ВАНЬКА ДОБРОЙ
Дело было давно, когда ише' баба девкой была.
Жили Ванька Доброй с матерью в слободки. Избушка у них стояла фик-фок на один бок, как коробка худа. Дома век не топлено, не готовлено. Ванька дела не делал, да и от дела не бегал. В городу шлялся, складни продавал. Идет раз, а у дороги мужик кошку давит...
— Мужичок, вы пошто животно мучите?
— А я что, кажну соплю спрашивать буду?
— Продай котейка.
— Пажалста! Вам всю свесить?
— Всю. Подарю мамы на именины.
Денег у Ваньки не бывало, шапку отдал. Домой явился:
— Мама, я котейка купил.
— Купил?! Нам их и даром не надо.
— Не на деньги, я на шапку.
Уж погладила мама Ваню мутовкой по головки...
Опять, долго ли, коротко ли, идет и видит — мужик собаку давит.
— Здрасте, мужичок!
— Ах, здрасте! Как поживаете?
— Вот хотим у вас собачку купить?
— Пожалста! Оригинальная собачка. Жу'жа, белой масти.
Ванька промену отдал рубаху.
— Жужа, домой!
А мать в окошке:
— Где рубаха?
— Вот собачку выменял.
Старуха запастила во весь двор:
— Собак да кошек покупат, а дома в рот положить нечего? Балда пола, овин пустой...
Опять оногды идет Иван, а мужик змею давит, черну, болыпу, Скарапе'ю. И кричит:
— Здрасте, молодой человек! Мамочку позабавить — змея не купите?
Ванька Доброй за змея пипжак отдал. Домой прибыл:
— Мама, я змея купил!
Бедну маму так в омморок и бросат. Конешно, этот случай всех злее.
Стали жить Жужа бела да Машка сера, Ванька с мамкой да змея Скарапея. Мамка этой змеи не залюбила. Скарапея подет до ветру, а старуха ей хвост дверьми и прижмет. Ванька моментально разобидится, созбират своих зверей, в лодочку посадит — и поедут кататься. При этом всегда песню запоют:
Из-за о-острова на стрежень,
на просто-ор речной волны-ы...
..........
Главны певцы Машка да Ванька. Жужа только в задушевных местах пристанет, да ише всегда конец подхватит. Едут на закате да поют трои'ма, все неприятности забудут.
Вот ковды'кось ночью змея разбудила Ваньку и возвестила женским голосом:
— Ваня, глубокое вам мерси, что меня допоил, докормил и единственной пинжак за меня отдал. Сейчас поедем со мной в город.
Ваня расстроился:
— Вы из-за мамки меня бросаете.
— Твоя мама хуже карасину, така сулема, но я ей прошшаю. А тебе открою свой секрет. Я есь американски дама и побилась об заклад на миллион рублей, что год проплаваю в змеях. У нас есь зиаюшши люди в Америках. Из мопсика человека, из человека кокушку сделают... По ямам да по канавам эстуль мило время провожала, и вдруг тот пьяница меня схватил, и, кабы не ты, лягалась бы я кверху ногами.
Ванька сбегал за извошшиком, и поехали на ейну квартеру. Там американски граждане стоят и чесы в руках держат. Скарапею увидали, дали знать в клиник. Наехали костоправы, коневалы, бабки-терту'хи — одночасно из змеи даму сделали, каку надо. Американы закричали «ура» и выплатили сумму сполна. Дама снимат с руки золотой перстень.
— Ваня, деньгами бы я тебе дала, ты деньги вытратишь. Храни это кольцо. Как его с руки на руку переменишь, явятся слуги. Над има распоредиссе сам.
Ванька взялся от этого места и кряду домой. Тот день матку уважат, заменят; кошку, собаку гладит, разговариват:
— Мама, ты богата бы стала, чего бы любила?
— На! Мучки бы, рыбки, маслица.... Пирогов бы напекла.
Еле парень дождался ночи. Переменил кольцо с пальца на палец, руки трясутся.... Выскочило три ерманца:
— Что, новой хозеин, нать?
— Нать мешок муки черной, мешок муки белой, бочка рыбы, бочка масла...
Того разу все и явилось. Света дождался:
— Мама! Хватит бока-те править! Твори тесто, а то сутки пирогов не дождессе.
