ГОЛОД И ЖАЖДА

Из-за лесочка доносились громкие крики. Я бы даже сказал, истошные вопли. Повторялась одна короткая фраза, но вот что кричали конкретно, разобрать я не мог: далеко.

Я пошел на голос.

Спустя некоторое время звуки смолкли, но через пару минут раздались снова. Теперь они напоминали старую заезженную пластинку с ее скрипами и хрипами.

"Но все же – живой человек там", – подумал я, ускоряя шаг. Пусть даже он сидит и слушает старую пластинку. Граммофон, наверное, или патефон? Или, как его, фонограф? Вот и посмотрю на этакую редкость, а то все CD, CD…

Кстати, "сидюк" – не оттого ли назвали, что человек сидит сиднем рядом с ним?

Выйдя из леса, я увидел на премилой зеленой полянке небольшого плюгавого мужичонку. Он сидел на земле спиной ко мне, разбросав ноги по сторонам, и время от времени вскрикивал: "Есть хочу!", "Есть хочу!".

Услышав мои шаги, он замолк и обернулся, а, завидев меня, обрадовался и вновь принялся выкрикивать, более оживленно и быстро, почти радостно:

– Есть хочу! Есть хочу!

Я подошел поближе, в то же время опасаясь, как бы он не набросился на меня. Так сильно хотеть есть…

И, однако же, если бы он действительно давно не ел, то должен ослабеть от голода, а он во как вопит.

"Терпения у него просто нет, вот что", – решил я и сказал:

– Чего ты кричишь?

– Ох, и не спрашивай, – неожиданно слабым голосом отвечал мужичонка. – Очень есть хочется…

Как будто у него имелось два голоса: один для дали, другой для близи. Вроде бифокальных очков или фар дальнего и ближнего света. Что ж, это очень удобно и разумно: чтобы не оглушить собеседника "дальним" громким голосом, он включает тихий "ближний".

– А чего ж тебе есть нечего? – я решил выяснить все до конца. – Или ты не заработал?

Я ожидал, что он начнет плакаться, что хозяин обидел, не заплатил заработанное, или неурожай напал на посевы, или погорелец он… Но он, быстро вскочив – я отшатнулся в сторону – и картинно подбоченясь, высокомерно произнес:

– Вот еще! Чтобы я – да работал? Сроду такого не будет!

Я несколько опешил от такого напора, но все же решил попенять ему:

– Ну а если бы меня не было, кому бы ты кричал?

– Кому-нибудь да кричал бы. Кто-нибудь все равно откликнулся бы, – ответил мужичонка и глаза его хитро заблестели. – Жалостливых людей полно!

– Ну, давай поедим, – усмехнулся я, – мне тоже пора подкрепиться, время к обеду.

– Только ты учти: я очень хочу есть, – сразу предупредил мужичонка.

– Да ничего, – успокоил я его, – думаю, у меня на всех хватит.

– Думай-думай, – сощурился мужичонка.

Чем-то он мне не понравился. Что-то он, похоже, затевал. Ну да ничего: поест – подобреет. Во всяком случае, я на это надеялся.

Я достал из рюкзака-сумки свою снедь: кружок колбасы и буханку хлеба и принялся вытряхивать из баночки консервы на одноразовую тарелку.

Банка консервов "Емелина щука в томате", по-моему, представляла собой аналог Рога Изобилия, но настроенного на производство монопродукта, в данном случае – щуки.

Глаза у мужичонки разгорелись, что у того кота, и он принялся уписывать рыбу за обе щеки едва ли не с той же скоростью, с какой я вытряхивал консервы, а то и с большей.

Я почувствовал, что мой оптимизм накормить его тает на глазах, вместе с поглощаемой им пищей.

Скоро тарелка опустела.

Мужичонка взглянул на колбасу и поморщился:

– И это все? – и, не успел я опомниться, как он разом заглотал колбасу и откусил полбуханки хлеба.

– Погоди! – я выхватил у него хлеб. – Спрашивать надо!

– Я есть хочу… – неуверенно сказал мужичонка, прислушиваясь к происходящим внутри себя процессам. А я и сам не знал, что может произойти, если мгновенно регенерирующую колбасу проглотить целиком? С хлебом-то все ясно: буханка в моих руках вновь стала целой, а вот что происходит с колбасой? Хорошо, что у меня еще кружок есть, да и щука…

На всякий случай я натряс ему еще одну тарелку, убрал банку, отодвинулся от него подальше – чтобы он снова не схватил хлеб – и принялся нарезать ломтями.

– Есть хочу… – снова неуверенно протянул мужичонка, косясь на рыбу.

