Глава 2

В половине девятого Саймон был на работе. В длинных, ничем, если не считать комнатных пальм и фикусов, не украшенных коридорах было тихо и пустынно. В последнее время этих растений стало так много, что пришлось нанять садовника, стройного молодого человека, постоянно протиравшего хлопчатобумажными перчатками глянцевые листья. Эрнест прозвал его администратором по листьям.

Сквозь открытую дверь Саймон заметил сотрудника бухгалтерии, склонившегося над первой за день справкой. Тот поднял глаза, довольный тем, что его усердие замечено. Саймон кивнул ему, отметив про себя, что даже не знает, как зовут сотрудника. Теперь их стало так много, к тому же в своих строгих модно пошитых костюмах все они были на одно лицо. Может быть, следует ввести значки с фамилиями и должностями?

Миновав владения Лиз, он прошел в свой кабинет. Знакомый американец как-то заметил, что это кабинет человека, имеющего власть, ибо он занимал угловое помещение, в силу чего из него открывался вид вдвое шире, нежели тот, который полагался сотрудникам менее высокого ранга, и — важная деталь, как сказал американец, — здесь не было такого атрибута, как письменный стол. Глубокие кожаные кресла, низкие столики, стенка с экранами телевизоров и дисплеями компьютеров, растения заметно крупнее и пышнее, чем те, которые украшали другие помещения агентства. Земной рай магната.

Все накопившиеся за предыдущий день бумаги Лиз оставила на столике у стены, аккуратно разложив в четыре глянцевые темно-синие папки: всякого рода сообщения, корреспонденция, отчеты о деловых связях и, наконец, самая неприятная, со стратегическими разработками и маркетинговыми планами. Все это предвещало несколько часов невыразимой скуки.

За дверью пищал факс. Саймон просмотрел первую стопку. Из Нью-Йорка звонил Зиглер. Адвокаты Кэролайн. Четверо клиентов. Творческий директор, финансовый директор, два ревизора из бухгалтерии и руководитель телевизионной службы. И Джордан. Господи, ну и денек предстоит. Тут Саймон вспомнил о принятом вчера вечером решении, и на сердце стало легче. Он уходит в отпуск.

Он взял записку Джордана. «Нужно увидеться как можно скорее». Приписал внизу: «Готов в любое время. 8.00». Эта маленькая ложь поставит Джордана в положение обороняющегося; он никогда не являлся на работу раньше половины десятого. Саймон прошел через приемную в кабинет Джордана, чтобы оставить записку, а заодно и познакомиться с его последним хобби, следы которого как бы случайно, но так, чтобы бросались в глаза, он оставлял в кабинете. Господи, подумал Саймон, какие же неимоверные усилия прилагал он, чтобы отличаться от рядовых сотрудников. Теннис был заброшен давным-давно, когда им стали увлекаться подчиненные. Потом, когда Джордан приобрел загородное имение, был период ружей и ягдташей. Затем мореходный этап, отмеченный морскими сапогами и штормовками. Теперь, видно, это было поло.

Позади письменного стола к стене прислонены три клюшки, над ними висит ни разу не надетый шлем, рядом на пробковой доске приколот календарь соревнований клуба «Хэм поло», частично закрытый приглашением на коктейль в Реформ-клубе. Поло, действительно, было самым последним хобби честолюбивого дельца рекламного бизнеса — занятие разорительно дорогое, доступное только высшему обществу, но, если повезет, открывающее возможность быть на «ты» с членами королевской семьи. Саймон улыбнулся, подумав, что Джордан, того и гляди, потребует места для своих пони и будет просить доставлять его в Виндзор вертолетом компании.

Заслышав стук высоких каблуков по кафельному полу, он подоткнул записку в рамку с фотографией довольно привлекательной и, по слухам, очень богатой жены Джордана.

