Тин Вин сидел на полу, подтянув ноги к груди и уперев голову в колени. Он был готов провести так остаток дня, ночь и весь следующий день — боялся, что любое движение разрушит удивительное состояние, которое его охватило. Ми Ми рядом уже не было, но Тин по-прежнему слышал биение ее сердца. Вспоминал нежные удары, и ему казалось, будто девочка сидит рядом. А остальные звуки? Тин Вин поднял голову, повернулся в одну сторону, в другую, прислушался. С крыши доносилось тихое шуршание. Все так же кто-то жужжал и стрекотал, а черви неутомимо вгрызались в дерево. На полях пофыркивали буйволы, из чайных домиков слышался смех посетителей. Тин Вин знал: все эти звуки — не выдумка. Он действительно их слышал. Тогда мальчик осторожно встал и… Чудо не исчезло. Все звуки — знакомые и незнакомые — были с ним. Громкие и тихие — они оставались рядом! Может, они помогут ему найти свой путь в жизни?

Тин Вин вернулся на веранду, спустился вниз, пересек двор и вышел на главную улицу. Он ходил взад-вперед. Ему хотелось познавать город. Но теперь звуки неслись со всех сторон и почти все были непривычными. Окружающий мир шагал, топал, трещал, хрустел, шипел и булькал, пищал, визжал и скрипел. Лавина впечатлений испугала Тина. Он понял, что уши действуют почти как глаза. Когда-то он смотрел на лес и видел десятки деревьев с сотнями листьев и тысячами хвоинок. И все это наблюдал одновременно, не говоря уже о луге, усыпанном цветами. Но тогда это многообразие ничуть его не пугало. Он сосредотачивался на одной картинке, а остальные тускнели. Нечто похожее Тин Вин испытывал и сейчас. Звуков было столько, что он сбился бы со счета, возникни у него желание их пересчитать. Но они не превращались в какофонию. Раньше он сосредотачивался на травинке, цветке или птице. Сейчас мог настроить уши на отдельную мелодию мира и слушать только ее, наслаждаясь оттенками звучания.

Он шел вдоль монастырской стены, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Наверное, зрячие пропускают все это мимо ушей. Им невдомек, что в доме на другой стороне улицы разожжен очаг и оттуда доносится треск горящего хвороста. Кто-то маленькими кусочками нарезает чеснок и имбирь, лук-порей, помидоры. Кто-то всыпает в кипящую воду рис. Знакомые звуки; Тин Вин часто слышал их, когда Су Кьи готовила еду. Но тогда все было рядом, а этот дом находился ярдах в пятидесяти от монастырской стены. Потом он увидел мысленную картину, и она оказалась ярче и подробнее всего, что можно рассмотреть глазами. Возле очага стояла молодая женщина с раскрасневшимся лицом и капельками пота на лбу. Неподалеку фыркала лошадь. Кто-то жевал бетель, а затем выплюнул комок листьев. Тин Вин стал прислушиваться к другим звукам. Сумеет ли угадать, откуда они? Например, вот это приятное стрекотание, резкий скрежет, недовольное урчание? Определив звук, Тин не знал, кому или чему тот принадлежит. Хрустнула ветка, но какого дерева? Сосны, фиговой пальмы, авокадо или, может, бугенвиллеи? А что шуршит у самых его ног? Змея, мышь, жук или вообще кто-то ему незнакомый?

Первый восторг прошел. Тин Вин вдруг понял: каким бы удивительным ни был пробудившийся в нем слух, сам по себе он значил не так уж много. Ему требовалась помощь. Звуки напоминали словарь нового языка; не зная его, невозможно понять, о чем тебе рассказывает мир. Тину требовался переводчик, который ходил бы с ним, называл источники новых звуков и помогал познавать мир. Но такой человек должен быть терпеливым. Ему нужен тот, кто не станет смеяться, узнав, что Тин слышит биение сердец других людей. Тот, кто не воспользуется преимуществом зрячего, не обманет и не собьет с толку. Пока что единственным человеком, к кому Тин Вин мог обратиться с подобной просьбой, была Су Кьи.

Поглощенный новой способностью, Тин вышел на главную улицу и остолбенел. Он слышал сердца всех прохожих! Что еще удивительнее, каждое звучало по-своему. Их биение разнилось так же, как голоса. Одни сердца стучали легко и четко и были похожи на смех детей. Иные колотились торопливо, будто дятел в лесу. Встречались и беспокойные, словно бегающие по двору цыплята. А чей-то размеренный стук напоминал ему стенные часы в доме богатого родственника, которые Су Кьи каждый вечер заводила большим ключом.