— Каки пироги? Откуль мука-то?.. Сон тебе видицце?
— Очнись, говорю, да сходи в онбар.
Старуха сунулась в онбар... Тут мука, там рыба, инде масло....
Вот сын да мама раздышались. У ей платье жолто, оборки красны, шлейф долгой, шляпа о двенадцати перьях. Ах, кака модна дама получилась.
Ванька тоже от зеркала пе отходит. На ем сертук, шляпа, калоши.
Он говорит:
— Маман, намеки излишни, идите сватайте за меня царску дочь!
— Ваня, я, конечно, тепериче благородна мадама в модном туалете. Однако не высоко ли ты мостиссе?.. Ну, хоть бы генеральску...
Ваня слов не примат. Мамка у паликмахтера завилась, рожу розовой увалью занавесила, губы намазала, ногти бордовым накрасила, покатила во дворец.... Черным ходом нырнула, парадным не посмела. По царским комнатам хлопат — боты снять забыла, и кажна оборка трясется...
Амператор с семьей чай пьют. Самовар матерушшой, артельной, у кажного прибора ситного фунта по три. Харчей много.
Нашей сватье угошшаться некогда:
— Так и так, ваше велико, мой сынок на вашу дочку молоду обзадорился.
Осударь спрашиват:
— Он кто? Принц? Какой державы?
Держава ваша, а чин небольшой.
— Чин небольшой, дак капиталу благовидно?
— Капитал у моего Вани в головы.
— Позаглаз нельзя решить. Может омман какой! В городе живете-то?
— За рекой.
— Дак вот, коли жених с головой, пушшай от своего крыльца до нашего дворца предъявит мост заграничной системы. По этому мосту прибудем вашего житья смотрять.
Сватья -домой вернулась черне' тучи.
— Дурака послушала, сама дура стала. Ихно величие вот каку загадку заганул: «Пушшай, — говорит,— от нашего дворца до вашего крыльца мост явится, тогда приедет житья смотрять».
Жених не уныват:
— Мама, складывай наряд да садись чай пить, ужинать. Утро вечера удалее.
О полночь Ванька переменил кольцо с руки на руку. Выскочило три ерманца:
— Что, новой хозеин, нать?
— Заместо нашей избушки поставьте трехэтажны корпуса и от нашего крыльца до царского двора мост анжинерной работы. Также карасинной двигатель для народу.
С полуночи на реке стукоток, брякоток поднялся. Царь да царица не одинова пробужались:
— И что эти машины не спят?! Лешой бы их побрал!
А Ванька с мамкой да кошечка с собачкой спали, пока их на пол не бросило. Глаза протирают, ничего понеть не можут... Где земля?... где грезь?., где сажа?.. Идут на перстышках по паркетовым полам. Впереди Ванька, потом мамка, дале Жужа и Машка... По стенам зеркала, и весь день горит хедричество. В кажном углу кровать под плюшевым одеялом. Они подойдут да полежат, подойдут да полежат.
— Ах, Ваня! Кабыть вокзал или киятр! Вот дак краса!.. Под магазин бы сдавать или под тино!.
На крыльцо вылезли, дак и язык заронили. Мост через реку, как колечко, отлит. И машина новой системы под парами стоит.
— Маман, — Ванька говорит, — топере подзакусим, дале попрошу вас пройтицце во дворец.
Мамка юбок трахмаленых для пышного оформления полдесятка наздевала. Сверху платье бальпо, хвост семь сажен, спина и груди голы. Ротонда зелена плюшева, на шляпы виноградье и букеты с травами.
— Вы, маман, пешо'м пройдетесь, а я к кофею дирижабом прибуду.
Да и матки шлепать не пришлось. Как стала на рельсу в виде рака, ей поветерье дунуло, она полным ходом ко дворцу и съехала.
Где остановка написана, постоит полминуты, звонок даст и дале катит. А населенье с берегу думат — это попугай летит.
Ну, старуха парадным ходом во дворец. Царица хлебы окатыват, амператор только что стават, квасу требует. Уздрел нарядну даму, одеялом закрылся. А та подол на три комнаты распустила:
— Вчерась насчет женихова житья поставили вопрос, дак пожалуйте работу принимать. Жених к кофею будут персонально.
