14
Такого воя Су Кьи еще не слышала. Она не испугалась, поскольку ничего тревожного или пугающего в нем не было. Воющий голос не жаловался. Он бунтовал, выплескивая ярость и сомнение. Минуя уши, вой проникал глубже, в самую Душу.
Су Кьи проснулась и увидела сидящего Тина Вина. Он громко выл, широко открыв рот. Су Кьи позвала его по имени, но Тин не откликнулся. Может, кошмар приснился? Женщина взяла его за плечи и встряхнула. Тело парня было прямым и жестким, как палка.
— Тин Вин, Тин Вин, успокойся! — несколько раз крикнула она, обхватив руками его голову.
Это подействовало. Тин повалился на циновку и свернулся калачиком, подтянув ноги к груди. Су Кьи баюкала его, как младенца. Вскоре он заснул.
Проснувшись, как всегда, на рассвете, Су Кьи почувствовала, что воспитанник не спит. Тин всхлипывал. Она шепотом окликнула его, но Тин не отзывался. Тогда Су Кьи быстро встала, завернулась в лонгьи, натянула кофту и свитер. Тина прикрыла одеялом. Наверное, мальчишка простудился. Вчера он вернулся позже обычного. Что еще более странно, его привели трое незнакомых парней. Вид у него был жуткий: весь в грязи, лоб разбит. Не сказав ни слова, улегся на циновку.
Су Кьи разожгла огонь в очаге, чтобы покормить Тина. Горячий куриный суп и рис с карри пойдут ему на пользу.
Тин Вин отстраненно съел то, что она ему принесла, и вновь лег. Су Кьи ушла на кухню и не сразу услышала надрывные звуки, доносящиеся из комнаты. Вбежав туда, она увидела Тина у открытого окна. Он стоял на коленях и исторгал в окно все, что недавно съел. Его тело отчаянно сотрясалось от спазм. Казалось, он готовится перейти в вечность и потому торопится выбросить из себя все бренное. Тина рвало до тех пор, пока изо рта не пошла зеленоватая, отвратительно пахнущая слизь. Су Кьи силой оторвала его от окна и уложила на циновку. Тин беспомощно шарил в поисках ее руки. Су Кьи села рядом, положив его голову себе на колени. У Тина тряслись губы. Дышал он с трудом.
Тин Вин не знал, спит он или бодрствует. Он утратил всякое представление о пространстве и времени. Его чувства обратились внутрь. Белый туман перед глазами сменился зловещей тьмой. В носу оставался зловонный запах исторгнутой пищи. Уши воспринимали лишь телесные звуки: шум крови, урчание в животе. И конечно же, удары сердца. Но всем сейчас правил страх. Его кошмар не имел ни имени, ни голоса. Он просто был, пронизывал каждую клетку тела. Страх правил и мыслями и снами. В бреду Тин слышал биение сердца Ми Ми. Он звал ее, но она не отвечала. Тогда Тин бросился на звук сердца и никак не мог ее догнать. Он бежал все быстрее, а Ми Ми куда-то ускользала. Он мчался, пока не свалился от изнеможения. В другом кошмаре Тин видел Ми Ми сидящей на табуретке. Шел к ней обрадованный, и вдруг земля разверзалась, и он проваливался в бездну. Тин падал в темноте и тщетно пытался хоть за что-то уцепиться. Становилось все жарче, и наконец он проваливался в огненное болото. Потом кошмар повторялся с самого начала. Но что мешало ему до конца увидеть сон, в котором он умирал?
Тин вовсе не боялся смерти. Он страшился всего остального. Каждого прикосновения, слова, мысли. Каждого удара сердца и даже очередного вдоха.
Ему было трудно шевелиться. Он не мог есть. Чай, который Су Кьи насильно вливала ему в глотку, он тут же выплевывал. Слышал голос Су Кьи, но откуда-то издалека. Чувствовал прикосновение ее руки, но сомневался, она ли это или его воображение.
