Кажется, у меня появилось новое хобби: ожидание худшего. Я не знаю, в чем заключается это худшее, но за последние несколько недель я просто весь извелся. Я чувствую его приближение. Вокруг то и дело случаются какие-то ужасы, это не мои фантазии. Сначала Кристо с дядей Иво, потом дед Тене заболел, потом мы с мистером Лавеллом попали в больницу. На Черной пустоши нашли тело какого-то бедолаги. Радиоактивный дождь отравил всех овец. Гигантский град, из-за которого погибли люди — не где-нибудь, а в Индии. Мир сошел с ума. Я с трудом заставляю себя подниматься по утрам. Конечно, в школе сейчас каникулы, так что вставать особо незачем, но все равно. Мама обычно уходит на работу около девяти, пока я еще валяюсь в постели у себя за занавеской, то задремывая, то просыпаясь вновь. Она даже перестала меня ругать. Я встаю и съедаю холодный завтрак, который оставляет мне мама. После этого я обычно снова возвращаюсь в постель. Я пытался читать, слушать музыку и смотреть видик, но все это не может отвлечь меня от волнений по поводу всех тех ужасов, которые с нами случились или вот-вот случатся.

Я ожидаю худшего с того самого момента, как мы переступаем порог детской больницы в Лондоне, точнее, как с утра выезжаем из дома. Кристо лечит молодой врач-индус; у него очень темная кожа, очень густые, похожие на плотный мех волосы, которые начинают расти прямо надо лбом, и круглые очки в золотой оправе. Говорит он очень четко. Кристо ему, похоже, нравится, и уже за одно это я готов его полюбить. Мы с мамой сидим в коридоре, напротив игровой площадки для малышей. Там полно ярких игрушек, а стены раскрашены в разные цвета. Есть даже небольшая разноцветная лазалка. Я решаю, что она предназначена для братьев и сестер тех детей, которые здесь лежат. Но на площадке играют несколько ребятишек, у которых совсем нет волос, так что, наверное, они здесь лечатся. В этой больнице вообще очень много лысых детей. От их вида у меня по коже ползут мурашки; эти дети похожи на маленьких инопланетян. Я вспоминаю, что волосы выпадают во время лечения от рака, и начинаю улыбаться, когда кто-нибудь случайно бросает взгляд на меня. Мне даже неудобно за то, что у меня самого на голове столько волос.

Доктор собирается что-то нам рассказать, и мне очень хочется, чтобы он поторопился.

— Ты брат Кристофера по отцу?

Доктор с длинным именем, которое мне не запомнить никогда в жизни, смотрит на меня.

Мы с мамой дружно киваем. Меня специально предупредили на этот счет. Не знаю уж, каким образом удалось убедить их тут, в больнице, изменить свое решение, но, наверное, будет лучше, если они будут так считать. Вот будет забавно, если окажется (я стараюсь не слишком об этом задумываться), если это и в самом деле так.

— Думаю, у нас есть подвижки на пути к установке диагноза Кристофера. Но прежде чем мы сможем быть полностью уверены, нам нужно будет отправить результаты его анализов в одну больницу в Нидерландах. У них больше опыта в этой области. Мы считаем, что это икс-сцепленное рецессивное генетическое нарушение, так что чем больше информации вы сможете нам дать о здоровье вашей семьи, тем скорее мы сможем сузить круг наших поисков.

Вид у мамы встревоженный. У меня, наверное, точно такой же.

— Что? С чем сцепленное?

— Это такой вид наследственного заболевания. Женщины могут быть его носительницами и передавать своим сыновьям. Болеют только мужчины.

— Передавать его сыновьям? Это значит… — говорит мама и с ужасом смотрит на меня.

— Вам не о чем беспокоиться.

Он переводит взгляд с нее на меня.

— Как правило, заболевание проявляется очень рано, еще в младенческом возрасте. Впрочем, лучше всего было бы взять кровь на анализ у вас обоих — а еще лучше, у всех членов семьи, у кого только возможно, — чтобы мы могли получить более полную картину.

— Взять кровь… у нас?

Мамин голос больше походит на писк.

— Это очень быстро. И совсем не больно. Это было бы очень полезно для Кристофера. И для вас самих.

— Ну… конечно, мы хотим помочь Кристо.

Убежденности в ее голосе маловато.

— Можете обратиться к своему семейному врачу или сдать анализ прямо здесь.

Похоже, он закончил, но самого главного в моем понимании так и не сказал.

— Но вы сможете его вылечить? — спрашиваю я.

Доктор смотрит на меня с улыбкой. Лучше бы мне этой улыбки не видеть.

— Добиться излечения в случае генетических заболеваний очень сложно или невозможно. Это все равно что пытаться вылечить цвет глаз. Но мы можем облегчить некоторые, даже многие, симптомы Кристофера. Мы можем надеяться обеспечить ему хорошее качество жизни; во всяком случае, лучше чем то, которое он имеет сейчас. Но пока мы не выясним, что это такое, наверняка говорить нельзя.

— Значит… может быть, вы все-таки сможете его вылечить? Если вы пока не знаете точно, то, может быть, когда вы будете знать…

Врач переводит взгляд с мамы на меня и обратно на маму.

— Ну, ты, конечно, говоришь правильные вещи. Но я бы на вашем месте не слишком надеялся на полное излечение.

Когда мы возвращаемся в палату Кристо, у его постели кто-то сидит. Пришла тетя Лулу. При виде нас она вскакивает, выражение лица у нее изменяется, и она протягивает нам какой-то листок.

— Медсестра только что принесла, — свистящим шепотом сообщает она.

Я вдруг понимаю, что она в бешенстве.

— Только не падайте! Эта скотина Иво написал Кристо письмо!

Вот что в нем написано:

Ну, что тут скажешь? Вот и все. Это прощальное письмо Иво для Кристо. Лулу сует его маме, и она принимается читать, а я подглядываю через ее плечо. Я узнаю почерк Иво: его манеру письма — рисовать печатные буквы.

— Оно действительно от него?

Мы оба киваем. Конверт адресован Кристо в больнице. Отправили его из Юго-Восточного Лондона три дня тому назад.

— Мы что, должны это ему прочитать? Это… жестоко. Это…

Мама явно в ужасе. Лулу вздыхает:

— Но мы ведь именно это и подозревали? По крайней мере, теперь мы знаем точно. И у вас есть его благословение.

Эти слова она сопровождает ледяной улыбкой, поскольку, как мы все знаем, благословение Иво больше не играет никакой роли.

— Ну и скотина… Ох…

Маму трясет от злости. Мы все по-прежнему толчемся на пороге палаты Кристо, так что он, наверное, нас не слышит. Мы смотрим на него. Он отвечает нам спокойным внимательным взглядом. Мне вдруг кажется, что он уже знает, что там, в письме. Он видел Иво последним. Должен был видеть. Интересно, что Иво сказал ему на прощание? Может, он открыл ему всю правду и Кристо известно больше, чем нам всем?

Я подхожу к его кровати и беру за руку, переплетаю свои пальцы с его маленькими пальчиками.

— Все хорошо? — спрашиваю я его.

И он вдруг произносит в ответ, почти отчетливо:

— Все хорошо!