— Тин Вин, ты зачем один вышел на улицу?

По голосу покровительницы он сразу почувствовал, что она взволнована и даже напугана.

— Просто я решил не ждать тебя в монастыре, а выйти навстречу.

Су Кьи взяла его за руку и повела домой. Они прошли мимо чайных домиков и мечети, а за маленькой пагодой свернули в сторону холма, где стояла вилла и их хижина. Су Кьи о чем-то говорила, но Тин пропускал все мимо ушей. Он вслушивался в стук ее сердца. Поначалу тот его удивил. Сердце Су Кьи билось неровно; за легким ударом следовал тяжелый. Это совсем не вязалось с голосом Су Кьи. Постепенно Тин Вин привык к ее ритму. Учитывая характер Су Кьи и внезапные смены настроения, ее сердце только так и могло биться.

Дома Тину Вину не терпелось попросить Су Кьи о помощи. Он сидел на кухонной табуретке и слушал мир. Во дворе Су Кьи колола дрова. Рядом с кудахтаньем носились куры. Ветер раскачивал ветви сосен. Щебетали птицы. Все звуки были знакомыми — трудно перепутать птичье щебетание с кудахтаньем вечно голодных кур. Затем уши Тина уловили негромкий шелест. Или все-таки жужжание? Кто его издает: жук или пчела? Если Су Кьи подскажет, в его словаре появится первое слово.

— Су Кьи, прошу, подойди сюда! — крикнул он.

Су Кьи нехотя отложила топор.

— Чего тебе? — спросила она, входя в кухню.

— Слышишь жужжание?

Оба прислушались. Сейчас сердце Су Кьи билось так же, как при подъеме на вершину холма. Чувствовалось, она очень внимательно отнеслась к его просьбе.

— Не слышу я ничего, — наконец призналась Су Кьи.

— Оно доносится вон оттуда. Посмотри над дверью. Ничего не видишь?

Су Кьи подошла к двери и уставилась в потолок:

— Ничего там нет.

— А ты посмотри внимательнее. Что там?

— Доски да пыль между щелями. Нечему там жужжать.

— Понимаешь, звук шел из того угла. Скорее всего, оттуда, где стена примыкает к крыше.

Су Кьи пригляделась к стене. Все как обычно. Ни одной букашки, способной жужжать.

— Пожалуйста, встань на табуретку. Может, тогда тебе будет легче увидеть, — не унимался Тин Вин.

Су Кьи встала. Конечно, глаза у нее не те, что прежде. Сейчас и ближние предметы потеряли ясность очертаний, но уж стык стены и потолка она видела достаточно хорошо. Грязный угол, потемневшие доски, которые не мешало бы заново проконопатить. И никакого жука или сверчка. Только толстый паук, плетущий паутину. Но пауки не жужжат.

— Все я там проглядела. Ничего нет. С какой стати мне тебя обманывать?

Обескураженный Тин Вин встал. Чему же верить: словам Су Кьи или собственным ушам?

— Пойдем во двор. Там послушаем, — попросил он.

Они вышли, встали у двери. Тин Вин держал Су Кьи за руку, а сам пытался сосредоточиться на незнакомом звуке. Казалось, рядом кто-то пьет, причмокивая. Тин осторожно спросил Су Кьи, не слышит ли и она подобного. Женщина понимала, насколько ему важна ее поддержка… Однако грех обманывать слепого. Вокруг Су Кьи раздавалось множество других звуков, но тех, о которых спрашивал Тин Вин, она не слышала.

— Тин, мы тут одни. У нас нет ни кошки, ни собаки. И скотины домашней нет. Некому пить с причмокиванием.

— Я не утверждаю, что именно пьет. Просто по звучанию похоже, будто кто-то, слегка причмокивая, высасывает сок. Это совсем недалеко от нас.

Су Кьи отошла на несколько шагов.

— Здесь? — спросила она.

— Нет, чуть дальше, — сказал Тин Вин.

Су Кьи дошла почти до самой ограды, встала на колени, прислушалась.

— Теперь слышишь?

Это был не вопрос. Просьба, отчаянная мольба. Су Кьи охотно отдала бы жизнь, только бы эти звуки действительно существовали.

— Ничего не слышу.

— А что ты видишь?

— Нашу ограду. Траву. Землю. Цветы. И никто не пьет с причмокиванием.

Прежде чем встать, Су Кьи еще раз взглянула на желтые орхидеи. Из цветка неторопливо выползла мохнатая пчела.