Лиз разбирала поступившие за ночь из Америки факсы. Ее силуэт выделялся на фоне окна, длинные темные волосы падали на лицо. Одета строго по-деловому, что не скрывало, а, скорее, подчеркивало безупречно красивые ноги. Саймон считал себя ценителем женских ножек. У Лиз они были очень длинные от колен до лодыжек. При всех его благих намерениях взять в секретарши некрасивую старую деву с запахом из рта и плоскостопием дело всегда кончалось привлекательными особами, глядеть на которых доставляло ему огромное удовольствие. Вид склонившейся над столом Лиз помогал ему выдерживать бесчисленные заседания.

— Доброе утро, Элизабет.

— Доброе утро, мистер Шоу. Как вы себя чувствуете сегодня?

Она улыбнулась ему поверх охапки факсов. Всякий раз, когда он называл ее Элизабет, она знала: у него хорошее настроение.

— Прекрасно, а если еще и чашечку кофе, то будет совсем хорошо. А потом мы должны поискать мои ведро, лопату и шляпу от солнца.

Лиз удивленно подняла брови и остановилась, не доходя до кофеварки.

— Собираюсь взять несколько деньков. Надумал проехать по Франции и посмотреть, правду ли говорят о Сен-Тропезе.

— Думаю, это пойдет вам на пользу. А что говорят о Сен-Тропезе?

— Осенью в Сен-Тропезе, — сказал он, — абсолютно никаких соблазнов. На пляже только я и чайки. Одинокие вечера в моей монашеской келье. Пошли, пожалуйста, факс в «Байблос» и зарезервируй мне место.

Нагнувшись к столу, Лиз пометила в блокноте.

— Вам потребуется место для машины на пароме.

— Одна ночь в Париже. «Ланкастер».

— Когда хотите ехать?

— Завтра. Позвони Филиппу Мюра и узнай, найдет ли он время поужинать со мной. И, ради Бога, скажи ему, что встреча деловая, иначе он притащит одну из своих подружек из «Эль» и будет весь вечер сопеть ей на ухо. Ты же его знаешь — за свежевыбритой, надушенной физиономией скрывается сексуальный маньяк.

— По-моему, мистер Мюра очень обаятельный мужчина, — поджав губы, ответила Лиз.

— Не спорю, только никогда не оставайся с ним одна в лифте.

Саймону не терпелось вырваться из конторы. Квартирой на Рутланд-гейт может заняться Эрнест, а Джордан с превеликим наслаждением возьмет на недельку бразды правления. За неделю ничего страшного не случится.

Лиз вернулась с кофе.

— Займемся телефонными звонками?

— Только клиентам. Сотрудниками займется Джордан.

— А адвокаты миссис Шоу?

— А, они. Как по-твоему, не послать ли им открытку из Сен-Тропеза?

— Вчера звонил старший партнер. Сказал, что-то срочное.

Саймон отхлебнул кофе.

— Элизабет, разве ты не слышала, что у него рядом с телефоном стоит таймер? Гонорар исчисляет по минутам. Если, не дай Бог, будешь настолько безрассудной, что пригласишь его по телефону на ужин, он сдерет с тебя за телефонный разговор. Открыткой дешевле.

— Все равно придется говорить с ним, когда вернетесь.

— Ты права. Знаю, что права, — вздохнул он. — О’кей. Давай поговорим с этим жуликом, пока он не привлек нас за неуважение к телефонным звонкам. Но послушай, когда он снимет трубку: там тикает. Одна из штуковин, которыми пользуются, когда варят яйца.

Разговор был кратким, но дорогим. Кэролайн требовала новую машину. Ей просто нельзя без новой машины. Она имеет право на новую машину. По условиям соглашения. Саймон согласился на «БМВ», но поторговался насчет стереофонической установки, пока не понял, что она обойдется дешевле пяти минут юридических переговоров. Кладя трубку, он подумал, приравняют ли убийство адвоката к убийству в состоянии невменяемости.

