Глава I. Кузнец
Айгур сидел на берегу Йяки на сером шероховатом валуне, облепленном, у самого уреза воды, бурым водяным мхом. Тонкие пряди мха лениво змеились в прозрачной воде, крохотные мальки прятались в их извивах от крупной рыбы.
Захотелось пить. Айгур встал на четвереньки и склонился к воде. В водяной глади, как в зеркале, отразилось его красивое лицо: высокий лоб с падающим на него русым чубом, прямой нос, волевой подбородок, внимательные, немного грустные, глаза. Если бы не огромный горб на спине, человека можно было принять за Бога.
Он сделал глоток, вода была холодной и сладковатой, ничуть не хуже колодезной. Концентрические круги на воде исказили черты лица, сделали Айгура похожим на обычных людей — брови подскочили вверх и изогнулись, нос тоже искривился, подбородок натыкался на нос.
Если бы он был таким, каким сейчас отражала его вода Йяки, жизнь, несомненно, сложилась бы иначе. Скорей всего, у него была бы уже семья — Айгуру исполнилось двадцать пять лет, а в таком возрасте все в деревне обзаводились женами и детьми. Мама сейчас была бы жива, и отец жил бы с ними. Его дом не стоял бы на краю деревни рядом с кузницей, как теперь. Он, Айгур, был бы полноправным членом деревенской общины, выступал бы на общих сходках. Возможно, к его словам прислушивались бы односельчане. Да, неплохо сложилась бы его жизнь, имей он хоть одно из уродств, нарисованных всколыхнувшейся водой.
Но вода успокоилась, и Айгур вновь увидел свое красивое лицо — лицо Бога…
Он часто вспомнил эти мамины слова, вспомнил их и сейчас: «Это всё Боги! Они наградили меня за мою любовь к ним. За мою преданность и за веру. Они дали тебе частичку своей красоты. Эта красота всем нам принесёт счастье». Видя счастливое лицо мамы, мальчик радовался вместе с ней и верил её словам…
Мама, мама, как ты ошибалась. Вместо счастья, о котором ты мечтала, красота моего лица принесла горе и унесла твою жизнь.
Айгур ударил кулаком в свое отражение, разбив его на мелкие кривые куски, которые притягивались друг к другу, сливались, образуя нечто уродливое и бесформенное.
— Лучше бы я был таким, — вслух сказал он.
Вдруг Айгур услышал звук шагов по прибрежной гальке, у себя за спиной, и обернулся. В нескольких шагах от камня, на котором он сидел, стояла девушка. В руках она держала большую корзину с мокрым бельём. Корзина была тяжёлой, а девушка милой. У неё были большие, широко открытые глаза с длинными ресницами, маленький вздёрнутый носик и румяные щёчки с ямочками. Подбородка у незнакомки практически не было, что придавало лицу удивлённо-обиженное выражение. Вздёрнутость носика ещё более усиливала впечатление. Одета девушка была как все деревенские незамужние женщины — в длинное и широкое холщовое платье без пояса. На голове — платок, завязанный узлом на затылке.
Девушка глядела на Айгура. Глядела смело, не отводя глаз, как это делали все, кто встречался с ним, с отверженным. И это было очень странно.
— Я занял твоё место? — спросил парень.
— Я всегда полощу здесь бельё, — ответила девушка извиняющимся тоном. — Очень удобный камень.
— Я тоже часто бываю здесь. Иногда тоже полощу бельё, иногда просто так — сижу, думаю. Но почему-то раньше мы не встречались. Странно…
— Ничего странного. Мы с дедом недавно сюда переехали, месяц назад. Мы все жили там, — девушка смешно и неуклюже махнула свободной рукой в сторону, куда текла Йяка, другой рукой она прижимала к боку тяжёлую корзину, — в другой деревне.
— Кто все? — спросил Айгур.
