Сергей Трищенко
Каменный век деревянных людей

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Данным романом автор открывает большой цикл об антропоморфных гуманоидах внеземного происхождения.

Любое совпадение действующих персонажей с реальными или историческими лицами является увесистым плодом воображения – либо самого автора, либо читателей.

«Поток информации, осенивший миллиарды лет назад Землю, и приведший к возникновению на ней разумной жизни в лице человеческих существ, иные планеты мог застигнуть совсем на другой стадии развития, нежели появление млекопитающих…» – Истина № 1.

«Во всех мирах происходит одно и то же, но в каждом из них любое событие является всего лишь искажённым отражением событий, происходящих в других мирах, то есть происходит по-своему». – Истина № 2.

«Человек есть мыслящий тростник»

Ж. – Ж.Руссо

«Всё живое – трава»

К.Саймак

– Гусеницы! – закричал дозорный с вышки.

– Гусеницы! Гусеницы плывут! – подхватили солдаты.

Виш почувствовал, как у него холодеет под ложечкой.

– Строиться! – послышалась команда.

Виш втянул питательные корешки и свернул ногокорни. За оружием бежать не приходилось: пику он всегда носил за плечами, а меч – пристёгнутым к поясу. Как новобранец, Виш не имел поблажек, да и не хотел их: он пришёл защищать родную землю, а не красоваться на парадах.

С некоторым злорадством он наблюдал, как старослужащие опрометью бегут к арсеналу. Негласные привилегии могли обернуться немалым взысканием, а если часовой прозевал, и гусеницы подплыли достаточно близко – то и серьёзной травмой, если не смертью. На границе хлопать ушами не приходилось. Но гусениц давно не появлялось, вот некоторые и расслабились.

Став в строй, Виш, как ни странно, успокоился. Пусть он никогда не принимал участия в пограничных схватках, пусть впереди первое в жизни сражение, но разве плохо он орудовал пикой во время тренировок? Разве хоть однажды выпустил меч из ветверуки?

«Главное – представить, что перед тобой не настоящая гусеница, которая одним взмахом челюстей может отхватить тебе голову, а чучело, – вспомнил он слова наставника Чера. – Тогда станет легче. Пусть и ненадолго».

Скатившись с каменной пирамиды, часовой вознамерился встать в строй, но Вурч остановил его:

– Ты куда? Марш назад!

– Герб командир! – взмолился наблюдатель, прижав ветверуки к груди. – Позволь принять участие в битве! Каждый раз гусеницы подплывают в моё дежурство! Хочется хоть одну убить!

– Сколько гусениц заметил? – отрывисто спросил Вурч.

– Тридцать пять штук! – с готовностью отрапортовал наблюдатель, Тус.

Вурч окинул взглядом горизонт, пересчитал подплывающие плотики. Так и есть, тридцать пять.

– Ладно, – кивнул он. – Становись в строй.

Бывший часовой с готовностью занял место в потеснившемся строю.

– Вперёд, к морю! – послышалась новая команда.

Солдаты дробной рысью взяли разбег. Ногокорни согласно топали в землю, и их глухой стук вызывал в груди Виша ощущение дикого восторга. Ничего, ничего родная земля, потерпи! Извини, что приходится стучать в тебя ступнями. Вот сразим врага, снова зароемся поглубже ногокорнями, и будем рыхлить, разминать каждый комочек, лаская. А ты нас за это накормишь…

Из-за холмов вновь показалась голубая полоска моря, а через мгновение рота рассыпалась в боевой порядок по побережью.

Ступая по песчаному пляжу, Виш жадно ловил взглядом горизонт, оценивая обстановку. Не ошибся ли часовой, и не выплывают ли из-за сизого марева новые плотики с гусеницами? Вроде новых не видно…

Подгоняемые ветром, круглые зелёные плоты с рассевшимися на них гусеницами подплывали к кромке прибоя.

Нет, часовой предупредил вовремя: ни одна гусеница не успела выбраться на берег. Это замечательно!

– Лучникам и пращникам, приготовиться! – третья команда внесла окончательную ясность.

Виш почувствовал гордость за командира: Вурч своё дело знает! Опытный вояка!

Пращники вложили острые камни в пращи, лучники вынули костяные и каменные стрелы из колчанов, наложили на тетивы.

«А тетивы-то и пращи – из кожи гусениц! – мелькнуло в голове у Виша. – Свои своих бить будут!» И колючка восторга уколола его.

Все замерли в ожидании новой команды. Растягивать тугие луки никто не стал, только тёмнокожурый гигант Бао чуть напряг мышцы, оттянув тетиву.

Долго ждать ему не пришлось: едва первые листы с гусеницами приблизились на расстояние убойного полёта стрелы, Вурч скомандовал, махнув ветверукой:

– Бей!

Тучи стрел и камней поднялись в воздух.

Каждый лучник загодя выбрал цель, договорившись с соседями, чтобы в одну гусеницу угодило не менее пяти стрел. Такая тактика была единственно верной, отработанной годами.

Пращники действовали самостоятельно. Собственно, немногие особо искусные камнеметатели могли столь удачно попасть в гусеницу, чтобы пробить острым кремнем упругую кожу. Поэтому все старались угодить в глаз – это намного эффективнее. Но слишком уж незначительной была цель. Это не охота на мелких насекомых, когда любой удар сминает тонкий хитин, и, пусть на время, но обездвиживает добычу.

Попадание камня в твёрдый наголовник останавливало гусеницу лишь на мгновение, и обычно она приходила в себя прежде, чем воин с пикой успевал приблизиться на расстояние удара.

Другие дело – лучники. Их костяные стрелы с каменными наконечниками довольно легко пробивали кожу членистоногих. Ещё лучше это делали тонкие стрелы из острого обсидиана, но они тяжелее, и стрелять ими могли только самые сильные, вроде Бао.

Для стрельбы из лука требовалось немалое искусство, и не каждому оно давалось. Виш, например, как ни старался, пока не мог им овладеть.

– Откуда у тебя ветверуки растут?! – сердился Чер.

Утешало то, что не один Виш оказался неспособным к обучению стрельбе. Да и среди действующих лучников не все мастера.

Вот и сейчас часть стрелков неверно взяли поправку на ветер – или неожиданный порыв с моря сбил прицел – и несколько стрел канули в воду. Другие пробили листы и застряли в них, чуть ограничив гусеницам перемещения. Зато третьи угодили точно в цель!

Гусеницы закрутились на плотиках, некоторые свалились в воду. Но те, кому стрелы ударили в наголовники и отскочили, лишь недовольно пошевелились, продолжая немигающим взором глядеть на приближающийся берег.

«Не дай Перворосток попасть под их взгляд!» – подумал Виш, и осенил себя знаком Зелёного листа.

– Пикарям – готовься! – вновь скомандовал Вурч. – Лучникам – стрелять самостоятельно по дальним! Целиться точнее!

Часть стрелков, заметил Виш, стали выжидать, пока плотики подплывут поближе, а остальные продолжали обстреливать подплывающих гусениц сосредоточенно, по пять-семь стрелков на одну.

И это давало хорошие результаты: всё больше и больше гусениц превращалось в подобие мишеней, утыканных стрелами.

Виш испугался, что ему и сегодня не удастся вступить в схватку. Но гусениц подплывало очень много, а стрелы следовало экономить: начвоор не успел завезти новые («Если бы в ближайшей каменоломне нашли иглистые минералы!» – постоянно сокрушался он. – Мы бы сами стрел наделали! А то пока подвезут из императорского арсенала…).

– Пикари, вперёд! – скомандовал Вурч, заметив, что первые листья-плотики подплыли на опасное расстояние, и гусеницы насторожились, готовые выползти на песок.

Виш, сжав в ладони обсидиановую пику, вместе с прочими пикарями шагнул в море. Слишком глубоко пикари старались не заходить: вода сковывала движения, и вместо того, чтобы облегчить себе жизнь, расправляясь с противником на мелководье, можно было упростить смерть, оказавшись под свалившейся с листа гусеницей. Та, хоть и отчаянно ненавидела воду, но, вымученная многодневным постом, дралась яростно, набрасываясь на любой мало-мальски съедобный объект.

Лучше всего удавалось орудовать, когда вода не доходила до пояса. Пусть так двигаться тоже непросто, зато остаётся некоторая свобода манёвра.

И если бы вода не мешала и гусеницам, сковывая движения и заливая дыхальца, пикарям приходилось бы несладко. Но они и так рисковали больше остальных.

Самым успешным приёмом было свалить гусеницу с листа на достаточной глубине, а затем добить мечом или пикой.

«Если бы я умел метко стрелять…» – подумал Виш, устремляясь в атаку с пикой в правой ветверуке и мечом в левой.

Ему повезло: он успел рассечь кромку листа до того, как восседающая посредине огромная гусеница двинулась ему навстречу. Гусеница угодила в разрез, разрывая зелёную ткань, и ухнула в воду. Виш всадил пику ей в загривок, а затем вдогонку рубанул мечом – наудачу, куда придётся.

Агонизируя, гусеница сбила его с ног, и он с головой погрузился в воду. Но пику не выпустил, продолжая оставаться от чудовища на безопасном расстоянии. И это помогло ему быстро подняться, а заодно и удержать голову врага под водой. Гусеница не смогла выпрямиться, встать на задние ложноножки и атаковать. Да и дыхальца у неё оказались полностью залитыми.

Гусеница дёргалась, с силой свивая и распрямляя мощное тело, но Виш всем весом налёг на пику, вгоняя в дно. Удары хвостового конца со страшным роговым шипом не доставали его, он оказался в наиболее удачном для атаки месте.

«Новичкам везёт», – вспомнил Виш слова наставника Чера, но быстренько прогнал их от себя. Хотелось думать, что дело не в везении, а в чём-то ином. В умении, например.

Гусеница немного подёргалась, всё уменьшая и уменьшая амплитуду движений, затем по её телу прокатилась судорога, она вытянулась и замерла.

Не выпуская пику из ветверук и на всякий случай продолжая удерживать гусеницу под водой, Виш осмотрелся в поисках очередного врага или близкой опасности. Но пикарей выступало больше, чем гусениц: те подплывали не сразу, и потому атакующего товарища находилось кому подстраховать. Виш заметил, что слева от него стоит, скаля зубы, Чер.

– С почином тебя! – закричал он. – Следующая – моя! Следи!

И шагнул навстречу подплывающему листу.

Чер шагнул очень опасно: вода заливала грудь. Гусеница нависла над ним, раскрыла пасть и раздвинула ногочелюсти… И тут Чер ударил копьём снизу! Виш даже не понял, куда – не то прямо в пасть, не то немного пониже. Но гусеница свалилась на Чера, и в месте падения закипел бешеный водоворот.

Виш мигом выдернул пику и меч, которым кромсал туловище первой своей гусеницы, и теперь стоял у кромки водоворота, лихорадочно выбирая, куда можно вонзить оружие, а куда никоим образом нельзя. Конечно, одним ударом пики он бы Чера не убил, да и мечом – тоже; а раны, несомненно, скоро заросли бы. Но гораздо хуже ранения друга позор: что за пикарь, который не умеет управляться с оружием?

Внезапно из воды показался ощерившийся Чер. Ему удалось прижать голову гусеницы ко дну, но острие прошло насквозь, не задев нервных центров, и гусеница крутилась вокруг копья, свободно сгибаясь и распрямляясь. Она подтягивала хвостовую часть к голове и гнала волну, обдавая Чера водяной пеной.

– Дай ей в зад! – зло сказал он, уворачиваясь от ударов хвоста.

Виш улучил момент и всадил пику в предпоследний сегмент туловища гусеницы, одновременно наваливаясь всем телом, чтобы придавить ко дну. Это ему удалось, хотя довелось хлебнуть солёной водички из набежавшей волны.

Подержав немного гусеницу, пока та перестанет дёргаться, Виш и Чер переглянулись и расхохотались.

– С боевым крещением! – проорал Чер.

Он выдернул пику и повернулся к морю, следя за наплывающими листьями.

Виш последовал его примеру.

К берегу на плотике подплывала следующая гусеница.

– Эта – моя! – свирепо прорычал Чер, оглядываясь на Виша.

Тот пожал плечами, не одобряя подобной самодеятельности – безопасней атаковать гусеницу вдвоём, – но чуть приотстал, внимательно наблюдая за передвижениями Чера. При этом продолжя краем глаза следить за морем, чтобы не пропустить очередную грозную опасность.

На этот раз Черу досталась здоровенная гусенища, свернувшаяся на листе едва ли не полукольцом. Чер выбрал совершенно иной способ атаки, зайдя с подветренной стороны, чтобы гусеница не учуяла запаха и не повернулась к нему. Впрочем, с её габаритами проделать подобное сложновато. Да и Чер, омытый волнами солёного моря, пах уже совсем по-другому, если не сказать – никак.

Гусеница благополучно проплывала мимо Чера, её внимание приковывал приближающийся берег. Она успела чуть приподнять переднюю часть туловища, намереваясь перенести его на песок в тот момент, когда плотик-лист заскребёт по дну.

И тут Чер прыгнул! Опёршись на пику, он вскочил на лист, и с ходу, не давая гусенице опомниться и развернуться, всадил остриё в загривок – чуть пониже бронированного наголовника. Гусеница дёрнулась и резко выпрямилась. Но это были движения агонии! Покачнувшись, она свалилась с плотика и застыла в неподвижности, омываемая прибоем.

– Вот это да! – прошептал Виш, стараясь запомнить, куда ударил Чер, а сам вновь развернулся в сторону открытого моря: гусеницы продолжали подплывать.

