Порой Эндрю Нокса тяготит положение старейшины в общине. Он вышел в отставку именно для того, чтобы отдохнуть от этих людей, умоляющих внести порядок в их запутанную, хаотичную жизнь. Людей лгущих и лукавящих, но думающих при этом, что весь мир ополчился против них, и какие бы они ни творили беззакония, никто из них не чувствовал себя повинным в собственных злоключениях. Как будто мало того, что весь город взбудоражен из-за сидящего под замком подозреваемого в убийстве, так еще с утра явился Джон Скотт и потребовал либо вернуть ему склад, либо предоставить значительную компенсацию за использование его здания на благо города, как он выразился, а иначе, мол, он обратится в соответствующие правительственные органы. Нокс пожелал ему удачи. Другие горожане останавливали его на улице с вопросом, почему душегуба до сих пор не отправили в окружную тюрьму, — похоже, никому и в голову не приходит, что тот может быть невиновен. И Маккинли уезжать не торопится — небось обязательно хочет лично добиться признания и хвалиться им, как трофеем. Окруженный честолюбцами, Нокс не желает больше иметь дела ни с одним из них.

А еще этот Стеррок, о котором тоже нельзя забывать.

Легкий стук в дверь, и Мэри сообщает, что к нему пришла миссис Росс — опять. Эта женщина не оставит его в покое. Он кивает, а про себя тяжело вздыхает: дал слабину, чувствуя, что иначе она останется ждать в прихожей — или даже, прости господи, на улице.

— Мистер Нокс… — начинает она с порога, даже дверь за собой не закрыв.

— Миссис Росс, надеюсь, разговор был полезным?

— Он не стал говорить. Но что-то он знает. Я должна прийти завтра снова.

— Видите ли, я никак не могу позволить вам…

— Он этого не делал.

Она говорит так уверенно, что Нокс смотрит на нее, разинув рот, пока не решает все-таки закрыть его.

— Откуда такая уверенность? Женская интуиция?

С каким сарказмом она улыбается — пренеприятная черта в женщине.

— Его интересовало, как умер Жаме. Он не знал. И я уверена, он что-то знает о Фрэнсисе. Но он полагает, едва ли мистер Маккинли будет справедлив к… полукровке.

Нокс подозревает, что Паркер и ему не доверяет, просто она достаточно вежлива.

— Возможно, вам известно также, что он делал в хижине Жаме?

— Я его спрошу.

Нокс хмурит брови. Дело выходит из-под контроля. Он уже забыл, что несколько минут назад хотел избавиться от всех своих обязанностей — просто нелепо, если их у него заберет фермерская жена.

— Мне очень жаль, но это совершенно исключено. Мы собираемся как можно скорее увезти арестованного. Я не могу позволить всем, кому не лень, ходить к нему с беседами.

— Мистер Нокс. — Она подступает к нему, словно бы с угрозой (будь она мужчиной). — Мой сын в лесу, и люди из Компании могут его не найти. Возможно, он заблудился. Возможно, поранился. Он всего лишь подросток, и если вы помешаете мне узнать все, что в моих силах, то можете оказаться виновным в его смерти.

Нокс делает усилие, чтобы не отпрянуть. Есть в ней что-то такое — или, возможно, дело в чувстве неполноценности, которое в нем вызывают высокие статные женщины. Глядя в ее суровые глаза — необычного серого цвета и твердые, как минерал, — он осознает всю несокрушимость ее воли.

— Я думала, уж кто-кто, а вы способны понять, что значит потерять ребенка. И вы отказываете мне в помощи?

Нокс вздыхает, мысленно негодуя, что она использует против него трагедию Сетонов, но понимает, что именно это заставит его сдаться. Если мальчишка просто заблудился в лесу, то лучше не думать о последствиях. А Маккинли об этом знать необязательно. Если проявить осторожность, вообще никто ни о чем не узнает.

Он предлагает ей вернуться утром, как можно раньше, внушает, что следует проявить максимальную осторожность, и с облегчением вздыхает, когда она уходит. Конечно, в ее положении вполне естественно не сидеть на месте, защищая ребенка; просто было бы естественней (и встретило бы больше сочувствия), если бы она плакала или еще как-нибудь проявила свою женственность.

— Мистер Нокс!

Маккинли вваливается в кабинет без стука. Этот тип и вправду становится все более и более невыносимым: фланирует здесь, как у себя дома.

— Думаю, еще один день, и дело в шляпе, как вы считаете?

— Какое дело, мистер Маккинли? — устало смотрит на него Нокс.

— Вытянуть из парня признание. Нет смысла затягивать с этим.

— А если он не признается?

— Ах, вряд ли это будет так трудно, — лукаво щурится Маккинли. — Лиши этих ребят свободы, и они тут же начинают пресмыкаться. Не выносят неволи, как животные.

Нокс бросает на него ненавидящий взгляд. Маккинли этого не замечает.

— Думаю до обеда сделать еще одну попытку.

— У меня тут срочная канцелярская работа. Разве это не может подождать?

— А зачем вам себя утруждать, мистер Нокс? Я вполне могу допросить его сам.

— Думаю, благоразумнее присутствовать нам обоим.

— Вряд ли меня там подстерегает какая-то опасность. — Он откидывает полу куртки, показывая висящий на поясе револьвер.

Нокса захлестывает бешенство.

— Я имел в виду не вашу безопасность, мистер Маккинли. Скорее необходимость второго человека, способного засвидетельствовать, что бы он там ни сказал.

— Так я возьму Адама, если это вас беспокоит.

Ноксу остается прикусить язык и открыть ящик стола, где хранятся два ключа от склада. Не следует ли ему изменить планы и пойти с Маккинли? Этот парень начинает казаться ему преступником, хотя он, разумеется, никакой не преступник, а, напротив, уважаемый сотрудник Компании. Нокс дает ему один из ключей и выдавливает из себя улыбку:

— Адам должен быть на кухне.

После ухода Маккинли Нокс прислушивается к голосам из гостиной, которые делаются громче и громче. Дочери ссорятся. Не вмешаться ли? Когда они были помладше, он так обычно и поступал, но сейчас не находит в себе сил. К тому же теперь они взрослые женщины. Он внимает привычным звукам: растворенный в слезах голос Сюзанны, назидательный тон Марии, заставляющий его содрогнуться, хлопанье двери и шаги по лестнице. Взрослые женщины, что тут скажешь.