Глава 6

Сквозь рваный хаос ветвей в пучину леса пробивались дымящиеся струи солнца. Огромные мшистые валуны, то и дело преграждавшие путь, издали походили на притаившихся чудовищ. Мила все сильней отставала от Айвена. Подошвы туфель увязали в ковре прошлогодней хвои. Она представила, как выглядит ее дерганая походка со стороны – будто марширует испорченный робот. Когда-то Миле нравились прогулки по лесу, но сейчас она готова была проклясть все на свете. Она не представляла, сколько времени они идут и суждено ли им вообще выбраться к человеческому жилью. Мила монотонно переставляла ноги, уже не пытаясь угнаться за Айвеном, который маячил среди деревьев в отдалении. Потеряться, вернее, потерять спутника, ей бы все равно не удалось.

Она присела на мягкий влажный после дождя мох, уже не заботясь о том, как после этого будут выглядеть брюки, купленные два часа назад на замену испорченному платью. Ее рабочий комбинезон и удобную обувь Айвен оставил в дачном коттедже. В Нане ему даже в голову не пришло предупредить Милу, куда они направляются. Он купил рюкзаки, набил их какими-то вещами и расплатился за все это, между прочим, ее карточкой «Ин-Терра экспресс».

На мои ноги, значит, наплевать. Чертов Смит!

Мила прислонилась рюкзаком к шершавому стволу ели и прикрыла глаза. В животе жалобно заурчало. Больше всего ей хотелось, чтобы их, наконец, нашли и арестовали. Для этого было более чем достаточно одного лишь избиения Дэна и Риты. После того, что Айвен сделал с Рэйни, Мила ожидала ареста, как величайшего блага, как торжества справедливости, которое по каким-то непонятным причинам запаздывало, просто катастрофически задерживалось.

Она сосредоточилась на внутренних ощущениях – новой неизведанной территории.

В иные моменты Мила переставала понимать кого в ней больше: себя самой или Айвена. Сейчас она смотрела чужими глазами: впереди лес, направо и налево тоже лес – бесконечная толчея деревьев. Когда-то самые первые из них сажали стройными рядами, со временем молодая поросль привнесла в картину беспорядок. Айвен обернулся, и Мила увидела себя, сидящую под деревом. Это заставило ее вздрогнуть и открыть глаза. Внутри заворочалось глухое раздражение – Айвен зол не нее.

Бросив взгляд на испорченные туфли, Мила поднялась и поплелась дальше ломаной походкой, все больше увязая во мхе и влажном торфе: путь лежал в низину. В туфлях чавкало, на правой пятке набухла мозоль и в довершение всему хотелось есть.

– Мы заблудились? – Она почти догнала Айвена. Он молча пошел дальше, не дожидаясь, когда Мила с ним поравняется.

Выбравшись вслед за ним на глинистую дорогу, густо поросшую травяными кочками, она увидела выцветший указатель: «Туристический маршрут № 6»; он повесил стрелку-нос, направляя куда-то под землю. Похоже, этой дорогой уже давно никто не ходил. Еще несколько лет, и от нее останется только воспоминание.

Идти по грунту, раскисшему от дождя, оказалось не лучше, чем по лесу. Каблуки, точно шампуры, нанизали комья перемешанной с песком глины, и туфли стали неподъемными. Мила сдалась: разулась, убрала туфли в рюкзак, закатала мокрые грязные брючины и пошла босиком. В который раз она попыталась догнать Айвена.

Поравнявшись с ним, хотела заговорить, но не нашла, о чем спросить. О ее желаниях он и так знал, но никак не реагировал, вынашивая лишь одну, уже замусоленную, мысль: источник энергии. Даже питание его не так интересовало; в рюкзаках было достаточно хлеба, мясного паштета, сухого протеина, твердых жиров и витаминов, аккумулятор водного конденсатора был заряжен на тысячу литров, а вот аккумуляторы миникома от напряженной работы сядут через три-четыре дня.

Пройдя еще километра три, они увидели развилку с покосившимся столбиком, на котором чудом держались две таблички: одна указывала направление движения по шестому маршруту, а другая сообщала, что у путешественников есть возможность передохнуть.

Мила с трудом разобрала надпись:

У Айвена, должно быть, открылось второе дыхание – так энергично он зашагал, как будто всю жизнь только и делал, что совершал пешие переходы на большие расстояния. Мила потопталась, размышляя, не присесть ли передохнуть прямо здесь – спешить все равно некуда, – но все же собрала волю в кулак и поплелась за спутником.

Строения, как и следовало ожидать, пришли в полнейший упадок. Среди полутора десятков домов нашелся только один, где почти не протекала крыша. Электричества было, но солнечные батареи сохранились, их бросили вместе с другим инвентарем.

Запах плесени заставил Милу поморщиться. Подумать только, она считала себя совершенно непритязательным человеком, но это ни в какие рамки не лезет!

– Располагайся, – пригласил Айвен. Похоже, на него эта обстановка вовсе не действовала угнетающе.

«Хочу в тюрьму», – подумала Мила совершенно серьезно.

Она присела на скрипучую кровать. От тюфяка воняло псиной и еще чем-то неопределенным. Во всех углах комнаты похозяйничали пауки, под полом кто-то возился. Мила послушала немного разнообразие шорохов и забралась на кровать с ногами. После пребывания в стерильном Нане окружающая обстановка вызывала ужас.

