Книга: Марсельская авантюра
Назад: 7
Дальше: 9

8

Час коктейля в Богадельне уже наступил, а очередь на вход все еще тянулась через весь двор. Причиной послужило то, что Патримонио, подобно царственным особам и главам правительств, решил приветствовать всех гостей лично. Вот они и ждали под мягкими лучами заходящего солнца, демонстрируя разную степень нетерпения. Ситуацию не спасал даже устроившийся в галерее струнный квартет, исполняющий Моцарта.
Элена и Сэм, стоявшие в самом конце, с любопытством рассматривали остальных гостей — в основном загорелых и оживленных (во многом благодаря бодрящим свойствам пастиса) марсельских бизнесменов и их жен. Кроме того, в очереди стояли приезжие чиновники, которых выдавали болезненно бледные лица, три представителя местного телевидения, несколько шикарно одетых пар, вероятно друзей Патримонио, и обязательный фотограф. Филиппа видно не было: скорее всего, он приехал пораньше, чтобы рассмотреть макеты.
Сэм заметил Каролину Дюма, которая выглядела очень элегантно в наряде из темно-серого шелка; она говорила по мобильному телефону. Их глаза встретились, Сэм кивнул, а мадам Дюма едва приподняла бровь.
— По-моему, ты ей не симпатичен, — заметила Элена. — Кто это?
— Каролина Дюма, одна из претендентов. Из Парижа. Постарайся-ка найти лорда Уоппинга.
— А как он выглядит?
— Как англичанин, я полагаю. Пуленепробиваемый костюм в полоску, большой галстук, хорошая обувь и плохие зубы. Посмотри, это, кажется, он. Вон там, с блондинкой.
Догадка Сэма тут же подтвердилась громким хохотом и чисто английским акцентом.
— Что ж получается, он сам напросился? Ну и придурок. — Тот, кому принадлежали эти слова, покачал головой и взглянул на часы. — Если Жером не поторопится, мы проторчим здесь всю ночь.
Рядом с Уоппингом стояли Аннабелла в маленьком черном платье и еще одна пара. Мужчина казался младшим братом Уоппинга — такой же приземистый, плотный и краснощекий. На джентльменах были прекрасно скроенные костюмы, почти скрывающие их животы. Вторая женщина, возвышающаяся над остальными минимум на шесть дюймов, была одета в откровенное серебристое платье, которое нисколько не скрывало ее невероятную красоту.
— Она не похожа на англичанку, — заметил Сэм.
— Она вообще ни на кого не похожа, какая-то ненастоящая, — фыркнула Элена.
Неожиданно очередь стала двигаться быстрее, и через пару минут их уже приветствовал хозяин. Ради торжественного случая он переоделся и сейчас был в желтовато-сером льняном костюме и нарядном галстуке с красными и золотыми полосами, какой можно увидеть на членах лондонского Мэрилебонского крикетного клуба. Сэму показалось, что перед приемом Патримонио еще раз воспользовался своим одеколоном.
— Месье Левитт, если не ошибаюсь? Рад вас видеть. Кто ваша спутница?
Не дожидаясь ответа, он взял руку Элены так, будто собирался присвоить ее навсегда, и изящно склонился над ней.
— Элена Моралес, — представил Сэм. — Она впервые в Провансе.
— Ах, мадемуазель, осчастливьте меня. Останьтесь у нас навсегда!
Наконец Патримонио освободил ее руку, и Элена улыбнулась ему. Он поправил галстук и пригладил волосы.
— Ты пользуешься успехом, — сообщил Сэм, когда они направились к бару. — Мне казалось, он вот-вот пригласит тебя на танец.
— Меня не интересуют мужчины, от которых пахнет духами сильнее, чем от меня, — покачала головой Элена. — Но к целованию рук я, кажется, начинаю привыкать.
— Я попрактикуюсь, — пообещал Сэм и подозвал бармена. — Что будешь пить?
— Папа учил меня никогда не отказываться от шампанского.
Элена оглядела церковь: изящные ниши, в которых прятались мраморные скульптуры, изумительные пропорции зала, купол над головой, мягкий вечерний свет, струящийся через высокие окна.
— Господи, — выдохнула она, — до чего же красиво. Почему сейчас так не строят?
Взяв по бокалу шампанского, они приступили к исполнению своих представительских обязанностей и смешались с толпой. Сэм отыскал секретаршу Патримонио и попросил познакомить его с членами комитета, которые задумчиво стояли перед тремя макетами. Знакомство состоялось, Элена удостоилась восхищенных взглядов, а Сэм ответил на несколько вопросов не выказавшего особой заинтересованности месье Форе, одного из старших членов. Краем глаза Сэм заметил Филиппа, пробирающегося сквозь толпу с прижатым к уху телефоном. Они заранее договорились, что на приеме сделают вид, что не знакомы.
— Вам уже представили вашего соперника, лорда Уоппинга? — спросил Форе, кивнув в сторону бара. — Давайте я вас познакомлю. Очень приятный человек.
