Для всех мы были мужем и женой. Прошло семь месяцев после нашей свадьбы. И за все это время Шамс ни единого раза не спал со мной как мой муж. Я старалась скрыть от людей правду, но не могла не думать о том, что они все знают. Иногда мне казалось, будто о моем позоре написано у меня на лбу и, глядя на меня, люди сразу все понимают. Когда я разговаривала на улице с соседками, работала в саду, торговалась на базаре, не только знакомые, но и совершенно чужие люди, как мне чудилось, видели во мне, замужней женщине, девственницу.

Не то чтобы Шамс совсем не появляется в моей комнате. Конечно же появляется. Но каждый раз, собираясь зайти ко мне вечером, он заранее спрашивает разрешения. И каждый раз я отвечаю:

— Да. Ты ведь мой муж.

Потом, буквально затаив дыхание, я весь день жду его и молюсь о том, чтобы наша свадьба наконец-то была завершена как полагается. Однако он стучит в мою дверь, желая лишь одного: посидеть и поговорить. Еще он очень любит, когда мы вместе читаем. Мы уже прочитали несколько книг: «Лейла и Меджнун», «Фархад и Ширин», «Юсуф и Зулейка», «Роза и соловей» — истории, в которых любящие несмотря ни на что любили друг друга. Эти книги наводят на меня тоску. Наверное потому, что я знаю: мне никогда не испытать такой любви.

Если мы не читаем, Шамс рассказывает о сорока правилах странствующих мистиков ислама, о главных принципах религии любви. Один раз, объясняя какое-то правило, он положил голову мне на колени. Потом потихоньку закрыл глаза и умолк. Он заснул, а я гладила его длинные волосы и целовала его в лоб. Казалось, прошла вечность, прежде чем он открыл глаза. Потом он притянул меня к себе и нежно поцеловал. Это был самый счастливый момент.

В течение прошедших семи месяцев я тоже несколько раз приходила в его комнату. И каждый раз, когда я приходила без предварительного разрешения, у меня сжималось сердце от страха, потому что я не знала, как он встретит меня. Предсказать настроение Шамса невозможно. Иногда он ласков и любезен настолько, что я готова простить ему все, а в другое время чрезмерно сварлив. Однажды он захлопнул передо мной дверь, крича, что ему не дают побыть одному. Что ж, я научилась не обижаться на него, так же как научилась не мешать ему, когда он медитирует.

Много месяцев я делала вид, что всем довольна, даже не столько для других, сколько для самой себя. Я заставляла себя видеть в Шамсе кого угодно, только не мужа: друга, единомышленника, учителя, собеседника, даже сына. В зависимости от своего или его настроения я по-разному думала о нем.

Какое-то время меня это устраивало. Не ожидая большего, я стала ждать наших бесед. Меня безмерно радовало, что он ценил мои рассуждения и поощрял меня. От него я узнала много нового, а со временем поняла, что сама тоже могу кое-чему его научить, например радостям семейной жизни, о которых он понятия не имел. Я уверена, что могу его рассмешить, как никто другой.

Однако этого было недостаточно. Что бы я ни делала, я не могла избавиться от мысли, что он не любит меня. Конечно же я ему нравилась, и он ценил меня. Но это не имело ничего общего с любовью. И такой мучительной была эта мысль, что она пожирала меня изнутри, не давая покоя ни телу, ни душе. Я стала избегать людей, будь то мои друзья или соседи. Теперь я предпочитаю оставаться одна в своей комнате и разговаривать с мертвецами. В отличие от живых людей, мертвые никогда никого не осуждают.

Если говорить о живых, то моей единственной подругой сделалась Роза пустыни.

Объединенные общим желанием держаться подальше от людей, мы очень сблизились. Она тоже стала суфийкой. Сбежав из дома непотребства, Роза пустыни вела уединенную жизнь. Однажды я сказала ей, что завидую ее смелости и той решительности, с какой она начала новую жизнь.

Она же покачала головой и сказала:

— Я не начинала новой жизни. Единственное, что я сделала, — это умерла до смерти.

Сегодня я отправилась навестить Розу пустыни по не совсем обычному поводу. Я собиралась держать себя в руках и спокойно поговорить с ней, но стоило мне войти в дом, как рыдания стали рваться наружу.

— Кимья, у тебя все хорошо?

— Не все, — призналась я. — Мне нужна твоя помощь.

— Ну конечно. Что я могу для тебя сделать?

— Это из-за Шамса… Он не приближается ко мне. Я хочу сказать, в определенном смысле… — пробормотала я. — Я хочу быть привлекательной для него. Научи меня.

Роза пустыни тяжело вздохнула.

— Кимья, я поклялась, — проговорила она едва ли не с раздражением, — да, я поклялась Богу оставаться чистой и даже не думать о том, как доставлять удовольствие мужчинам.

— Но ты же не нарушишь клятву, ты просто немножко поможешь мне, — взмолилась я. — Я хочу сделать Шамса счастливым.

— Шамс — образованный человек, — прошептала Роза пустыни, словно боясь, что ее могут подслушать. — Не думаю, что ты поступаешь правильно.

— Но он же мужчина! — возразила я. — Разве не все мужчины сыны Адама? Просвещенные или непросвещенные, у всех есть плоть и кровь. Даже у Шамса, правильно?

— Да, правильно, но…

Роза пустыни схватилась за свои четки и принялась перебирать на них бусинки, склонив в раздумье голову.

— Ну пожалуйста, — не отставала я. — Ты единственная, кому я могу довериться. Прошло семь месяцев. Каждое утро я просыпаюсь с тяжестью на сердце, каждую ночь засыпаю со слезами на глазах. Больше так не может продолжаться. Я хочу соблазнить своего мужа!

Роза пустыни промолчала. Я сняла платок, взяла ее за голову и заставила внимательно посмотреть на себя.

— Скажи правду. Я уродина?

— Кимья, конечно же нет. Ты красивая молодая женщина.

— Тогда помоги мне. Открой мне дорогу к мужскому сердцу.

— Знаешь, дорогая, дорога к мужскому сердцу может далеко завести женщину, так что она сама забудет о себе.

— Все равно, — отозвалась я. — У меня нет пути назад.