А в голове снова и снова звучали слова У Мая: «Запомни, Тин Вин: есть лишь одна сила, превосходящая страх. Любовь». Но знал ли учитель, какая сила способна одолеть страх любви?
Так прошло два дня. Видя, что воспитаннику не становится лучше, Су Кьи принялась его лечить. Несколько часов подряд она натирала его снадобьями из целебных трав. Су Кьи почти не спала. Она забыла о домашних делах и об уборке богатой виллы, стараясь не отходить от Тина. Он не жаловался на боль, не кашлял. У него не было жара. Наоборот, его тело казалось Су Кьи чересчур холодным. Добрая женщина не знала, какой недуг снедает ее подопечного, однако догадывалась: это не просто телесное заболевание. Это вопрос жизни и смерти. У кого спросить совета? Су Кьи с одинаковым недоверием относилась и к врачам маленькой местной больницы, и к знаменитым астрологам, жившим в Кало и в окрестных деревнях. Если кто и способен помочь, то это У Май. Скорее всего, происходящее с Тином — даже не болезнь. Вдруг мальчишка случайно пробудил духов и демонов, которые обитают в каждом человеке и ищут удобный повод, чтобы вырваться наружу?
Поставив рядом с Тином большую кружку чая, Су Кьи поспешила в монастырь.
Вернувшись, она застала подопечного в той же позе. У Май ничего ей толком не посоветовал. Су Кьи подробно объяснила, как Тин провел все эти три дня и три ночи, однако ее рассказ ничуть не взволновал старого монаха. Он произнес лишь туманные слова о «вирусе любви». Если она правильно поняла, такой вирус живет в каждом человеке, но поражает очень и очень немногих. Когда «вирус любви» пробуждается, душа и тело человека оказываются во власти страха и смятения. Да, он не может ни есть, ни спать, ни двигаться, ни говорить. Однако смертельные исходы крайне редки. В большинстве случаев со временем хватка вируса слабеет и человек выздоравливает.
В большинстве случаев. Но не во всех. Су Кьи вспомнился ее двоюродный дед, пораженный «вирусом любви». Целых тридцать семь лет он лежал не вставая. Не разговаривал и не ел. Возможно, он бы умер от голода, если бы родные с ангельским терпением не кормили его насильно трижды в день. (С таким же ангельским смирением они убирали из-под него все, что выбрасывало живущее по своим законам тело.) Еще юношей этот человек полюбил дочь своих соседей и мечтал на ней жениться, однако родители отдали ее за другого. Вот тогда он и слег.
Или взять ее племянника. Парень влюбился в местную девчонку. После заката он приходил к ее дому и распевал романсы. В этом не было ничего удивительного — так издревле повелось в здешних местах. Странно другое. Девушка не отвечала ему взаимностью, да и ее родителям он не нравился. Но племянник Су Кьи не останавливался. Теперь он пел не только на закате, но и днем, забывая о работе. Потом стал исполнять серенады ночи напролет. Братья были вынуждены силой уводить его домой. Семья девушки пригрозила, что пожалуется властям. Тогда несчастный влюбленный забрался на дерево авокадо, что росло во дворе родного дома, и пел, сидя на ветке. Где-то через месяц (к немалому облегчению родных и соседей) он потерял голос. И мог лишь шептать слова песни, повествующей о вечной любви.
Память услужливо подбрасывала Су Кьи все новые и новые истории о крестьянах и монахах, торговцах, ремесленниках, погонщиках, потерявших голову от любви. Более того, среди безнадежно влюбленных было даже несколько англичан.
«Может, это связано с нашими местами?» — думала Су Кьи. Недаром белые люди так ценят Кало за чистый воздух и красивую природу. Но ведь за блага нужно платить. Вот кто-то и расплачивается. Может, в других странах такого вируса нет.
Она и об этом спросила у старого монаха. У Май лишь усмехнулся и ответил, что «вирус любви» живет во всех местах и у всех людей и особенности Кало тут ни при чем.