Лорд Уоппинг удивил Сэма. Он ожидал встретить типичного представителя Сити и Уолл-стрит: крайне серьезного, немного надменного, как полагается богачу, и очень скучного. Вместо этого он увидел упитанное веселое лицо, которое могло показаться даже добродушным, если бы не острый, расчетливый взгляд, в данный момент устремленный на Сэма.
— Так вы и есть тот самый янки, который хочет построить многоквартирный дом? — усмехнулся лорд.
— Вы не ошиблись. А это Элена Моралес. А там, он указал на макет, — мой многоквартирный дом.
— Ну что ж, удачи, приятель. Пусть победит сильнейший, если им буду я. — Он хлопнул Сэма по плечу. — Шучу. Познакомьтесь с Аннабеллой.
Аннабелла взглянула на Сэма, и ее глаза расширились — старый трюк femme fatale — как будто она никогда в жизни не встречала такого привлекательного мужчину.
— Вам, наверное, уже тысячу раз говорили, — проворковала она, — но я все равно не могу удержаться. Вы ужасно похожи на Джорджа Клуни, если представить его блондином.
Элена холодно кивнула Аннабелле.
— Этот бездельник — Мики Симмонс, — продолжил знакомство Уоппинг. — К проекту он никакого отношения не имеет. Занимается скоростными машинами. Эксклюзивные контракты в Саудовской Аравии и Дубае. «Астон-мартин», «феррари», «роллс-ройсы» — все, что пожелаете. А это, — Уоппинг повернулся к похожей на статуэтку девушке, — Раиса, она из Москвы.
Покончив со светскими обязанностями, Уоппинг заглянул в свой бокал, обнаружил, что там пусто, и помахал бармену.
— Жан-Клод! Я бы не отказался от еще одного бокальчика шампанского.
Сэм извинился и, взяв Элену за руку, увел ее прочь от бара.
— Ну, что ты думаешь о моем сопернике?
— Сейчас я понимаю, почему лорд Уоппинг обычно добивается своего. Это же не человек, а бульдозер. А что касается блондинки, то она настоящее произведение искусства.
— Это комплимент?
— Нет.
Сэм вдруг остановился, потому что заметил у одной из ниш со скульптурой занятную пару: Патримонио болтал с Каролиной Дюма. На этот раз парижанка была куда более любезной и оживленной, чем при разговоре с Сэмом, что его, впрочем, нисколько не удивило. Она во все глаза смотрела на председателя, клала руку на его рукав и была, казалось, абсолютно очарована своим собеседником. Патримонио, естественно, наслаждался столь очевидным вниманием красивой женщины и был откровенно недоволен, когда в разговор вклинилось третье лицо.
Этим лицом был Филипп. Даже на расстоянии Сэм и Элена заметили, что их беседа была далеко не светской. Филипп с видом обвинителя махал пальцем перед лицом Патримонио, а тот пытался этот палец оттолкнуть. Каролина Дюма, неодобрительно поджав губы, тактично отступила в тень статуи. Спор грозил вот-вот перерасти в настоящий скандал, но вдруг Филипп резко развернулся на каблуках и вышел вон из церкви, а Патримонио начал торопливо приглаживать волосы, очевидно готовясь к главному моменту приема — к своей речи.
Сэм заметил, что в зале появился струнный квартет, и уже было решил, что Патримонио собирается произносить свою речь под музыку, как к нему подошла секретарша председателя и попросила занять место перед своим макетом, между Каролиной Дюма и лордом Уоппингом. Пару минут Патримонио перекладывал бумажки и прочищал горло, а потом кивнул секретарше. Та громко постучала серебряной авторучкой по краешку бокала, и в зале все стихло.
Председатель начал с того, что поблагодарил присутствующих за то, что они согласились присутствовать на столь важном событии в истории Марселя. Сэм осторожно огляделся и заметил, что Уоппинг, все еще не расставшийся с бокалом, смотрит на оратора совершенно стеклянными глазами: он явно не понимал ни слова.
Речь Патримонио стала куда более оживленной, когда он перешел к рассказу о талантах, даре предвидения и самоотверженной работе своего комитета. И возможно, скромно добавил он, ему как руководителю этой звездной команды профессионалов тоже удалось внести свою маленькую лепту. Перейдя к выдвинутым на конкурс проектам, он представил публике Каролину Дюма, Уоппинга и Сэма, и каждое имя было встречено шумными аплодисментами. Макеты можно видеть своими глазами, продолжал председатель, и все они настолько великолепны, что выбрать из них один — задача не из легких. Однако он уверен, что члены комитета справятся с ней. Они трудятся не покладая рук и в течение двух недель непременно примут решение. В конце своей речи Патримонио жестом великого дирижера простер руки к музыкантам, и те вдохновенно исполнили «Марсельезу».
Когда музыка стихла, Сэм отыскал в зале Элену, стоявшую неподалеку от друзей Уоппинга. Она слышала, как тот жаловался, что из всей речи узнал только свое имя и музыку в конце: «Как там она называется — „Майонеза“?».