Подняв глаза, он увидел Джордана, стоявшего в дверях с чашкой кофе. Полная противоположность представлению большинства людей о сотруднике рекламного агентства. Старомодная, весьма респектабельная внешность. Возможно, поэтому он внушал клиентам такое доверие. Эрнест клялся, что он однажды слышал, как костюм у Джордана скрипел — до того плотный материал. Сегодня он выступал в обличье преуспевающего банкира — костюм-тройка в тонкую светлую полоску, рубашка тоже в полоску, галстук в спокойных тонах, прикрепленная к лацкану золотая цепочка от часов исчезала в пышных складках торчащего из нагрудного кармана шелкового носового платка, начищенные до блеска черные туфли. Мышиного цвета волосы, закрывая уши, зачесаны назад. Саймон заметил, что Джордан отращивает на щеках небольшие пучки волос, на манер отставных морских офицеров. В любых обличьях он всегда оставался англичанином.

Саймон не дал ему говорить.

— Заходи, Найджел, заходи. Слушай, извини, что отменил совещание. У меня был чертовски тяжелый день. Просто не было сил. Еще кофе? Сигару? Скажи, что я прощен.

Джордан сложил свое тощее тело в кресле, отставил чашку с кофе, выдвинул манжеты, чтобы были видны запонки, и пригладил волосы.

— Не во мне дело, Саймон, — натужно, словно его душил воротник, произнес он. — Я говорю о других. Они начинают задавать вопрос, есть ли вообще у нас исполнительный комитет. Отложено три заседания подряд. Должен тебе сказать, старина, у некоторых взъерошены перышки.

Саймону было нетрудно догадаться, у кого они больше всего взъерошены.

— Кто-нибудь конкретно? Может быть, к кому-нибудь следует заглянуть?

Джордан достал золотой портсигар и не торопясь выбрал сигарету. Из кармана жилета достал золотую зажигалку. Пламя отразилось на массивном золотом перстне с печаткой и на золотых запонках. Черт побери, ходячая ювелирная лавка, подумал Саймон.

— Думаю, на этот раз я с ними справлюсь, Саймон. Спокойный разговор за стаканчиком виски в конце дня. Предоставь это мне.

Саймон постарался изобразить благодарность:

— Спасибо, если сможешь.

— Выкинь из головы.

Джордан выпустил изо рта шлейф дыма. Закуривая, он напускал на себя такой самодовольный вид, что Саймону всякий раз хотелось подсунуть ему вместо сигареты шутиху.

— К тому же в настоящее время люди, знаешь ли, больше приходят ко мне. Личные проблемы, ну и всякое такое. Правда, отвлекает от руководства.

С каждым, кого он считал себе равным, Джордан пускался в долгие рассуждения о руководстве. Саймон слышал их сто раз.

— Вот об этом я и хотел поговорить с тобой. — Услышав доверительные нотки в голосе Саймона, Джордан подался вперед в ожидании откровения. — Дело в том, что мне не мешало бы отдохнуть. Последние месяцы были довольно трудными.

Джордан понимающе кивнул.

— Неприятности, развод…

— Ну, это забудется. Но не мешает на несколько дней уйти с передовой, и мне хотелось знать, не мог бы ты недельку побыть вместо меня. Мне очень жаль тебя просить. У тебя Бог знает сколько своих дел, но я не буду чувствовать себя спокойно, если не буду уверен, что не произойдет никаких накладок.

Джордана так и распирало.

— Мне хотелось бы уехать завтра, — продолжал Саймон, — но, безусловно, это зависит от тебя. Знаю, что не даю тебе опомниться, но в моем нынешнем состоянии чем раньше, тем лучше.

— Завтра? — нахмурился Джордан, обдумывая бремя, возлагаемое на его плечи. — Потребуется переиграть несколько встреч. Календарь на ближайшие дни довольно-таки плотный.

