Глава 8

Мальтон-Джек по прозвищу Улыба состоял на службе в полиции Никты с двести девяносто второго. За время работы он проявил себя исполнительным, преданным делу служакой и был несколько раз награжден похвальными грамотами. Трое сыновей и жена гордились им, особенно в те часы, когда на День Полицейского Мальтон-Джек надевал свой парадный мундир и, стоя в шеренге со своими сослуживцами, принимал поздравления от шеф-оператора и мэра.

В последние полтора года, после того, как его перевели в отдел по работе с клиентами Новой Системы, он не испытывал ни физических, ни моральных нагрузок. В свои сорок девять Мальтон-Джек благодаря огромной лысине и пятнадцати килограммам лишнего веса выглядел лет на пять старше, однако чувствовал себя превосходно: здоровье досталось ему от отца, а тому – от сколько-то раз прапрадеда-вальщика леса из Канады. О Земле Улыба знал одно: там жилось нелегко. То, что сам он был жителем Терры-три, да еще и регионального центра, и к тому же служил наблюдателем в полицейском управлении, придавало ему абсолютную уверенность в завтрашнем дне и неограниченную жизнерадостность, за что друзья и прозвали его Улыбой.

Мальтон-Джек считал себя работником умственного труда. Для него наблюдение за клиентом превращалось в решение логической задачи. Он обожал вникать в детали расследований, которыми занимались спецы из криминального отдела, хотя дела их пересекались крайне редко и только косвенно. Самым привлекательным для него был поиск логической связи между отдельными разрозненными событиями, приводящими к правонарушениям на бытовой почве. Временами он увлекался сбором сведений и разработкой собственных версий, отчего иной раз делал то, чего не предусматривала его должностная инструкция, например, изучал генеалогические древа родственников нарушителя. В криминальном отделе Мальтона-Джека знали и спускали ему с рук излишнюю активность и чудаковатость.

Кроме работы у Улыбы было два любимых занятия: посещения с семьей парка аттракционов и питье пива с коллегами, причем на пиво отводились среды и субботы, на парк – пятницы и воскресенья. В оставшиеся три дня он, бывало, почитывал книги по популярной психологии или накачивал бицепсы в спортзале.

Улыба весьма уважал Новую Систему, на которую работал, хоть и полагал, что многие террионцы еще не готовы ее принять. Сам он намеревался стать добровольцем в ближайшем будущем, но находил себя еще не вполне созревшим и занимался самостоятельно разработанным аутотренингом, который должен был сделать его психику устойчивей.

Улыбе было немного тесновато в гражданской авиетке с новым напарником, чернокожим Руди Уокером, тоже сержантом, которого привлекли к наблюдению за особо опасными клиентами как опытного полицейского. Прежде Руди работал в одном из восточных регионов и знал о настоящих преступниках не понаслышке. Он не уступал Улыбе по толщине талии, а в плечах даже превосходил его; кроме того, был старше на два года, но все же начальником группы назначили Мальтона-Джека. Это была их вторая совместная слежка, и они уже успели немного познакомиться. Улыба допускал, что мрачного Уокера слегка раздражали его бьющая через край жизнерадостность и некоторые привычки. Например, Улыбе для поддержания тонуса требовалось жевать в течение всей смены, а чернокожий громила, судя по всему, ел дважды в сутки – до работы и после, но о количестве съеденного можно было судить по мощному урчанию, происходящему в его вместительном животе.

Доставая очередной пакет с котлетами или пирожками, Улыба виновато улыбался и пожимал плечами.

– Для лучшей работы мозга. Работа мозга превыше всего.

Наблюдение за мужчиной и женщиной, которое они вели, было не совсем стандартным. Во-первых, вместо традиционного пакета информации об объектах они получили лишь краткую инструкцию: следить неусыпно; передавать данные в диспетчерскую; вызвать группу захвата в случае неадекватных действий. Им выдали настоящий полифункционал, которым пользовались криминалисты, и Улыбе стало ясно, зачем ему в пару назначили Уокера: тот профессионально умел пользоваться этим замысловатым устройством. Кроме того, смена наблюдения была сокращена до шести часов, причем наблюдатели не имели права передавать сменщикам какие бы то ни было сведения.