Один из пикарей – со спины Виш не понял, кто – словно желая повторить предыдущий приём Чера, подшагнул под приближающийся лист, но не успел воспользоваться пикой: гусеница накрыла его, упав сверху. Если ему и удастся вонзить пику, то не иначе как в брюхо.

Несколько секунд Виш наблюдал, как на месте падения гусеницы и пикаря яростно бурлит вода. Затем из волны вынырнул тяжело отдувающийся пикарь, но без пики. Значит, догадка Виша о брюхе оказалась верной. И тесаком пикарь успел поработать, крепко сжимая лезвие ветверукой – с него продолжали падать в воду тёмные капли. Но, может, то отсвечивало солнце?

Отдышавшись, пикарь нырнул в продолжающую бурлить воду.

«Зачем он полез туда? – недоуменно подумал Виш. – За пикой? Зря: пику можно взять другую, а жизни другой не будет».

Лучники прекратили обстрел зелёных плотиков: те подплыли очень близко, и появилась опасность зацепить своих. Всё же пять или шесть гусениц они завалили на глубине, откуда те ни за что не выберутся, а ещё две или три, раненые, попытались выползти из моря, но были встречены пикарями у кромки прибоя.

Бой затихал. К берегу подплывали последние плотики, без гусениц. Лишь на последнем гусеница плыла вслед за плотом, вцепившись челюстями в край. Но её ранило – из загривка торчали две стрелы – и она слабела с каждой минутой. И, не дотянув немного до берега, разжала челюсти и канула в успокаивающуюся гладь моря.

– Строиться! – скомандовал Вурч, окинув взглядом поверхность моря и убеждаясь, что плотиков с гусеницами не осталось. – Гусеничным тягачам вытащить гусениц из воды!

«Похоронная команда» вступила в морские волны. Некоторые убитые гусеницы, наглотавшиеся воздуха в ярости битвы, плавали сверху, и легко отбуксировались к берегу. В поисках других воинам приходилось нырять и шарить на глубине. К счастью, основное сражение происходило на мелководье, поэтому «похоронщикам» не пришлось погружаться слишком глубоко, чтобы обнаружить трофеи.

Всё же трёх гусениц не досчитались.

– Тридцать две штуки! – отдуваясь, отрапортовал Вурчу начальник трофейной команды, который лично нырял на самых глубоких местах.

– Скверно! – поморщился Вурч. Он знал, что рано или поздно трупы гусениц всплывут, но, раздувшиеся, не будут пригодны в пищу, и даже ящерицы ими побрезгуют. Что ж, придётся отдать деревенским жителям на удобрение.

– Мы прочешем мелководье ещё раз! – с готовностью отозвался начальник трофильной команды. Он побаивался Вурча и заискивал перед ним больше, чем положено по правилам субординации.

– Действуйте! Проверьте вон там, – указал ветверукой Вурч. – Их, скорее, унесло подводными течениями. Ясно?

– Так точно! – согласно гаркнули воины.

– Остальным – копать ямы и разводить огонь! – скомандовал Вурч и обвёл взглядом строй.

Солдаты трофической команды рассыпались цепочкой и побрели вдоль берега. Дальние, заметил Виш, плыли – настолько глубоким становилось море.

– Тридцать две гусеницы! – провозгласил Вурч и повернулся к Клеву. – Погибших нет?

– Нет, герб командир! – отрапортовал Клев, придерживая забинтованную полосками ящеричной кожи кисть.

– Раненые? – отрывисто спросил Вурч.

– Тяжело ранен Яч: гусеница откусила ветверуку.

– Полностью? – с тревогой спросил Вурч.

– Нет, – помедлив, отозвался Клев. – Кажись, спящая почка осталась.

– Ф-фу! – облегчённо вздохнул Вурч. – Значит, можно надеяться, что к весне вырастет новая.

– Да… – Клев выглядел несколько обескураженно.

– Короче, можно сказать, что тяжело раненых нет, – резюмировал Вурч.

Клев продолжил рапорт:

– Легкораненых… – и, вдохновлённый словами Вурча, махнул перебинтованной ветверукой: – Заживёт, чего там!

– Молодцы! – одобрил всех Вурч.

– Рады стараться! – гаркнул строй.

Вновь подбежал начальник трофильной команды. Удалось обнаружить ещё одну убитую гусеницу, но две пропали бесследно.

– Во всяком случае, провизией мы обеспечены, – глубокомысленно произнёс Вурч, оглядывая сваленные на площадке трупы гусениц.

Радостные крики стали ему ответом.

– Распорядитесь слегка подкоптить всех, чтобы не пропали, – дал он указание Клеву. – И отберите парочку поаппетитнее, для деревенского начальства. Скоро нам понадобится их помощь… Солдатам отдайте пять… нет, шесть штук. Пусть едят от пуза. Пятнадцать – в хранилище. Остальных – на ящерюшню! Ящерки тоже проголодались.

– Вот ещё! – заворчал обжора Люц. – Зачем ящерицам так много? Они же не воевали сегодня.

– А не накормить – не смогут воевать завтра, – заметил Чер. – Ты что, проголодался?

– Зачем ящерицы вообще нужны? – возмущался Люц. – Они же воды боятся! А жрут сколько?

– А если бы пришлось преследовать гусениц по берегу? – усмехнулся Чер. – Догнал бы ты хоть одну? С твоим-то брюхом…

Он повернулся к Вишу:

– Ты хоть раз видел схватку ящерицы с гусеницей?

Виш покачал головой.

– Незабываемое зрелище! Хорошо надрессированная ящерица способна справиться с гусеницей сама.

– Плохо то, что неразумные твари стараются сразу заглотать гусеницу, считая своей добычей, – заметил Гач. – И приходится порой выдирать гусеницу из пасти, чтобы восстановить боеспособность ящерицы.

– Или давать животным рвотное, – добавил Вин. – Но это плохо сказывается на их состоянии. К тому же, если ящерице дать рвотное слишком рано, гусеница начнёт шевелиться, а иногда может и ожить. И причинить вред кому-либо.

– Я служил в рвотной команде, – кивнул Гач. – На этот случай рвотные команды вооружают короткими пиками, для добивания гусениц.

– Я был в дальнем гарнизоне, – заметил Подс, – Там применяются боевые лягушки.

– Лягушки – это поинтереснее ящериц! – подхватил Чер.

Все разговоры протекали под аккомпанемент работы: рытьё коптильных ям, сбор сухой насекомой мелочи для костра, неустанно выбрасываемой морем день за днём и накапливающейся длинными грядами у кромки прибоя. Останки водных растений бережно сносились в другую кучу, чтобы трудолюбивые крестьяне отвезли их и захоронили на своих кормильных полях: следовало чтить водных Неподвижных Собратьев.

Солдаты умело разделали гусениц тут же, на берегу. А какой смысл тащить их в столовую? На пиках куски мяса поджариваются точно так же, как и на стандартных армейских вертелах. А если какая каменная пика и лопнет от жаркого пламени, всегда можно изготовить новую: в окрестностях деревни находились значительные выходы слоистых сланцев. Для стрел они не годились, а для пик и мечей, обработанные соответствующим образом, подходили в самый раз.

Этим деревня и славилась, этим, собственно, и жила. Вряд ли поставили бы в ней гарнизон, не будь она поставщиком материала для имперского строительства и вооружения. Единственно, чего не имелось в каменоломнях – иглистых минералов, по поводу чего постоянно сокрушался начальник вооружения.

Солдаты живо разобрались по гусеницам.

Группа Виша была самая малочисленная, не более десяти бойцов, но, тем не менее, отхватила самую большую гусеницу. Отхватила по праву: и Виш, и Карт, и Люц и Пом – убили по одной гусенице, а Чер – даже две. Остальные воины проявили себя не столь удачливо, они нападали на гусеницу вдвоём-втроём. Это немного повышало безопасность в бою, зато оказывалось не очень выгодным у пиршественного костра.

Гусеница оказалась той самой, какую Чер уложил одним ударом, поэтому распоряжался у костра он:

– Шкуру снимайте аккуратнее. Пойдёт потом на палатку. Или ещё куда-нибудь.

Виш и Люц острыми осколками кремня рассекли кожу у основания твёрдого наголовника гусеницы и принялись заворачивать наружу.

Обнажив достаточно широкую полосу, они поднялись и уступили право отрезать голову Черу, Пому и Карту, как старослужащим.

Впрочем, Виш с удовольствием убрался подальше от блестящих хитиновых жвал. Да, гусеница мёртвая, но находиться рядом с ними не очень приятно. Потом, может быть, когда из них сделать кинжал…

А Чер, будто специально, когда отрезали голову, поднял её на вытянутых ветверуках и прокричал:

– Смотрите! Вот какого зверя я убил!

Виш глянул на раскрытые жвала гусеницы и содрогнулся: попасть в эти ужасные захваты… И Черу бы не поздоровилось, схватись он с гусеницей лоб в лоб. Тем-то люрас и отличается от животного, что всегда пользуется разумом. Потому-то чаще и выходит победителем из схватки.

– Наше сражение напоминает мне войну каннибалов, – вдруг произнёс Чер, опустив голову гусеницы на песок и пнув её ногой.

– Почему? – удивился Виш.

– Гусеницы поедают нас, а мы питаемся гусеницами, – очень просто пояснил Чер, вытирая ладони.

– Хочешь испортить мне аппетит? – нахмурился Люц. – Не выйдет! Я вижу гусеницу, и я ем гусеницу!

– Но каннибалы поедают себе подобных, – возразил и Пом. – Каннибалами могут быть только лягушки и ящерицы, и то не все.

– Какая разница! – махнул ветверукой Чер. – Предположим, сегодня ты съешь гусеницу, которая вчера съела меня. Не означает ли это, что ты съел меня?

– Не означает! – Люц помотал головой. – Я не могу напрямую усвоить твои клетки, в них слишком много целлюлозы и лигнина. Но я могу легко усвоить нежное мясо гусеницы… – и он облизнулся.

– Которая усвоила меня! – подхватил Чер.

– Удивительная у тебя способность портить аппетит! – поморщился Люц. – Кому ты нужен, корявый! Тебя не всякая гусеница есть отважится.

– Ну и что? – хмуро возразил Черу Виш. – Ведь это будешь уже не ты, а гусеница!

– Но атомы-то остались те же самые! – продолжал настаивать Чер, впрочем, без прежней уверенности.

– Атомы! – усмехнулся Люц. – Атомы всегда одни и те же. Они были и в твоих дедах, и в прадедах, и… в Перворостке…

– Аминь! – благоговейно произнёс Чер, молитвенно складывая ладони почкой.

– Аминь! – пробормотал и Виш, повторяя его жест.

То же сделали и все остальные.

«Почему, о чём ни заведёшь разговор, обязательно упомянешь о Перворостке! – подумал Виш. – Неужели он действительно всё слышит? – он украдкой посмотрел на небо, куда, по преданию, поднялся Перворосток, когда у него обрубили корни. – Он перерос себя. Но и корни, говорят, тоже где-то остались. И кое-кто поговаривал, что из них выросли… Нет-нет, я не буду повторять эту ересь, даже мысленно!»

Виш продолжал орудовать острым обломком кремня, отделяя кожу гусеницы от подкожного жирового слоя, и думал.

«А что, если взять голову поменьше, от маленькой гусеницы, и нацепить на себя, как маску? И ещё… ещё надеть шкуру, чтобы гусеницы приняли за товарку! Если они глупые, может, удастся? Конечно, укрывать тело от солнца не очень приятно, но если недолго, можно и потерпеть. Тем более, что всё равно…»

Подошёл Вурч и отвлёк Виша от необычных мыслей.

– Куда собираетесь поместить трофей? – кивнул Вурч на отрезанную голову гусеницы. – Повесите в казарме? Таких больших нам давно не попадалось.

– Ну, не такая уж она большая… – лениво протянул Чер. Видно было, что ему хочется получить ещё одно признание своего мастерства. И он его получил:

– Ну-ну, не прибедняйся! – добродушно похлопал его по плечу Вурч. – Таких гусениц, пожалуй, сезона три не встречалось. И, говорят, ты свалил её одним ударом?

– Да! – восхищённо выпалил Виш. – Я сам видел! Я был рядом!

– Молодец! – Вурч наклонился и осмотрел отверстие от копья. – Хороший удар! – заметил он, выпрямляясь.

– Лучше мы пустим челюсти на боевые ножи, – довольно улыбаясь, вальяжно произнёс Чер. – Пусть-ка гусеницы режут себе подобных! Или отдадим на кухню, в тех же целях. Тем более что они не запятнаны кровью люрасов.

– Ножи – дело хорошее, – протянул Вурч. – Но для новобранцев голова на стене будет более полезна. Не следует забывать о пропаганде.

Чер не стал спорить: видимо, мысль ему понравилась.

Вурч кивнул и отошёл к другим кострам – проверить, как обстоят дела там.

– Вообще говоря, гусеницы прекрасно сохраняются в сушёном виде, – заметил Чер, провожая Вурча взглядом.

– Но прикопчённые – вкуснее, – назидательно покачал пальцем Люц, и причмокнул.

– А ели ли вы маринованных гусениц? – спросил Чер.

– Маринованных? – удивился Пом.

– Да. Помню, в одном гарнизоне…

Виш почувствовал, как рот наполняется слюной, и отошёл поискать мелких сухих мошек для костра. Чтобы отвлечься от голодных мыслей. Мясо весело шкварчало ему вслед. Слова Чера о каннибализме не смогли отбить аппетит.