Саймон успел заглянуть в календарь Джордана. Только на одном листке сверху было написано «Готсуолдс». В этом сельском уголке Англии у агентства не было ни одного клиента. Правда, он славился своими лошадьми.

— Знаешь, если это слишком…

Джордан поднял ладонь.

— Как-нибудь справлюсь. — Снова нахмурился. — Возможно, придется на время воспользоваться услугами Лиз. Сьюзен молодчина, но, боюсь, утонет в бумагах, если мне придется ходить в двух шляпах.

Саймон представил Джордана, председательствующего на совещаниях с двумя шлемами для игры в поло на голове.

— Разумеется, — подыграл ему Саймон. — По-моему, есть смысл пересесть ко мне. Отсюда, может быть, легче руководить.

Джордан сделал вид, что раздумывает о страшных неудобствах, связанных с перемещением по коридору на расстояние в десяток метров, потом бросил на Саймона из-под нахмуренных бровей неподдельно искренний взгляд, так хорошо срабатывавший с клиентами.

— Может быть, и легче, старина. Может быть, и легче. У людей будет больше уверенности.

— Пусть знают, что бразды правления в твердых руках, — вставил Саймон.

— Именно. Никогда не пробовал заняться верховой ездой? Страшно интересно. Замечательное создание — лошадь.

— Знаешь, что сказал о лошадях Оскар Уайлд? Опасно с обоих концов и неудобно посередине. Предпочитаю согласиться с ним.

— Не знаешь, что теряешь, старина. — Джордан расправил конечности, поднялся, поправил запонку на левой, потом на правой манжете. — Ну, я, пожалуй, пойду. До отъезда еще поговорим.

Саймон услышал, как он за дверью говорит Лиз:

— …вести дела в отсутствие Саймона… держи связь с Сьюзен… все заседания, думаю, здесь.

Вот счастливый человек, подумал Саймон. Оставшуюся часть дня он провел на телефоне.

К концу следующего дня он был в Париже. В отеле «Ланкастер» его ждала записка: месье Мюра будет ждать его в «Chez L’Ami Louis» в восемь часов. Хорошее начало отпуска. Это был любимый ресторан Саймона в Париже, к тому же туда можно пойти и без галстука. Он принял душ, переоделся и решил прогуляться пешком до Сен-Жермен, чтобы выпить там у «Двух макак».

Он уже забыл, до чего прекрасен Париж. После Лондона он казался очень чистым — никаких мешков с мусором на тротуарах, ни табличек «Продается» на домах.

Он остановился на мосту Пон Нёф и оглянулся на Лувр. В синеющих сумерках светились окна домов и уличные фонари. На мгновение ему стало жалко, что он приглашен на ужин. Как бы ему ни нравился Мюра, такой вечер лучше бы провести с хорошенькой девушкой.

У «Двух макак», как всегда, было полно народу, официанты, как всегда, высокомерны, посетители, как всегда, напускали на себя скучающий вид. Этой осенью девушки опять были в черном, с тщательно спутанными волосами и бледными лицами, в больших не по размеру кожаных пиджаках и тяжелых туфлях на толстой подошве, которые так ненавидел Саймон, — даже самые изящные ножки выглядели в них неуклюжими. Почему им так хотелось быть похожими друг на друга?

Саймон раскурил сигару и заказал аперитив. Хорошо снова оказаться во Франции, слышать французскую речь. Удивился, как много он понимает. Очень давно, больше двадцати лет назад, он полгода работал официантом в Ницце. Тогда он говорил довольно бегло, во всяком случае, достаточно бегло, чтобы зарабатывать на жизнь. Теперь он был доволен, что кое-что еще помнит.

Он наблюдал, как сидевшая в углу чета японцев пыталась дать заказ официанту, который предавался любимой забаве парижан — делал вид, что ни черта не понимает.

— Скошь, — говорил японец, подняв два пальца. — Скошь.

— Comment?

— Скошь.