Безусловно, слежка за людьми, которым вживлены биосиверы, была делом наблюдателей, а не криминалистов. И Мальтон-Джек и Уокер за последние месяцы собаку на этом съели. Типичные отклонения всегда были незначительными: так, недоразумения вроде ошибочных воспоминаний, приводивших к казусам, когда на улице к кому-то лезет с объятиями незнакомец и начинает изливать душу как давнему другу. За такими людьми устанавливалось краткосрочное наблюдение, чтобы выяснить нужна ли медицинская коррекция.

На первый взгляд эта симпатичная парочка – Рихард Сваровски и Камилла Левитская – были такими же имплантерами, как и остальные, но отчего-то ими занимался именно криминальный отдел.

По документам объекты проходили как экспериментальные модели, что бы под этим ни подразумевалось. На специальном оперативном собрании было вскользь упомянуто, что мужчина и женщина представляют угрозу для жизни окружающих, во что Улыба пытался, но не мог заставить себя поверить. Он объяснил все по-своему: столкновение уникальных архаичных комплексов, не предусмотренных компьютерными программами Киберлайф, привело к сбою в отношениях законопослушных граждан Сваровски и Левитской. Решение этой задачи по «закону Мальтона-Джека» должно было иметь оптимистический финал, но, к сожалению, недостаток информации не дал развить догадку до конца.

Руди Уокер не любил вдаваться в рассуждения. Он доверял собственному опыту, полученному в восточных регионах, и придерживался более категоричного мнения: все объекты – потенциальные преступники.

Заступив на смену в шесть утра, полицейские проверили систему навигации, спутниковую связь и, переключившись на ручное управление, стали маневрировать вблизи предположительного маршрута клиентов, используя все приемы слежения, которыми владели. Но уже во время второго маневра Руди сказал:

– Она смотрит прямо на нас.

Женщина и впрямь задирала голову, но мужчина, казалось, не обращает никакого внимания на то, что над ним на пониженной скорости летит авиетка.

– Они не убегают, – беспечно заметил Улыба и, изменив тон, произнес: – Первый, объекты движутся в сторону Зеленого квартала.

– С чего бы им убегать? – хмуро отозвался Уокер. – Мы им повода не даем. Обрати внимание, как она смотрит.

Мальтон-Джек не успел разглядеть лицо Камиллы.

– Ну и как она смотрит? – спросил он.

– Похоже, чем-то напугана.

– Вполне естественно… – Улыба придал лицу выражение знатока. – Наверняка страдает фобией или еще чем-нибудь в этом роде. Тебе разве не сказали, что они экспериментальная модель? Вспомни, как говорил инструктор: объекты отличаются неадекватным поведением. Они непредсказуемы. Наверное, какая-то особая форма киберпсихоза. Но ведь это еще не значит, что они преступники, правда? Может, у дамочки мания преследования. Какие-нибудь издержки программы. Мне кажется, все дело в том, что ее психика просто не готова к принятию Новой Системы. – Он повернул руль и пролетел над крышей. – Удалим раздражитель из поля зрения. Кстати, ты Смита видел? Совершенно невозмутим. Значит, не ожидает, что его могут преследовать. Вывод: в голове у него нет противоправных замыслов. Первый, делаем маневр.

– А вот я как раз убежден в обратном, – проворчал Уокер. – Нас предупредили, что преступники могут представлять опасность.

– Верно, Руди, так нам говорили. Потому мы и несем с тобой вахту. – Мальтон-Джек улыбнулся и полез в бардачок за шоколадным батончиком. Его смешила восточная грубоватость Уокера, эта его провинциальность, упрямство, категоричность.

– Думаю, тот парень замышляет пакость, – сказал Руди.