– Ешь, – я отрезал ему с десяток ломтей хлеба.

Мужичонка принялся подбирать рыбу с тарелки ломтем хлеба, но как-то заторможенно.

– Что ж ты так есть хочешь? – снова спросил я его. – Кто ты таков?

– Голод я, – скромно произнес мужичонка.

– Голод? – изумился я.

– Голод – не тетка, – важно протянул мужичок.

– Да вижу, что дядька, – отмахнулся я и непроизвольно пробормотал, цитируя Некрасова: – "В мире есть царь, этот царь беспощаден, Голод названье (или прозванье?) ему".

– Вот-вот, – согласился мужичонка, – это я и есть. Царь-Голод.

– Царь? – я задумался. Может быть, дать ему командировку отметить? Царь ведь все же… Да ну! – рассердился я сам на себя. – Еще сожрет командировку, что я делать буду?

– А коли ты царь, чего ж ты голодный? – напустился я на него. – Что это за страна, в которой цари голодают?

– Ну… – Голод растерялся. Мысль об этом, видимо, не приходила ему в голову. А я подумал: может, взять его в провожатые? Он наверняка про все знает.

Потом Голод что-то придумал, или вспомнил.

– Я – обратно царствующий, – нерешительно произнес он. – Когда ничего нет…

– А куда же оно делось? – продолжил я цикл вопросов. – Вон и реки есть, и озера, и поля, и леса… Работать, что ли, некому?

Мужичонка заморгал:

– Я-то все одно работать не буду. А остальные… Мне до них дела нету.

– Ладно, – смилостивился я. В конце концов, если он действительно Голод, это не его функция: следить за тем, чтобы все было. Скорее наоборот.

Я снова натряс ему полную тарелку рыбы, видя, что с той он помаленьку справился, продолжая прикидывать: брать его собой или не брать? По идее, главный герой сказки всегда брал с собой попутчиков. Да, но я-то не главный герой. Или как?

Мужичонка продолжил еду, но явно нехотя, скорее по инерции. Судя по постепенно замедляющимся его движениям и раздувающемуся брюху, он начал наедаться. Очевидно, колбаса успешно сопротивлялась попыткам его желудка переварить ее. Еще немного – и процесс будет успешно завершен. А я никогда и не сомневался в том, что цивилизация способна накормить всех голодных!

Но маленький червячок сомнения требовал своей доли: все же он – Голод! Победишь раз, другой, третий, а потом?… А вдруг Рог Изобилия… то бишь Банка Консервов, сломается? Ну, мало ли: заклинит что-нибудь внутри, и начнет она гнать одну томатную жижу или, в лучшем случае, со щукиными костями. Голоду-то, может, и они за счастье: пропаренные в автоклаве, мягкие, а вот за цивилизацию обидно – опозорится. Да и… вдруг захочет он меня съесть? Такого в напарниках иметь – накладно, если не опасно.

И я решил схитрить: со словами "А попробуйте-ка еще вот этой божьей милости…", ясно сознавая, что безбожно перевираю чью-то цитату, я достал из рюкзака-сумки Колобка, но, подавая Голоду, якобы запнулся и выпустил его из рук. Колобок, не будь дурак, почуял опасность и инстинктивно шарахнулся в сторону. Он перекатился через обочину и запылил по дороге, издавая специфический запах свежего хлеба – Колобки всегда так пахнут в минуты опасности.

Вытерпеть подобное Голод не смог: сверкнув голодными глазами, он вскочил и бросился вдогонку – насколько позволяло раздувшееся брюхо.

Я, на всякий случай, отправился в сторону, противоположную той, куда убежал Голод.

Но это мне не помогло: пройдя буквально несколько шагов, я увидел сидящего на берегу озеречки (как раз в том месте, где речка впадала в озеро) другого мужичонку, столь же плюгавого, который, однако же, не кричал, а хрипел:

– Пить хочу! Пить хочу!

– Ты кто? – строго спросил я, не без основания подозревая провокацию: что-то они косяком пошли, друг за другом.

– Я – Жажда! – хрипло заявил мужичонка.

– А почему не женского рода? – продолжал допрашивать я.

– Не знаю… – мужичонка растерялся.

– Выяснить надо сначала, а потом… – я не договорил и широкими шагами зашагал прочь от мужичонки. Да и все равно поить его мне было нечем: я как-то позабыл о питье. Понадеялся, что в сказках все экологически чисто – можно, как утверждал Сидорчук, пить прямо из рек и озер – и потому ничего с собой не взял. Вот и пусть он из озера пьет, не выделывается! Все не выпьет.