Официант пожал плечами. Японец взял меню и раскрыл, показывая на середину страницы.

— Скошь.

Официант снизошел заглянуть в меню и вздохнул.

— Non, — наконец произнес он. — Виски.

— Хай, хай. Скошь виски.

— Deux?

Японец, улыбаясь, закивал головой, и официант, удовлетворенный тем, что доказал свое превосходство, лавируя между столиками, направился к бару.

Аперитив разжег аппетит. Он подумал о белых грибах, которые время от времени появлялись в меню «L’ Ami Louis» — «Друга Луи». Он вдруг сообразил, что за весь день ни разу не вспомнил о работе и даже по приезде забыл позвонить Лиз. Франция уже пошла ему на пользу. Рассчитавшись, он направился к стоянке такси на другой стороне бульвара Сен-Жермен.

Такси высадило его рядом с узкой улицей Вербуа. Он на мгновение задержался у дверей ресторана. Слава Богу, его не приукрасили и не облагородили. Толкнув дверь, он вошел в шум и духоту одного из последних знаменитых парижских бистро.

Внутреннее убранство оставалось таким, каким оно было в начале века, — облупившиеся стены цвета хорошо прожаренного жаркого, на полу истертая до бетонного основания кафельная плитка. Кроме фотографии старого хозяина, седоусого Антуана, да пары потемневших от времени зеркал стены были голыми, если не считать протянувшейся во всю стену вешалки. За более чем полвека здесь мало что изменилось, и каждый раз, бывая здесь, он чувствовал, будто находится в обветшавшей столовой старого друга.

Мюра заказал столик рядом с допотопной дровяной печкой. Саймон приготовился ждать, разглядывая окружающую публику. Обычно здесь можно было видеть интересную смесь известности, богатства и дурной славы — кинозвезд и режиссеров, политиков, надеющихся быть узнанными, и государственных мужей, пытающихся оставаться инкогнито, молодых людей из состоятельных парижских семей, актрис с поклонниками, стареющих плейбоев и почти всегда группу робеющих новичков, не знающих, как себя держать в этой убогой обстановке.

В дверях появились две американские пары. Женщины не по сезону в дорогих мехах, мужчины в летних блейзерах. Саймон заметил на лицах женщин выражение тревоги, когда официант небрежно забрал и швырнул на вешалку стоящую несколько тысяч долларов натуральную шиншиллу.

— Клейтон, — спросила мужа одна из них, — ты уверен, что это именно то место?

— Это же бистро, милая. А ты что ожидала? — ответил он, усаживая ее за стол.

К Саймону подошел официант с бутылкой мерсо. Аромат вина вызывал в памяти паутину, темные подвалы.

Вино было охлаждено, но не сильно, чтобы не заглушить вкус. Попробовав, Саймон одобрительно кивнул. Официант наполнил бокал.

— C’est pas terrible, eh?

В дверь забарабанили, и в ресторан, ворвался запоздавший Мюра. Растрепанный, в измятом черном костюме и длинном розовом шарфе, на загорелом лице сверкают зубы и очки, волосы спадают на плечи — будто сбежал из шестидесятых годов. Непостижимо, как ему удавалось руководить парижской конторой, сохранять загар и вести сложную, требующую большой отдачи любовную жизнь. Они познакомились, когда Саймон купил в агентстве Мюра контрольный пакет акций, и с тех пор деловые отношения переросли в дружбу.

— Филип! Рад тебя видеть.

— Саймон! Пришел пораньше. Нет? Тогда я опоздал. Merde. Думал, совещание никогда не кончится.

— Как ее зовут?

— У тебя извращенный ум, друг мой. Но я помню, что ты однажды мне сказал: не дури того, кто сам дурачит. — Мюра явно смаковал выражение. Ему нравилось употреблять грубые словечки, и он подхватывал их, где только мог. — О’кей. Видишь ли, приходил клиент насчет рекламы йогурта. Женщина в известном возрасте и…

— …один разок для пользы агентства, — подхватил Саймон.