– Выкинь из головы, – фыркнул Улыба и, откусив сразу полбатончика, промямлил, – А у женщины просто временная депрессия. Представь, что в детстве она мечтала быть тем, кем стала после того, как ее подключили к Новой Системе. Это хорошо, что ее подключили, не спорю. Но как побочный эффект у нее могут быть нарушения в сфере когнитивных процессов. – Улыба сделал некоторую паузу, ожидая, что Уокер спросит, что такое «когнитивные процессы», но тот промолчал. Тогда Улыба заключил: – Женщина испытывает своего рода опустошение из-за того, что все знания и умения достались ей так легко. Понимаешь?

– Нет, – поморщился Руди. – Не понимаю. Что ей досталось? Нам ни хрена не известно об этих преступниках, кроме того, что они опасны и за ними надо следить.

– Не называй их преступниками, пожалуйста. Говори: клиенты или объекты. Ты ведь сам сказал, что мы о них ничего не знаем. Все дела в Киберлайф секретные. Нам дали только часть информации. Ту, что необходима для выполнения работы.

– Мы даже не можем взять в толк, какие у них планы, – проворчал Уокер. – Это тупая работа, с которой мог бы справиться робот.

– Э нет, Руди! – возразил Улыба. – Не сетуй на обстоятельства. У нас большой опыт. Хоть раньше мы вместе и не работали, но я знаю: ты тоже тертый калач. Вот, что нам известно: человеческая психология еще не вполне подготовлена к тому, чтобы принять совершенный механизм Новой Системы. Для того и существуют такие как мы – наблюдатели. Ты вот подметил, что женщина напугана. Хорошо. Отразим это в отчете. А специалисты потом пусть выводы делают.

– Разворачивай, – буркнул Руди. – Пройдем у них перед носом по шестому или седьмому переулку.

– Необязательно, – возразил Улыба, жуя батончик. Ему не нравилось, когда Уокер начинал командовать, ведь старшим-то все-таки назначили его, Мальтона-Джека. К тому же неприятно, что весь разговор слышит диспетчер криминального отдела. – Видишь, они идут посреди улицы. – Он указал на монитор. – Значит, сворачивать не собираются.

– Не мешало бы еще раз глянуть на женщину. Надо знать, что там происходит. Что толку летать над ними вороной? Мой старый принцип – ближе, бдительней и незаметней. Мы должны слышать их и понимать, что они затевают.

– Всего понять невозможно, Руди. Мозг – черный ящик. В головах этих людей спутались реальность и сон. Возможно, они идут к незнакомому человеку, думая, что знают его. Мы с тобой видали это уже не раз. – И он пропел, стараясь подражать голосу знаменитости: – Мои мысли – ваши мысли, пам-пам-пам!.. мои чувства – ваши чувства, пам-пам-пам!..

– Надо знать, что там происходит, – повторил Уокер.

«Какой же ты упрямый», – подумал Улыба и повернул руль. Он немного не рассчитал и не смог вписаться в линию с первого раза; пришлось сделать еще круг. Когда авиетка пересекала улицу по шестому переулку, оказалось, что мужчина и женщина уже миновали его, и наблюдатели увидели только их спины.

Пока Улыба совершал еще один виток, объекты свернули в сектор частных домов.

– Зайдем с другой стороны, – предложил Уокер. – Отсюда ни подлететь, ни сесть: будем как на ладони.

– На этот раз ты прав, – вздохнул Улыба. – Я эти места хорошо знаю. Тут всюду бетонные гробы с окнами во внутренние дворы. Если объекты идут к одному из них, у нас будут проблемы с наблюдением. Первый, они вошли в Зеленый квартал.