— Все: мама, папа, дедушка, бабуля. Дед родом из этой деревни. Когда мама, папа и бабушка умерли, мы с дедом вернулись на его родину.
— Умерли?.. Прости, а почему они умерли? Заболели?
— Нет, не болели. Ты же знаешь, Боги хранят нас от болезней. Они погибли, когда загорелся наш дом. В него ударила молния, и он вспыхнул, как сухое сено. А мы с дедом спаслись.
— Как же вам это удалось? — удивился Айгур.
— Гай выл на дворе, я выбежала его успокоить, а дед следом, чтобы увести меня в дом — гроза была сильная… Тогда все это и произошло. Молния ударила, и дом вспыхнул. Дед пытался спасти кого-нибудь, но он даже не смог подойти к дому, такой был жар.
— Гай — это пёс, — догадался Айгур. — Выходит, это он спас тебя и твоего деда.
— Выходит… — согласилась девушка и замолчала.
— Тебе, наверное, нужно выполнить свою работу, — сказал Айгур, спрыгивая с камня, — а я отвлекаю тебя своими дурацкими вопросами.
— Да, уже поздно, — согласилась девушка. — Второе солнце скоро начнёт садиться.
Она поставила корзину на камень и достала скрученную простыню.
— А я знаю, как тебя зовут, — вдруг сказала она. — Тебя зовут Айгур. Ты кузнец. А живёшь там, — девушка указала на западный край деревни, — около кузницы.
— Меня все знают, — невесело усмехнулся горбун.
Взгляд незнакомки сделался грустным и нежным. На Айгура так никто и никогда не смотрел, никто, кроме мамы. На него обычно старались не смотреть вообще, а если и смотрели, то во взглядах людей Айгур замечал страх, или брезгливость, или неприязнь.
— А меня зовут Лиэна, — представилась девушка, не дожидаясь, когда её именем поинтересуется кузнец.
— Лиэна, — повторил молодой человек нараспев. — Красивое имя. Ну, вот и познакомились… — помолчав, и отчего-то смутившись, засобирался: — Пойду, наверное… — и вдруг спохватился: — А может, я тебе помогу? Вдвоём-то, оно, в два раза быстрее будет.
— Да, нет, ты лучше иди, — ответила Лиэна. — Я сама. Мне дед не велит, чтобы за меня кто-то мою работу делал. Он говорит: женскую работу должна делать женщина. Если женщина не будет делать, то, что ей положено, она станет ленивой и её никто замуж не возьмёт.
— Строгий у тебя дед, — улыбнулся Айгур.
Лиэна внимательно посмотрела на горбуна и тоже улыбнулась.
— Иди, — сказала она. — Правда, уже поздно.
— До свиданья, Лиэна…
— До свиданья, Айгур. В следующий раз увидимся — поболтаем.
Айгур согласно кивнул и, повернувшись, двинулся к своей хижине.
Первое солнце уже давно растворилось в западной части небосвода, окрасив его в бледно-пурпурный цвет. Горы, казавшиеся издали неровной тёмно-синей полоской, стали почти чёрными. Второе солнце, заканчивая своё дневное путешествие с востока долины до её западного края, уже приобрело форму растянутого по горизонтали овала, стало рыхлым и зыбким, и, вот-вот должно было превратиться в световое облако.
По мере угасания второго естественного светила, более ярким становилось третье, созданное богами, солнце, иди Чудо Богов, как называли его жители долины. Днём оно было почти незаметно — маленькая красная точка, ночью Чудо Богов становилось ярче, набирая силу. Из красной точки превращалось в яркую звезду — единственную на чёрном небе, — освещая долину белым неживым светом.
Сейчас Чудо Богов светило в левое плечо кузнеца, отбрасывая на север длинную уродливую тень.
Айгур удалился от камня всего на каких-нибудь двадцать шагов, как вдруг услышал за спиной вскрик, а за ним — громкий всплеск. Он оглянулся: девушки на камне не было, там одиноко стояла корзина с бельём. Ниже по течению из воды на мгновение показалась голова, повязанная платком, и тут же исчезла.