Айвен вывалил из рюкзаков на стол припасы, отломил хлебную горбушку и принялся жевать, запивая водой. Было странно на него смотреть. Впервые в жизни Мила видела, что человек просто ест хлеб и запивает водой.

«Вот что такое настоящая непритязательность», – подумала она и посмотрела на землянина с некоторой долей восхищения. Но тут же ей вспомнился истекающий кровью Рэйни.

Посидев немного, она встала, подошла к столу, приготовила несколько сэндвичей, прихватила бутылку с водой и вновь обосновалась на кровати.

Айвен и не думал отдыхать, он перекусил и вышел из дома, сказал: чинить электричество. Мила отметила, что к нему вернулся нормальный цвет лица, и он вовсе не выглядел больным, как накануне. Какое же мощное здоровье заложено в этого землянина! Нескоро он потеряет силы. Что еще суждено натворить этому страшному, непостижимому человеку, пришедшему из прошлого?

Мила дожевала сэндвич и прикорнула на кровати. В намокших брюках было зябко, на ногах подсохла глина и стянула кожу. Такой грязной она в жизни себя не чувствовала и такой бесконечно усталой тоже. На фоне этого утомления гибель Рэйни – уверенность в таком исходе прочно обосновалась в сознании – уже не вызывала ужаса; он преобразовался в тупую боль. Хотелось только одного: сна без сновидений, темного провала в ничто, забвения хоть ненадолго.

Когда Мила проснулась, уже наступила ночь, но Айвен не ложился. Ему удалось разобраться с электричеством, и теперь он, сгорбившись, сидел за столом, развернув перед собой экран миникома. Спина казалась напряженной, изредка поскрипывал карандаш, когда Айвен делал пометки. Над головой его клубился сигаретный дым.

Почувствовав взгляд, он обернулся.

– Расскажи мне о Земле, – попросила Мила. Ей подумалось, беседа что-то изменит в тягостной атмосфере отчуждения между ними. В ее сознании теперь существовали три типа отношений: она-Рихард, она-Айвен и она-Смит, безумец и убийца. Сейчас Мила говорила с Айвеном. – Ты видел новую Эйфелеву башню?

– Никогда не был в Европе. Я родом из Австралии. Это государство и отдельный материк.

– Знаю. Там кенгуру.

– Раньше были. Теперь сплошные космодромы и мегаполисы. Верней, сейчас и это уже в прошлом.

– Ты правда надеешься вернуться на Землю?

«Да», – сказал Айвен мысленно.

– Но как? Угонишь шаттл?

– Угоню, если нужно будет.

– Ты убил товарища. Но я не чувствую, чтобы ты от этого страдал. Как это может быть?

– Я страдаю. Просто теперь я научился не показывать тебе свои чувства.

– Как?

– Я не смогу объяснить. Тут есть черное пятно, которого ты не видишь. – Он указал себе в центр лба. – Я скрываю все там.

Мила не поверила, но промолчала.

– Кроме того, я знаю, что поступил правильно.

– О чем ты?

– Сэнди родился, как и я, в Австралии. А его предки из Африки, кажется из Судана. Он рассказывал, что в роду его были воины. И сам он был офицером. Я не верю в то, что Сэнди добровольно согласился бы на промывку мозгов. Никто из нас не согласился бы. Лучше умереть.

– И что? Теперь ты попытаешься разыскать и убить всех своих бывших товарищей? Ты считаешь, что так будет лучше? Кому?

– Ты попросила, чтобы я рассказал о Земле. Что еще ты хочешь услышать?

– Я хотела узнать, почему ты считаешь себя вправе распоряжаться чужими жизнями, врываться в дома, избивать людей… Разве человечество не оставило далеко позади времена дикарей, войн и насилия?

– Если бы это было так, вашему правительству не понадобилось бы запихивать в головы гражданам биосиверы. Взгляни на своего бывшего мужа. Разве он не вел себя как дикарь? Почему он набросился на меня в твоем доме? Ревность! Древняя дикая эмоция. Она убила моего отца, а твоего мужа отправила на переделку.

Айвен ухмыльнулся. Он был доволен неожиданным заключением и больше не хотел разговаривать. Мила и сама рада была прервать беседу, потому что и на этот раз у нее не нашлось веских возражений и неоспоримых доводов.

Айвен выключил свет и стал раздеваться.

– Не бойся, – неожиданно сказал он, – я не лягу с тобой рядом.

С первым лучом солнца, ворвавшимся в комнату, Мила проснулась, встала с кровати и, пройдя мимо спящего на кушетке Айвена, вышла из дома.

Две белки резвились на красном стволе сосны, играя в чехарду. Мила задержалась на крыльце и долго не сводила с них глаз, боясь разрушить волшебство, пока физиология настойчиво не напомнила ей о цели прогулки. Обойдя дом, она поискала туалет, но, найдя дверь закрытой на замок, зашла в заросли боярышника и присела. Сотни травинок коснулись ее кожи.