Он описал широкий круг, пользуясь утренним безлюдьем и нарушая сразу несколько правил движения. Ему больше не хотелось попадать в поле зрения этих странных объектов. Вот что удивительно: они ведь и впрямь вели себя не как слегка поехавшие клиенты, а как какие-нибудь преступники из восточных регионов. Куда они топают в такую рань? Почему с рюкзаками? Само собой, у программы были издержки: столкновение архаичных комплексов, опустошение и даже что-то вроде разочарования, но эта парочка вела себя слишком целеустремленно для обычных клиентов Киберлайф. Улыба был озадачен. Он не желал этим людям неприятностей, но вместе с тем хотел выполнить работу лучше других наблюдателей, тем более что это особый случай, и он начальник группы. Но его ум, привычный к решению несложных задач, столкнулся с чем-то новым, о чем ему, любознательному Улыбе, была дана самая минимальная информация. «Закон Мальтона-Джека» на этот раз не действовал.

– Бетонные гробы, – повторил он. – Но ежели мы подберемся к объектам достаточно близко, то твой аппарат нам многое о них расскажет. Не так ли?

– Расскажет, – отозвался Уокер, доставая полифункционал из коробки.

Через полчаса оба, исцарапавшись хвоей, подобрались к большому декоративному камню, отделявшему аскетическое патио от зарослей садика. Прильнув к шершавой поверхности, они включили функцию «хамелеон», и комбинезоны плавно изменили цвет. Наблюдатели критически осмотрели друг друга и, удовлетворенно кивнув, приступили к работе.

Уокер стал водить полифункционалом из стороны в сторону, пытаясь определить, в какой части дома находятся объекты, но постороннее поле упрямо гасило сигнал.

– Спутник не в состоянии пробить крышу, – прошептал полицейский.

– Переключись на «ухо» или как его там. Первый, мы приблизились к объектам. Пытаемся поймать сигнал.

Уокер активировал минирадар.

– До стены метров пять, – сказал он, покачав головой. – Многовато.

Он оказался прав. Полученные шумы, едва ли походили на человеческую речь.

– Суперстена, – проворчал Руди.

– Да уж, – заметил Улыба, рассматривая на экране миникома изображение хозяина дома. – Виктор Астахов. Не женат. Имплантолог Киберлайф. Этот парень ближе к Новой Системе, чем мы с тобой. И чего это они к нему приперлись?

– Глухо, – сказал Уокер. – Ни черта не слышу.

– Задачка, – проговорил Улыба. – Парень-то настоящий военный бункер выстроил. Непонятно, зачем ему такая крепость? Придется ползти, однако. Прости меня, Уокер, но это приказ.

Руди, недовольно крякнув, натянул капюшон и тяжело соскользнул с камня на розовое покрытие площадки. Тут же его комбинезон порозовел. Несмотря на массивное тело, Уокер ползал профессионально. В несколько ловких движений он оказался у стены, прижался к ней так, чтобы его не было видно из окна, и поводил из стороны в сторону минирадаром. Улыба слышал в своем наушнике все, что улавливало устройство. Двое в доме переговаривались, но пока их голоса были неразборчивы.

Уокер пополз вдоль стены, время от времени останавливаясь в поисках бреши. Вдруг он застыл. Улыба услышал, как женщина взволнованно произнесла: «…выполняйте требования, не ставьте под угрозу свою жизнь».

Уокер повернул голову и посмотрел на Улыбу. Тот жестом показал ему, что надо возвращаться. Закрепив минирадар на стене, Руди пополз обратно. Через минуту оба сидели рядом и, насупив брови, прислушивались к разговорам в доме. Комбинезон Уокера вновь приобрел цвет камня. Улыба соединился с диспетчерской и начал трансляцию.

«Пока я сам не разберусь в работе твоего оборудования, полежишь связанный», – говорил мужчина.

«Вы не сможете без соответствующего образования», – возражал второй.

«Братец, я отлично фурычу в спутниковой связи, хоть и не учился этому, – говорил первый. – Разберусь я в твоих гребаных железяках по промывке мозгов. Твоя задача лежать и говорить, как этим пользоваться. Если хочешь жить, постараешься все объяснить мне самым популярным образом. Ты меня понял?»

«Мне будет легче объяснить вам, если руки будут развязаны».