Су Кьи растерла в ступке листья эвкалипта и держала их возле носа Тина, чтобы у него проснулось обоняние. Напрасно. Тогда она попробовала размятые цветы гибискуса и жасмина. Снова безуспешно. Она растирала ему голову и ноги. Тин Вин не отвечал. Его сердце продолжало биться. Он дышал, но иных признаков жизни не подавал. Спрятался в мир, куда Су Кьи не было доступа.
Утром седьмого дня в дверь постучали. Открыв, Су Кьи увидела незнакомого парня, на спине которого сидела Ми Ми. Эту девочку она видела на рынке и по скупым рассказам Тина знала, что он проводит с Ми Ми все свободное время.
— Здравствуйте, тетушка Су Кьи, — сказала Ми Ми. — Дома ли Тин Вин?
— Дома. Только болеет он.
— А что с ним?
— Сама не знаю. Не говорит. Не ест. Хорошо еще, что дышит.
— Мне можно его увидеть?
Су Кьи открыла дверь в единственную комнату их хижины. Тин Вин лежал неподвижно. Его лицо исхудало, отчего нос стал казаться больше. Кожа приобрела пепельный оттенок и выглядела безжизненной. Он не притрагивался ни к рису, ни к чаю. Ми Ми слезла со спины брата и подползла к Тину. Су Кьи залюбовалась изяществом, с каким двигалась увечная девочка. У нее язык не повернулся бы назвать Ми Ми калекой.
Ми Ми осторожно приподняла Тина, положив его голову себе на колени. Потом склонилась над ним, заслонив лицо водопадом длинных черных волос. Она что-то шептала ему на ухо. Брат Ми Ми вышел из комнаты, Су Кьи — тоже. Она заварила гостям чай и на старой сковороде поджарила подсолнечные и дынные семечки.
Потом Су Кьи вышла в сад и уселась в тени дерева авокадо. Она смотрела на поленницу дров, аккуратно сложенных у боковой стены дома, на пень, где время от времени рубила курам головы. Взгляд Су Кьи скользил по огороду и разваливающейся скамейке, которую, должно быть, делал еще отец Тина. Во дворе кудахтали полдюжины прожорливых несушек. Су Кьи чувствовала, как в душе нарастает волна печали. Знакомое состояние. Су Кьи его ненавидела и отчаянно с ним сражалась. Чаще всего ей удавалось погасить грусть в самом зародыше. Однако сейчас это чувство разрасталось и набирало силу. Причин печалиться не было. Неужто опять жалость к самой себе? С ней Су Кьи сражалась еще яростнее, чем с тоской, ведя многолетние бои. Может, это из-за таинственной болезни Тина? Из-за страха его потерять? А может, на нее опять накатило ощущение беспросветного одиночества? Да разве мало на свете одиноких людей? Тин Вин, например. И ее сестра. По сути, каждый человек одинок, только некоторые это чувствуют, а другие нет.
И вдруг Су Кьи услышала песню. Она раздавалась из дома, но была настолько тихой, словно доносилась с противоположного конца долины. Красивый девичий голос выводил мелодию, которую Су Кьи прежде никогда не слышала. Ей удавалось разобрать лишь отдельные слова. Но сколько в них было любви и страсти!
Су Кьи вдруг подумалось, что такая песня способна усмирить духов и демонов. Ее печаль тоже слабела. Су Кьи как зачарованная сидела под деревом. Боялась пошевелиться, словно малейшее движение могло нарушить волшебство. Голос Ми Ми наполнял дом и сад, проникая повсюду. Под его нежным напором отступали все привычные звуки: щебетание птиц, стрекот цикад и лягушачье кваканье. Оставалась только песня, обладавшая силой целебного снадобья. Су Кьи казалось, что в ее немолодом теле открываются все поры и клеточки. Она подумала о Тине и поняла: больше не надо за него бояться. Сила пения Ми Ми проникнет через все барьеры, которые он возвел вокруг своей жизни. Тину нигде не спрятаться от удивительной мелодии. Песня была лучшим лекарством от «вируса любви», о котором говорил У Май.