Никто из французов явно не собирался покидать прием, пока в баре оставалось шампанское, и Сэм с Эленой смогли незаметно ускользнуть. Они пересекали двор, когда у Сэма зазвонил телефон. Это был Филипп.
— Я там немного не поладил с Патримонио.
— Мы видели. А в чем дело? Ты где?
— Да здесь, за углом, в баре «Ле Баллон». Он находится на рю дю Пти-Пуи. Два шага, и вы его увидите. Буду ждать вас у входа.
Еще в прошлый приезд в Марсель Сэм отметил пристрастие Филиппа к сомнительным питейным заведениям, и «Ле Баллон» явно принадлежал к их числу. Над входом была приколочена крохотная, видавшая лучшие времена вывеска с изображением футбольного мяча — le ballon и рюмки, un ballon, наполненной жидкостью подозрительного цвета, которую художник, наверное, пытался выдать за красное вино. Филипп в отглаженном черном костюме и белой рубашке выглядел здесь совершенно неуместно.
Раздвинув шуршащую занавеску из бусинок, они вошли в зал и были встречены вдруг наступившим молчанием и подозрительными взглядами десятка мужчин, которые, впрочем, тут же вернулись к газетам и домино. Государственный запрет на курение в закрытых общественных помещениях здесь откровенно игнорировался, и в воздухе висели густые клубы дыма. Тем не менее в баре было чисто и даже по-своему уютно. Вдоль двух стен располагались столики со старыми мраморными столешницами и простые деревянные стулья, третью занимал длинный сервированный приборами стол, а вдоль четвертой протянулся бар, в котором хозяйничал престарелый бармен; крепкая вращающаяся дверь в углу предполагала наличие кухни.
Не считая большого, висящего над обеденным столом телевизора, единственным украшением бара служили фотографии с изображением футбольной команды «Олимпик Марсель», сделанные в разные годы; некоторые из них совсем пожелтели.
— Серж, владелец заведения, сам когда-то играл за «Олимпик», — пояснил Филипп, — а потом в матче с «Пари-Сен-Жермен» один придурок сломал ему ногу. Там за барной стойкой его отец. Ну, что будете пить?
Они заказали кувшин rosé «supérieur», который Филипп сам принес из бара, после чего он рассказал, что произошло между ним и Патримонио.
Филипп рассчитывал взять у председателя интервью, но все пошло наперекосяк с самого начала, потому что Патримонио представил его Каролине Дюма как «местного писаку». Лицо журналиста скривилось при этом воспоминании.
— Понятно, что он выпендривался перед ней. Конечно, мне надо было наплевать на то, что говорит этот старый козел. Но он вел себя так высокомерно, что я завелся. Дальше — хуже. Я все-таки задал ему пару вопросов, на что он мне процедил: «Оставьте меня сейчас в покое. Если хотите интервью, договаривайтесь с моим секретарем». Черт возьми, это ведь публичное мероприятие! Он представляет проекты и не хочет общаться с прессой? Тут я уже серьезно разозлился и сказал то, чего, наверное, не следовало. — Он ненадолго замолчал, чтобы глотнуть вина. — Я спросил его, считает ли он этичным пользоваться гостеприимством одного из участников тендера. Он ответил, что не понимает, о чем я говорю, и тогда я предложил позвать лорда Уоппинга и поинтересоваться у него. Тут стало совсем горячо, и я ушел.
— А что из этого слышала Каролина Дюма?
— Только начало. Потом она куда-то смылась. — Филипп осушил стакан и налил себе еще. — Но есть и хорошие новости. Я поговорил со всеми членами комитета, и большинству из них больше всего нравится ваш проект. Один даже сказал, что сам не прочь там поселиться.
Пока Филипп рассказывал, бар постепенно наполнялся людьми. Вновь прибывшие занимали места за длинным столом. Из кухни появилась девушка и начала принимать заказы на выпивку. Старик за стойкой бара не шелохнулся. Похоже, обслуживание клиентов за столиками не входило в его обязанности.
— Сегодня вторник? — Филипп взглянул на часы. — Тогда понятно. Раз в неделю жена Сержа готовит рубец, и сегодня как раз такой вечер. В Провансе это блюдо называют pieds et paquets — ножки в конверте. Жена Сержа готовит их лучше всех в Марселе. Вы голодны?
Элена взглянула на Сэма и пожала плечами:
— Никогда не ела рубец. А что это вообще такое?
— В принципе, это блюдо — смесь из овечьих потрохов. Некоторые называют их субпродуктами. Рубец нарезают на мелкие квадратики, из них делают paquetes и фаршируют постным беконом, петрушкой, чесноком, луком, морковкой, оливковым маслом, белым вином, рублеными помидорами и — самое главное — бараньими голяшками. Разумеется, все это надо тушить несколько часов.
— Разумеется, — подтвердил Сэм. — Кто же захочет полусырую голяшку? — Он повернулся к Элене. — Звучит заманчиво. Хочешь попробовать?
На ее лице появилось выражение ужаса.
— Знаете, я плотно пообедала, — почти крикнула она. — Я совершенно не голодна!
Назад: 7
Дальше: 9