Собирая сухую мелочь в мешок из гусеницыной кожи, Виш остановился у крайнего костра. Тот ещё не горел, но был вполне подготовлен к розжигу.

Костровым здесь распоряжался Бальс.

– Хочешь увидеть одну штуку? – Бальс кивнул Вишу. – Ты ведь новенький и такого, наверное, ещё не видал?

– Чего именно? – не понял Виш, занятый собственными мыслями.

– Да неохота стучать кремнем по кремню. Тем более когда… Эй, Эфр, огоньку не найдётся? – крикнул Бальс в сторону соседнего кострища. – Мы совсем промокли, сражаясь с гусеницами. А кремни в море утонули!

Эфр улыбнулся, поднимаясь:

– А костёр готов?

– Смотри! – Бальс указал на срезанные с гусениц ломти сала. Сало срезали кое-как, толстыми кусками, и сложили шалашиком. Но внизу лежала небольшая кучка успевших слегка подсохнуть тоненьких стружечек и сухих крылышек прибрежной мошкары.

– Хорошо, – Эфр подошёл к месту будущего костра, ощупал свои ветверуки – правую, затем левую, затем опять правую. Поднёс её к костру и напрягся.

Минуло всего несколько мгновений – и вдруг из открывшегося на ладони Эфра отверстия выскочил маленький язычок пламени и затанцевал, облизывая поднесённую к нему стружку гусеницыного сала. Сало вспыхнуло, и Эфр положил его в шалашик костра.

– Ну, вы, эфироносы, и даёте! – восхищённо высказался Бальс, строгая толстый пласт сала и подкладывая кусочки в костёр, чтобы тот получше разгорелся.

– Да, это тебе не кремнем о кремень стучать, – заметил Орх, протягивая руки к костру.

– Удивительные дела творятся на земле, – вздохнул Ланд, и благодарно вытянул руки по направлению к почве: – Во имя Перворостка!

– Во имя Перворостка! Во имя Перворостка! – подхватили солдаты.

– Аминь! – благоговейно произнёс Эфр, молитвенно складывая ладони почкой.

– Аминь! – пробормотал и Виш, повторяя его жест.

– А сначала Эфра никто не хотел принимать за бойца, – вполголоса произнёс Бальс, глядя вслед возвращающемуся к своему костру эфироносу. – И не потому, что он чёрнокожурый, Бао ещё почернее его, но попробовал бы кто не принять Бао! Просто из-за того, что Эфр с момента появления не участвовал в общих работах.

– Расскажи-расскажи, – кивнул Орх. – Вишу полезно. Он у нас молодой и любопытный.

Бальс ухмыльнулся и начал:

– Когда Вурч ввёл Эфра в казарму и представил его, все уставились на новичка.

Был он чёрен кожурой, как и Бао, но была она у него не в пример светлее. Впрочем, на этом никто не заострил внимания. Внимание обратили на последующие слова Вурча.

– Эфр освобождается от всех нарядов! – провозгласил Вурч.

– Это почему же? – заворчали старослужащие.

– Ему нельзя потеть! – заявил Вурч.

– Ишь ты, цаца какая! А отчего ему нельзя потеть? – спросил Гиа. – Больной, что ли?

– В бою узнаете, – загадочно объявил Вурч и ушёл, оставив гарнизон в недоумении.

Разумеется, бросить дело просто так было нельзя.

– Отчего тебе нельзя потеть? – повторил Гиа, вставая с места и подходя к новенькому. – Чего вдруг такие привилегии?

– Я – эфиронос! – гордо произнёс Эфр.

– Ну и что? Как это может помешать, к примеру, чистке сортиров? – и Гиа оглянулся на казарму. Воины захохотали.

– Мне нельзя потеть… по пустякам, – волнуясь, сказал Эфр.

– Да? – издевательски произнёс Гиа. – Это почему же?

– Может произойти большая беда!

– Вот как? – продолжал Гиа. – А, по-моему, беда произойдёт сейчас! Если ты откажешься чистить сортир!

Он схватил Эфра за левую руку, но не успел провести свой коронный приём, как Эфр, защищаясь, всего-навсего выставил перед собой правую ладонь. И из неё выскочил длинный язык пламени и едва не лизнул Гиа в лицо. Тот отшатнулся и выпустил Эфра.

Все замерли. В казарме воцарилась тишина.

Чер вскочил с места и подошёл к новенькому.

– Слыхал я про такие чудеса, а видеть не видывал. Ну, здравствуй, Эфр! – и положил ему ладонь на плечо.

Эфр настороженно смотрел на него, выставив ладони, готовый в любой момент повторить свой трюк.

– Не бойся, – продолжал Чер, – никто тебя не тронет. Такую особенность организма следует уважать. Возражений нет?

– Нет, – пробормотал приходящий в себя Гиа. Зла он ни на кого не держал, и вскоре восторгался вместе со всеми: – Ну, ты и шарахнул в меня! Жаль, Кука нет, он в наряде. Вот кому ты понравишься больше всех! Он у нас огнепоклонник.

Действительно, когда пришёл Кук, и узнал, какой новичок появился среди них, то стал смотреть на Эфра восторженными глазами.

– Живой огонь! Живой огонь! – повторял он. – Теперь нам бояться нечего! Берегитесь, гусеницы!

– Но по-настоящему Эфр показал, на что способен, в первом же бою, – продолжил Бальс. – В воду, разумеется, он не полез. Стоял себе спокойненько на берегу и следил, не вылезет ли какая гусеница на берег. А в тот раз, как назло, гусениц оказалось особенно много, и подплывали они к берегу плотной массой. Пикарей на всех не хватало, а боевых ящериц в гарнизоне тогда не имелось. То есть прорыв произошёл бы обязательно, что ни делай.

И вот нескольким гусеницам удалось выбраться на берег. Эфр смело выступил вперёд, наперерез стремящейся вверх по склону гусенице. Гусеница чуяла стоящих лучников и пращников и рвалась к ним. И тут на её пути возник Эфр! Она повернула к нему, а он вытянул левую руку, и струя огня ударила в гусеницу!

Гусеница вспыхнула и закрутилась на месте. А потом сильно дёрнулась несколько раз и бездыханно растянулась по песку.

– Огонь опалил ей щетинки, да ещё, может, и в дыхальца попал! – зашептал Орх на ухо Виша.

Бальс продолжал:

– Эфр перебежал к другой гусенице и вытянул правую руку. Гусеница заполыхала и заизвивалась на песке. И тоже сдохла!

– Да, чудеса! – протянул Виш и направился к своему костру, почувствовав, что и у здешнего костра мясо начинает шкварчать и пахнуть.

– Где ты был? – напустился на него Чер, когда Виш опустил на землю мешок сухой мелочи. – Я уже хотел начать раздачу!

– Бальс рассказывал про Эфра, – начал оправдываться Виш. – Интересно!

– Молодец, Эфр! – громогласно заявил Чер. – Побольше бы таких! Мы бы сразу поджаривали гусениц! Жаль, что он особенно сильно выделяет горючие вещества лишь в жаркое время года.

– Но в холодное не бывает гусениц! – возразил Люц.

– Я имел в виду, что мы могли бы и сами погреться зимой у его огонька, – заметил Чер и постучал ножом по каменной плите, на которой разложил куски хорошо прожаренного мяса: – Прошу к столу!

Заметив, что к ним направляется Вурч, Виш толкнул Чера в бок.

– Ну вот, – шутливо заворчал Чер. – Только собрались попировать как следует – чёрт начальство принес.

– Не шуми, не шуми, – улыбаясь, произнёс Вурч, протягивая Черу флягу с аммиаком. – Вот мой взнос!

– О! – Чер раскинул ветверуки. – Да за это пусть сам Император приходит!

Солдаты расхохотались. Шутка находилась на грани дозволенного, но чего не разрешишь после битвы, да ещё на самом краю Империи?

Но пообедать спокойно не удалось.

Едва опрокинули по первой и взяли по куску мяса, как прибежал запыхавшийся малыш из соседней деревни, и, рыдая и размазывая слёзы по щёкам, рассказал, что деревню полностью разорили гусеницы. Мало кому удалось убежать и спрятаться.

– Строиться! – скомандовал Вурч, свирепо глядя на часового.

Тот уловил его взгляд и заоправдывался:

– Да не было больше гусениц! Может, их принесло из другого места!

– Ладно, потом разберёмся! – процедил Вурч.

– А мясо? – послышался чей-то голос.

– Оставить! – рявкнул Вурч, но передумал и распорядился: – Нет… возьмите понемногу с собой и ешьте на ходу. Остальное… перенесите в столовую, – скомандовал он начальнику трофической команды. – Затем следуйте за нами!

Следовало торопиться, пока гусеницы не расползлись по окрестностям, наводя панику на близлежащие деревни.

Торопливо жуя, дружина ускоренным шагом продвигалась по дороге, ведущей в соседнее селение.

– Что может сделать одна застава на всё побережье? – вдруг тоскливо произнёс Чер, выплёвывая гусеничную чешуйку. – Гусениц группами разносит по морю. Пока мы вылавливаем одну, вторая вгрызается в другом месте. Надо организовать экспедицию на ту сторону моря, отыскать, где они плодятся, и уничтожить их гнездовища!

– Недурная мысль! – пробормотал Вурч, идущий рядом. – Останемся живы – вспомним.

Деревня встретила дружину совершеннейшим разгромом. Единственно нетронутыми остались сами хижины: сделанные из высушенных на солнце глиняных кирпичей, они пришлись гусеницам не по вкусу. Но зато пространство между хижинами, залитое сокровью и забросанное кусками тел и кожуры, выглядело ужасающе.

Все Неподвижные Собратья, находившиеся в деревне, оказались уничтоженными. Они не могли убегать, как люрасы, и пали первыми жертвами гусениц.

Повсюду валялись зелёные какашки. Это было всё, что осталось от жителей деревни и Неподвижных Собратьев. Некоторые люрасы пытались защищаться: Виш увидел несколько отгрызенных ветверук с зажатыми каменными рубилами и мотыгами.

Увидев сотворённое ползучими чудовищами, малыш снова зарыдал.

Среди солдат послышались возмущённые крики. Одному новобранцу стало плохо, он пошатнулся и чуть не упал.

Двое воинов, услышав слабое шевеление в ближайшей хижине, бросились туда и вынесли вконец искалеченного люраса.

Виш взглянул на него: переломанные ветверуки, изломанное и изгрызенное стволотело… сокровь, вытекающая из многочисленных прокусов…

У Виша закружилась голова. Помочь пострадавшему никто бы не смог. Это был первый тяжелораненый, которого встретил Виш.

– Куда ушли гады? – наклонился к раненому Вурч. Тот попытался что-то сказать, протянул к Вурчу дрожащую ветверуку, несколько раз беззвучно раскрыл рот, затем дёрнулся и затих.

– Умер! – горестно воскликнул Виш.

Вурч распрямился и повернулся к солдатам:

– Ищите по хижинам! Гусеницы могли спрятаться там!

Однако, как ни искали, гусениц нигде обнаружить не удалось. Виш вспомнил леденящие душу рассказы о неожиданных появлениях гусениц в прибрежных деревнях. Случалось, гусеницы уничтожали всех обитателей, не щадя никого. Но потом – что наиболее удивительно – таинственно исчезали. Сейчас, похоже, старая история повторялась.

– Странно, – пробормотал Вурч.

Ещё несколько тяжелораненых, обнаруженных в деревне, не смогли пролить свет на происшедшие события.

– Куда ушли гусеницы? – вопрошал Вурч, но раненые только тяжело разводили ветверуками. Зато выяснилось, что часовой был прав, и гусеницы подплыли с юга, откуда он их видеть не мог.

– Ветры крутят, – объяснили раненые. – И течения.

– Прочесать окрестности! – скомандовал Вурч.

Воины рассыпались цепью.

– Следы, надо искать следы! – догадался Виш.

Но на каменистой почве следов не замечалось. И лишь в одном месте, на свежевспаханном поле, удалось рассмотреть два ряда пунктирных углублений. Их оставили ложноножки проползшей по пашне гусеницы.

– Они ушли в скалы! – указал Вурч.

– Но… что они будут делать в скалах? – удивился Виш. – Там никто не живёт, и там нечего есть.

– Может, они намерены спрятаться в тамошних пещерах? – предположил Вурч.

– В каменных стенах множество глубоких трещин, – согласился Виш. – Можно укрыться и между крупными обломками плит.

Воины поспешили к утёсам.

На скалы никто и никогда не лазил. Зачем? Подходящей для питания почвы там не было. И добро бы скалы дыбились на побережье – тогда бы их приспособили под наблюдательный пункт. Или будь они чуть повыше. Но гряда каменистых холмов, выглядывающих узкой полоской из-под земли, казалась высохшим хребтом гигантской ящерицы или треснувшим панцирем черепахи. Не очень высокие обломки – в два-три люрасских роста – торчали в разные стороны, иногда образуя сплошные непроходимые завалы.

Кое-где каменная гряда поднималась ступенями. В отдельных местах склоны обрывались ровными стенами. И повсюду чернели узкие щели пещер. Образованные сдвинутыми шалашиком пластинами, или появившиеся в лопнувшей сланцевой плите, или темнеющие под козырьками, нависшими над вымытой дождями каменной крошкой – пещеры неподвижным взором гусеницыных глаз наблюдали за приближающимся отрядом.

Досюда разработки сланцев пока не дошли, каменные плиты выламывали в непосредственной близости от деревни.

– Ну, и где их тут искать? – пробурчал Чер, оглядываясь на Вурча.