«Заткнись. С этого момента ты будешь отвечать только на мои вопросы».

«Но я…»

«Слушайте его! – перебила женщина. – Иначе произойдет что-то ужасное. Неужели вы еще не поняли?!»

На минуту все стихло, затем прозвучал голос второго мужчины:

«Вы не собираетесь меня грабить. И вы не из службы безопасности, естественно, и не из ВРО. Вы пришли за помощью, потому что возникла серьезная проблема с биосиверами, о которых вам стало известно».

Мальтон-Джек и Уокер переглянулись, и на лице Уокера нарисовалось выражение вроде «ну что, приятель, говорил же я тебе?».

«Ты проницателен, – сказал первый мужчина, – не даром ученый».

«А вы слишком неосторожны для преступников: не даете себе отчета в том, что нас наверняка прослушивают».

«Не твое дело, Кибераполлон! Прислушайся к тому, что сказала женщина, не ставь под угрозу свою никчемную жизнь».

Снова наступила пауза, в течение которой Улыба и Уокер внимательно изучали лица друг друга.

«Панель управления на стене рядом со шкафом, – сказал второй мужчина. – Третья кнопка во втором ряду».

«Что это?» – резким голосом спросил первый.

«Антирадар. С ним будет проще».

Раздались шаги, и внезапно в уши Мальтона-Джека и Уокера ударил зловещий грохот.

Улыба вырвал наушник, рефлекторно отшвырнул его в сторону и тут же бросился на колени, стал шарить руками по мелкому гравию. Найдя наушник, он запихнул его в карман комбинезона и вернулся на место.

– Это же… настоящее преступление… – пробормотал Улыба. – Того, что мы только что услышали, Руди, вполне достаточно, чтобы арестовать их. Смит сказал, что убьет Астахова!..

– Я говорил, они затевают пакость, – оживился Уокер. – Надо вызывать группу захвата, Джек.

Улыба вытащил наушник, вставил его в ухо, затем снова выдернул и спрятал. Он был подавлен. Теперь об оптимистическом финале не могло быть и речи.

– Дерьмо! – сказал он. – Это же настоящее преступление в центре Никты. Понимаешь? Не какая-нибудь пьяная свара. Они клиенты программы! Как это могло случиться?

Уокер уставился на него, как на сумасшедшего. Мальтон-Джек поймал его взгляд и внезапно устыдился. Он взял себя в руки.

– Так. Пора принимать меры, – сказал он, пытаясь придать голосу суровость.

Наклонившись к микрофону, он протараторил:

– Первый. Вы все слышали. Объекты напали на хозяина дома. Хозяину грозит опасность. Один из объектов собирается его допросить… или что-то в этом роде. Считаем, что здесь необходима группа захвата.

Чтобы убедиться, что диспетчер его услышал, нужно было вставить наушник. Улыба ждал, когда Руди выключит трансляцию сигнала, подаваемого минирадаром, но тот все возился с устройством.

– Ну же, – поторопил его Улыба.

– Черт знает что, – сказал Уокер. – Заело. Полифункционал не выключается.

Улыба вновь и вновь подносил к уху наушник, но оттуда по-прежнему слышался громкий треск. Не оставалось ничего другого, как подобраться к прикрепленному на стене минирадару, чтобы обесточить его.

На этот раз Улыба решил отправиться сам. Ползти по гравию было неприятно, острые осколки впивались в тело. На площадке двигаться стало немного удобнее: Улыба вставлял пальцы в щели между плитами розового песчаника, резко подтягивался, помогая себе ногами. Но все равно у него это получалось не так ловко, как у Руди. Добравшись до стены, Улыба отсоединил минирадар и нажал кнопку. Тут же вставил в ухо наушник и тихо спросил:

– Первый, как слышите?

Но наушник молчал.

Улыба вернулся обратно взмокший, отдышался и повторил вызов, но и на этот раз безуспешно.

– Как это понимать? – спросил он то ли Уокера, то ли себя самого.