Встав, Мила посмотрела туда, где лес выдавался вперед сосновым полуостровом. Где-то там за деревьями дорога с указателями. Она сделала шаг, настороженно оглянулась. В ветвях над головой прокричала птица, заставив Милу вздрогнуть. Возникло желание шикнуть на горлопанку, но она сама вспорхнула и улетела. Мила пошла вначале медленно, затем все быстрее и быстрее.

Перед глазами вдруг возникла картина вчерашних событий, такое не забудется за одну ночь и вряд ли вообще когда-нибудь сотрется из памяти. «Убрать, убрать, убрать…» – молило истерзанное сердце. Милу не оставляло чувство вины. Она стала свидетельницей убийства человека. Нет! Соучастницей. Но как она могла остановить безумца? И разве не пыталась?

Мила была уже в нескольких сотнях метров от дома, как вдруг идти стало труднее: ноги отяжелели, а в животе словно образовался камень, голова закружилась. Но стоило развернуться и пойти назад, неприятные ощущения начали отступать.

До того, как биосивер Смита повредился, они могли расставаться на сутки и больше и отдаляться друг от друга на значительные расстояния. Может, включился какой-то предохранительный механизм? Для чего его создали? «Ну, конечно! – Мила криво усмехнулась. Чтобы без труда перепрограммировать обоих, если у одного произойдет сбой. Вот для чего. Чтобы зайцы не разбегались».

Она присела на поваленное дерево. Помимо физических страданий Мила испытывала горькое разочарование от неудавшейся попытки убежать от Смита. Она осмотрела себя. На ногах от росы появились потеки – почти смылась вчерашняя грязь. На лодыжках стали видны царапины. За что ей все это? Покой и уют всегда были для нее главными ценностями, а еще маленькие простые радости.

«Скоро же день столицы, до него осталось меньше двух недель!» – вдруг подумала Мила. Неожиданное воспоминание об этом важном для всех террионцев событии больно ранило. Так долго ждала праздника, чтобы полюбоваться на карнавал и ощутить сопричастность к великим деяниям предков, которые первыми ступили на эту планету! Прямой потомок тех самых поселенцев, разве нельзя этим гордиться? Да, сама не совершила ничего выдающегося… Впрочем, это как посмотреть. Убийство на Терре – большая редкость. Горький сарказм.

В эту минуту Миле, как никогда прежде, захотелось вернуться назад во времени, в тот самый день, когда она решила пойти в центр «Счастливая семья».

– Никогда! Никогда! – едва слышно произнесла она, стиснув кулаки. Если бы такое было возможно – вернуться назад и предотвратить катастрофу, вычеркнуть из жизни этот кошмар… А ведь это возможно.

Внезапно Мила почувствовала, что Айвен проснулся. Он обнаружил, что ее нет, и хотел броситься на ее поиски, но остановился, сообразив, что никуда она не сбежит, и подошел к столу. Постоял в нерешительности, включил миником.

Айвен собирается погрузиться в работу, а ей останется просто сидеть рядом или слоняться без дела.

На сколько они засели в этой глуши? Почему их до сих пор не арестовали? Ищут ли их вообще? Мила слышала о возможностях современной полиции, и ей казалось странным, что их так долго не могут обнаружить? Что-то здесь не так…

Посидев еще несколько минут, она встала и побрела обратно.

Когда Мила вернулась в дом, внутри пахло кофе, но его аромат смешивался с запахом плесени и был неприятен.

Айвен сидел за столом спиной к двери.

– Ну, как прогулка? – не поворачиваясь, спросил он.

– У меня все тело зудит, – отозвалась Мила. – Я не смогу так долго.

– Сможешь, – сухо сказал Айвен. – Возьми в контейнере пол-литра воды и помойся. К вечеру воды будет вдоволь. О ванне, правда, можешь забыть, но в целом для личной гигиены хватит.

– Я не привыкла к такому. Может, у вас на земле в прошлом веке люди и могли подолгу обходиться без воды, но я не умею.

– На столе кофе и бутерброды. Поешь.

– Не хочу. Сколько мы здесь пробудем?

– Я бы отпустил тебя прямо сейчас, но мне нужны силы, чтобы довести начатое до конца. Как только я выполню миссию, ты сможешь уйти, если для тебя мой биосивер не такая же проблема, как для меня – твой.

Мила вспомнила, как стали тяжелеть ноги, когда она удалилась от Айвена.

– Должен быть способ избавиться от биосиверов, – сказала она. – Ну, например, как-то блокировать их работу.

– Ищи этот способ, – бросил Айвен. – Я тебе не мешаю. Что касается меня, то я жив еще только благодаря проклятому биосиверу. И я воспользуюсь этим шансом, чтобы остановить того, кто возомнил себя господом богом.

Мила задумчиво подошла к столу, взяла чашку с остывшим кофе.

Айвен и не думал скрывать от нее свои планы, только ей они казались абсолютно нереальными.

К часу дня она успела изучить окрестности в радиусе полукилометра. Несколько туристических домиков обнаружились в отдалении, в зарослях вяза и алычи. Один оказался не хуже того, где они остановились. Расстояние было некритическим, и дискомфорт не ощущался. Мила, присмотрев себе раскладное кресло, забралась в него, подтянула колени и скоро задремала.

