С детских лет Магомет Мадуев знал, что рождён для великих дел. Об этом ему постоянно напоминал его отец – всеми уважаемый Султан Рашитович, ответственный работник горкома партии. Магомет был единственным сыном в семье, поэтому к нему относились не как к мальчику, а как к молодому хозяину. До рождения Магомета, его мать, красавица Гюльнара, трижды радовала мужа рождением дочерей, но с каждой гостьей, а именно так называли дочерей на Востоке, Султан Рашитович становился всё мрачнее и мрачнее. Наконец аллах даровал им сына. Султан Рашитович по этому случаю устроил пышный праздник, на который пригласил всех родственников, соседей и коллег по партийной работе. Весь вечер он принимал поздравления и был страшно горд. Праздник удался на славу: столы ломились от разнообразных закусок, обилия фруктов и горячих блюд, музыканты играли, не зная усталости, а многочисленные гости веселились от души.

Когда на тёмно-синем бархате вечернего неба появилась бриллиантовая россыпь звёзд, а гости после очередной перемены блюд, кто-то в шутку, а кто-то и всерьёз, стали молить о пощаде и, рассыпаясь в благодарностях гостеприимному хозяину (да продлит аллах его годы), стали собираться в обратный путь, Султан Рашитович незаметно вздохнул с облегчением и подошёл к столу, за которым скромно сидел сын его родной сестры Зухры – племянник Хасан.

Несмотря на жаркую погоду, Хасан был в новенькой военной форме. На плечах Хасана, как два маленьких золотистых крылышка топорщились лейтенантские погоны. Лейтенант Мадуев только что окончил Ташкентское высшее военное общевойсковое училище и перед убытием к новому месту службы, находился в очередном отпуске. Личная жизнь старшей сестры Султана не сложилась: муж умер при загадочных обстоятельствах сразу после свадьбы, так и не увидев первенца. С тех пор Султан Рашитович всячески опекал сестру и её сына.

– Здравствуй, Хасан! Рад видеть тебя! – искренне произнёс Султан Рашитович, широко раскрыл объятия.

– Здравствуйте, дядя Султан! – вскочил из-за стола Хасан и почтительно склонил голову перед старшим. Они обнялись и сели за стол. Султан Рашитович обстоятельно расспросил родственника о здоровье сестры, о его планах на будущее.

– Планы простые: обосноваться на новом месте и служить Родине! – белозубо улыбаясь, ответил Хасан.

– Это хорошо, что ты так решил! – поддержал его Султан Рашитович. – Только на новое место без хозяйки ехать не годится! Жениться тебе надо.

В ответ Хасан тяжело вздохнул. Жениться он был не прочь, и часто об этом задумывался. В Ташкенте он познакомился с русской девушкой Катей, и у них завязались дружеские отношения, которые со временем переросли в любовные, но ввести Катю в свой дом в качестве жены он не мог: родственники были категорически против русской невестки. Катя знала об этом, поэтому их прощальный вечер прошёл тяжело: они знали, что расстаются навсегда и никаких иллюзий на будущее не строили.

Даже после окончания престижного военного ВУЗа, Хасан не входил в число завидных женихов. Несмотря на то, что на дворе была середина двадцатого века, и в республике давно и прочно утвердилась Советская власть, в родном городе Хасана за невесту было принято платить калым. Как правило, это была очень крупная сумма денег, сопоставимая с затратами на покупку квартиры или новенькой «Волги». Разумеется, таких денег у лейтенанта Мадуева не было.

– Не горюй, Хасан! Постараюсь тебе помочь, – сказал на прощанье Султан и ободряюще похлопал лейтенанта по плечу.

Этим же вечером, провожая до калитки очередного гостя, которым был директор местного ресторана, Султан Рашитович прощаясь, тихонько сказал:

– Дело у меня к тебе, Юсуп Сабирович, надо бы поговорить!

– Мой дом – твой дом, Султан Рашитович! Приходи в гости, уважаемый, поговорим, – учтиво склонив голову, ответил Юсуп, прижимая ладонь к сердцу.

Султан не заставил себя долго ждать, и на следующий день пил чай в тенистом саду, который располагался вокруг скромного двухэтажного особняка директора ресторана. Сначала, как и полагалось, справились о здоровье близких, потом поговорили о погоде, о видах на урожай хлопка, которым славилась республика, а когда разговор зашёл о детях, Султан Рашитович перешёл к главному. Посчитав, что все условности соблюдены, он без лишних слов предложил Юсупу отдать его старшую дочь Лейлу в жены своему племяннику Хасану.