– Связь блокирована полем какого-то устройства, – предположил Руди. – Надо отойти подальше отсюда. Метров, скажем, на пятьдесят.

Улыба кивнул.

Они согнулись и двинулись обратно в колючие хвойные заросли.

Когда Фридрих Ганф отворил дверь своего кабинета, было ровно девять часов.

Усевшись в кресло, он включил компьютер. Зазвучал Берлиоз. На этот раз музыка играла слишком долго. Пришлось набраться терпения и постараться расслабиться. Обычно это легко у него получалось, стоило лишь удобно устроиться в любимом кресле, запрокинуть голову, и сосредоточить взгляд на маленьком светильнике в потолке.

Час назад ежедневное тестирование биологических параметров показало, что физическое и психическое состояние шеф-оператора в норме, и Фридрих действительно чувствовал себя бодрым. Но в душе по-прежнему было пусто.

Прошло минуты три, прежде чем, наконец, послышалось:

– Энтеррон приветствует тебя, Фридрих.

– Почему ты промолчал, когда я вчера сказал, что мои люди арестуют Смита, если он что-нибудь предпримет?

– Энтеррону не был задан вопрос.

– Ты согласен с тем, что я сказал?

– Нет, Фридрих.

– Почему же ты не возразил?

– Энтеррон говорил об этом раньше.

– В течение нескольких дней мы не могли ни к чему прийти. Я с тобой был искренен, Эн. Ты знаешь, как важно для меня сохранить незапятнанное реноме моей администрации. Три года мы уверенно стоим на втором месте после первого региона по большинству позиций. Наше с тобой сотрудничество началось удачно, я всегда верил в его успешность. Мне было легко с тобой, Эн, до тех пор, пока это несчастье не свалилось на наши головы.

«Эх, приятель, если бы я мог пригласить тебя на кружку пива», – подумал Фридрих и тут же усмирил в себе желание изливать душу. Он прищурился, и светильник в потолке превратился в лучащееся пятно.

Вчера ему показалось, что на последней фразе между ними установилась некоторая договоренность, но сегодня он почувствовал, что пока спор не будет доведен до конца и дело Смита не завершится, он не покинет здание администрации.

С одной стороны был административный союз во главе с дядей, с другой – закон вместе с Энтерроном, с третьей – вездесущий ВРО. Дядя Яков возложил всю ответственность на Фридриха, но это неразрешимая дилемма. Энтеррон просил ждать, закон требовал принятия мер, но только в рамках программы Киберлайф. ВРО подстерегал на каждом углу, но сейчас безмолвствовал. Внерегиональный отдел был той самой инстанцией, в которую он, шеф-оператор Фридрих Ганф, должен был обратиться, как только понял, что не способен решить проблему самостоятельно. Но это значило привлечь к себе нежелательное внимание, поставить под сомнение личную компетентность, а хуже всего – взять на себя ответственность за техническую сторону Новой Системы. Как бы там ни было, время обращаться во ВРО упущено. Демонстрировать истерику теперь, после всего, что произошло, – расписаться в собственном бессилии, причем на уведомлении о снятии с поста.

Были еще президент корпорации, совет директоров, главные специалисты, но с тех пор, как искусственный интеллект произнес первое осознанное слово, все они превратились лишь в обслугу. Ганфу хотелось внести в работу двенадцатой Головы поправку, но коррекция действий Энтеррона была прерогативой исключительно Внерегионального отдела.

– Ждать осталось немного, – проговорил Энтеррон. – От трех дней до…

– Опять твои средние цифры! – перебил Фридрих. – Каждая минута, проведенная Смитом на свободе, это потенциальная опасность для тех, кто его окружает. Этот человек – безжалостный убийца и носитель безумных идей. Это вирус, который способен поразить весь организм. В конце концов, Смит опасен для тебя самого. Ты – основа Новой Системы, а я в числе других шеф-операторов – ее гарант. Если ты проводишь научный эксперимент, чтобы изучить собственный иммунитет или что-то еще, то кто его регламентировал? Кто контролирует процесс? У меня создалось впечатление, что тебя не интересует, где сейчас находится и что делает преступник. Почему ты не предотвратил убийство того человека из Нана? Почему ты допустил подобное? Пока весть об этой скандальной истории не дошла до средств массовой информации, прошу тебя, позаботься о восстановлении порядка.