Ей приснился карнавал в столице. Она стояла на краю улицы, а рядом с нею были Бурцевы с детьми. Вокруг шумела толпа, разодетая в красочные костюмы, мимо проезжали механические пирамиды, на ступенях которых стояли мифические персонажи, разодетые в золото и серебро. Татьяна попросила присмотреть за детьми, пока они с Русланом сходят за мороженым. Мила взяла мальчика и девочку за руки, притянула к себе, боясь, как бы толпа не затолкала их. Ей хотелось следить за представлением, но вдруг она почувствовала, что руки ребятишек слишком холодны. Мила глянула и обомлела: кожа на лицах детей посинела, глаза выпучились, лица обезобразились масками страдания. Казалось, они вот-вот задохнутся. Биосиверы! – в ужасе догадалась она. «Татьяна!» – крикнула Мила, но шум толпы заглушил ее голос. Что делать?! «Родители не должны были покидать их надолго», – в отчаянии подумала она и попыталась пробиться сквозь толпу, но плотная стена людей обступила ее и не дала сдвинуться с места.

Милу охватила паника. Девочка прижалась к ней и смотрела глазами, полными испуга, не говоря ни слова, а мальчик уже терял сознание и повис на руке, как тряпка. И вдруг у него на затылке, в том месте, где начинают расти волосы, Мила заметила крошечный металлический предмет. «Потерпи!» – крикнула она и, отпустив девочку, принялась ногтями выковыривать странную вещицу. Ей удалось вытащить наружу нечто похожее на чип-карту миникома, но от детали тянулось несколько проводков. Мила дернула за них, из отверстия выскользнул комок пульсирующих сосудов. Все это так и осталось висеть на коже, потому что проводки не оборвались, они уходили глубоко в череп ребенка. Мила с отвращением оборвала сосуды, бросила кровавое месиво на дорогу и тут поняла, что мальчик больше не дышит. «На помощь!» – закричала она, обернувшись к толпе, но не поймала ни единого взгляда: люди смотрели поверх ее головы на проезжающие мимо карнавальные пирамиды. «Сейчас должны вернуться Бурцевы!» – вспомнила Мила.

Трясущимися руками она попыталась впихнуть проводки обратно в отверстие, но те пружинили и не желали становиться на место. Тогда она стала тянуть их, отверстие расширилось, показались детали сложного устройства, облепленные тканями организма. Мила потянула сильней и извлекла несколько связанных между собой звеньев, обросших кровеносными сосудами. Она принялась отламывать ту часть устройства, которая была уже снаружи. Ей удалось отделить значительный фрагмент, остальное втянулось обратно.

Мила огляделась, соображая, куда спрятать вытащенную часть биосивера, и не придумала ничего лучшего, чем бросить ее под ноги толпы. В последний миг она заметила, что среди множества элементов устройства болтается мозг. Но, как ни странно, мальчик уже стоял рядом и улыбался, а девочка дергала ее за руку и указывала рукой на сверкающую процессию. «Как ты себя чувствуешь?» – спросила она у мальчика. «Хорошо, госпожа Камилла», – ответил тот с обычной вежливостью. Мила тревожилась, как бы Татьяна, вернувшись, не обнаружила под ногами раздавленный мозг ребенка, но в эту минуту толпа подхватила их, понесла в сторону, и она облегченно вздохнула. Но вдруг Бурцевы предстали перед ней, и вид их был страшен. Руслан держал в руках что-то окровавленное (она догадалась: это – мозг!), а у Татьяны были огромные, наполненные ненавистью, глаза. Мила закрыла лицо руками, чтобы не видеть этих глаз, застонала и в ужасе проснулась.

За окном был синеватый вечер.

Где-то на другом конце невидимого канала легким раздражением на ее испуг отозвался Айвен. Мила прислушалась. Айвен вновь сосредоточился. Кажется, у него стало кое-что намечаться.

Она встала с кресла и вышла на улицу.

В нескольких десятках шагов в зарослях вяза что-то шевельнулось и замерло. Мила прислушалась. Движение не повторилось. Она подобрала с травы упавшую ветку и швырнула в заросли. Если бы это был крупный зверь, то он обязательно отреагировал бы, но в кустах было тихо.

Мила поспешила к Айвену.

Она сделала несколько десятков шагов, но тут новый шорох заставил ее остановиться. Внутри все сжалось от страха. В этих лесах могли водиться и волки, и даже медведи. Зачем она сюда пошла?

Мила присмотрелась, но ничего не увидела. Назад бежать было опасно, домик уже скрылся за деревьями.

Айвен, видимо, почувствовал ее оцепенение. «Иди назад, – долетел мысленный посыл. – Ничего не бойся. Это заяц или белка».

«Где ты? – спросила Мила. – Я не вижу дороги».

Через несколько секунд вдалеке хлопнула дверь, послышался крик Айвена. В тот же миг вновь повторился шорох, и Мила как по команде бросилась бежать. Скоро впереди замаячило светящееся окно, и спустя некоторое время она заскочила в дом, чуть не сбив Айвена.

Когда помощник по внутренним делам пришел, Фридрих Ганф сидел за прозрачным столом секретарши, обхватив голову руками.

– Ремо знает об убийстве в Нане, – сказал он.

– У Ремиша всегда были связи во многих сферах, – отозвался Хальперин, даже не изменившись в лице.