Отойдя, я оглянулся: мужичонка продолжал растерянно смотреть мне вслед. Должно быть, я поступил как-то не так, как должен был поступить на моем месте герой сказки. Но я-то не герой! Я – Генеральный Инспектор! А для инспектирования и так сойдет.

– Так, кое-что проверили, – потер я руки. – Здесь как будто все правильно: Голод – голодный, Жажда, – я замялся. Как правильно сказать-то? – Жаждная? Жаждущая? Жаждовая? Жаждючая?

М-да, тут наблюдался непорядок, но устранить его своими силами я не мог: требовались лингвисты.

Размышления мои прервались новой неожиданной встречей. Впрочем, что значит неожиданной? Для меня любая встреча оказывалась неожиданной: будь я крупным специалистом по сказкам, я бы заранее знал, чего ждать за тем лесочком, за этим поворотом… событий, а так… Просто идешь и ждешь чего-то неожиданного. А когда надоедает ждать – размышляешь. И до того увлечешься, что когда встретишь то, чего ждал так долго, что успел и позабыть о нем – тогда встреча и представляется неожиданной. Ну, не именно эта конкретная встреча, но чего-то же я ждал? И что с того, что встречаешь не то, чего ждешь? – так очень часто бывает, и не только в сказках, в самой обыденной жизни.

Вот и тут: сидел у дороги мужичок. Ну, как положено: бородатый, рубаха навыпуск, веревкой подпоясана. Сидел и подкреплялся – завтракал или обедал. Завидев меня, на мгновение прекратил жевать, оценивающе осмотрел: не лихой ли я человек, потом кивнул рядом с собой – присоединяйся, мол. Я в это время лихорадочно вспоминал, как себя следует вести в подобной ситуации: "Хлеб да соль", "Исполать (это из палат или с полатей?) тебе, добрый молодец" – нет, вроде не тянет. Так, кажись, красные девицы добрых молодцев приветствуют, "Приятного аппетита" (это что-то уж совсем современное), а то и вообще как бы не ляпнуть: "Хеллоу!". А еще я боялся, как бы по привычке не выдать автоматически чего-нибудь из подходящего анекдота. Но все же собрался и даже что-то вспомнил, хотя и не был стопроцентно уверен, что вспомнил именно то, что нужно:

– По здорову живать! – причем постарался так смягчить звук "и", чтобы он прозвучал как "е": "жевать" – сообразуясь с ситуацией.

– Благодарствуйте! – ответствовал мужичок и еще раз указал на траву рядом с собой: – Присаживайтесь, откушайте, чем бог послал. – Я не обратил особого внимания на нелепость формулировки, списав ее на некоторую растерянность от неожиданной встречи: "чем", а не "что". Но что-то я сильно придираюсь.

Я вспомнил, что так и не успел позавтракать – помешали то Голод, то Жажда, – присел рядом с мужичком, и достал из сумы все ту же баночку "Щуки в томатном соусе" (ИЧП "Емеля"), второй кружочек колбасы (я сильно подозреваю, что сделана она из одного из трех поросят), и… я не сумел удержать второго из Колобков, случайно заглянув в полиэтиленовый пакет с ними.

Колобок тут же укатился, пропищав: "Побегу, помогу другу!".

"Компанейские товарищи!" – растроганно подумал я, но остальных трех Колобков перепеленал потуже – каждого в отдельном полиэтиленовом пакете.

– Куда идешь-то, мил человек, – спросил мужик, без особого удивления встретив мою снедь.

– К царю, – со вздохом отвечал я, вспомнив о неотмеченной командировке.

– О! И я к царю. Ты зачем?

– Правды искать. А ты?

– А я несу ему золотую метелку.

– Чего?

– Золотую метелку. Пахал я, значит, поле и нашел золотую метелку. Ну куда я ее в своей хате дену? Полы мести? У меня для этого голик, веник есть. А для царских палат – в самый раз.

– А ну, покажи. Гм-м-м. Мне кажется, ею и палаты царские мести не получится. Конструкция какая-то странная… Может, ею министров-мздоимцев из кресел выметать надо? Так они и саму метелку уворуют.

– Ничего, царь разберется. На то он и царь.

– Это точно.

Перекусили. Я угостил его консервами и колбасой, он меня – солеными огурцами и салом. Выпить у него не имелось, мне иметь выпивку по штату было не положено.

После еды, придя в благодушное настроение, я рассказал мужичку о своих предыдущих встречах.