Мюра налил себе вина.

— Она заказала рекламную кампанию на весь следующий год. Мы выпили, чтобы отметить это событие, ну, а потом… — Он пожал плечами.

— Не утомляй подробностями. Что будешь есть?

Изучая меню, они нечаянно подслушали разговор за столиком американцев.

— …и знаете, что в конце концов оказалось? Пупочная грыжа.

— Мне жареного цыпленка. Он выходит из больницы и возбуждает дело о преступной небрежности.

Саймон усмехнулся.

— По-моему, лучше слушать о твоих похождениях, нежели такое.

Он кивнул официанту, и они сделали заказ.

— Надолго в Париж? — спросил Мюра. — В субботу вечеринка. Гарантирую хорошеньких девушек. Никого из нашего бизнеса. Стоит побывать, — подмигнул он и попробовал на слух недавно услышанное выражение. — Маленько освежиться.

— Довольно заманчиво, — сказал Саймон. — Но не могу. Завтра утром дальше — еду машиной на несколько дней в Сен-Тропез.

Появился официант с шипящими в остром чесночном соусе жаренными в ракушках гребешками, паштетом из гусиной печенки, перед которым Саймон не мог устоять, и горкой тостов, нарезанных из вкусных французских батонов. На краю стола благоухала покрытая пылью бутылка бургундского. Саймон снял пиджак и огляделся. Все столики заняты, в зале привычный шум. Не умолкал смех — сюда приходили повеселиться. На диету наложен запрет, порции чудовищные. В «L’Ami Louis» приходили не за тем, чтобы тихо посидеть за парой листиков салата.

— Сен-Тропез? — Мюра скорчил презрительную гримасу. — С ним кончено. Все побережье ни на что не годится, если только ты не собираешься играть в гольф в компании толстозадых парижан. Теперь все в руках «BCBG» — «Bon Chic Bon Genre», и тебя оштрафуют, если не будешь в рубашке от «Лакоста».

— Допустим, у тебя нет рубашки от «Лакоста». Куда бы ты отправился?

Мюра последним кусочком тоста собрал соус с тарелки.

— Бывал когда-нибудь в Любероне? Это между Авиньоном и Эксом. Тоже становится модным, особенно в августе, но там действительно отличные места — старые деревушки, горы, безлюдье, фантастическая игра света. В июне я провел там неделю с Натали. Было очень романтично, пока не приехал муж.

Официант убрал со стола. Саймон никогда не был в Любероне. Как и сотни тысяч других, он отправлялся прямо на Лазурный берег, жарился там на пляже и возвращался домой. Удаленная от автострад часть Прованса оставалась неизведанной территорией, пролетающими мимо названиями на дорожных указателях.

— Как туда ехать?

— В Кавайоне свернешь с автострады в сторону Апта. Пустяки, двадцать минут езды. Расскажу, где мы останавливались с Натали, — уютное местечко, beaucoup de charme, отдельная терраса, где вы сможете загорать нагишом…

— Филип, я еду один.

— Ну и что? Загорай нагишом один. А может быть, повезет. — Мюра наклонился к нему. — Однажды утром входит горничная убрать постель — смуглая провансальская красавица лет семнадцати, как налитое яблочко, с огромными карими глазами — и видит английского господина. Он на террасе tout nu, совершенно голый. Ей не устоять. Voilà! Лапки кверху.

Рассказ Мюра о спокойном безмятежном отдыхе прервало появление заказанного на двоих огромного жареного фазана, обложенного тонкими хрустящими ломтиками pommes frites. За американским столиком послышался испуганный голос — это подали курицу, заказанную одной из дам.

— Боже мой, это все мне?

Мюра напил красного вина и поднял бокал.

— Bonnes vacances, дружище. О Любероне я вполне серьезно — особенное местечко. Стоит посмотреть.