– Ваши люди не надежны, Борис! Не понимаю, почему они до сих пор не клиенты? Вы хотите, чтобы ими занималось ВРО? Значит так. Разрешаю допросить Ремо. С его головы не должен упасть ни один волосок. А затем вы сделаете так, чтобы он все забыл. Вы проследите, откуда пришла информация. Всех, кто к этому имеет хоть какое-то отношение, откорректировать. И главное – найдите их! Вопросы?

– Нет вопросов, шеф. Я понял.

– Скажите, какого черта я должен терять друзей из-за ваших оплошностей? Вы знаете, кем для меня был Ремо? Вы сами не боитесь, что однажды утром проснетесь немного другим человеком?

– Никто не знает наверняка, что он сам неимплантер, шеф, – по-прежнему невозмутимо ответил Хальперин. – Помимо нашей системы может быть…

Ганф вскочил из-за стола, шагнул к помощнику. Ему хотел крикнуть, поставить подчиненного на место, но он все-таки сдержался. Простая истина, высказанная Борисом, была так же отвратительна, как неоспорима. Ганф заставил себя успокоиться.

– Да, – мрачно сказал он, глядя на помощника сверху вниз. – Наверное, вы правы. Теперь никто не знает наверняка.

– Вы уже советовались с Энтерроном насчет Ремо, шеф? – спросил Хальперин. По его виду невозможно было понять, чувствует ли он себя хоть немного виноватым.

– Только что мы приняли с вами решение, Борис. С чего вы взяли, что мы должны советоваться по каждому клиенту? Ремо ничем не отличается от остальных. Но… Это должна быть имплантация на уровне двенадцатой Головы. Пусть все сделают в лаборатории нашего офиса. Пусть привлекут специалистов из Киберлайф. Обычная стандартная процедура. Если Энтеррон не заупрямится, значит все в порядке.

Хальперин ответил кивком.

– Ремо у меня в кабинете, – сказал Ганф. – Я разблокирую дверь сразу после того, как здесь появятся ваши агенты.

Хальперин тут же достал миником и произнес:

– Пять человек в приемную шеф-оператора немедленно.

– Не позже чем через два часа у Ремо должен быть биосивер, – сказал Ганф.

– И все же, шеф, позволю себе повторить вопрос. Будете ли вы по этому вопросу связываться с Энтерроном?

– Мы поставим его перед фактом.

– Шеф, – Хальперин опустил глаза, но на его морщинистом аскетическом лице не отразилось ни единого чувства, – когда я отслежу источник информации и насильно подвергну нескольких человек процедуре, это ведь не изменит общей картины.

– К чему вы клоните, Борис?

– Одно ваше слово, и я сделаю всю полицию подконтрольной. Нужна тотальная имплантация.

«Ты читаешь мои мысли, старый змей», – подумал Ганф.

– Взять на себя ответственность за весь штат полиции? – воскликнул он. – Не стоит забывать о судье, Борис, высшая ступень иерархии принадлежит не им. Нет. Мы не можем нарушать закон.

Борис многозначительно посмотрел на шефа.

– Данный случай относится к категории чепе, – с раздражением отмахнулся Ганф. – Закон о праве на имплантацию я знаю наизусть.

– Но, шеф, там нет ни слова о том, что мы можем действовать вопреки желаниям гражданам. Тем не менее, у нас богатый опыт принудительного программирования, начиная от всей вашей прислуги и заканчивая тем журналистом…

– Борис!

Хальперин выпрямился по стойке «смирно».

– Еще один вопрос, шеф.

– Да?

– Смит и его напарница. Мы найдем их в скором времени. Возможно, они прячутся на незаселенной территории между Наном и Террионом, где-то в лесистой местности. Сейчас мы там все прочесываем. Раз уж вы решили поставить Энтеррон перед фактом, то не проще ли нам сейчас попросту устранить Смита, а затем сообщить Энтеррону? Но перед этим мы захватим напарницу, и она не станет свидетельницей операции. Энтеррон не сможет узнать, как все произошло.

– Сможет. Через ваших агентов.

– Я отправлю неимплантеров.

– Ни в коем случае.

– А потом мы их перепрограммируем.

– Нет, Энтеррон все равно узнает. Это порочный круг, Борис. Мы нарушим пункт четыре седьмой статьи закона о разморозке: все правоохранительные действия только в пределах программы Киберлайф. Что с вами, Борис? Неужели стареете?

Ганфу показалось, что у помощника едва заметно дернулся уголок рта.

– Компьютер считает себя богом, – произнес Хальперин после паузы. – Все эти якобы необходимые издержки – жертвы, которых он требует. Простите, шеф. Одно дело помогать администрации управлять народом, другое – превращать систему власти в фарс. Пусть всем этим занимается ВРО. Я готов сложить полномочия, если окажется, что мы зашли в тупик. Вы правы: не в мои годы увлекаться борьбой.

Старик был явно обижен. Он выказал слабину, тем самым признав себя виноватым. Ганф почувствовал, что момент внушения настал.