Мужичок, узнав, что я встречался с Голодом и Жаждой, всплеснул руками:

– Да что ж ты их с собой-то не взял! Дальше же обязательно испытание будет: царь – или кто другой по пути встренется – навалит полную гору съестного, выставит несколько бочек с вином или пивом – и заставит все это съесть. Вот тут бы Голод с Жаждой приголодились!

– Кто это навалит полную гору съестного? – нахмурился я. – Я им покажу, как добро разбазаривать! Сами съедят, в случае острой необходимости.

Мужичок опасливо покосился на меня, но ничего не сказал.

Я обрадовался, что нашел подходящего попутчика, да еще и проводника – он-то наверняка должен знать, где их царь находится. Но вот эта метелка… Что-то вроде я начал вспоминать, но… Не есть ли она какая-то аллегория? Все золотое – для царя? А вообще интересно, какая у них тут монархия – абсолютная или конституционная? Тьфу ты! Я же в русских сказках – какая тут может быть конституционная монархия? Самодержавная, конечно.

Видя, что мужичок примолк, я, для поднятия его духа, рассказал несколько соответствующих анекдотов, сообразуясь со временем и с местом, из чего он заключил, что я – отставной солдат… Я не стал его разочаровывать и мы, мило беседуя, добрались до перекрестка дорог.

Здесь нас – особенно меня – ждало новое испытание и разочарование: мы встретили подобных нам странников. Но, хотя их путь пересекался с нашим, я с удивлением узнал, что они все тоже идут к царю! При этом двое шли справа налево, двое – слева направо, а трое – нам навстречу! И все – к царю?

– Ребята, – спросил я несколько растерянно, – а вы ничего не путаете? Вы все точно идете к царю?

– Знамо дело, к кому же нам еще идти? – выкрикнул здоровенный парень, лицом немного похожий на Петрушку из кукольного театра.

– А как можно идти к царю, если вы все движетесь в разных направлениях? – поинтересовался я, что-то начиная подозревать.

– Дык смотря к какому царю идти, – продолжил седой рассудительный дедок из встречной партии, – тебе, милок, к какому надобно?

– А разве он не один здесь? – растерялся я.

Меня чуть ли не подняли на смех.

– Не-ет, милок, в каждой сказке – свой царь, – продолжал дедок, – я, к примеру, иду к Василию-царю, они, – он указал вроде бы на своих спутников, во всяком случае, двигались-то они в том же направлении, что и он! – идут к Царю Дадону, евти, – он махнул рукой направо, – к царю Салтану… А тебе к кому надо?

– Да я и сам не знаю, – почесал я затылок.

– Ну ты тогда посиди здесь, подумай, а нам некогда: спешить надо, покуда цари наши какую войну меж собой не устроили. Тогда им уж точно не до нас будет.

И они все удалились, оставив меня совершенно замороченным.

Царь – не один. Собственно, все вроде бы соответствует: раз много сказок, то много и царей. Но куда, в таком случае, следует направиться мне?

– Давай подумаем! – строго сказал я себе, в глубине души надеясь, что мой статус Генерального Инспектора поможет мне вправить мои собственные мозги.

Теперь, когда выяснилось, что с царями здесь явный перебор, следовало как-то определиться со своими дальнейшими действиями. Совершенно очевидно, что ни один из здешних царей-королей не обладает всей полнотой власти, чтобы взять на себя ответственность за всю страну сказок. А мне нужен именно со всей полнотой, чтобы отметить командировку. Поиск такого царя должен стать моей глобальной задачей. Прочие задачи должны рассматриваться как второстепенные и будут выполняться мной лишь попутно.

К таковым можно отнести и выполнение задания по командировке, то бишь собственно инспекция сказок. То есть, поскольку мне все равно придется ходить из сказки в сказку – искать того, кто мне нужен, – заодно я их и проинспектирую. На вопрос соответствия генеральной линии и наличия нарушений. Или их отсутствия.

Но куда идти в первую очередь?

По расстилающимся передо мной дорогам идти нельзя: они меня никуда не приведут. Вернее, приведут туда, куда не надо. Как это мужички говорили? Там – царь Дадон, там – царь Долдон, там – царь Салтан… или я ошибаюсь? И все они совершенно не те цари. Слушай, а может, мне президент нужен? Хоть какой-нибудь, хоть плохонький… Да нет, сказок про президентов пока не придумали. Вот анекдоты – другое дело. Стоп! – прервал я себя. Так продолжать размышления – будешь стоять буридановым ослом.

И я ломанул прямо через луг, по колышущейся под ветром невысокой траве – мне по колено, не больше.

