Стоит так шатко, точно опрокинется при первом же дуновении горячего воздуха, когда включат отопление
Я тренируюсь в подвале, и вдруг сверху доносится голос папы:
— Вот сюда, на этот столик.
Три пары ног пересекают гостиную, а затем слышится звук, как будто ставят что-то тяжелое. Минут через пятнадцать сверху доносятся звуки университетского футбольного матча: играют джазовые оркестры, грохочут барабаны, болельщики хором распевают командные гимны, — и я понимаю, что папа купил новый телевизор для гостиной. Шаги грузчиков стихают за входной дверью, а папа делает звук громче, так что я слышу каждое слово комментатора, хотя нахожусь в подвале, а дверь закрыта. Я не слежу за университетским футболом, поэтому имена игроков или названия команд мне незнакомы.
Качая бицепсы, я слушаю и втайне надеюсь, что папа спустится ко мне, расскажет о своей покупке и позовет смотреть матч. Но ничего такого не происходит.
И тут, может через полчаса после ухода грузчиков, телевизор притихает и раздается мамин голос:
— Это еще что такое?!
— Это телевизор высокой четкости с объемным звуком, — объясняет отец.
— Нет, это экран кинотеатра и…
— Джини…
— Давай без «Джини»!
— Я эти деньги своим горбом заработал, и не тебе указывать, как мне их потратить!
— Патрик, это просто нелепо. Он даже на журнальном столике не помещается. И сколько ты заплатил?
— Не важно.
— А старый телевизор специально разбил, чтобы можно было купить новый, побольше?
— Джини! Так-растак! Ты можешь хотя бы один-единственный раз ко мне не придраться?
— Мы же договорились экономить…
— Да, конечно. И экономим.
— Мы же договорились, что…
— У нас есть деньги на еду для Пэта. У нас есть деньги на новую одежду для Пэта. У нас есть деньги на домашний спортзал для Пэта. У нас есть деньги на лекарства для Пэта. И раз уж на то пошло, деньги на чертов телевизор у нас тоже есть!
Мама быстро выходит из гостиной. Прежде чем отец прибавляет громкость, слышу ее шаги по лестнице, ведущей в спальню, — значит, будет плакать, потому что отец опять на нее накричал.
Им приходится считать каждый цент, и в этом виноват я.
На душе просто гадко.
Я выполняю подъемы корпуса на «Стомак-мастере-6000» долго-долго. Теперь пора на пробежку с Тиффани.
Поднявшись из подвала, вижу папин новый телевизор — это одна из тех моделей с плоским экраном, какие рекламировались на матче «Иглз» против «Хьюстона», штуковина размером почти с наш обеденный стол. Телик просто гигантский; на журнальном столике поместилась только его середка, отчего кажется, что он еле стоит и при первом же дуновении теплого воздуха, когда включат отопление, опрокинется. Мне ужасно жалко маму, но я не могу не восхититься качеством изображения, а колонки, установленные на подставках за диваном, без преувеличения заполняют звуком весь дом — как будто матч проходит прямо в нашей гостиной. Я уже предвкушаю, как мы посмотрим по новому телику игры «Иглз»: футболисты, наверное, будут выглядеть совсем как вживую.
На секунду останавливаюсь за диваном, любуясь новым телевизором, в надежде, что отец заметит мое присутствие. Я даже решаюсь подать голос:
— Пап, ты купил новый телевизор?
Молчит.
Он злится на маму за допрос по поводу покупки, теперь весь день будет дуться и ни с кем не разговаривать — это я по опыту знаю. Выхожу на улицу. Тиффани уже там, разминается.
Мы бежим вместе и не говорим друг другу ни слова.
На обратном пути я поворачиваю к дому, а Тиффани просто бежит дальше, не прощаясь. Я взбегаю по дорожке к задней двери. Маминой машины нет.