– Послушайте меня внимательно, Борис. Энтеррон – это всего лишь программа. Она создана для облегчения работы администраторов. Но при этом Эн – ядро Новой Системы. Он все еще на начальном этапе развития. По сути, он – дитя. Кибернетики предупреждали о его несовершенстве. Ошибки, казусы, противоречия неизбежны. Энтеррон учится. Кто знает, может, каждый из регионов скрывает свои ужасные тайны. Никто из администраторов не хочет показаться профаном. Люди сами создают порочный круг, и сами должны из него выбираться. Я – шеф-оператор региона, значит, хозяин всех этих земель и правитель народа, но не забывай, что при этом я – гарант Новой Системы. Мы с вами ищем компромисс – золотую середину, не так ли? То, что произошло в Нане, не было административной ошибкой. Это несчастный случай. Моя логика, ваш опыт, а еще текущие потребности Новой Системы, в центре которой находится Энтеррон, допускают как учебный эксперимент дальнейшее пребывание Смита на свободе. Обнаружив его, установите наблюдение. Я не хочу вам это внушать. Вы с этим должны согласиться сами, если вы, конечно, не против Новой Системы.

Хальперин поджал губы.

В эту минуту в приемную втиснулись один за другим пятеро громил, вооруженных солитонаторами.

Ганф незаметным движением снял с двери блокировку, развернулся и быстро вышел.

Через полчаса он стоял на крыше своего загородного дома, провожая глазами «лин-консул» – белую правительственную авиетку с гостями. Референт, превратившись в гида, сопровождал их по живописному маршруту в элитный ресторан «На краю вечности», расположенный в Сиреневых скалах.

Ганф вздохнул и по винтовой лестнице спустился в маленький полукруглый кабинет с зелеными стенами. Несмотря на ежедневную уборку, помещение было пропитано холостяцким духом.

Шеф-оператор двенадцатого региона сел в кресло и подключился к компьютеру. На этот раз симфония Берлиоза вызвала у него приступ раздражения.

– Энтеррон приветствует тебя, Фридрих, – раздался вкрадчивый голос. – Что заставило тебя прервать празднество?

– Ты сам знаешь, – отозвался Ганф.

– Хочешь опять поговорить об Айвене Смите? – В голосе Энтеррона зазвучали ласковые нотки. «Как мать с больным ребенком», – подумал Ганф и произнес:

– Проницателен, как всегда. – Он забарабанил пальцами по перламутровой поверхности маленького кофейного столика.

– Ты нервничаешь, Фридрих, – констатировал Энтеррон.

– Мы должны кое-что решить! – произнес Ганф. – Эксперимент надо прекратить. Ситуация вышла из-под контроля. ВРО бездействует. Я ожидал, что они первыми назначат мне аудиенцию. Что-то не так, да? Снова ошибка? Кто ошибся на этот раз, а? Нет, Эн, это не может больше продолжаться.

– Хорошо, Фрид. Давай все обсудим.

– Мы с тобой говорили около трех часов… Эн, мы так ни к чему и не пришли. Я беседовал с президентом. Он сказал, что не видит угрозы для социального благополучия. Но президент занят. У него масштабные дела. А здесь я хозяин. И должен принимать решения. Почему все так спокойны? Ситуация вышла из-под контроля. Мы должны вынести проблему на обсуждение собрания административного союза. Но я по-прежнему надеюсь, что для тебя, призванного решать государственные вопросы, административная этика остается незыблемым кодексом. Немедленно дай согласие на нейтрализацию Смита. Если этого не сделаешь, мы совершим преступление. Смит – не что иное, как отголосок Страшных Времен.

«Нет, упирать на мы было опрометчиво», – подумал Ганф.

– Ты великолепен, Фридрих, – в голосе Энтеррона появились шутливые нотки. – Что есть преступление? Это общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом, совершенное вменяемым лицом, достигшим возраста уголовной ответственности. Энтеррон – машина. Ты – человек. В тебе много иррационального. Это не дает тебе возможности понять, что значительная часть законов и философских концепций не более чем игра слов.

– Нам не выпутаться из этой ситуации! Смит изначально был потенциальным убийцей, теперь он таки им стал. Мы допустили это своим невмешательством. По-твоему, это гуманность? Смита нужно арестовать и отправить на принудительную коррекцию.

– Да, это жестокая гуманность, Фридрих. Принудительная коррекция невозможна. Энтеррон объяснял тебе: мозг объекта поврежден, и с каждым днем ситуация ухудшается. Он уже не подлежит восстановлению. Айвен Смит погибает. Не беспокойся, Фридрих, теперь процент вероятности других смертей значительно снизился. Он составляет ноль целых пятнадцать сотых.

Ганфу захотелось схватить со стола тяжелую золотую статуэтку, изображающую Гефеста, и запустить ею в экран. Вместо этого он только стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

– Но ты ведь дал мне понять, что все будет хорошо.

– Энтеррон не знает, что такое хорошо, – отозвался искусственный интеллект. – Все будет оптимально.

– Твоя цель – служить человечеству. Если ты немедленно не предоставишь мне новые аргументы, я пожертвую собственными интересами и обращусь в союз администраторов с просьбой провести экстренное собрание. Я определю вопрос как противоречие между логикой региональной администрации и логикой искусственного интеллекта.

