отвез их на бега. Билеты у него были и в загон, и в особую клубную ложу, а еще он знал верную ставку в главном заезде. Ничто не могло дать осечки, ничто, ничто. Лошадь Пальма Первенства, на которую поставил Мори по его совету, выиграла с легкостью, обойдя всех на три корпуса. Вот это жизнь! И Дорис держалась с ним милее, гораздо милее. Видимо, наказав его должным образом за прошлые прегрешения, она все-таки решила их забыть.
В последующие дни они посетили знаменитый зоологический сад, съездили в Хаору и наблюдали с почтительного расстояния, как на берегу Хугли развели погребальный костер, пили чай в королевском гольф-клубе «Калькутта» и совершили экскурсию по реке до Сутанати. Деньги открывали любую дверь. Берт на отдыхе тратил их направо и налево, раздавая щедрые чаевые, — на глазах у Мори из неистощимого бумажника Берта появлялись сотенные купюры и ловко переходили в подставленные ладони. Как чудесно не скупиться и не скопидомничать, не считать каждый медный грош в нищете, сопровождавшей все его дни, а вместо этого иметь деньги, настоящие деньги, которых хватало с лихвой на все радости жизни!
Время летело быстро в сплошной череде восхитительных событий, сменявших одно другое. Мори просто позволил себе плыть по течению, подавляя любое мысленное предостережение, не думая ни о прошлом, ни о будущем, живя только настоящим. Но день отплытия «Пиндари» приближался. Когда стало известно, что корабль выйдет в море в следующий вторник, волнение в крови Мори достигло пика. Все, чего он жаждал всю жизнь, было здесь — только руку протянуть. Холбрук, учтивый и обходительный, больше не заговаривал о своем предложении — оно было сделано и оставалось в силе, солидное предложение состоятельного человека ожидало ответа. Миссис Холбрук все чаще и чаще намекала на свое сильное желание и надежду, что он скажет «да». Берт, однако, ничуть не сомневался в исходе. В пятницу, вернувшись из Бенгальского клуба, где у него было гостевое членство, он нашел Мори в холле отеля и придвинул к нему стул.
— А у меня, Дэйв, для тебя хорошая новость. — После знакомства они почти сразу перешли на «ты». — Я тут пытался найти кого-то, кто подменил бы тебя на обратном пути. Так вот, сейчас в клубе я случайно столкнулся с одним доктором, который собирается в отпуск домой. Его зовут Коллинз. Он с радостью ухватился за возможность бесплатного проезда, к тому же с жалованьем. Он наш человек.
Мори подскочил на стуле, словно ужаленный. Неожиданное заявление Берта, высказанное с такой уверенностью, точно дело решенное, довело ситуацию до кризиса. Внезапно на него нахлынула слабость, и, поддаваясь ей, он почувствовал, что должен в конце концов сбросить с себя груз. Да и с кем еще посоветоваться, как не со свойским парнем вроде Берта, которому можно все открыть и объяснить любое затруднение?
— Послушай, Берт, — начал он, запинаясь. — Сам знаешь, я очень хотел бы… принять предложение твоего отца… и особенно поработать с тобой. Но… не знаю, имею ли я право…
— А почему нет, скажи на милость? Даже если не принимать в расчет Дорри, нам нужен медик в бизнесе. Ты нам нравишься. Мы тебе тоже. Не хочу это подчеркивать, старина, но для тебя это верный шанс. Помнишь, как писал наш дорогой старик Трясокопьев — «В делах людей прилив есть и отлив…»?
— Но, Берт… — возразил Мори смиренно и умолк. Нет, нужно признаться, хотя каждое слово приходилось вытягивать клещами. — Есть одна… девушка… она ждет меня дома.
Берт долго смотрел на него, а потом расхохотался.
— Я когда-нибудь сдохну от тебя, Дэйв. Да меня по всей Европе ждут девушки, а очень скоро к ним присоединится в Калькутте и моя маленькая евразийская шалость.
— Ты не понимаешь. Я обещал… на ней жениться.
Берт снова расхохотался, на этот раз коротко, даже с сочувствием и пониманием, а потом покачал головой.
— Ты все-таки очень молод, Дэйв, у тебя еще молоко на губах не обсохло — отчасти поэтому, наверное, мы все так к тебе и прониклись. Если бы ты знал девушек так, как я… Думаешь, они чахнут от тоски и умирают, когда ты с ними прощаешься? Да черта лысого — извини мой хиндустани. Готов побиться об заклад на пять фунтов, твоя маленькая подружка переживет свое разочарование и позабудет тебя через полгода. Что касается твоих чувств, которым, как мне кажется, не хватает перца, то вспомни, что говорил Платон или какой-то другой древнеримский чудак: «В темноте все женщины одинаковы». Нет, серьезно, я говорил об этом с ма и стариком. Мы все думаем, ты как раз то, что нужно Дорри. С тобой она остепенится. Немного балласта ей не помешает, а то ее заносит то вправо, то влево… — Он запнулся. — С нервами что-то не так. А она придаст тебе немного лоску, что, по моему скромному мнению, пойдет тебе только на пользу. Заметь, у нее и раньше были парни, она не ангел, но именно сейчас она втрескалась по уши и чертовски серьезно настроена тебя заполучить. Давай говорить прямо, старик, ты настолько подружился с нашей семьей, что будет преступлением, если ты дашь задний ход. Так почему бы тебе не сказать последнее слово, чтобы мы ударили в свадебные колокола? А теперь мы с тобой закажем по глоточку и выпьем за будущее. Мальчик, мальчик! — откинувшись на спинку стула, позвал он официанта-индуса.