В конце концов перспектива увидеть Лулу перевешивает. Она все-таки позвонила мне, чтобы сообщить о месте и времени похорон. Когда она рассказала мне о том, как он умер, мы оба долго молчали. Я не смог определить по голосу, сильно ли она расстроена. Интересно, они с ним вообще виделись перед его гибелью? Спрашивать мне не хотелось.

Я доезжаю до Андовера и отыскиваю в жилом районе послевоенной застройки кирпичную католическую церковь. На мне темно-синий костюм, который я в последний раз надевал на похороны Эдди. Когда я его примерил, оказалось, что с тех пор я похудел. Это меня воодушевляет. Честно говоря, я рад, что Эдди не видит, какую кашу я заварил.

Я дожидаюсь в машине, пока почти все не заходят в церковь, и, потихоньку пробравшись внутрь, встаю позади. Родственники стоят впереди, Лулу среди них. Она не оборачивается. В задней части зала неожиданно многолюдно; я оказываюсь в толпе цыган в порыжевших черных костюмах. Мужчины дружно предпочитают стоять, хотя впереди есть пустые скамьи. Во время короткой мессы многие из пришедших украдкой выскальзывают на улицу покурить и перекинуться парой слов. А некоторые даже и внутрь зайти не удосуживаются.

Уже после всего я жду чуть поодаль, пока Янко не закончат со служителями. Я слоняюсь, стараясь лишний раз не попадаться никому на глаза, и передо мной появляется Джей-Джей. В своем черном костюме он держится немного натянуто, волосы у него собраны в хвост на затылке. В таком виде он выглядит непривычно взрослым.

— Здравствуйте, мистер Лавелл.

— Привет, Джей-Джей.

Я пожимаю ему руку.

— Спасибо, что пришли.

Его слова звучат искренне.

— Спасибо. Ты такой нарядный. Мои соболезнования по поводу смерти дяди.

— Дяди? А, вы имеете в виду деда Тене. Спасибо.

Он хорошо выглядит, увереннее, чем раньше. Может, он стал повыше, а может, это все костюм и стянутые в хвост волосы; в мальчике уже угадывается будущий мужчина. Он рассказывает мне, что они скоро переезжают в дом вместе с Кристо, который поправляется.

— Вы же еще не уходите? — спрашивает он. — Тетя Лулу захочет с вами поговорить.

Кровь с грохотом приливает к моим вискам.

Она говорила с ними обо мне. Что она им сказала? Джей-Джей оставляет меня стоять на церковном дворе. Толпа потихоньку рассеивается, рассаживаясь по машинам и фургонам, чтобы ехать в паб.

Я стою, смущаясь и тревожась о том, что Лулу не заметит меня и уйдет или, что еще хуже, заметит и уйдет. Но в конце концов она отделяется от группки людей у входа в церковь и направляется ко мне. На ее лице нет улыбки, но я улыбаюсь ей, не могу не улыбаться.

— Пойдемте вон туда, — говорит она и увлекает меня в аллею между рядами могил.

— Как вы?

— Все в порядке. Спасибо, что пришли.

— Спасибо, что пригласили. Мне очень жаль вашего брата. Это чудовищная трагедия.

Пожар в трейлере. Такое случается. Время от времени приходится об этом слышать. Бывает и хуже — однажды, когда маленькая родственница моей бабушки играла возле костра, на ней загорелось платье, и она умерла от ожогов. Меня мучает вопрос: то, что Тене погиб почти сразу же после того, как узнал новости об Иво и Розе, — это действительно совпадение? Но задать его вслух я не могу. Место неподходящее.

Лулу вытаскивает из сумки — на сей раз она черная, как и приличествует случаю, но по размерам почти ничуть не уступает предыдущей — сигареты, потом, порывшись, находит зажигалку.

— С такой жизнью он все равно долго бы не протянул. Может, так оно и лучше, даже если…

Она пожимает плечами и с облегчением затягивается.

Есть люди, в исполнении которых курение выглядит красиво. Лулу одна из них. Сегодня на ней черные туфли на толстых каблуках и черный костюм с юбкой, чем-то напоминающий стиль сороковых годов. Такое впечатление, что она недавно подкрасила губы, и волосы у нее теперь тоже выглядят по-новому: то ли они стали слегка светлее, то ли приобрели другой оттенок, с бронзовыми прядями, разбавляющими черноту.

Она выглядит недосягаемой, идеально прекрасной.

— Мне всегда хотелось знать, что вы носите в вашей сумке? — говорю я.

Лулу косится на меня:

— Ну, много чего. На всякий случай.

— Чтобы быть во всеоружии в любой непредвиденной ситуации?

Что за дичь я несу?!

— Что-то в этом духе.

Ее каблуки мягко цокают по асфальтированной дорожке. Я готов слушать этот звук бесконечно.

— Я должна перед вами извиниться, — говорит она, глядя на могилы.

— Да ну, за что?

Она бросает окурок за надгробие — «Энн Мендоса, ум. 1923» — и выуживает из сумки новую сигарету.

— Я все это время просто ужасно себя чувствовала. Из-за того, что рассказала Иво… ну, вы понимаете. Это было глупо с моей стороны. Я хотела… Мне просто не верится, что он оказался способным на такое. Вернее, сейчас уже верится — я вообще уже во что угодно могу поверить. Но как он мог так поступить с вами…

— Я сам заварил всю эту кашу. Вам не за что себя винить. Я и так все ему рассказал, поэтому ваш рассказ ничего не изменил.

Иной раз лучше бывает сказать неправду.

— Я так волновалась. Боялась, что вы умрете.

Я закрываю глаза. Ее слова звучат у меня в ушах волшебной музыкой. В жизни ничего сладостнее не слышал. Стук каблуков затихает. Когда я открываю глаза, она смотрит на меня.

— Ну, не умер же.

Она вздыхает. Между бровями у нее залегла небольшая морщинка.

— Не умерли.

Слышатся чьи-то торопливые шаги.

— Лулу!

Это Сандра жестокосердно спешит к нам в своем обтягивающем черном костюме. Глаза у нее заплаканы. Ярдах в двадцати от нас она останавливается, старательно не глядя на меня.

— Здравствуйте, мистер Лавелл. Лу, мама меня уже съела с потрохами. Ты едешь с нами? Все уже уехали.

— Да-да, я сейчас.

Лулу оборачивается ко мне, одновременно пятясь назад. Ну вот, опять я сделал неверный шаг. Расстояние между нами увеличивается.

Она улыбается слабой официальной улыбкой:

— Всего доброго. Спасибо, что пришли.

— Рад был вас видеть.

Я иду за ней следом к главным воротам, пока по ее нервозной походке не понимаю, что она хочет появиться перед родными без посторонних.

— Я позвоню… ладно? — произношу я совсем негромко, скорее для себя самого, чем ради чего-то еще. Не уверен, что она меня слышит.

Она отрывисто кивает; я надеюсь, это знак согласия, а не просто непроизвольное движение, хотя полной уверенности в этом у меня нет, а через миг она уже скрывается за углом. Я остаюсь столбом стоять среди могил. Негромко переговариваясь, посетители разошлись. Я единственная живая душа в этой обители мертвых.