Пер я так долго, не оборачиваясь, но когда все-таки не выдержал и обернулся, то увидел, что развилка исчезла, дорог нигде нет ни одной, а тянущаяся за мной цепочка следов постепенно исчезает, скрываемая распрямляющейся травой.

Дорога назад отрезается. Буду идти вперед.

Я повернул голову в прежнем направлении, сделал пару шагов – и почувствовал легкое головокружение.

Окружающее на мгновение помутнело, и эта муть появилась не у меня в глазах или мозгу, а снаружи: исказились линии всех предметов, приобретя легкий акварельный вид. Но потом все разъяснелось, акварельные тона пропали и я, сделав еще несколько шагов, узрел перед собой чудесную речушку, на которой расположилась премиленькая водяная мельница. За мельницей разлился небольшой зеркальный прудик, из которого доносилось завораживающее пение русалок. Над водой начинал слоиться вечерний туман.

Пели русалки что-то до боли знакомое – не то из оперы "Русалочка", не то не-что народно-старинное, а, может быть, и современную стилизацию вышеназванного. Будь у меня абсолютный слух или музыкальное воспитание, а не жуткие нелады и с тем и с другим, я бы обязательно сказал, что именно они поют.

Я принялся вспоминать, из какой они могут быть сказки, но так ничего и не вспомнил. Должно быть, из серии приключений Ивана-дурака. Или Ивана-царевича. Мало их там, вернее, тут, имеется.

Из мельницы вышел некто высокий, обсыпанный мукой с головы до пят и остановился, озирая окрестности.

Я подошел поближе и поздоровался. Мне не ответили.

– Вы здешний мельник? – спросил я.

– Какой я мельник, – махнул он рукой и побрел к пруду. Наверное, умываться. Во всяком случае, я бы на его месте подумал прежде всего именно об умывании.

Когда он, не раздеваясь, плюхнулся в воду, русалки смолкли. Я прождал долго: мне хотелось поговорить с ним, выяснить, кто он такой, что делает на мельнице, и тому подобное, но он все не выныривал. По моим внутренним ощущениям прошло с полчаса, хотя по часам – не более пятнадцати минут. Русалки молчали, должно быть, уплыли вверх по течению реки. А может, нырнули вслед за нырнувшим – защекотать? Функции русалок я представлял себе весьма слабо.

Для разнообразие я прошелся по мельнице – должен же кто-то здесь остаться? Но никого не было. Пахло запустением и – все же – мукой. Кто вот только ее мелет? И кто и как привозит молоть – наезженной дороги к мельнице не наблюдалось, да и ненаезженной тоже. Виднелась лишь одна уходящая к лесу узкая тропинка.

Что же они, мешки на спине таскают? Или по воде привозят?

Я посмотрел на речку, на пруд – дорог и там не имелось. Вообще не было видно никаких следов.

"Здесь и заночую", – решил я. Надо же и русалок послушать – когда еще придется? Определить их репертуар, может, и поучиться у них пению. Могу я отдохнуть хоть немного?

Но тут прилетел филин.

– Ты что, ночевать тут собираешься? – осведомился он.

– А что, есть варианты? – мрачно спросил я.

– Да сюда же черти по ночам приходят! – ужаснулся он.

– Ну и что? – спросил я.

– Да они же тебя съедят! – ухнул филин. – Ты хоть в мельничный ковш заберись, да осени себя крестным знамением… крест-то у тебя есть?

– У меня кое-что получше есть, – процедил я сквозь зубы и протянул ему бляху Генерального Инспектора.

Филин испуганно ухнул, хлопнул крыльями и улетел.

Несмотря на это, его слова вселили в меня тоскливые мысли.

Я заглянул в мельничный ковш. Его стенки покрывал тонкий слой муки.

"В ковш не в ковш – там испачкаться можно, – подумал я, –но спрятаться желательно. Хотя бы на время, чтобы не спугнуть чертей. А то увидят меня – и убегут. А вот если я их первый увижу – то мои будут, не отвертятся, придется им на все вопросы отвечать. Чертей-то тоже проинспектировать нужно", – я достал из сумки экземпляр "Чертячьего устава" и наскоро пролистал его – пока еще было не очень темно.

Укрыться я решил за бочкой, в углу. Подстелил кучу старых мешков, привалился к бочке и задумался.

Мысли о чертях пробудили воспоминание о моей самой первой инспекции – в НИИН, научно-исследовательский институт нечисти. Меня даже передернуло, когда я вспомнил, что там увидел. Может, то была своего рода проверка: выдержу ли? Если после такого не уйду – значит, буду работать?

Ох, не время было вспоминать такое, ох, не время! И все же мне завспоминалось…