Спешка в таких делах непозволительна, поэтому Юсуп сначала пригубил из пиалы чай, потом, прикрыв глаза, задумчиво покачал головой. Гость не торопил с ответом, так как знал, что для Юсупа это будет непростым решением. Род Мадуевых был старейшим и уважаемым в республике, да и положение Султана Рашитовича сулило Юсупу большие выгоды, но в своих мечтах он видел дочь замужем за сыном достопочтенного Абдуллы Магометова, который занимал высокий пост в министерстве торговли республики.

Наконец Юсуп поднял глаза на собеседника.

– Я знаю наши законы, уважаемый Юсуп! – перебил Султан открывшего рот хозяина дома. – Поэтому калым будет внесён, как и положено, об этом уважаемый можете не волноваться.

– Породниться с Вами для меня большая честь, уважаемый Султан Рашитович, – наконец произнёс отец невесты, мысленно решив, что у сына министерского чиновника, как и прежде, будет достойный выбор в виде троих незамужних сестёр Лейлы.

На следующий день Султан Рашитович передал племяннику ключи от новенькой, купленной месяц назад «Волги», и велел отогнать её к дому Юсупа.

– Можешь брать Лейлу в жены, отец не против, – сказал с улыбкой Султан опешившему юноше.

Хасан не знал, радоваться ему или огорчаться, но, как и положено, горячо поблагодарил дядю за царский подарок. Лейла не была красавицей: маленький рост и болезненная худоба делали её мало привлекательной. Хасан знал, что если он откажется взять Лейлу в жены, то нанесёт смертельную обиду как своим родственникам, так и родственникам Лейлы. Поэтому через месяц, после шумной свадьбы, лейтенант Мадуев вместе с молодой женой убыл к новому месту службы – на общевойсковой полигон со странным название Прутбой. В родной город старший лейтенант Мадуев вернулся через четыре года, когда в Высшем военном училище противовоздушной обороны появилась вакансия заместителя начальника штаба. Султан Рашитович приложил немало усилий, чтобы это место досталось племяннику.

Военное училище располагалось на окраине города, поэтому следующие тринадцать лет Хасану приходилось добираться до места службы в переполненном трамвае. На четырнадцатом году службы в училище его назначили заместителем начальника по учебной части и закрепили за ним персональную машину. Теперь полковник Мадуев добирался до места службы с комфортом. Когда его племяннику Магомету Мадуеву исполнилось семнадцать лет, он стал курсантом военного училища. Магомет не блистал знаниями, но авторитет полковника Мадуева и фамилия абитуриента оказали на приёмную комиссию сильное впечатление.

С первых дней службы Магомет посматривал на сослуживцев свысока. Он был местный, а местные, по неписаным законам, диктовали на курсе свои условия. Всё это сильно попахивало «дедовщиной», но были и положительные моменты: так, в первый же месяц обучения в училище всех иногородних курсантов отучили ругаться матом. Если быть точнее, отучили ругаться матом не полностью, но упоминать в бранных выражениях мать категорически запрещалось. Тому, кто рискнул употребить выражение «твою мать…» грозили крупные неприятности. Драться с «местными» не рекомендовалось, так как виновником драки всегда признавался иногородний курсант, который отчислялся в войска для дальнейшего прохождения службы в качестве рядового.

Но через полгода ситуация на курсе резко поменялась. После первой зимней сессии почти все курсанты из «местных» были отчислены, кто за регулярные нарушения воинской дисциплины, кто за неуспеваемость. Сам Магомет попал в неуспевающие: из четырёх экзаменов два он успешно «завалил», и если бы не покровительство дяди, то убыл бы вместе с земляками на далёкий российский север, где в забытых богом и командованием заполярных гарнизонах очень нужны сильные солдатские руки. Бывшие «местные» сразу перешли в категорию «приезжих» и быстро научились есть свинину и откликаться на интернациональное обращение «чурка».

После зимней сессии на роль неформальных лидеров выдвинулись курсанты, пришедшие в училище из армейских рядов. Некоторые из них, в основном бывшие пограничники, имели боевой опыт. Магомета быстро поставили в общий строй и лишили привилегий, которые ему незаконно даровала местная прописка. Однако Магомет продолжал частенько перелезать через высокий каменный забор и уходить домой на ужин, то есть в «самоволку».

Однажды вечером Магомет, как всегда, перелез через забор и спрыгнул на тротуар. Было темно, и он не видел комендантский патруль, зато патруль его видел хорошо. Магомет попытался рывком оторваться от патрульных, но солдаты из комендантского взвода очень хотели в краткосрочный отпуск, поэтому бегали быстро. Ему профессионально заломили руки и сняли ремень, потом окончательно скрутили и отобрали документы. Такому унижению Магомет ещё не подвергался. Кровь ударила ему в голову, и он, брызгая слюной, в нецензурных выражениях стал насылать проклятья на головы начальника патруля и всей комендатуры.