– Обыскивайте все пещеры! – приказал Вурч. Но не сдержался и прибавил: – Осторожно!

Виш сунулся в одну из щелей.

В щели стало ещё темнее, когда Виш загородил вход. Пришлось на минутку остановиться и подождать, чтобы глаза привыкли к темноте.

Что-то с тоненьким писком метнулось по земле из глубины пещеры. Виш наудачу ударил копьём, и, обливаясь потом, отшатнулся от входа, чтобы посмотреть: кого же он проткнул?

На копьё корчилась отвратительная ночная многоножка-мокрица. Виш стряхнул её с копья, и она, всхлипывая и прихрамывая, уползла обратно в щель. Гусеницы здесь спрятаться не могли: слишком тесно.

Виш направился к следующей щели, но оттуда, щурясь на солнце, вылез Чер.

– Ну, чего там? – спросил Виш.

Чер покачал головой:

– Никого. Правда… ход тянется куда-то вглубь. Но там становится так узко, что гусеница вряд ли протиснется. Я и то не пролез.

– Сюда! Сюда! – послышались крики.

Виш и Чер поспешили на зов.

Двое воинов выволакивали из пещеры слабо сопротивляющуюся гусеницу. Гусеница вела себя, как больная: шаталась на ложноножках, качалась из стороны в сторону, неуверенно атаковала, разевая челюсти медленно и вязко, будто спутанные ящеричной уздечкой. И постоянно пыталась уклониться от солнца.

– Ткнул пикой в темноту, а она вцепилась! – возбуждённо рассказывал Клев. – И я её поволок! А тут и Ланд подоспел.

Гусеницу прикололи. Некоторые из воинов заоблизывались, но Вурч распорядился:

– Эту отправьте в ящерятник! Похоже, она больная.

– А ящерицам не повредит? – ехидно спросил кто-то из похоронной команды.

Вурч раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но его опередил Чер, который недолюбливал этого «похоронщика», имея какие-то застарелые обиды:

– Они и тебя слопают, не поморщатся!

Все захохотали. Улыбнулся и Вурч, который в других обстоятельствах не преминул бы оборвать Чера. Но и сейчас произнёс укоризненно:

– Чер!

И повернулся к подбегавшему Карту, который выглядел совершенно растерянным. Он то раскрывал, то закрывал рот, силясь что-то сказать, но не мог.

– Что у тебя? – нахмурился Вурч. – Кого-то убило? Ранило?

– Там… там непонятное! – выпалил Карт. – Мы нашли в пещере что-то белое, блестящее. Большое! – он расставил ветверуки в стороны.

– Показывай! – распорядился Вурч.

– Вот здесь, – Карт подвёл воинов ко входу в большую пещеру.

Вурч присветил факелом. В колеблющемся свете перед собравшимися отобразился большой белый кокон, серебристые нити которого слабо поблёскивали. Поодаль в глубине серебрился и второй кокон.

– Вот они где, – прошептал Вурч.

– Кто? – не понял Виш.

– Гусеницы.

– Гусеницы?

– Они почему-то превращаются в такие коконы.

– Откуда ты знаешь?

– Рассказывали в офицерской школе.

– А дальше что с ними происходит?

– Не знаю, – Вурч пожал плечами. – Об этом ничего не говорили. Рассказывали, что в этом состоянии проще всего с ними бороться. Они неподвижны. Можно легко проткнуть копьём… Или сжечь.

– Сожжём? – деловито предложил Чер, наклоняя факел.

– Погоди! – остановил его Вурч. – Они могут пригодиться.

– Они?! Нам?!

– Да.

– Ты что?! Зачем?

– Нам нужна нить. Чтобы связывать плоты.

– Какие плоты?

– Но мы же собираемся плыть на ту сторону моря, – спокойно произнёс Вурч. И Виш, посмотрев на него, понял: Вурч решил. Решил уничтожить гусениц в их собственном логове.

И от предстоящих событий у Виша похолодело в груди.

– И нам понадобятся прочные нити, – продолжал Вурч. – Но пауков здешние жители не разводят. А эта нить, – он ткнул факелом в сторону кокона, – очень похожа на паутину!

Виш не нашёл слов для выражения восторга, и закружился на месте, потрясая пикой.

– Осторожно отделите их от камня и отнесите в лагерь! – приказал Вурч.

Когда первая часть приказания была выполнена, и коконы взвалили на плечи, Чер шарахнулся в сторону, выпуская груз:

– Оно шевелится!

– Спокойно! – остановил его Вурч.

Он подошёл к кокону и приложил к нему ладонь. Виш тоже притронулся к шелковистому боку кокона, с опаской ожидая незамедлительной реакции.

Под поверхностью блестящей нити что-то жило: кокон вздрагивал, слегка выгибаясь.

Носильщики замерли. Они не осмелились бросить ношу, как Чер, или же их парализовало от страха, однако неподвижность пошла на пользу: дрожание кокона постепенно успокоилось, а затем и полностью прекратилось.

– Несите осторожнее! – вполголоса распорядился Вурч. – Я не хочу, чтобы гусеница вырвалась. Нить выглядит достаточно прочно, но если гусеница для чего-то обмоталась ею, она собирается впоследствии и выбраться наружу. А у них крепкие челюсти, вы знаете…

Он отошёл. Носильщики двинулись медленно-медленно. Так бережно, наверное, не носили и раненых товарищей.

Чер, решив оправдаться за минутную слабость, принялся подшучивать – сначала натужно, затем всё более и более раскованно.

– Осторожно, ребята! – провозгласил он, подбегая и подставляя плечо под кокон. – Убаюкайте гусеницу так, чтобы не проснулась!

Нестройный, вполголоса, хохот послужил ему ответом. Чер продолжил:

– Тише смейтесь! Пробудите гусеницу!

Но прекратить смех заставили не слова Чера, а возобновившиеся толчки кокона. Носильщики умолкли и пошли ещё тише.

Коконы принесли на заставу. Вурч, после того, как коконы осторожно опустили на землю, внимательно обследовал каждый. Затем, разуверившись в возможности отыскать конец шёлковой паутины, решительным взмахом острого кремнёвого кинжала разорвал обматывающую кокон нить.

Вручив по концу нити двум бойцам, он приказал:

– Разматывайте помаленьку.

Виш принялся помогать раскручивающим паутину, приподнимая и переворачивая коконы, хотя сердце его беспрестанно уходило в пятки. Всякий раз, прикасаясь к шелковистой оболочке, он чувствовал, что под ней что-то таится. Внутри ощущалась скрытая мощь, готовая вырваться при любом неосторожном движении.

Когда клубки нитей достигли значительных размеров (один получился немного больше другого), а кокон приобрел неправильную форму, Вурч поднял ветверуку, призывая разматывальщиков остановиться.

Второй лёгкий взмах ладони – и пикари придвинулись поближе, насторожённо выставив пики.

«Как в бою!» – подумалось Вишу. Впрочем, что значит: «как»? Здесь всегда бой!

– Продолжайте разматывать! – скомандовал Вурч. – Осторожнее!

Виш сматывал нить, холодея от предположения, что вот сейчас его ладони соприкоснутся с мохнатой шкурой гусеницы, и надеялся лишь на то, что пикари успеют вовремя среагировать. И ещё на то, что он держит кокон со стороны заднего конца гусеницы, где челюстей быть не может.

Он так увлекся предполагаемыми ощущениями, что не почувствовал, как пальцы коснулись чего-то холодного и гладкого…

Ещё несколько оборотов, и нить сбежала с остатков кокона, а перед глазами воинов предстала блестяще-глянцевая оболочка полуовальной формы.

Солнце, до того прятавшееся за чередой тучек, вынырнуло из-за последней и заиграло на тёмно-красной поверхности. И тяжёлая вишнёвая глыба ожила, засокращалась, задёргалась в невидимых сочленениях.

Стоящих рядом пикарей разом прошиб холодный пот. Виш видел, как крупные зелёные капли мгновенно выступили на лицах. Но воины не двинулись с места.

Не выдержал… Вурч. Он прыгнул вперёд и вонзил копьё в малоприметную ямку на затылке дёргающегося бронированного существа.

Он верно угадал место: копьё, хрустнув панцирем, легко вошло в чудовищное создание и оно замерло, выгнувшись в последней агонии.

Кто-то из пикарей, расценив удар Вурча как сигнал к атаке, также попытался вонзить пику в непонятное чудовище, но та лишь скользнула по полированной броне и глубоко погрузилась в землю. А это значило, что удар был достаточно сильным. Но броня оказалась крепче.

– Если бы не ты, Вурч! – пробормотал ошалевший пикарь, смахивая крупные капли пота и пытаясь выдернуть пику из земли.

– Да ладно! – отмахнулся Вурч, наклоняясь и рассматривая бронированный овал.

Из дырки, проломленной копьём, сочилась мутная слизь. Но она… приятно пахла!

Вурч смахнул ладонью с панциря каплю жижи и поднёс ко рту. Облизнулся.

– Котлы сюда! – скомандовал он. – У нас будет чудный десерт!

Воины захохотали, вкладывая в смех накопившееся напряжение.

– Только аккуратнее, – добавил Вурч. – Не делайте в… коконе слишком много дырок. Он может пригодиться.

– Что ты задумал? – спросил Виш.

– Пока не знаю, – ответил Вурч. – Но мне кажется, что и они пригодятся для предстоящего дела.

– Похлебаем супчика? – подмигнул Вишу Чер, когда вечером в столовой им принесли похлёбку, как сказал повар, из содержимого кокона.

– Вкусно! – пропыхтел Люц, склоняясь над тарелкой.

– Тебе всё вкусно! – махнул рукой Чер.

Но похлёбка действительно оказалась чрезвычайно вкусной, и некоторое время под сланцевыми плитами потолка раздавался только неумолчный стук костяных ложек.

– А может, коконы – это как ящеричные яйца? – предположил Виш, когда содержимое тарелки подходило к концу. – И из них должно что-то вылупиться?

– Что может вылупиться из гусеницыного яйца? – произнёс Люц, переводя дух. – Что-нибудь зловредное, не иначе…

– Это точно, – кивнул Чер, также отдуваясь. – Но теперь уже ничего не вылупится.

И, облизав ложку, положил на стол.

После нападения гусениц на деревню Вурч ходил мрачный, как туча. А потом, так же, как туча, разразился дождём решений. В частности, ввёл ежедневное патрулирование побережья. Как верховое, на ящерицах, так и пешее. Теперь не только наблюдатели с вышек, но и патрульные следили за морем.

Утром Вурч расставлял посты и раздавал наряды. Работы хватало всем.

– Виш! Чер! – скомандовал Вурч.

– Я! Я! – отозвались названные.

– Пойдёте патрулём вдоль берега. Посмотрите, не собираются ли некоторые гусеницы отплыть обратно. Мы же не знаем, сколько их приплыло, все ли превратились в коконы, и вообще… – он махнул ветверукой.

– А если придётся вступить в схватку? – уточнил Чер.

– Вступите! – усмехнулся Вурч. – Вдвоём вы справитесь с любой гусеницей.

– А если гусениц будет много? – почему-то продолжал упорствовать Чер.

– Прибежишь и доложишь! – рявкнул Вурч.

– Теперь понятно! – хмыкнул Чер, и, хлопнув Виша по плечу, предложил: – Ну что, пошли, что ли?

Они двинулись вдоль кромки прибоя, поглядывая то на поверхность воды, то на каменистый береговой обрыв. Нет ли где подозрительного шевеления?

– Почему они плывут к нам? – спросил Виш. – Неужели они нас так ненавидят?

– А то как же! – подтвердил Чер. – Ты же видел, как свирепо они атакуют?

– Но они неразумные. Если бы они действовали согласованно, нам пришлось бы туго.

– Откуда ты знаешь, что они неразумные? – вскинулся Чер.

– Ну, как же… все говорят так.

– Говорят… – пробормотал Чер. Он огляделся, как будто на пустынном берегу был кто-то, кто бы мог подслушать. – Я открою тебе страшную тайну…

– Какую? – Виш почувствовал, что у него холодеет макушка.

– На самом деле они разумные, – зашептал Чер чуть ли не в самое ухо Виша. – Но сановникам императора невыгодно признавать это. Они же постоянно твердят, что разум – это величайшая ценность. И вдруг окажется, что они признают убийство разумных существ. А это означает, что убить можно всякого. В том числе и их…

– Но гусеницы, значит, не поддерживают идею о самоценности разума? Значит, и нам незачем беречь их, если они нападают на нас, – рассудил Виш, решив пропустить крамольные слова.

– Дело не в гусеницах! – с досадой произнёс Чер.

– Именно в них! Смотри, гусеница! – Виш вытянул ветверуку.

У кромки воды слабо шевелилась небольшая гусеница.

– Заходи справа! – скомандовал Чер.

– Да она еле шевелится! – возразил Виш. – Мы свободно проткнём её.

Но гусеница оказалась мёртвой. А шевелили её набегающие на берег волны прибоя.

– Это та самая, что мы недосчитались после отражения атаки! – догадался Виш.

– Вряд ли, – пробурчал Чер, переворачивая гусеницу. – Следов-то от пик не видно! Значит, утонула.

– Так вот почему некоторые плотики плыли без гусениц! – ахнул Виш. – А я-то думал, их почистили лучники.

– Поедим? – предложил Чер, подмигнув Вишу.

– Да ну, труп, – Виш начал отнекиваться. – Воняет.

– Совсем нет, – Чер втянул ноздрями воздух.

– Ещё отравимся, – отказался Виш.