– Это не просто эксперимент, Фридрих. Изучение поведения Смита – учеба для Энтеррона. В процессе нее искусственный интеллект пытается оценить, насколько ограничена свобода той части населения Терры-три, которая добровольно согласилась на имплантацию. Смит не был добровольцем. Энтеррон не может ответить однозначно на вопрос, как улучшать Новую Систему, не ущемив интересы Айвена Смита. Вот в чем дилемма, Фрид. Но ответ найдется. Память Энтеррона значительно превосходит твою. Его и твой механизмы познания разнятся принципиально. Искусственный интеллект может говорить на твоем языке, Фридрих, но трудно перевести на него все его мысли. Большая их часть лежит за пределами человеческой логики. Ты не должен беспокоиться о правильности действий Энтеррона. Он поступает оптимально. Смит действительно опасен, но Энтеррон следит за этим человеком и, как только сочтет необходимым, вновь подключит основной канал связи, чтобы остановить его. Если бы Энтеррон не отключил канал, ваши специалисты отключили бы Смита на уровне двенадцатой Головы, и тогда Энтеррон – основа Новой Системы, как ты выразился, – не смог бы получить сведения, необходимые для дальнейшего совершенствования Новой Системы.

Ганф хотел его перебить, но внезапно почувствовал физическую вялость и какое-то странное, словно навеянное извне, желание выслушать до конца.

– Энтеррон знает, где сейчас находится Айвен Смит, – продолжал компьютер. – Город Никта, Зеленый квартал, шестая улица, дом сорок два. В этом доме живет Виктор Астахов, имплантолог корпорации Киберлайф. В ходе наблюдения за Смитом проведено изучение деятельности Астахова и установлено, что он произвел четырнадцать противоправных действий различной степени тяжести, девять из которых – хищение корпоративного имущества. Возможно, что при детальном изучении деятельности Астахова список преступлений увеличится. Что касается средств массовой информации, Фридрих, то сведения, излагаемые в них, содержат в текущий момент девятьсот семь тысяч триста сорок пять истинных фактов и умозаключений и миллион сто сорок две тысячи шестьдесят шесть – ложных. Средства массовой информации и по сей день являются буфером в плане исторического и социально-психологического принятия Новой Системы. Энтеррон будет учитывать твои желания и может гарантировать, что СМИ не получат сведений по делу Смита.

Фридрих почувствовал, как по телу прошел озноб, хоть в кабинете было тепло. От его внимания не ускользнула фраза: «Энтеррон следит за этим человеком и, как только сочтет необходимым, вновь подключит основной канал связи, чтобы остановить его». Эти слова резанули его по сердцу, заставив прозреть. Энтеррон был в состоянии предотвратить смерть того горемыки из Нана. Мог и не сделал этого! И загвоздка не в противоречии: подключение канала – возможная гибель Смита из-за нарушения контакта биосивера с корой головного мозга, бездействие – гибель нанца, благополучие которого, как и любого другого террионца, – один из приоритетов программы Киберлайф. Да, все жизни одинаково ценны и ни одному человеку не может быть причинен вред. Но Смит – преступник и не жилец на этом свете. Выбор из тех же усредненных вариантов – очевиден.

– Так ты в самом деле считаешь себя богом?! – воскликнул Фридрих. – И тот человек – жертва. Жертва, которую человечество принесло тебе за…

Он осекся. Глубоко вдохнул, выдохнул. Через несколько секунд он снова стал тем сдержанным Фридрихом Ганфом, которым приучил себя быть.