Ему дали десять суток ареста, хотя за оскорбление старших по званию могли отдать под суд. Эти десять суток поменяли мировоззрение Магомета коренным образом. Он понял, что пустое бахвальство и позёрство вредны для карьеры и здоровья. Больше он ни на кого и никогда не смотрел свысока, потому что это была недооценка противника, а, как учили на кафедре тактики, недооценка противника ведёт к поражению. После того, как Магомет отбыл все десять суток ареста, его вызвал к себе в кабинет полковник Мадуев и устроил форменную головомойку.

– Позор! Какой позор: курсант Мадуев на гауптвахте! – кричал полковник. – Я тебя этому учил? Так ты платишь мне за доброту! Ещё раз уйдёшь в «самоволку», я тебя лично под суд отдам!

– Не могу я… – повесив голову, пробормотал Магомет.

– Чего не можешь? – снизил тон разъярённый родственник.

– Свинину есть не могу, а в курсантской столовой всё готовят на свином сале.

– Будешь жрать! Ещё как будешь! – снова вспылил полковник. – Я в курсантские годы ел, и ты будешь!

– А как же Коран? – пробубнил Магомет и тут же пожалел о сказанном.

– Мальчишка! – взревел Мадуев. – Ты меня учить вздумал! Пока ты в армии, можешь считать устав Кораном, а в уставе про свинину ничего не сказано.

После этого разговора Магомет вынужден был подчиниться воле родственника, который к тому же был старшим по званию. Через полгода Магомет с удовольствием уплетал украинское сало, которым его угощали хохлы-однокурсники, утешая себя при этом, что именно этим боком свинья лежала к солнцу.

Через четыре года учёбы выпускник Магомет Мадуев имел твёрдые жизненные убеждения, сильное натренированное тело и диплом о высшем военном образовании. С таким багажом после распределения он должен был убыть в технический дивизион, располагавшийся на самой южной оконечности республики, городе Мары. Однако время было беспокойное, а близость афганской территории не сулила ничего хорошего, поэтому дядя снова подключил все связи, и племянник убыл для дальнейшего прохождения службы в штаб зенитно-ракетной бригады, располагавшейся в ста километрах от Баку, в городе Мингичауре.

В Мингичаурской бригаде лейтенант Мадуев был на хорошем счету: начальство ценило его упорство при выполнении поставленных задач и хорошие организаторские способности. Магомет начал подумывать о поступлении в академию, как грянула перестройка. В отличие от своих сослуживцев, он не поддался всеобщей эйфории: что-то подсказывало ему, что грядущие перемены несут отнюдь не радостные события.

Предчувствие его не обмануло: через полтора года ракеты и матчасть вывезли в Россию, зенитно-ракетную бригаду расформировали, а самого Магомета сократили. Это была первая волна повального сокращения Вооружённых Сил. Рассчитывать на помощь дяди он больше не мог, так как военное училище тоже расформировали, а полковника Мадуева отправили на заслуженный отдых.

Вернувшись, домой гражданским человеком, Магомет на какое-то время растерялся: надо кормить семью, а работы в республике не было. Заводы и предприятия закрывались один за другим, специалисты уезжали в Россию. Республику захлестнула преступность и безработица. Фактически вся республика, которая теперь гордо именовалась государством, распалась на родовые кланы, и каждый клан вооружался, как мог. Предстояла кровавая драка за власть. К Магомету, как к бывшему военному, неоднократно обращались дальние и близкие родственники с «заманчивыми» предложениями. Однако возить героин через афганскую границу или быть полевым командиром Магомет не хотел. В душе он продолжал оставаться офицером, и любую связь с криминалом он считал ниже своего достоинства.

Однажды тёплым майским вечером Магомет сидел в чайхане и предавался грустным размышлениям. Неожиданно его кто-то крепко хлопнул по плечу. Магомет поднял глаза и увидел бывшего однокурсника Серёжку Коробова. Они не виделись пять лет и эти пять лет пошли Коробову на пользу: перед Магометом стоял не худенький белобрысый курсант, а крепкий, уверенный в себе и довольный жизнью мужчина. Серёга излучал неподдельную радость от встречи.

– Как хорошо, что я тебя встретил! – морщась от первых «фронтовых» ста граммов водки местного производства, произнёс Коробов. – Мне сейчас надёжный напарник вот как нужен! – и Серёга провёл ладонью под вторым подбородком.

– Я на криминал не подписываюсь, – тихо, но твёрдо произнёс Магомет.