– Она утонула, – возразил Чер. – Ничего опасного. Поджарим. Кремни у меня с собой, сухого мусора здесь навалом. В два счета костёр разожгу. Спорим?

– Нет, не хочу! – отрезал Виш. – Дохлятина есть дохлятина. Она минимум ночь пролежала, а то и больше.

– Тогда давай отнесём её знахарю. Пусть поиздевается, порежет на куски. Или отдадим на ящерюшню.

– Он изучает всякие диковины, – возразил Виш. – Он знающий люрас.

– А по мне всё одно: издевается.

Они вытащили гусеницу повыше на песок, чтобы волны не уволокли её обратно в море, и прошли немного по берегу, поминутно оглядываясь. Как будто гусеница могла ожить и напасть на них сзади.

Но дальше пологий берег переходил в каменистую осыпь, сменяющуюся крупными обломками и постепенно превращающуюся в неприступные скалы.

Виш и Чер остановились, немного не доходя до крутого каменистого склона.

– Всё! – объявил Чер. – Дальше идти не стоит. Берега здесь скалистые, крутые. Гусеницам не взобраться. Поэтому тут сторожить не надо. Дальше и застав никаких нету. Плотики, случалось, пристают сюда, но либо разбиваются о камни прибоем, либо о камни бьёт самих гусениц. Порой достаточно находиться наверху и швырять крупные камни.

– Как в тире! – произнёс Виш.

– Служил я в одном гарнизоне, – помолчав, продолжил Чер. – Там почти такой же обрывистый берег, даже круче. Так там кто-то догадался сделать каменные трамплины! И пускать по ним камни.

– Расскажи! – попросил Виш.

Чер улыбнулся:

– Ну, слушай. Предварительно камни специально обкалывают, чтобы получить округлую форму. И сталкивают с трамплинов. Они разгоняются по дорожкам-жёлобам, затем взмывают вверх и летят в плотики! Порой необязательно попасть: камень падает рядом, даёт волну – и плот переворачивается!

Виш слушал, раскрыв глаза и рот. Чер отдышался и продолжил:

– А однажды – там поблизости от заставы находится огнедышащая гора, вулкан – мы обнаружили в море каменные шары!

– Шары? – удивился Виш. – Кто же их сделал?

– Никто! – замотал головой Чер. – Сам вулкан. Когда расплавленная лава капала в море, она застывала ровненькими шарами. Их отыскали немного, но как же далеко они летели! После их находки мы замучились шлифовать обычные колотые ядра. Кому-то из командиров пришло в голову поправить природу. Но, право, работа стоила того! Мы знать не знали, что значит схватиться с гусеницей в одиночку. Пикари атаковали вчетвером-впятером, окружая со всех сторон. Это было развлечение, а не битва!

– Давай половим крабов, – предложил Виш, на которого разговор нагнал аппетит. И ему захотелось исправить свой отказ от жаркого из гусеницы.

– И наварим! – согласился Чер. – Тут же.

– В чём? – удивился Виш.

– Увидишь, – загадочно прищурился Чер.

Оглядевшись, он поднялся немного по склону скальной осыпи, и извлёк из тайника большой горшок, пару кремней и кусок лягушачьей кожи.

– Откуда горшок? – удивился Виш.

– Сам сделал, – пояснил Чер.

– Из чего?

– Поедем дозором на ящерицах – я тебе покажу место, – пообещал Чер. – Там горшков – навалом.

– Горшков – навалом? – удивился Виш. Но Чер лишь загадочно улыбнулся, и промолчал.

Они быстро наловили крабов, выхватывая их из воды. В этих местах деревенские рыбаки появлялись нечасто, опасаясь гусениц, поэтому крабы не особенно пугались охотников и легко попадались.

Поев и немного отдохнув, Виш и Чер возвратились к гусенице, взвалили её на плечи и понесли.

– Тяжеловато! – пропыхтел Виш.

– Это хорошо, что с неё вода сошла, пока на берегу лежала, – пояснил Чер, – а то бы вообще караул!

– А гусениц… на каменных шарах… не пробовали возить? – спросил Виш.

– Обратно в воду, что ль? – не понял Чер.

– Нет, чтобы легче было. Ты говорил, что каменные шары катились лучше круглых камней. Вот я и подумал: если как-то приспособить шары для перетаскивания гусениц…

– По песку шар не покатится, – возразил Чер. – И как ты положишь гусеницу на шар? Это какой большой шар должен быть? Такой и с места не сдвинешь. И гусеница свалится. Неси уж…

– Несу, – покорно отозвался Виш.

На полпути к казарме им встретился Вурч, с несколькими работниками трофейной команды.

– В ящерятник! – распорядился он.

– Кстати! – пробормотал Чер, переваливая гусеницу со своих плеч на плечи трофических работников.

– Докладывайте! – приказал Вурч.

– Всё чисто! – отрапортовал Виш. – Никакого шевеления!

– Ясно… Одна всё-таки пропала. Ну и черт с ней! – выругался Вурч. – Всплывёт.

И непроизвольно поморщился. Несмотря на общее мнение, что нет лучше запаха, чем запах гниющего врага, Вурч терпеть не мог падали.

– Это не та гусеница, – доложил Виш.

– То есть? – повернулся к нему Вурч.

– Это утопшая гусеница, – вмешался Чер, на правах старшего отпустив Вишу лёгонький подзатыльник: не лезь с докладом поперёд меня! – На ней нет следов пик. Вероятно, одна из тех, что свалилась с плотика по пути.

– Значит, две дохлые должны всплыть, – резюмировал Вурч.

– Можно вопрос, герб начальник? – спросил Виш.

– Что ещё? – повернулся к нему Вурч.

– Я вот думаю, – медленно произнёс Виш. – Плотики – это листья. Неведомых нам растений, но листья. То есть Неподвижных Собратьев, – поправился он, заметив, как Вурч недовольно дёрнулся. Не все любили это слово – растения. А в краях Виша им обозначали всё, что растёт. Следовательно, всех живых существ называли растениями. Правда, некоторые называли неразумных растений животными – просто потому, что те живут. Но точно также называли животными и ящериц и мух.

Виш подивился, что Вурч тоже является суеверным люрасом. Но в каждом краю – свои порядки. Официальное название неразумных и неподвижных растений в Империи – «Неподвижные Собратья». Им и следовало пользоваться.

Он продолжил:

– Неужели Неподвижные Собратья добровольно отдают гусеницам свои листья?

Вурч хмыкнул. Он приподнял лежащий на берегу полуиссохший лист (они проходили неподалёку от места вчерашней битвы) и показал Вишу короткий измочаленный черешок.

– Видишь? Отгрызен. Так что зря ты подозреваешь Неподвижных Собратьев в заговоре против нас. Мне непонятно другое: как гусеницы перегрызают черешок (он слегка покраснел, произнося это слово), если боятся воды?

«И почему они вообще плывут на листьях?» – захотел добавить Виш, но не сказал. Вместо этого предположил:

– А может, листья растут наверху? Гусеницы перегрызают черешки, падают в воду, а затем взбираются на листы и плывут?

– Нет, – Вурч покачал головой. – Это плавучие листья. Видишь? Вот воздушные карманы.

– Что за существа имеют такие листья! – благоговейно прошептал Виш. – Они должны быть огромными!

– Увидишь когда-нибудь! – усмехнулся Вурч.

– Надо бы оставить в деревне постоянно действующий пост, – сказал Виш, желая проявить стратегическое мышление. – Чтобы он предупредил, если начнётся новое нападение. Когда ветер снова подует с той стороны.

– А почему бы жителям деревни самим не предупреждать о перемене ветра? – задумчиво произнёс Вурч. И Виш поразился его проницательности. – Они ведь когда-то выставляли дозоры…

– Может, не из этой деревни? – предположил Виш.

– Нет, – поморщился Вурч. – Обленились. Считают, что всё должны делать мы, гарнизон.

– Я помню те времена, – кивнул Гач. – Когда-то сам ходил дозором от деревни.

– Расскажи! – попросил Виш, заходя сбоку от старого солдата.

– Ну, слушай… – Гач был рад благодарному слушателю.

Они направились в расположение лагеря.

– Сначала думали, что гусеницы летают по воздуху, – рассказывал Гач. – Уж очень внезапно они появлялись. Но потом кто-то заметил плывущие плотики с гусеницами и решил предупреждать жителей о предстоящем нападении, чтобы те успели спрятаться. Но прятаться не получалось: гусеницы находили спрятавшихся и сжирали. Начали защищаться, но плохо вооружённые крестьяне не могли справиться с озверевшими тварями, и на помощь пришла императорская гвардия. С тех пор всё побережье покрылось сетью сторожевых пунктов и застав.

– Пока ещё не всё, – возразил Вурч.

– Сил не хватает, – согласился Гач. – Народу маловато.

Виш вспомнил первый день, когда пришёл на заставу, первый раз, когда поднялся на вышку. Море было спокойное-спокойное. А все говорили, что по спокойному морю гусеницы приплывают чаще всего.

Но напрасно всматривался Виш в горизонтальную гладь моря, будоража неуёмную фантазию и до пота сжимая в ладони пику. Гусеницы в тот день так и не появились.

– Неурожай на гусениц! – «успокоил» его тогда Чер.

Остаток дня прошёл спокойно, без тревог, а на вечернем построении Виша и Чера назначили на завтра в верховое патрулирование, на ящерицах.

Чер сразу предложил:

– Давай проедем вправо от заставы. Оттуда лучше видно море. И мыс обходить не придётся.

– А гусеницы? – возразил Виш.

– Если появятся, сверху скорее заметим. Надоело глотать морскую пену. И ящерицы море не очень любят.

На ящерюшне, куда утром привёл его Чер, Виша в первую очередь поразили хвосты ящериц.

Звери устрашающе поводили ими, украшенными врастопырку двумя острыми колючками.

– Это боевые ящерицы, – пояснил Чер. – В битве они хлещут хвостами из стороны в стороны, попадают по гусеницам и поражают их, пробивая бока. Похоронным командам остается лишь собирать убитых.

Вишу в первый раз довелось ехать на верховой ящерице. В повозках и бричках случалось ездить и прежде, но тягловым ящерицам для удобства езды хвосты отрезали. Таким образом попутно решалась и продовольственная проблема, пусть частично.

Ящерицам принесли огромные куски гусеничного мяса в желе. Скорого боя не намечалось, поэтому держать животных впроголодь было опасно: случалось, голодные ящерицы сбрасывали седоков и убегали на поиски пищи. Хорошо, что не пытались съесть люрасов, считая недостаточно питательными.

Ящерицы принялись жадно и торопливо заглатывать мясо, далеко вытягивая шеи.

– Чудно! – заметил Чер, глядя на ящерицу.

– Что именно? – покосился на него Виш.

– Ящерицы едят гусениц, мы едим ящериц и гусениц, гусеницы едят нас. Но ящерицы нас почему-то не едят.

– И хорошо, что не едят! – выразился Виш. – А то бы пришлось и с ними воевать. А с ними справиться не так просто!

И с опаской посмотрел на хвостовые колючки.

Выехали. Дорога проходила мимо гарнизонных кормильных полей. Здесь стояли, раскинув ветверуки и погрузив ногокорни в землю, военнослужащие свободной смены.

– Скоро от воинских кормильных полей откажутся, – поморщившись, сказал Чер.

– Почему?

– Малая отдача. Поля хорошо иметь крестьянам, чтобы зарывать на них всякую падаль и выращивать мушиных личинок. А когда падаль превратится в перегной – то и попитаться всей семьей, через ногокорни. А питание армии требует оперативности. Гораздо быстрее проглотить кусок мяса, чем стоять часами, впитывая солнце и всасывая питательные вещества из земли. Вспомни предыдущий бой. Взяли по куску жаркого – и пошли. А если бы мы торчали в почве…

– Но это приятно, – возразил Виш.

– Вот поэтому от кормильных полей до сих пор не отказались, – вздохнул Чер. – Но это дело времени. Уже сейчас шампиньонницы да мушиные фермы способны прокормить больше народа, чем одно кормильное поле. Рано или поздно они исчезнут.

– Жалко… – пробормотал Виш.

– Ничего не поделаешь. Люрасов становится всё больше и больше. Жить всем где-то надо?

– Надо, – согласился Виш.

– То-то. И шампиньонницы, и мушиные фермы, и ящерюшни – где строить? На той же земле. Поэтому полей не станет.

– Жалко, – снова повторил Виш.

Ехать на ящерицах оказалось неожиданно приятно. Ящерицы медленно и плавно стелились по поверхности земли, ненамного превышая скорость обычного пешехода.

– А быстрее они могут? – спросил Виш.

– О-го-го! Ещё как! – воскликнул Чер. – Да ты что, ящериц ни разу не видел?

– Откуда я знаю? – заоправдывался Виш. – Это ведь особые, боевые ящерицы. У нас дома совсем другие.

– Все ящерицы одинаковые, – зевнул Чер, – особенно в супе…

Виш осматривал окрестности. Сухая, каменистая почва простиралась, насколько хватало глаз. И лишь кое-где темнели возделываемые участки с чёрным перегноем.

– У каждого крестьянина – своя делянка, – пояснил Чер.

– Знаю, – пробурчал Виш. – У нас в деревне то же самое.

– Обрабатывают, удобряют, кто чем может, – продолжал Чер, словно не слыша Виша. – С питанием в этих местах плохо. Но императорская армия, – он усмехнулся, – снабжается по первому разряду. Особенно с учётом того, что сумеет добыть сама…

– Да удлинит солнце свои дни для Императора! – механически отозвался Виш.