Су Кьи неподвижно сидела под деревом, пока глаза не начали слипаться.
Ее разбудила прохлада наступившего вечера. Стемнело. Проснувшись, Су Кьи зябко поежилась от холода. А пение продолжалось, такое же нежное и прекрасное. Су Кьи встала и пошла в дом. На кухне горела свеча. Вторая была зажжена в комнате. Ми Ми все так же сидела рядом с Тином, держа его голову у себя на коленях. Парень оживал, становясь прежним Тином. Брата Ми Ми в доме не было. Су Кьи тихо спросила, не хочет ли гостья подкрепиться или отдохнуть. Ми Ми покачала головой и продолжила петь.
Су Кьи прошла на кухню, съела немного холодного риса с авокадо. Она устала и чувствовала, что ее помощь Ми Ми не требуется. Вернувшись в комнату, Су Кьи достала для гостьи циновку и одеяло и легла спать.
Утром, когда она проснулась, в доме было тихо. Су Кьи огляделась. Рядом спали Тин Вин и Ми Ми. Су Кьи встала и удивилась: она очень давно не поднималась с такой легкостью. У нее ничего не болело. Даже тело стало заметно легче. Продолжая изумляться, она пошла в кухню, приготовила себе чай, а потом занялась завтраком.
Тин Вин и Ми Ми проснулись около полудня. День был теплым, но не жарким. Су Кьи работала на огороде и краешком глаза увидела, как из дому вышел Тин, неся на спине Ми Ми. Су Кьи показалось, будто за эти дни он стал старше. А может, это просто следы страданий. Ми Ми говорила ему, куда идти. Тин прошел вдоль поленницы, не задев ни табуретку, ни колоду, на которой Су Кьи колола дрова. Потом они сели на скамейку возле стены. Тогда Су Кьи бросила мотыгу и пошла к ним.
— Проголодались? — спросила она.
— Кажется, да, — ответил Тин Вин.
А вот голос у него изменился, стал ниже.
— И пить очень хочется, — добавил он.
Су Кьи приготовила рис с карри и чай. Оба ели медленно. Су Кьи казалось, что с каждым проглоченным куском Тин становится живее и сильнее.
После еды Тин объявил, что они с Ми Ми пойдут прогуляться, а потом он отнесет ее домой. Су Кьи может не беспокоиться: он прекрасно себя чувствует и крепко стоит на ногах. Тин обещал вернуться до темноты.
По крутой тропе они поднялись на гребень горы и пошли по нему. Внимание Тина было поглощено дорогой. Интересно, сможет ли он снова целиком довериться глазам Ми Ми и с ее помощью искусно обходить все препятствия?
— Ты помнишь прошедшие дни? — спросила Ми Ми, когда они устроили привал.
— Почти нет, — ответил Тин. — Кажется, я все время спал. Не мог понять, сплю я или нет. И звуков никаких не слышал — только странное бульканье.
— А что случилось с тобой?
— Сам не знаю. Был одержим.
— Чем?
— Страхом.
— И чего же ты боялся?
— Потерять тебя. Я пришел к твоему дому, а там пусто. Расспросил соседей, но они не знали, куда вы исчезли. Мне стало страшно. Я успокаивал себя как мог, но ужас нарастал. Я боялся, что мы больше никогда не встретимся. Где ты была?
— Мы ходили в горную деревню. Там умерла наша родственница, и ее младший сын позвал нас на похороны. Путь туда неблизкий. Мы вышли еще затемно. — Ми Ми прильнула к самому его уху и прошептала: — Тебе не нужно бояться. Ты не можешь меня потерять. Я — часть тебя, как ты — часть меня. Ну что, идем дальше?