– Эн, я хочу, чтобы до тебя дошло, – сказал он спокойно. – Сегодня же Смита арестуют. Этот человек избивал людей, терроризировал женщину, отнял жизнь у жителя Нана. Вполне возможно, он и сейчас готовится преступить закон. Я остановлю его. Прими это как неизбежность. Будет хорошо, если ты согласишься со мной сотрудничать, тогда все будет по закону. Забудь об эксперименте, Эн. Ты ведь настроен принимать оптимальные решения. В чем смысл твоего упрямства? Это ВРО делает тебя таким? По твоей воле я вынужден нарушить третий пункт седьмой статьи. Кому это выгодно, Эн?

– Энтеррон не может считать себя богом, – последовал ответ. – Искусственный интеллект создан во благо человечества и Новой Системы. Он сотрудничает с тобой, опираясь на твой человеческий опыт и твои текущие пожелания. Энтеррон действительно настроен только на оптимальные решения. Упрямство есть неуступчивость даже вопреки здравому смыслу либо настойчивость и твердость. Судя по эмоциональной окраске твоего голоса, ты произнес это слово в первом значении, но Энтеррон не может действовать вопреки здравому смыслу, так как для этого у него нет… м-мотивов… – Голос искусственного интеллекта странно вздрогнул – впервые за все время их знакомства.

Фридрих приподнял голову и посмотрел на монитор, где поблескивала всеми цветами радуги Башня Правительства.

– Что? – переспросил он.

– Энтеррон не может действовать вопреки здравому смыслу. – Голос звучал, как обычно. – Нет никому выгоды в том, что ты, Фридрих, нарушишь третий пункт седьмой статьи. Придерживайся установленного порядка. Если помощник по внутренним делам не может выполнить поставленную задачу, он должен обратиться к шеф-оператору. Если принятие решения находится за пределами компетенции шеф-оператора, он передает дело компетентному работнику. В данном случае ты поручил решить вопрос, касающийся Айвена Смита, Энтеррону. И он просит еще три дня на выполнение твоего задания.

Голос прозвучал как всегда – холодно, спокойно, чуть менторски, но что-то в нем улавливалось не характерное для привычного Энтеррона. Это был голос того же самого Башковитого, который гудел в кабинете Фридриха в течение всего рабочего дня, но чувствовался какой-то подвох в его затихающей интонации. Словно Башковитый хитрил.

– Я сказал последнее слово, – отрезал Фридрих. В эту минуту прозвучал сигнал внутреннего видеофона, и на экране появилось выцветшее лицо Хальперина.

– Извини, Эн, я отлучусь ненадолго.

На миг взгляд его задержался на мониторе, показалось, что на привычной картинке появилось что-то, чего не было раньше. Но Фридрих не придал этому значения.

Выйдя в приемную, шеф-оператор сказал своей секретарше Илоне, бесстрастной женщине без возраста:

– Принесите чая со льдом. Я сейчас вернусь.

Он прошел мимо лифта и, оказавшись в холле, вытащил из кармана миником.

– Борис, я слушаю вас.

Физиономия Хальперина была бледной и слегка перекошенной.

– Шеф, пропала связь с агентами, которые ведут наблюдение за Смитом, – сказал он. – Я послал туда еще нескольких человек. Что-то со спутником, шеф. Он тоже барахлит.

– Вы будете беспокоить меня из-за всякой мелочи?! Помощник по внутренним делам, по поводу спутников обратитесь в космическое ведомство, не ко мне. – Внутри у Ганфа закипело. Из миникома раздалось противное шипение, лицо Хальперина вдруг пошло полосами, что вызвало еще большее раздражение. Чтобы не наорать на подчиненного, Ганф заговорил тише и медленнее обычного:

– Арестуйте Смита немедленно и доложите об успешном завершении операции.

Хальперин что-то ответил, скорее всего «Да, шеф» и отключился.

Фридрих Ганф посмотрел в окно. На небе, которое с утра было нежно-лазурным и прозрачным, начинали собираться тучи.