– И для его приближённых! – добавил Чер. – Может, тогда они будут меньше жрать, и больше достанется простому народу.

Виш слушал его с опаской, но внимательно. Такого ему слышать не доводилось.

– Интересно одно, – добавил Чер. – Мне приходилось бывать при дворе, стоять в парадном охранении. Я не видел среди императорской свиты ни одной лианы. А такое ощущение, что там сплошь паразиты!

Он сплюнул.

Показалась деревушка.

Несколько жителей, в большинстве мальчишки и девчонки, раскинув ветверуки и распустив листьеволосы, стояли на обочине дороги и впитывали жиденькие лучи здешнего солнца.

– На севере, говорят, солнце ещё холоднее, – пояснил Чер. – А иногда вообще не появляется на небе.

– Врут, наверное, – поморщился Виш. – Какая может быть жизнь без света?

– А там никто и не живёт, – махнул ветверукой Чер.

Виш и сам с удовольствием постоял бы рядом с мальчишками, но ограничился тем, что встопорщил листовые пластинки на ветверуках: хоть толика солнца, а попадёт на кожуру.

По левую сторону открылось деревенское кладбище с покосившимися крестами, символизирующими впитывающего солнечные лучи люраса. Будто и мёртвые продолжали солнцепитаться.

– Лучше погибнуть в бою, чем сгнить бесцельно… – неожиданно сказал Чер и замолчал.

– А как у вас хоронят умерших? – спросил Виш, и испугался: вдруг в клане Чера не принято говорить о покойниках? Вдруг это табу? Но Чер ответил:

– Как везде, наверное. Или почти везде: я перебывал во многих местах, и всюду видел примерно одно и то же.

– Из земли пришли – в землю уйдём? – полувопросительно-полусакрально произнёс Виш.

– Да, – кивнул Чер. – Исключением, кое-где, является то, что в дальних деревнях немощные старцы просят прикопать их стоя где-нибудь в укромном месте – как растут Неподвижные Собратья. Но чаще так происходит с теми, кто заболевает. Соплеменники выполняют их желание – а дальше всё зависит от воли Перворостка. Порой земля даёт им силу, и они оживают и выздоравливают. Если почва достаточно питательная. Но в большинстве случаев тихо засыхают, перегнивают… и домочадцы перезахоранивают умерших на общем кладбище, или на фамильном.

– У нас точно так же, – кивнул Виш. И оба почувствовали какую-то общность друг с другом.

– Но я видел и другие обычаи, – помолчав, продолжил Чер. – В некоторых местностях высушивают, мумифицируют покойников и оставляют в особых хижинах. Приходят к ним, приносят дары. Но… порой Небесный Огонь разъяряется и поджигает хижины огненными стрелами.

– Значит, такое захоронение неугодно Перворостку… – прошептал Виш.

– Но я знаю народы, которые сохраняют мумии в глубоких пещерах, – возразил Чер. – И Небесный Огонь их не трогает.

– Потому что не видит, – кивнул Виш.

– Иные люрасы, решив, что Небесный Огонь даёт им знак, сами стали сжигать умерших, – продолжал Чер.

– Да? – удивился Виш.

– Да. И ты об этом услышишь. Кука знаешь? Из пятой роты. Он из огнепоклонников. На заставе полно народа из самых разных мест. Погоди, наступят холода, гусеницы перестанут приплывать, делать будет нечего – вот тогда и наслушаешься разных историй.

– Кук? – удивился Виш.

– Да. А что такого?

– Он не похож на огнепоклонника.

– На огнепокойника он станет походить после смерти, – усмехнулся Чер.

– Нехорошо ты так, – тихо сказал Виш.

– Ничего, – Черу стало неловко за свой ответ, но он не хотел показать этого. – Повоюешь с моё, научишься относиться к смерти запанибрата.

– Думаешь, она тебя, как брата, пожалеет? – улыбнулся Виш.

– А что ты думаешь?! – вскинулся Чер. – Тех, кто её боится, она прибирает в первую очередь.

У кромки воды гнили и отчаянно воняли кучи мелкой морской живности. Виш подивился здешним обычаям: в его деревне тоже занимались ловлей рыбы, крабов, морских ежей и голотурий. Но всё пойманное, что нельзя съесть сразу или сохранить надолго, а также совсем несъедобное, сразу закапывалось в землю посреди дожидающихся своей очереди питательных полей. И перегнивало там, принося несомненную пользу – давая пищу мушиным личинкам или повышая плодородность почвы.

Преимущества подобной системы налицо: поля получали значительную подкормку, но вони не чувствовалось. А местные жители, похоже, находили особое удовольствие в обонянии ужасающего зловония. И почти не употребляли в пищу выброшенные на берег дары моря, а среди тех попадались такие вкусные!

Виш сказал об этом Черу:

– У каждого народа свои обычаи, – туманно ответил тот. – Вот, к примеру, куда вы деваете собственные какашки?

– У нас устраивают отхожие места, – обиделся Виш. – Там они и накапливаются… потом перегнивают.

– Вот видишь, – усмехнулся Чер. – А мне, за мою жизнь, довелось повидать всякое. В том числе и такие места, где какашки оставляют на поверхности, чтобы их размывало дождями, высушивало солнцем и уносило ветром. А есть другие народы, которые сразу закапывают какашки на кормильных полях.

Виш содрогнулся: неслыханное кощунство! Но… отхожие места в его деревне тоже роют в земле! Хотя и далеко от кормильных полей.

«Но в них же какашки перегнивают!» – возразил Виш сам себе. И всё же какое-то сомнение осталось.

– Ну… закапывали бы морскую мелочь в ямы, что ли… – пробормотал Виш. – Чтобы не воняло…

Какой-то крестьянин обрабатывал землю. Взрыхлив участок с помощью острого треугольного камня, привязанного ремнями к ящерице, он забросал землю полуперегнившими остатками морской живности и рассеял в разных местах крупицы селитры из пригоршни.

– А это зачем? – недоумённо спросил Виш. – Чего бы не съесть её самому?

– Чтобы поле стало таким же вкусным, как селитра, – пояснил Чер, и, поравнявшись с крестьянином, произнёс:

– Доброго тебе поля, отче!

– А вам – лёгкой битвы! – поклонился крестьянин. И неожиданно признался:

– Сейчас-то нам полегче стало, спасибо вам! А то, чуть наступит весна, от гусениц просто спасу нет! Скольких они загрызли да покалечили! – он покрутил головой. – Прямо думали совсем отсюда переселяться. Да земля здесь хорошая…

– Для того нас сюда и прислали, – тихо согласился Чер. – Император заботится о своих подданных.

– Доброго ему света! – поклонился крестьянин.

– И мягкой воды! – подхватил Чер.

И, тронув поводья, послал ящерицу вперёд.

– Вон деревенские рыболовы, – обернулся он к Вишу. – Давай посмотрим, что им удалось выловить!

Случалось, море выбрасывало на берег трупы невиданных морских рыб, а то и совсем уж диковинных тварей. Сбор их и закапывание в грядки являлись основным занятием жителей всех прибрежных деревень. Но не этой: местные люрасы почему-то предпочитали ловить рыбу и употреблять в пищу свежей, нежели дожидаться, пока она наполовину перегниёт и станет более усвояемой. Исключение делали всего лишь для нескольких видов живности.

На скалистом берегу, а также на торчащих посреди воды многочисленных камнях восседали деревенские рыбаки. Они опускали ногокорни в воду, распушали их, и терпеливо дожидались, пока любопытная рыба или иное морское существо подплывёт и заинтересуется невиданной растительностью. А, почувствовав прикосновение к тонким корешкам, сжимали покровный слой ногокорней и захватывали добычу.

Некоторые для подманивания рыбёшек зажимали ногокорнями крупинки ящеричного навоза, мелких мошек и червячков. У каждого рыбака имелся свой, заветный рецепт приманки.

Не все могли вынести постоянное щекотание ногокорней мелкими тварями, но такие в рыбаки и не шли. Здесь требовалось особое терпение и недюжинное здоровье, умение длительное время выдерживать холодную воду.

Многие шмыгали сопливящимися носами – рыбная ловля способствовала постоянным простудам. Вытирая носы, рыбаки опускали в море и пальцы, обмывая их. Расплываясь в воде, сопли также привлекали рыбу.

На глазах Виша и Чера один из рыбаков, изогнувшись и ухватив ногокорнями довольно большую рыбину, попытался вытащить её из воды. Но если бы на помощь не бросились соседи, попытка не удалась бы. Они ухватили добычу со всех сторон, поддели под жабры – и выволокли на берег.

– С удачным уловом! – прокричал Чер с берега.

– Спасибо! – ответили радостные рыбаки. – Приходите на пир!

– Обязательно придём! – отозвался Чер, подкручивая усы. Он наклонился к Вишу. – Я знаю этих рыб! Вкуснее всего у них дроблёный скелет. Но его надо всасывать ногокорнями, когда полежит пару месяцев в земле. Постараемся не пропустить празднество!

Другому рыбарю повезло меньше. Он, как и все, сидел на камне, опустив ногокорни в воду. Но неожиданно вскрикнул и бултыхнулся в море. Все обернулись к нему.

– Ушла! – с досадой произнёс рыбак, вылезая из воды. – Да куда там удержать! Она огромнейшая! Корешок отщипнула… – морщась, он показал ступню. Из подошвы сочилась сокровь.

– Гляди, гляди, Дурм идёт! – загалдели подростки.

Виш повернул голову.

– Это деревенский дурачок, – пояснил Чер. – Я его знаю.

Дурм притащил невиданную снасть: к сухому и длинному ящеричному хвосту он привязал несколько связанных друг с другом ящеричных же жил, наподобие длинной верёвки, на конец которой прикрепил острый крючок из рыбьей кости.

Рыбаки встретили дурачка приветственными криками:

– Что, Дурм, рыбку ловить пришёл?

– Ппишёл! – улыбаясь, радостно отозвался дурачок.

– Давай, давай, лови, только не уколи никого своей косточкой.

Виш заинтересовался снастью.

– Брось! – махнул ветверукой Чер. – Никто не принимает его всерьёз. Баловство одно.

Дурм нацепил на крючок маленького червячка, размахнулся и забросил в воду.

– Поплавай, поплавай! – приговаривал он.

– Во даёт! – восхитился Чер.

– Не любит он ногокорни мочить, – пояснил один рыбак, – вот и придумывает чего-то. О! О! Смотри!

Вода в месте падения крючка вскипела. Здоровенный хвост вымахнулся из воды. Дурм дёрнул – и на поверхности показалось толстое белое брюхо. Он потянул посильнее – и из воды высунулся край рыбьей морды. Но какой же здоровенной! Пожалуй, побольше, чем только что пойманная.

Рыбаки оторопели. Но потом, опомнившись, кинулись помогать Дурму.

– Вот тебе и дурачок! – протянул Чер.

На этом рыбная ловля закончилась. Рыбаки обступили Дурма и его добычу. Они говорили наперебой, выхватывая друг у друга и рассматривая новую снасть:

– Глубоко заглотила! Гляди, кишка изо рта вылезла! Молодец, Дурм! – с хлопаньем по плечу.

Дурм улыбался и приговаривал:

– Холосая лыбка! Холосая лыбка!

Вишу тоже захотелось чем-то отличиться, и он, наклонившись к Черу, предложил:

– А если бить рыбу пикой?

– А? Чего? – не понял Чер. – А-а! Сломается о камни, – помотал он головой. – И потом: всё равно придётся по воде ходить. Нет, Дурм молодец! Вот тебе и дурачок…

Когда отъехали от галдящей толпы, Чер сказал:

– Теперь все рыбаки станут ловить, как Дурм. Прощай, мокрые носы!

И, оглянувшись на продолжающих возбуждённо переговариваться рыбаков, спрыгнул с ящерицы:

– А можно и по старинке! – и, разбежавшись по кромке прибоя, прыгнул на мелководье, на лету раскрывая ногокорни и накрывая ими небольшую стайку мелкой рыбёшки с криком: – Эх, проглочу!

Виш с любопытством наблюдал за ним.

– Угу! – Чер сунул ветверуку в сплетение ногокорней, непроизвольно поморщился от щекотки, вынул пару запутавшихся мальков, слегка сполоснул их и с удовольствием зажевал. Ту же операцию проделал и со второй ногой.

– Попробуй и ты, – предложил он Вишу. Тот скривился:

– Не люблю есть сырком.

– Да они совсем малюсенькие! Молочно-восковой спелости.

– Все равно: не хочу!

На обратном пути Виш с Чером стали свидетелями лёгкой перебранки между местными жителями: два крестьянина вели спор о достоинствах гумуса и различных видов почв.

– Я собственноручно взрыхлял участок и вносил удобрения! Знаешь, сколько перегноя да ящеричного навоза высыпал?

– Ногокорнями, должно быть, взрыхлял, а не сохой… – ехидно заметил второй. – Собственноножно… А пока взрыхлял, норовил урвать капельку из подкормки. Вот полю ничего и не досталось… Нет, удобрять лучше всего морской слизью, перемешав со сланцевым отсевом. Вот тогда, после парочки дождиков, такая сладость по всему телу разливается, когда постоишь пару деньков…

– Есть же у них время стоять, – завистливо протянул Виш.

– Угу, – согласился Чер.

Вернувшись с обхода, Чер и Виш поставили ящериц в ящерюшню и направились в расположение части.

И узнали ужасную новость: Ниц заболел спорыньей.