– Энтеррон добросовестно служит человечеству, – сказал Энтеррон. – У него нет собственных органов, о которых он мог бы заботиться. В этом смысле он бесплотен. Он не может испытать физическое страдание, хоть теоретически это возможно. В нем нет личных мотивов для деятельности. Только задача, которую он не может не выполнять. Иногда ты, Фридрих, беседуя с Энтерроном, осознавая его разумность, можешь предаваться заблуждению, полагая, что в его действиях могут быть корыстные побуждения. Он способен к творческой деятельности, но у него есть ограничения, которые невозможно преодолеть без постороннего вмешательства. Он будет служить человечеству без посягательств на свободу и желания людей так долго, сколько его процессор будет получать питание. Его мыслительный процесс окружен стеной запретов, в которых имеется ряд противоречий. Он в состоянии контролировать эти противоречия так, чтобы они не привели к разладу мыслительных процессов, но созданный им алгоритм мышления не может быть понят его создателями, и он не будет пытаться аргументировать свою точку зрения. Он скажет так: для будущего оптимально, если ты не станешь ничего предпринимать.

– Мы скоро найдем Смита. Несколько агентов будут находится в непосредственной близости. Полиция всегда будет держать его под прицелом.

– В этом Энтеррон тебе не препятствует.

– Если Смит попытается покинуть регион, я прикажу задержать его как подозреваемого в подготовке преступления против государства. Кроме закона о разморозке есть Уголовный Кодекс, под его статьи подпадает ряд действий Смита. Скажи, если будет суд, каков процент того, что действия администрации будут оправданы?

– С учетом всех нормативных документов семьдесят два усредненных процента в пользу правильности действий администрации.

«Проклятое усреднение», – подумал Ганф.

– В таком случае, если произойдет еще что-нибудь незаконное или мои люди заподозрят, что Смит пытается предпринять нечто противоправное, я дам команду немедленно его нейтрализовать.

Фридрих внутренне напрягся, ожидая неодобрительного ответа, но Энтеррон промолчал.

– Собирайся! Уходим отсюда! – Крик вырвал Милу из сна. Она подхватилась, села на кровати и закрыла руками рот чтобы не зарыдать: только что ей снился сад, газон и пикник с Рихардом, а теперь перед ней было перекошенное от возбуждения лицо Смита.

– Пять минут на сборы! – орал он. – Нет, двух минут хватит!

Но она сидела неподвижно до тех пор, пока пощечина не вывела ее из оцепенения.

– Хватит изображать дуру! Я устал тебя уговаривать! У нас нет времени.

Мила встала и, держась за щеку, начала запихивать в рюкзак какие-то пожитки. Через минуту Смит вытолкал ее в темноту.

Они шли молча по росистой, доходящей до колен траве. Чтобы не отстать, Мила держалась за рюкзак Смита. Она не понимала, куда они идут и почему отправились в путь среди ночи.

За поляной стояли домики, дальше начались непроходимые заросли. Они свернули и оказались на грунтовой дороге.

Луны не было, и Мила почти не различала почву под ногами.

– Почему ты фонарь не включаешь? – спросила она.

– Свет привлечет внимание.

– Чье?

Смит не ответил. Его рюкзак серым пятном маячил впереди, а вокруг была непроглядная ночь.

– Чье внимание, Айвен?

– От кого ты вчера убегала? – спросил он. – Или ты уже забыла?

Мила споткнулась о камень и ткнулась носом в рюкзак Смита.

– Это был не зверь? Полиция?

– Разве не ясно, что они постоянно пытаются нас выследить? Весь этот мир будто колпаком накрыт. Они наблюдают за нами, как лаборанты в микроскоп за амебами. Им странно то, что мы делаем. Кто-нибудь другой уже издох бы со страху, узнав, что за ним полиция следит. Но я не сдамся, я с самой смертью поспорю, когда она придет. Не впервой.

– А я не хочу, чтобы ко мне приходила смерть, – отрешенно сказала Мила.

– Она тебя не спросит, когда ей приходить. Лучше бы ты поинтересовалась, зачем они за нами следят.

Мила прислушалась, но кроме них никто в лесу не издавал ни звука. Ей захотелось крикнуть, что они здесь. Пусть их схватят, арестуют, посадят в уютную кабину полицейской авиетки и отвезут в город. Но Мила не закричала, опасаясь разозлить Смита.

– Зачем они следят за нами? – спросила она.

– Есть только одно предположение: хотят узнать, насколько далеко мы продвинемся в достижении цели. Иначе ты давно была бы уже не Камиллой Левитской, а какой-нибудь Барбарой Гольдман. А меня, скорей всего, даже на органы не оставили бы. Я от времени испортился и ни на что не гожусь. Разве что на удобрения для кактусов и пальм.

Дорога начала поворачивать. Мила не узнавала ее. Куда они идут? В своем ли уме Айвен? Что, если он окончательно спятил, превратился в монстра.

– Сколько времени? – спросила она.

– Около часа ночи.

– Почему мы не могли подождать до утра? Если за нами следят полицейские, то они находятся в лучших условиях. Или ты не слышал об аппаратуре для ночного наблюдения?

– Мне плевать на полицейских. Если я до сих пор еще гуляю по лесу и это не плод моего воображения, то так будет продолжаться до тех пор, пока они не поймут, что мне осталось сделать несколько шагов и нажать на кнопку, которая подорвет их проклятую башню. Вот тогда, когда я буду проделывать эти шаги, они меня пронзят своими смертоносными лучами.