– А кто говорит о криминале? Зарабатывать будем честно, вот этими руками! – потрясая двумя кулаками, в которых был зажат большой кусок лаваша, возразил бывший однокурсник. – Я, Магомет, после того, как Родина, по достоинству оценив мои заслуги, из армии выкинула, организовал бизнес честный, но рисковый: гоняю иномарки из Германии в Союз. Всё законно, но гнать технику приходится через Польшу, а там и наших и польских бандитов больше, чем проституток в Москве. Так что всякое бывает, но я знаю, ты трусом никогда не был, к тому же риск хорошо оплачивается. Решайся!

– А что случилось с твоим бывшим напарником? – прихлёбывая чай, как бы между прочим спросил Магомет.

– Я же говорил, что в нашей работе случается всякое, – заметно погрустнев, туманно ответил бывший сослуживец.

Магомет согласился. Ему казалось, что зарабатывать деньги с риском для жизни – дело для настоящих мужчин.

Коробов не обманул: работа была тяжёлая и рискованная. После выезда из чистенькой и законопослушной Германии начинались гонки на выживание. Правила были простые и понятные: чем быстрее ты доедешь до Бреста, тем больше шансов остаться в живых. Автомобиль можно было продать и в Бресте, но это в том случае, если ты «вольный стрелок», а если гонишь машину под заказ, тогда надо добираться до Москвы или Питера. Можно сдавать пригнанную технику перекупщику, но это невыгодно. Коробов гонял машины под заказ: гарантия, что машину возьмут по фиксированной цене.

Полгода им везло: было пару мелких стычек, но уходили без потерь. Вернувшись очередной раз из трудного рейса, Магомет, высылая деньги семье, подумал, что такая кочевая жизнь ему не по нутру. Он твёрдо решил копить деньги и открыть своё дело. Какое именно, он и сам не знал, знал только, что вечно гонять автомобили через всю Европу не сможет.

– Поработаю ещё годик, скоплю деньжат, а там будет видно! – решил Магомет, но год поработать ему не дали.

В апреле пришёл заказ перегнать лимузин представительского класса в Москву. Через пару дней Магомет и Коробов приехали в Берлин, где в чистеньком офисе небольшой фирмы, которую держал выходец из России, им вручили пакет документов и ключи от автомобиля. Сам автомобиль покорно ждал новых хозяев в гараже фирмы. Коробов осмотрел большой чёрный автомобиль, чем-то неуловимо напоминавший катафалк и выдал заключение:

– Плохая машина.

– Почему? – удивился Магомет, с восторгом рассматривая автомобиль.

– Потому что приметная! – раздражённо ответил Коробов и тяжело вздохнул. Дурные предчувствия напарника скоро оправдались. «Пасти» их начали от самой границы. Спасала скорость: Коробов выжимал из машины всё, что можно, и лимузин послушно летел по автобану, оставляя преследователей далеко позади. На второй день преследования им показалось, что наконец-то они оторвались, и Сергей позволил себе съехать с трассы на автозаправку. Магомет на минутку забежал в магазин за кофе и сигаретами. Когда он приоткрыл дверцу машины, чьи-то сильные руки рывком втащили его в салон и приставили ствол к голове.

– Документы на машину! – по-русски, но с сильным акцентом потребовал незнакомец, сидевший сзади.

– У водителя спросите, – ответил Магомет, видя, что Коробова в машине нет.

– Он уже ничего не скажет. Юзеф поторопился, – спокойно продолжил незнакомец и вновь потребовал документы.

Магомет скосил глаза на второго бандита, который держал ствол автомата у его головы. Второй ему очень не понравился: был какой-то нервный, с красными глазами и болезненно жёлтым лицом.

«Наркоман, – уверенно определил Магомет. – Судя по жёлтой коже, предпочитает гашиш. Такой убьёт, не задумываясь. Плохо дело! Хотя с наркоманом я справлюсь, а толстяк за моей спиной, вероятно, не вооружён».

– Юзеф, поторопи нашего друга, – сказал толстяк, и напарник с готовностью ударил рукояткой автомата Магомета по голове. Кровь из раны стала заливать глаза, чем значительно затрудняла обзор, но Магомета это не волновало, злость вытеснила страх, и Магомет понимал, что уже не владеет собой.

– Пся крев! – со смехом сказал наркоман и плюнул Магомету в лицо.

– Я твой нюх топтал! – прошипел Магомет и резким движением левой руки задрал ствол автомата вверх, а костяшками пальцев правой руки нанёс сильный удар в переносицу. Наркоман Юзеф клацнул зубами и затих. Теперь надо было развернуться и нанести удар толстяку, но сделать это Магомет не успел: что-то горячее больно ударил его в левую половину головы, и он потерял сознание.

– Пся крев! – повторил ругательство толстяк и спрятал пистолет.