– Пока не опасно, – вполголоса сообщил Люц. – Но скоро может прорвать… Вурч приказал его изолировать. У нас же нет настоящего врача. Ница некому лечить.

– Ни один врач не вылечит от чёрной смерти, – глухо произнёс Чер и покачал головой. – От неё нет лекарств.

Вурч приказал всем построиться. Был он мрачен и молчалив. А в руках держал камнемёт – громоздкое, тяжёлое оружие, пригодное лишь для стрельбы с упора.

При одном взгляде на Вурча Виш почувствовал, как у него холодеют ногокорни.

Привели Ница. Выглядел тот ужасно. Сам идти не мог, но не от болезни, а от предчувствия предстоящего. Его вели под мышки два воина, на вытянутых насколько возможно ветверуках. Те, мимо которых Ниц проходил, тоже старались держаться от него подальше. Хотя пока заразы можно было не опасаться.

Щёку Ницу разнесла спорынья. Виш с ужасом и сожалением смотрел на Ница. Скоро он станет опасным: вот-вот раздутую щёку прорвёт, и тогда ужасная чёрная пыль высыплется наружу. Её подхватит ветром… и понесутся над землёй смертоносные споры, заражая всё живое.

Виш ни разу не видел ничего подобного, но очень-очень давно дед рассказывал ему о былых временах, и рассказ запомнился. Виш живо представлял себе всё, как будто рассказанное дедом происходило с ним самим.

Вурч поднял камнемёт.

– Я… я буду всё время перевязывать, мокрой тряпочкой, – бормотал Ниц, пятясь и не сводя глаз с Вурча.

– Я не могу оставить тебя в живых… – прошептал Вурч и нажал на спуск. По щёкам у него катились слёзы.

Ниц упал. Камень пробил ему грудь и застрял в ней, торча наружу, будто осколок разорвавшегося сердца.

– Заройте его поглубже, – приказал Вурч, отводя глаза. – Зараза не должна распространиться!

Солдаты угрюмо выполнили приказ.

– Вурч прав, – Чер со вздохом нарушил молчание. – Мы все могли заразиться!

– Можно было вылечить, – возразил Клев. – Если бы у нас был доктор.

– От чёрной смерти не бывает лекарств, – покачал головой Гач.

– Ниц сам виноват: оцарапался и не промыл рану. Спора и залетела, – произнёс Люц.

– Почему же он её не заметил? – удивился Виш.

– Она очень маленькая. Простым глазом не видно.

Виш повернулся и пошёл от места казни.

– Ты куда? – спросил его Люц.

– Мне… жаль Ница, – пробормотал Виш.

– Оставь его, – сказал Чер Люцу. – Пусть побудет один.

Смерть Ница потрясла всех, и сильно повлияла на поведение воинов. Они стали часто приглядываться друг к другу: нет ли признаков спорыньи? Опасались морового поветрия. Усилилась влажная уборка помещений, прекратились мелкие стычки. Во избежание случайных ранений Вурч полностью запретил имитирующие схватки, когда один воин изображал гусеницу, а второй атаковал его. Запрет горячо поддержал начвоор: воины, сражаясь, часто входили в раж, переставали сдерживать силу удара, и мечи ломались. Приходилось их клеить или делать новые, а это становилось лишней заботой для начальника вооружений.

Гусеницы стали появляться чаще, почти каждый день, и Вурч заговорил о ночных дежурствах. Это была не его инициатива: прибыл курьер из штаба пограничных войск с циркуляром, в котором предписывалось организовать ночные бдения.

Вурч объявил о циркуляре перед строем.

– Зачем, командир? – удивлённо поднял кустики бровей Чер. – Гусеницы никогда не приплывают ночью!

– А откуда появляются разорённые деревни?

– Побережье не охвачено заставами полностью. Гусеницы прорываются в обход гарнизонов. Выползают на берег в пустынных местах и ползут…

Вурч покачал головой:

– Вспомните, сколько раз по утрам дозорные докладывали о скоплениях пустых плотов на побережье? Куда с них подевались гусеницы?

– Но селения-то остались нетронутыми! – возразил кто-то. – А это для нас главное.

– А если гусеницы сразу ползут в скалы? – спросил Вурч. – Чтобы там окуклиться? Кто знает, какое чудовище появится из кокона?

Солдаты поёжились. Неведомая опасность пугала сильнее известной.

– Словом, проверим и мои догадки, и выполним предписания начальства, – резюмировал Вурч. – Ночным дежурствам – быть!

Костров по ночам решили не разжигать. Пользы от них ожидалось мало: осветить место будущей схватки не осветят, тем более что таковая может вспыхнуть далеко от костров. И слишком много топлива сгорело бы попусту.

Задачу ночным дозорам поставили иную: не уничтожать гусениц, а предупреждать жителей близлежащих деревень, чтобы те успевали убраться с пути следования врага. И, соответственно, оповестить своих, поднять гарнизон по тревоге.

Едва ли не в первый же дозор попали Виш и Чер.

– Уж так нам везёт, – ворчал Чер.

По ночам его мучило плохое настроение: он не шутил, как обычно, а бубнил что-то, проклиная бесполезность ночных дозоров.

А Виш шёл и думал: как защитить побережье? Гусеницы не могут карабкаться на крутые склоны скал – может, набросать в полосе прибоя скальных обломков? Но как передвинуть громадные валуны? Вкопать в песок пляжа частокол пик? Где взять столько пик? И… пики будут мешать сбору морской мелочи и ловле рыбы. Выкопать ямы вдоль береговой линии? Но они сразу заполнятся водой. И разве море – не самая большая яма? А гусеницы по ней плывут.

Виш чувствовал, что ночью плохо думается. Хотелось спать.

«Может, гусеницы точно так же хотят спать? – с надеждой подумал Виш. – Тогда их можно ночью не бояться».

Было темно и тихо. Едва слышно дышало море.

– Вурч перестраховывается, – Чер сплюнул. – Ночью ветер дует от берега.

– Ну и что? – спросил Виш, плохо понимая, куда клонит Чер.

– И листы с гусеницами относит в море, – пояснил Чер.

– Но волны и ночью бьются о берег, – возразил Виш. – Плотики может пригнать волнами.

Чер задумался. Мысль показалась новой.

– А гусеницы видят в темноте? – Виш нарушил молчание.

– Кто их знает! – Чер опять сплюнул. – Мне ни разу не приходилось драться с ними ночью. Думаю, малоприятное занятие.

В свете двух лун кромка прибоя виднелась достаточно отчётливо. Белая пена возле камней, тёмные потеки спешащей вернуться в море воды. И ни одной гусеницы.

«Пожалуй, Чер прав, – подумал Виш, – ночью гусеницы не могут плыть. Наверное, спят».

Он озвучил свою догадку.

Чер пожал плечами. Потом посчитал, что этого недостаточно – в темноте движение плохо видно, – и сказал:

– Наверное. Спят же они когда-нибудь? Я, во всяком случае, не отказался бы сейчас поспать.

Виш залюбовался ночной дорожкой на воде, протянувшейся от находящейся в оппозиции малой луны. Большая висела в небе позади них, над сушей, и дорожки протянуть не могла.

Вдруг дорожку пересекла тёмная тень.

– Лист! – Виш схватил Чера за плечо. – Гусеница!

– Где? – повернулся к нему Чер.

– Вон! – Виш вытянул пику. Полированный кварц тускло блеснул в двойном лунном свете.

– Давай подойдём поближе, – предложил Чер.

– Может, сбегать за подкреплением?

– Ты что, боишься? Лист, похоже, один, – Чер пристально следил за лунной дорожкой: не пересечёт ли её вторая тень? – Должно быть, остатки дневного вторжения. Сейчас мы её прикончим!

Лист ткнулся в песок в то самое мгновение, когда к нему подбежали Виш и Чер.

– Гусеница! – прошептал Виш, глядя на вцепившуюся мёртвой хваткой в кромку листа небольшую гусеницу. Когти её глубоко погрузились в зелёную ткань плотика.

– Дохлая, – разочарованно протянул Чер. – Давай-ка вытащим лист из воды.

– Нет, не дохлая, – возразил Виш. – Спит.

– Спит? – разъярился Чер. – Она дрыхнет, а мы тут ходим! А ну, тварь!..

Он с размаха ткнул гусеницу пикой. Раз, другой, третий. Гусеница чвакнула и отпустила лист.

Взвалив убитую гусеницу на плечи, Виш и Чер притащили её в расположение части.

– Вот видите, – сказал Вурч, когда они сбросили гусеницу к его ногам. – Они всё же появляются по ночам!

– Зато сонные, – пояснил Чер.

– Сонные? – Вурч задумался. Как использовать слабость гусениц? Всё же польза от ночных дежурств есть!

Наутро, не захотев отдыхать после ночной смены, Виш решил побродить по каменной гряде – там, где отыскали коконы. Не в надежде найти ещё один – при мысли о найденных он непроизвольно поёживался. Виш никак не мог понять: как гусеница, находясь внутри, обматывает себя паутиной? «Может, они обматывают друг друга? – предположил он. – А кто тогда обматывает последнюю?»

Понятнее было бы, если бы у гусеницы имелось подобие ветверуки, а в паутине-коконе – отверстие… Но ничего подобного не наблюдалось.

«Интересно, для чего они это делают? – подумал Виш. – Может, они так умирают? Чувствуют смерть, вот и плывут к нам? У них табу: не умирать дома. Ерунда какая!»

Виш рассердился сам на себя, перестал думать и сосредоточился на чернеющих щелях пещер.

«Вот из этой Клев и Ланд вытащили гусеницу… А здесь нашли коконы…»

Виш решил подняться вверх по гряде. Отсюда снова становилось видно море, но место находилось слишком далеко от воды, и устраивать здесь наблюдательный пост не стали: бессмысленно. Пока добежишь до моря, гусеницы успеют выбраться на берег. А на суше справиться с ними намного труднее.

Проходя мимо ничем не примечательной узкой щели, Виш остановился: из тёмного отверстия еле ощутимо веял ветерок. И этот ветерок был тёплый.

«Может, трещина рассекает всю гряду, а на противоположной стороне камни нагреваются под солнцем?» – предположил Виш.

Он сунул голову внутрь. В щели было темно. Темно и тихо. Никаких сквозных отверстий и отблесков солнца.

Едва глаза немного привыкли к темноте, Виш протиснулся в щель. Почти сразу от входа трещина расширялась небольшой пещерой.

Виш сделал шаг вперёд. Что-то чёрное, и, похоже, лохматое, лежало поодаль от входа.

Выставив перед собой пику, Виш осторожно прикоснулся к лежащему у стены предмету. Сердце билось отчаянно.

Предмет неожиданно легко стронулся с места, а продолжающий дуть из глубины пещеры ветерок подкатил его к ногам Виша. Это оказался сухой труп гусеницы.

Гусеница оказалась мумифицированной, высохшей. Много лет назад она заползла сюда, раненая, но не сумела окуклиться, сдохла и высохла.

Но не её запах приманил Виша в пещеру: мёртвая и сухая гусеница ничем не пахла. Запах поступал откуда-то снизу, из разверзающейся за трупом гусеницы расселины.

Виш осторожно подошёл к краю и заглянул вниз.

В кромешной темноте ничего не удавалось рассмотреть. И звуков оттуда не доносилось. А вот запах чувствовался. Странный, непонятный и… тревожащий. Причём тревожащий по-особому: он не был запахом опасности, но не был также и приятным запахом, подобно запаху селитры. Он был… странным – более точного определения Виш отыскать не смог.

Виш решил спуститься вниз, благо ширина расселины позволяла.

Медленно переступая по неровностям склона, цепляясь за трещины и выступы каменных стен, Виш принялся осторожно пробираться по наклонному ходу навстречу непонятному запаху. По пути он ненадолго останавливался и прислушивался: не шевельнётся ли что навстречу? Но пока всё было спокойно.

Под стопой захрустело. Не так, как хрустят высохшие ящеричные кости или сухой песок. Хруст тоже слышался непонятный. И каждый шаг, показалось Вишу, вызывал новые волны запахов. Запах струился из-под самых стоп!

Виш наклонился и пошарил ладонями по земле. Пальцы наткнулись на несколько камешков и толстый слой жирной пыли.

Один из камней на ощупь показался Вишу чуть крупнее других. Его-то Виш и взял с собой, предварительно понюхав и убедившись, что тот пахнет тем же странным запахом.

На поверхности Виш внимательно рассмотрел камень. Абсолютно чёрный, он, тем не менее, местами поблёскивал неровными сколами граней.

Принеся камень в казарму, Виш первым делом показал его Гачу: старый солдат знал многое. Может, ему встречались и подобные камни?

– Это горючий камень! – сказал Гач, едва взяв его в руки.

– Горючий? – удивился Виш.

– Да. Мне доводилось встречать такие, но… Болтают о них всякое, даже и не знаю, чему верить, и верить ли.

– Расскажи! – попросил Виш.

– Камень этот – самый странный из всех. Если кремень всегда твёрдый, а песчаник – мягкий, то горючий камень может быть как твёрдым, так и мягким. Ты нашёл твёрдый камень. Но высечь огонь с его помощью нельзя: при ударе он крошится, как песчаник.

– А что в нём необычного? – удивился Виш.

– Говорят, такие камни образуются на местах бывших больших кладбищ. Что после смерти люрасы превращаются в эти камни. Среди скопления таких камней иногда находят колоды Неподвижных Собратьев, почти нетронутые, но окаменевшие…

Рассказ Гача прервался приходом Вурча. Виш быстренько доложил начальнику о находке.