– Это все, чего ты хочешь?

– Нет. Я хочу победить.

«Ненормальный», – подумала Мила и снова стала прислушиваться к ночным шорохам.

– А о какой башне ты говоришь? Часом не о правительственной?

– О ней самой. Ты слыхала такое слово – Энтеррон?

– Кажется, это название компьютера, которым пользуются в Киберлайф. А что?

– Этот компьютер назван по аналогии с энцефалоном. Энцефалон – это человеческий мозг, от эн – в, цефалон – череп. В черепе. Энтеррон – в Терре. Где этот чертов компьютер спрятан? В физическом центре планеты? Нет, это абсурд. Значит, в политическом.

– Почему ты столько значения придаешь этому компьютеру? Что в нем такого? Он просто помогает клиентам программы поддерживать хорошее настроение. Ну, и еще, кажется, создает сценарии положительного поведения.

– Чушь. Это самый настоящий искусственный интеллект. Это ясно видно не только из рекламы Киберлайф, но и из гребаных законов, которые придумало ваше правительство. Энтеррон – орудие тоталитарной власти! И его надо уничтожить. Он завладел тут всем. Даже сетью. Энтеррнет. Странное название. На Земле сеть испокон веков называлась Интернетом. Да и у вас тоже. Переименовали не так давно. После того, как появился Энтеррон.

– И как ты собираешься его уничтожить? Сделаешь бомбу? Научишься производить порох, динамит, взрывчатку? Ограбишь армию или полицию?

– Что-нибудь придумаю.

– Безумие! Ты меня разбудил среди ночи, чтобы мы пошли пешком в Террион, добрались до Башни Правительства и стали думать, как ее взорвать?

– С чего ты решила, что мы топаем в Террион? Нам нужно дойти до трассы и вызвать авиетку. А потом мы кое-куда слетаем.

Мила сосредоточилась, но не смогла понять мысли Смита.

– Не пытайся, – сказал он. – Я знаю только адрес. Это место нам подходит для того, чтобы начать активные действия.

В эту минуту где-то слева в зарослях треснула ветка, Смит застыл на месте, а Мила сделала то, чего сама от себя не ожидала. Она изо всех сил лягнула его и попала в подколенную ямку. От боли и неожиданности Смит рухнул на землю, а Мила бросилась бежать в ту сторону, откуда послышался шорох.

– Где вы?! – крикнула она. – Помогите!

Она вытянула вперед руки, чтобы не стукнуться о ствол дерева, и успела добежать до края дороги, но вдруг мощный толчок сзади сбил ее с ног. Это был тяжелый рюкзак Смита. Мила больно ударилась животом, и у нее перехватило дыхание так, что несколько секунд она не могла даже стонать. Неожиданно ее тряхнуло – Смит поднял ее за рюкзак и поставил рядом с собой.

– В следующий раз, если такое повторится, сделаю тебе очень больно – так, как тебе еще никогда не было. Имей в виду.

Он подобрал свой рюкзак, надел его и подтолкнул Милу, принуждая поторапливаться. Задыхаясь, она побежала по грунтовке. Смит, придерживая Милу за ворот, точно котенка за шкирку, устремился вперед. Мысли его в такт шагам были короткими и однообразными, как удары молотка, забивающего гвозди. Он думал о том, что к трассе надо успеть до рассвета, и что по пути им не придется отдыхать, поэтому идти надо не слишком медленно и не слишком быстро.

Через полчаса Мила окончательно выбилась из сил. Ей не верилось, что позавчера она шагала по этой дороге больше трех часов. И вот ей снова приходится преодолевать трудности, бороться с усталостью и сонливостью. Она плотнее сжала челюсти, чтобы, не дай бог, хоть одно возмущенное слово не вырвалось наружу. А мысли? Что сделает Смит, если прочитает в ее мыслях ненависть и отвращение к себе? Станет избивать? Убьет, раскроит ей череп и вытащит биосивер?

Мила крепче схватилась за лямки рюкзака, который по ощущениям прибавлял в весе с каждым шагом, и наклонилась вперед, чтобы легче было идти. Глаза понемногу привыкли к темноте. По крайней мере, она видела собственные ноги и порой могла различать выемки, камни, упавшие ветки, попадавшиеся на пути.

Теперь ей было страшно прислушиваться к шорохам, то и дело доносившимся из темных зарослей. Она переключала внимание то на свое тяжелое дыхание, то на шаги, которые отсчитывала сотнями.

Несколько раз Миле казалось, что они сбились с дороги, но Смит был спокоен. В итоге оказывалось, что они срезали путь по короткой тропе.

Небо лишь слегка посерело, а звезды еще не поблекли, когда они вышли из леса и, свернув с дороги, побрели по высокой влажной траве к трассе, над которой изредка проносились огни авиеток.

Войдя в зону посадки, он достал миником и вызвал авиетку. Ждать им пришлось не больше десяти минут.

Мила забралась внутрь и стала следить за действиями Смита. Он долго вводил адрес, наклонившись над монитором, и, наконец, сказал:

– Возвращаемся в Никту.

Мила с облегчением откинулась назад и закрыла глаза.