Царь к окпу:
— Мост! Усохни моя душенька, мост! Маремьяна, бросай квашню!... Корону сюда, пальте сюда!.. Быват ише оптической омман здренья...
Из дворца в одних подштанниках вылетел, схватил топор, обухом по мосту дует:
— Ах ты... Кила тебе!.. Явной факт!.. Маремьяна, налаживай Ульянку под венец!
Вдруг — свисток. С моста дирижаб идет со вложением кошки Машки, собачки Жужи и жениха Ваньки. Звонок созвонил, в трубы' пшикнуло, машина стоп. Ванька вожжу о тунбу замотал, раскланялся:
— Пожалста, ваше велико, и с супругой вашей, не желайте ли проехацце?!
Царица замахалась:
— О, тошнехонько! Не полезу я на эку страсть! Что я, одичала?
Осударь тихонько:
— Маремьяна, не страмись перед державами. Лезь в дудку'
Покатили. Иванко на козлах, Машка да Жужа на запятках, осударь да осударына, Ванькина мамка да ише кое-каки в дудку положены...
Царицу кряду укачало:
— О, беда, беда! Держите меня за резвы ноженьки!
...В лиминатор выпехалась, все пароходы облевала, которы из-под мосту шли. У Ванькиной мамы от страху кажной волос шишом... А осударь провешшился:
— Мне б чичас дома на диванчике получиться... Или хотя б на травке... на земельке б...
В это время Машка нажала ты'рмас, и дирижаб остановило, ажно вся публика стегнулась о пол носом.
Ванька заслонку отпират:
— Пажалте, ваши величия и прочие, полюбоваться на пизаж, также освежиться в буфете.
Среди моста беседка — продажа пива, портера и меда распивочно и на вынос. Амператор со своей Маремьяной зубов не можут сцепить:
— В дыру тебя с твоими пизажами! Вези обратно! Бери девку, только вези обратно!
..........
Вскорости невестино придано выдали, платков, катанцей худых куча... Пир средили.
Жужа да Машка в первых сидят. Собака подбират, что дают, а кошчонка расстраиваитсе:
— Ванька-то каку Квазимоду за себя взял! Настояшша негрянка!..
Ульянка это услыхала и высвйснула Ванькиных друзей на улицу под дождик.
Вот молодых в спальну свели. Ульянка того и ждала. Она была такой яд... Взяла парня в охабочку:
— Ваня, я ваша навеки. Неужели своей любезной супруге не откроиссе, откуль у тя эко богатство?
Такой лисой подъехала: скажи да скажи и — боле никаких данных. Не мог Ванька отдуться, рассказал про кольцо. И только он заспал, захрапел, подла баба сдернула у его с пальца перстень. Переменила с руки на руку... Выскочило три ерманца:
— Что, нова хозейка, нать?
А у этой хозейки за границей хахаль был приготовлен. Она смала дружйшков полюбливала.... И приказыват:
— Несите меня в этом доме до города Парижа!
Дом с мостом поднело и поташшило, а Ванька окном выпал.
Амператор утре вышел на реку проттись, а моста как не бывало. Ваньку за кражу и бросили в тюрьму. А мамка с Машкой да с Жужой получились в прежней избушке. Старуха плачет, а Жужа ругается:
— Что же, Ванька Доброй будет в темнице гнить, евонна мама слезить свои старые глаза, а та стерьва погана со своим прихохо'тьем кровь нашу пить?!
Машка говорит:
— Я найду профессора знающего. Он за десятку кому хошь тридцать три икоты впятит... Ульянка-та на карачках напо'лзаитсе!
Мамка головой качат:
— Нет, Машенька, не подействует. Ульянка сама баба знатли'ва. Отворот сделат, дак мы же и пропали.
Собака последно слово взела:
— Больше ничего не остается, как мне да тебе, Машка, итти это волшебно кольцо добывать.
Котомочки сошили, сухариков насушили; пришли кошечка да собачка в тюрьму проститься... Ваня заплакал. Машка утешат:
— Помнишь, Вапя, ты читал нам «Вокруг света в восемьдесят дней»?.. Мы эки же!
..........
И пошли до города Парижа. Бредут лесами темныма, идут степями широкима, лезут горами высокими. Сказывать скоро, а итти долго. За границей в нескольких городах концерты давали с большим успехом.