Тин Вин встал. Эти прекрасные слова еще звенели у него в ушах. Он шагал легко и весело, как вдруг левая нога ступила в пустоту. Яма! Наверное, заросла травой, и Ми Ми ее не увидела. Тин замер, затем начал пятиться, нащупывая землю. Он качнулся вбок и, не удержавшись, покатился по склону. Падая, подавил желание прикрыть руками лицо. Вместо этого еще крепче держал Ми Ми. Он не знал, сколько продлится их кувыркание и где они окажутся в итоге. Их с одинаковой вероятностью могло вынести в траву, на камни или в гущу колючих кустарников. Тин повернул голову вбок, прижавшись подбородком к груди. Ми Ми крепко цеплялась за него. Теперь они скользили по травянистому склону, а затем покатились, будто связанные бревна.
Да, они упали, но не в пропасть и не на камни. Вокруг была мягкая, шелковистая трава.
Они находились в ложбине. Только сейчас Тин Вин почувствовал, как крепко они держались друг за друга. Когда кувыркание закончилось, Ми Ми оказалась верхом на нем, и ему не хотелось отпускать девушку. Ее сердце билось учащенно. Тин не только слышал его, но и чувствовал. Ми Ми была совсем легкой, даже легче, чем когда сидела у него за спиной. Сейчас Тин ощущал не только ее руки. Грудь Ми Ми прижималась к его груди, а ее живот — к его животу. Их лонгьи распахнулись, а голые ноги тесно сплелись. Тином овладело незнакомое чувство. Ему вдруг захотелось большего, чем вот так просто лежать, слушая дыхание. Он хотел обладать Ми Ми и отдать ей всего себя. Стать с ней одним целым, принадлежать ей.
Стыдясь этого желания, Тин отвернулся.
— Не поранился? — спросила Ми Ми.
— Легкие царапины. А ты?
— Даже не поцарапалась.
Ми Ми смахнула землю с его лица, вытерла лоб и пыль в уголках рта. Всего на мгновение их губы соприкоснулись. Тин Вин вздрогнул.
— Сможешь идти? — спросила она. — А то дождь собирается.
Тин встал, и Ми Ми привычно уселась ему на спину. Они пошли по полю. Вскоре Тин услышал шум реки. Точнее, рев. За недели дождей мелкая речушка превратилась в неистовый поток. Вода успела проделать небольшой овраг. Вниз по течению был мост, но до него долго идти. По шуму воды Тин попытался определить глубину. Наверное, никак не меньше десяти футов.
— Какая ширина речки в этом месте? — спросил он у Ми Ми.
— Футов шесть или семь. Может, и шире.
— Как же нам перебраться на другой берег?
Ми Ми посмотрела по сторонам:
— Тут неподалеку бревно переброшено. Идем. Только валун не задень.
Бревно было сосновым и довольно узким. Его окорили и старательно обрубили ветки. Но наспех сделанный мост, как и многое в мире, предназначался для зрячих людей.
— Куда теперь? — спросил Тин Вин.
— По этому бревну страшно идти, — задумчиво ответила она.
— Страшно, если смотришь. Особенно вниз. Мне отвлекаться не на что.
Тин осторожно ступил на бревно, ощупывая его пальцами ног. Ми Ми попробовала направлять его, но он покачал головой:
— Доверься мне.
Он шел слегка боком, вынося вперед то одну, то другую ногу. Даже не столько шел, сколько скользил по бревну, исследуя ступнями шершавую поверхность. Сердце Ми Ми настороженно билось. Снизу и с боков шумела вода. Наверное, они были почти на середине речки. Бревно угрожающе поскрипывало и прогибалось под тяжестью двух тел.
Тин двигался медленно. Ни разу не поскользнулся и не споткнулся. У Ми Ми закружилась голова, и она закрыла глаза. Да, Тин был прав: когда не видишь воду, становится легче. Нужно только забыть, где находишься.