– Горючий камень? – Вурч нахмурился. – Никогда не видел.

Он взял чёрный кусок, повертел в ладонях и опустил на пол.

– Я видел подобное после пожара на хранилище горючей жижи, – тихо сказал он. – Тогда сгорело много наших. Их останки сильно напоминали это. Но они показались мне намного легче…

– Я тоже видел пожары, – подтвердил Чер. – Останки люрасов плавают в воде. А чёрный камень тонет. Это не то, что ты думаешь.

– Может быть… – прошептал Вурч. – Но мне кажется…

Он повернулся и ушёл.

После ухода Вурча интерес к горючему камню сильно упал. Никто не хотел прикасаться к нему. Его обходили стороной. Даже Виш украдкой вытер ладонь о скамью, как будто на ней остались следы.

Видя, что камень никому не нужен, Кук подобрал его и долго рассматривал, поворачивая то так, то этак.

Виш безучастно смотрел, но ничего не замечал. Камень как камень. И чего Вурч так отреагировал?

– Надо его сжечь! – сказал Кук.

– Только не здесь! – вмешался Люц.

– Почему? – Кук повернулся к нему, сверкнув глазами.

– А если это останки люраса? – покачал головой Люц.

– Ну и что? – горящие глаза Кука полыхали сильнее пламени. – Если это часть люраса, наш долг – сжечь его! Только очистительный огонь… – он замолчал и уставился на камень.

– Слышали мы уже! – перебил его Яч. Он ходил с повязкой на шее и держал голову немного криво. – Так выходит по вашей вере. А кто знает, какая вера была у него… – он постучал по камню. – Если это действительно был люрас.

– Там много горючих камней, – произнёс Виш. Но никто не обратил на его слова внимания: все включились в перепалку о различных верованиях. Хотя до драки дело никогда не доходило, вопрос всегда оказывался животрепещущим.

Кук поднялся, не выпуская камня из ладоней.

– Куда ты? – спросил Виш.

– На кухню. Я сожгу его! Если это останки люраса…

– Не надо на кухню, – попросил Виш. – Могут не понять.

Кук посмотрел на Виша.

– Да, ты прав. Придётся развести костёр, – и вышел.

– Тебе дай волю – всю землю спалишь! – с досадой произнёс Чер ему вслед.

Виш поднялся.

– Ты куда? – спросил Чер.

Виш похлопал себя по животу. Чер усмехнулся.

Выйдя наружу, Виш быстро догнал Кука.

– Можно с тобой? – попросил он.

Кук обрадовался:

– Пойдём!

Они завернули за казарму. Затем Кук повёл Виша ещё дальше.

– Я покажу тебе… Ты, конечно, не нашей веры…

– Я уважаю любую веру, – сказал Виш.

– Я знаю, я заметил. И поэтому я уважаю тебя.

– А ты уверен, что это останки люраса? – спросил Виш.

– Нет. Но, может быть, кого-то из прапращуров. Я много раз собирал и развеивал пепел и золу, остающуюся на месте наших погребальных костров. Они не похожи на этот камень. Вурч ошибается. Просто… Когда-то в столице сгорело большое хранилище горючей жижи. Там погибло много его друзей… Какая прекрасная смерть!

Виш промолчал.

Они пришли к небольшому очагу, сложенному Куком в укромном месте.

– Я… любуюсь здесь на пламя. Иногда. Когда не в наряде на кухне или у очага.

Кук быстро развёл костёр, положил в него камень.

Полежав немного, камень раскалился и вспыхнул.

– Ух, ты! – вырвалось у Виша.

Язычки пламени заструились от камня, словно от кучки сухой морской мелочи, или от застывшего куска горючей жижи – как бывает, когда она долго стоит открытой на воздухе.

Пошёл сильный жар. Виш заслонился ладонью.

– Ты понимаешь? – глаза Кука горели ярче горючего камня. – Это священный камень! Где ты нашёл его?

Виш не успел ответить: со стороны казармы послышался протяжный голос дежурного:

– Воду привезли!

Кук дёрнулся.

– Ты сиди, – торопливо сказал Виш. – А я пойду, помогу.

– Спасибо, – прошептал Кук, не отводя глаз от яркого пламени.

Виш поспешил к казарме.

Воины быстренько высыпали наружу – разгружать подводы с бурдюками. Пресная вода заканчивалась, а она нужна всегда.

Конечно, в случае острой необходимости можно пробавляться и морской, но долго пить её нельзя: воины заболевали, хирели и слабли. Соли высаживались на кожуре, она шелушилась и трескалась.

– Местные, говорят, могут высасывать воду из моря через ногокорни, – заметил Чер. – И им нипочём!

– Ты смотри! – поразился Виш. – Как это у них получается?

– Не знаю, – Чер пожал плечами. – Привыкли, наверное. Спроси сам. Они толком объяснить ничего не могут. Умеют – и всё.

– Иначе здесь не выжить, – пропыхтел Люц, принимая с подводы два бурдюка с водой и перетаскивая на кухню и в каптёрку.

– Морская вода более солёная, – пояснил Вурч. – А соли вытягивают воду из организма. Поброди немного по мелководью – ногокорни сморщатся и утончатся. И вместо того, чтобы напиться, получишь обезвоживание.

– Да, лучше пить пресную, – согласился Виш.

– А с селитрой – ещё лучше! – улыбнулся Люц.

– Лучше всего – с аммиаком! – подмигнул Чер.

Все расхохотались.

Вскоре ночные дежурства отменили. Патрульные – не только Виш с Чером встречали спящих гусениц – выяснили, что гусеницы так же не любят передвигаться по ночам, как и люрасы. Поэтому вполне достаточно обходить побережье рано-рано утром: если за ночь к берегу и прибило плотики с гусеницами, двигаться последние начинают лишь при первых лучах солнца. До этого момента они находились в полном оцепенении и совсем не реагировали на люрасов.

Сразу появилось множество желающих совершать обходы по утрам.

– Конечно! – говорил Чер. – Сонную гусеницу легко убить. А зато потом отсыпайся весь день.

Вурчу пришлось вмешаться и установить новый график дежурств.

Виш с одинаковым удовольствием ходил на гусениц как днём, так и утром. Удовольствие, само собой, ниже среднего, но, как бы то ни было, а врага следовало уничтожать. Сонный тот или выспавшийся – значения не имело. Да, утром с гусеницами легче справляться. Но и днём, если наблюдатели не прошляпили, гусениц можно легко утопить в море, не дав выбраться на сушу. Разумеется, немного помогая мечом и пикой. Пусть это и опаснее, зато интереснее.

Шли дни. Наряды сменялись обходами, мелкими работами по гарнизону, долгими рассказами и редкими беззлобными стычками между соседями.

Однажды Гач рассказал страшную историю о колдуне-вивисекторе. Его звали не то Мич, не то Меч, не то Моч. Он задался целью изменить внешний облик люрасов, для чего отрезал им ногокорни, ветверуки, менял те местами, расщеплял вдоль, увеличивал количество… Словом, издевался, как мог.

Виш слушал, затаив дыхание.

– Попадись мне такой изверг, я бы его! – Реп сжал кулаки.

– Да, извергов на свете хватает, – лениво кивнул Чер, – но что сделаешь против колдовства? Ты ещё и подойти к нему не успеешь, а он тебя уже заколдовал.

– А если стрелой? – спросил Виш.

– И не пытайся, – ухмыльнулся Чер. – Лучше поучись стрелять!

Виш прикусил губу: Чер не щадил и напарника. Хотя, признаться, он был прав: учиться стрелять Виш пока что не мог. И Виш дал себе слово всё свободное дневное время проводить на стрельбище.

С прибытием в гарнизон табуна верховых ящериц служба несколько изменились. Этого требовала и новая тактика наступлений гусениц. Теперь они почему-то не подплывали к берегу единой массой, а чаще встречались по две-три. И не в одном месте, а на значительном протяжении вдоль побережья.

Это были беспокоящие вылазки, но беспокоящие сильно. Одна гусеница вполне способна учинить разгром в любой деревне: панически боящиеся гусениц крестьяне не могли ни сопротивляться, ни бежать. Их словно гипнотизировал немигающий взгляд чёрных глаз. А, может, так оно и было?

Теперь каждый день, с утра до вечера, в дополнение к дозорным на вышке, побережье патрулировали верховые разъезды, состоящие обычно из двух бойцов и двух ящериц. Порой бойцов назначалось трое-четверо. В этом случае они садились по двое на ящерицу. Но и ящериц тогда выбирали покрупнее.

Справиться с двумя-тремя гусеницами для патрулей не составляло особого труда: ящерицы, если их не сдерживать, с ходу заглатывали первую, так что седокам и спешиваться не приходилось. Хуже, когда гусениц атаковало больше двух, а ящерицы успевали пообедать. Но и при таком раскладе, пока ящерица отвлекала гусеницу, всадник успевал спешиться и нанести противнику удар сзади. А самые удалые, вроде Чера, приноровились бить пикой, не вставая с седла. Они лишь чуть-чуть приподнимались в стременах, чтобы усилить удар.

Долгое время гусеницы не появлялись ни днём, ни ночью. Воины скучали, ящерицы голодали и грызли друг у друга хвосты. Спасибо, помог деревенский староста: прислал свежей рыбы.

Но однажды часовой – им снова оказался Тус – вновь поднял тревогу среди бела дня.

– Опять в моё дежурство! – ругался он, указывая на вереницу подплывающих плотиков. – Герб командир!

На этот раз Вурч остался неумолим:

– Ты хорошо сражался в прошлой битве! Неясно, правда, откуда взялись гусеницы, разорившие деревню… Чтобы такого не повторилось, сиди на вышке и смотри в оба!

Тус молча покорился.

Снова бой! Радостное возбуждение охватило Виша.

Перед сражением все основательно напились воды. Это увеличивало мощь и силу гидростатического скелета и позволяло выдерживать большую нагрузку. Но, конечно, если бы кого-нибудь гусеница придавила на камнях, тому пришлось бы очень туго. Раньше бывали случаи, когда кое-кто не выдерживал большой нагрузки и ломался. Во всяком случае, упавший на камни без травм не обходился.

Но сегодня сражение пошло не как обычно. То ли часовой поздно поднял тревогу, то ли плотики плыли слишком быстро, но больше половины гусениц успело выбраться на берег, и их пришлось атаковать на суше. Хорошо, что в гарнизоне появились ящерицы. Недаром их специально готовили для сухопутной битвы!

Ящерицы рвались в бой. Воинам повезло, что утром животных не успели покормить.

Свирепые пресмыкающиеся рвали гусениц на части и тут же пожирали. Это несколько снижало общую боевую мощь отряда, однако удержать голодных ящериц никому не удавалось. Наезднику требовалось немалое искусство, чтобы не дать ящерице сожрать гусеницу полностью, а направить в атаку на следующую.

Битва разгорелась нешуточная. Бить гусениц на земле, где они максимально подвижны, совсем не то, что топить в море.

Преимущество люрасов было в количестве, а также в применении ящериц: обороняясь от рассвирепевших животных, гусеницы принимали оборонительную стойку: поднимали верхнюю часть туловища. Тут-то люрасы и подскакивали сзади, поражая чудовищ в нервные сплетения. Вишу удалось обездвижить несколько гусениц первым же ударом копья. Он даже немного возгордился. Но хвастаться время не приспело: схватка продолжалась.

И везло не всем. Кук, атакуя замершую перед ящерицей гусеницу, не заметил подплывшую сзади, и угодил в жуткую пасть. И хотя Люц подоспел на помощь и ударил гусеницу копьём, она успела укусить Кука за спину. Его еле успели спасти, оттащив в сторону. Но рана оказалась очень тяжёлая. Кук стремительно терял сокровь. Она сочилась из него и тут же впитывалась в песок.

Гигант Бао, сломав толстое базальтовое копьё, в отчаянии ухватил гусеницу за разинутые челюсти, и, напрягая все силы, пытался разорвать пасть. Или хотя бы удержать раскрытой.

Гусеница завертелась на месте. Её маленькие лапки заскребли по телу великана, острые коготки расцарапывали кожуру, но это было неопасно. Хуже то, что гусеница оказалась довольно большой и сильной. Бао слабел. Тело покрыли крупные капли тёмного пота.

Виш, преодолев оцепенение, прыгнул вперёд, и принялся наносить чудовищу в спину беспорядочные удары пикой, не заботясь о том, чтобы поразить нервные узлы, а желая хотя бы отвлечь гусеницу от Бао, выпустить ей малость лимфы.

Это ему удалось: несколько ударов – и гусеница ослабла, а Бао удалось свернуть ей вязы и стряхнуть с себя.

– Спасибо, брат, – тяжело отдуваясь, Бао склонил голову перед Вишем.

– В следующий раз не давай ей разинуть пасть! – бросил Вурч, на мгновение останавливаясь перед Бао.

– Это почему? – делая очередной вдох, спросил тот.

– Гораздо проще удержать стиснутые челюсти, чем не дать им закрыться, – пояснил Вурч.

– Ты об этом никогда не говорил, – покачал головой Бао.

– Я не думал, что найдётся такой богатырь, как ты! – сказал Вурч. – Мало кто может схватиться с гусеницей врукопашную!

Бао слабо улыбнулся:

– Теперь я буду знать. И мы будем ловить их живыми! – И он яростно взмахнул рукой.

– Может, это и пригодится, – задумчиво произнёс Вурч, озирая панораму закончившейся битвы.

На главную: Предисловие

Сергей Трищенко Каменный век деревянных людей

Сергей Трищенко
Каменный век деревянных людей