Вот и до Парижу доправились. Собака переулками, а Маха по крышам лупит. На площадь выбежали, в глазах Ванькин дом с крыльцом и мост кольцом.
Вспомнили хозеина, поплакали.
Машка говорит:
— Ты, Жужа, ложись у ворот караулить, а я полезу в квартеру. Во'ногде шторки спушшены,— не иначе спальна... И окна полы — рожжарела, сука!
Машка в комнату забралась. Ульянка на кровати лежит и кольцо в зубах держит. Кошка поймала мыша и сви'снула царевне в зубы. Та заплевалась и выронила кольцо. Маха схватила да в окошко. Ух, они с собачонкой ноги явили! Из городу выкатились да две-три губерни без отдоху летели. Дале перелезли горы высокие, продрались лесами темными. Устали, а с песнями идут — дело справили. Кольцо пушше глаза хранят, несут попеременно. Сказывать скоро и легко, итти долго и трудно. Но вот и река перед глазами и родимой городочик за рекой... Копешно, поплакали от радости. Собака говорит:
— Машка, я больша, ты маленька. Бери кольцо в зубы, садись ко мне на загривок. Я поплыву.
Едут. Машка хвостом парусит, видами любуется и думат:
«С Ванькой, бывало, эдак-ту под парусом песни поем... Не зпашь, парень, что везем тебе радось!»..
Вот и пристань видать... Конец путям-дорогам, аминь скорбям-печалям! Ура бы тепере кричать, песни бы петь, да... кольцо в зубах. И собака радуется:
— Маха, может завтра опять на лодочке с Ванькой... Помнишь:
Из-за о-с-строва на стрежень,
На просто-ор речной волны...
А Машке давно хорошо. У Машки сердце петухом запело. Она разинула пасть да па всю-то реку:
Выплыва-а-ают расписные
Стеньки Ра-а-а...
Кольцо изо рта да бульк в воду.... Выбрались кошка да собака из воды, пали наземь. Как не умерли с горя.... Машка вскоре запричитала:
Ох, понапрасну я топтала
резвы ноженьки!
Понапрасну я слезила
очи ясные!
Понапрасну я ломала
умну голову!
Из-за гарчушной собакишши
все труды пропали-и-и!..
Жу'жу будто шило ткнуло:
— Из-за меня?! Ах ты, вралья редкозубая! Я, бедна, плыву-отдуваюсь, а она едет на моей шее, как барына, да ише песни поет!... Что это кошкодавы-ти нынче не ходят?!.
— Это вас, сук кобелячьих, на живодерку надо! Ты, как дика, Ваньки ну песню завыла, а я природна певча... конешно, не стерпела.
В это время у того же берега мужики семгу промышляли. Добыли большу рыбину, стали ей череви'ть, услыхали кошку да собаку и говорят:
— Верно, с голоду несчасны дерутся. Бросим черева-та им!
Жужа да Маха стали ись да кольцо-то в черевах и нашли. Кольцо волшебно не потонуло. Его эта рыбина проглотила...
Наши друзья от радости мало не убились. До закати'мого тут праздновали, а ночью подобрались к тюремной ограды. Машка па стенку залезла, положила кольцо в кирпич и давай петь.
— Выхожу один я на дорогу!..
..........
Ванька услыхал и показался в окошечко.
— Моя, — говорит, — кошечка была эка же пасть. Машка окно приметила и по трубе айда к хозеину.
Он схватил ей, целует... А Маха суприз подает... Как у бедного парня сердце от радости не лопнуло! Ну, кольцо с руки на руку переменить да языком лягнуть не долго... Выскочило три ерманца:
— Что, новой хозеин, нать?
— Немедленно воротить на старо место дом с крыльцом и мост кольцом...
Утром осударь вышел на проминаж, а мост как век тут был, и пароходики из-под его взад-вперед. Ваньке ту же минуту от императора телеграма:
— Прошшаю. Ульянку можно вымепять на другу дочку. Добавлю деньжонок.
Ванька на ответ:
— Нам ваши дочки и даром не надо, и с деньгами не надо!
Стали опять поживать четверыма — Ванька с мамкой да кошечка с собачкой. А дом с мостом отворотили в другу сторону.
Назад: ДАНИЛО И НЕНИЛА
Дальше: ЗОЛОЧЕНЫЕ ЛБЫ
