Удары сердца напоминали стук капель, вылетавших из водосточной трубы. Кап… кап… кап… кап… За минувшие дни промежутки между ударами становились все больше. Словно колодец, в котором неумолимо иссякала вода.

Тин Вин предчувствовал это еще несколько недель назад. Он привык к усталому биению У Мая, но с недавних пор сердце наставника начало стучать слабее. Вот уже две недели, как с учениками занимался другой монах. У Май слег, и у него не было сил подняться. Он ничего не ел и очень мало пил, хотя в Кало стояла невыносимая жара.

Тин вместе с Ми Ми несколько суток провели у постели У Мая. Тин читал ему, пока пальцы не вспухли от движения по страницам. Ми Ми хотела спеть для У Мая, но старик отказался. Он знал о магических свойствах ее голоса, но не желал искусственно продлевать свою жизнь. Говоря это, он слегка улыбнулся.

Воспользовавшись тем, что У Май заснул, Тин и Ми Ми решили сходить в чайный домик и выпить свежего тростникового сока. Даже старый баньян не спасал от жары, вот уже вторую неделю не оставлявшей Кало. Воздух застыл. Тин с Ми Ми молча уселись за столик. Тин отметил, что мухи и те страдают от жары и жужжат ленивее обычного. Все разговоры посетителей были только о несносной погоде и о том, когда в Кало вернется долгожданная прохлада. Тин в замешательстве прислушивался к обрывкам разговоров. В двухстах ярдах отсюда лежал умирающий У Май, а эти люди попивали чай, ругали погоду и говорили о каких-то мелких делах.

Потом Тин Вин услышал, что к домику приближается монах. Он сразу же узнал неровную походку Жо, у которого левая нога была короче правой. Наверное, зрячие не слишком замечали его хромоту, но для ушей Тина она была достаточно ощутимой. Жо шел с плохой вестью. Это Тин понял по ударам его сердца. У них был странный, всхлипывающий звук. Почти так же билось сердце покалеченного теленка, которого недавно нашла Ми Ми и который умер у нее на руках.

— У Май потерял сознание, — едва слышно произнес Жо.

Тин Вин встал, нагнулся, чтобы Ми Ми взобралась ему на спину, и поспешил в монастырь. Он бежал со всех ног. Ми Ми направляла его, помогая не столкнуться с пешеходами и повозками. Вскоре они уже были на монастырской дорожке. Тин быстро миновал двор и взлетел по ступенькам.

Вокруг постели У Мая собрались все монахи и немало горожан. Они сидели на полу, занимая половину просторного зала. Увидев Тина и Ми Ми, все расступились, давая им проход.

За какой-то час лицо У Мая сильно изменилось. Щеки стали еще более впалыми, а глаза совсем ушли вглубь. Нос, наоборот, вытянулся, а губы почти исчезли. Кожа напоминала измятый лист рисовой бумаги. У Май лежал, скрестив руки на животе.

Они опустились возле постели, которую теперь можно было смело назвать смертным одром. Ми Ми и сейчас не разжимала своих рук, сомкнув их на груди Тина.

Скоро жизнь уйдет из старого тела. Тин Вин это знал. Сейчас сердце У Мая звучало не громче шелеста крыльев бабочки. Тин всегда боялся этого момента. Он не представлял себе жизни без У Мая. Неужели он больше не услышит голоса учителя? Теперь никто не даст ему совета и не ободрит словом, как это умел делать У Май. Старый монах стал первым, кому Тин в свое время решился открыть душу. У Май пытался освободить его от страха. В первые годы их дружбы старик часто повторял: «В каждой жизни есть семена смерти». Смерть, как и рождение, — часть великого круговорота, из которого невозможно выйти. Бороться против законов природы глупо. Лучше принять их как данность, нежели страшиться.

Тину нравилась логика рассуждений, однако слова учителя не убеждали его. Он все равно боялся: и смерти У Мая, и своей собственной. Нельзя сказать, чтобы Тин Вин цеплялся за жизнь и считал ее чем-то особо ценным. И все равно страх его не оставлял, порою превращаясь в настоящую панику. Умом Тин понимал: у его кошмаров — животная природа. Но времена, когда Тин ощущал себя маленьким поросенком, которого вот-вот зарежут, прошли. В детстве Тин видел это своими, тогда еще зрячими глазами. Хрюшку резал отец. Несчастное животное отчаянно визжало, пытаясь выскользнуть из цепких рук. В поросячьих глазах не было ничего, кроме неописуемого ужаса. Свинка не хотела умирать, дергалась всем телом. Страшное зрелище запомнилось Тину на всю жизнь.

Потом он узнал об инстинкте самосохранения, присущем каждому живому существу. Но человек тем и отличается от животных, что должен силой разума преодолеть страх смерти и покинуть этот мир в спокойствии. На самом деле люди редко умирали в безмятежности. В вопросах жизни и смерти полно противоречий.

В течение последних двух лет Тин Вин часто думал о них, но только сейчас почувствовал, что смерть из предмета размышления становится реальностью. Как ни странно, ему стало спокойнее. Теперь, когда было кого терять, Тин Вин перестал бояться. Он хотел бы спросить наставника о причинах своего спокойствия, но старый монах стал недосягаем для вопросов.

Неожиданно губы У Мая зашевелились.

— Тин Вин, Ми Ми, вы здесь?

Он не произносил, а выдыхал слова.

— Мы оба здесь, — ответил Тин.

— Ты помнишь, каким образом я хотел умереть?

— Свободным от страха и с улыбкой на губах, — ответил Тин.

— У меня нет страха, — прошептал У Май. — Ми Ми тебе подтвердит: я даже улыбаюсь.

Тин Вин взял руку У Мая и умолял больше не говорить:

— Поберегите себя.

— Ради чего?

Неужели этот вопрос станет последними словами У Мая? Тин Вин искренне надеялся, что старик успеет сказать еще что-нибудь. Жизнь не должна заканчиваться вопросом. Особенно таким, как: «Ради чего?»

Казалось, У Май сознавал, насколько тщетно продолжать цепляться за жизнь. И в то же время в вопросе ощущалось сомнение и ощущение незавершенности.

Тин Вин считал удары сердца У Мая. Они стали еще тише, и паузы между ними удлинились.

Но У Май вновь открыл рот. Тин Вин подался вперед.

— Любовь, — прошептал старик. — Любовь.

Больше он ничего не сказал. Тин Вин был уверен: это слово У Май произнес с улыбкой на устах.

Старый монах затих. Тин Вин напряженно ждал. Молчание. Бесконечная тишина, окутавшая все и потопившая в себе все звуки.

Тин слышал удары своего сердца и сердца Ми Ми. Ритм их биений соединился, и вдруг две жизни зазвучали как одна. Это длилось недолго, всего несколько секунд, но Тину они показались вечностью. Он слышал единое биение их сердец!