Шажки Тина были совсем черепашьими, пока он не услышал, что шум воды зазвучал глуше. Они перебрались на другой берег! Обрадованная Ми Ми запрыгала на спине, а потом поцеловала Тина в щеки и в шею. У него от возбуждения подогнулись колени. Тин оступился и с большим трудом удержался на ногах. Совсем рядом загрохотал гром. Тин испуганно замер. Он даже зрячим боялся гроз.
— Я вспомнила: тут недалеко есть пустая хижина, — сказала Ми Ми. — Может, успеем до грозы?
Тин Вин побежал вдоль берега. Ми Ми направляла его, нажимая то на левое, то на правое плечо. Начался дождь, теплый и даже приятный. Вода стекала с их носов и подбородков. Ми Ми настолько тесно прижалась к его спине, что Тин чувствовал, как подрагивают ее мягкие груди с двумя острыми сосками.
Хижина оказалась маленькой, деревянной и без окон. На ее полу едва умещались две циновки. Но, помня о дождях, неизвестный строитель покрыл крышу жестью. Сейчас ливень барабанил по ней тысячами сердитых кулачков. Дождевая стена почти целиком скрыла реку, противоположного берега уже не было видно. Гроза бушевала у них над головой. Каждый раскат грома заставлял Тина вздрагивать, но скорее по привычке. В первый раз он был даже рад грозе. Ми Ми заткнула уши и закрыла глаза, чтобы не видеть слепящих молний.
В хижине было душно, и очень скоро их тела, мокрые от дождевой воды, начали покрываться потом. Ми Ми вытянулась на травяной подстилке. Сегодня Тин Вин не положил ей голову на колени, как делал всегда, а сел, скрестив ноги, у нее в изголовье. Его руки гладили черные волосы, лоб, брови, нос и губы. С особой нежностью Тин ласкал ее щеки.
Пальцы Тина не успокаивали Ми Ми, а как-то непривычно будоражили. Каждое прикосновение заставляло сердце биться все быстрее. Тин нагнулся, поцеловал ее лоб, потом нос. Его язык коснулся ушей и горла. Ми Ми замирала от наслаждения. Тин дарил ей незнакомые, но такие приятные ощущения. Его руки гладили ей виски и кончик носа, ласкали глаза и губы. Ми Ми приоткрыла рот от удовольствия, ей казалось, что Тин впервые до нее дотрагивался.
А потом Тин снял с себя мокрую рубашку. Ми Ми закрыла глаза. Ее дыхание стало медленным и глубоким. Тин ласкал ее ноги. Каждый палец и ноготь, потом выше, до лодыжечных косточек. Его рука доходила до края лонгьи и опускалась вниз. Один раз. Второй. Ми Ми задрожала. Она слегка задрала рубашку, обхватила голову Тина и уложила себе на голый живот. И слушала удары его сердца, неторопливые, но громкие и сильные.
Тин почувствовал, как участилось дыхание Ми Ми. Его затылок утыкался в ее пупок. Его пальцы скользили над ее телом, почти не дотрагиваясь до кожи. Напряжение, возникавшее между кончиками пальцев и телом, будоражило сильнее прикосновения. Потом рука Тина осторожно скользнула под лонгьи и стала опускаться ниже, пока не уткнулась в волосы на лобке. Тогда Тин встал на колени. Ми Ми видела, как натянулась ткань его лонгьи и под ней проступили очертания остроконечного шатра. Ее смутило не само это зрелище и не пальцы Тина, а собственное желание. Дыхание Ми Ми становилось все чаще и громче. Тин осторожно убрал руку. Ми Ми хотела продолжения, но он положил голову ей на грудь и замер. Тин Вин ждал, пока не успокоится сердце любимой. И ждать пришлось довольно долго.
Мелодия сердца — звук, который Тин всегда воспринимал с величайшим почтением. Особенно когда речь шла о Ми Ми. Сейчас сердце девушки билось всего в нескольких дюймах от его уха. Тину казалось, что он смотрит сквозь щелочку в глубины ее мира, где главным звуком были эти удары. Удивительно красивые и ни с чем не сравнимые.