Кузнец бросился к берегу, на ходу скидывая суконную куртку и тяжёлые сапоги из буйволовой кожи. Подбежав, он, не раздумывая, нырнул туда, где, по его мнению, должна была находиться утопающая — немного ниже того места, где он видел её голову. Под водой было темно, но Айгур сразу увидел силуэт девушки; её волокло течением по дну, по скользким, покрытым чёрными пятнами подводного мха, камням. Айгур настиг Лиэну, обхватил за талию и двумя мощными гребками всплыл на поверхность.
Когда он выбрался на берег и положил девушку на траву, та была без сознания. Айгур разорвал платье на ее груди и приложил ухо к сердцу: оно слабо билось. Айгур принялся делать искусственное дыхание. Его старания увенчались успехом — Лиэна закашлялась, изо рта хлынула речная вода.
— Кто ты? Где я? — спрашивала Лиэна, давясь кашлем.
Она испуганно глядела на своего спасителя и комкала на груди разорванное платье.
— Я Айгур, — напомнил он ей свое имя. — Ты упала в воду, и чуть не утонула.
— Это ты вытащил меня?
— Нет, водяной, — пошутил кузнец.
— Водяной? — Она глядела на него недоверчиво, потом догадалась, что парень шутит, сказала тихо:
— Спасибо… — и схватилась рукой за голову, сморщившись от боли.
— Что, болит? — обеспокоился Айгур.
— Немножко, — ответила Лиэна. — Я увидела Большую Рыбу, испугалась и резко отпрянула от воды. А так, как стояла на самом краю, то поскользнулась и упала — там мох скользкий. Упала и головой ударилась о камень…
— Ты испугалась Большую Рыбу? — удивился Айгур. — Большая Рыба не нападает на людей. Она водорослями питается, мхом прибрежным. Большая Рыба даже мальков и головастиков не ест.
— Я знаю. Ты что, думаешь, я дурочка? — Лиэна сотворила на личике гримаску, будто обиделась. — Эта зверюга незаметно подплыла. Как высунет свою страшную морду! Неожиданно… Тут любая бы испугалась.
— Ты так закричала… Наверное, Рыба сама испугалась не меньше, чем ты. Больше она к этому камню никогда не подплывет. И подругам своим накажет.
— Шутишь опять? — спросила Лиэна.
— Какие тут шутки, — серьёзно ответил Айгур. — Давай-ка, я посмотрю, что у тебя с головой.
Узел был завязан туго; парень, помогая зубами, с трудом его развязал. Густые русые волосы Лиэны, заплетенные в тугую косу, уложенную на затылке змеёй, смягчили удар. Крови не было, только большая шишка.
— Ты посиди, — сказал Айгур, — отдохни. Я отполощу бельё, а потом провожу тебя до дома.
Когда он закончил с бельём, было уже совсем темно.
К дому, в котором жила Лиэна со своим дедом, Альбором, вела узкая, но хорошо утоптанная тропинка. Айгур в одной руке нёс корзину с бельем, на другую опиралась Лиэна. Неожиданно из темноты выскочило что-то большое и чёрное и преградило им дорогу. Молодой человек выступил вперёд, заслонив своим телом девушку. Появившееся существо грозно зарычало.
— Это Гай. — Лиэна вышла из-за широкой спины кузнеца. — Гай! ко мне, малыш.
Пёс подбежал к хозяйке, виляя хвостом. Это был очень большой и очень лохматый чёрный пёс. В полумраке он казался не просто большим — огромным, величиной с корову. Убедившись, что с хозяйкой всё в порядке, Гай зарычал ещё громче, сообщая, что порвёт любого, кто осмелится подойти к ней близко.
— Гай, это свой, — нежно сказала Лиэна псу. — Его зовут Айгур, и он — мой друг. Запомнил?
Друг?.. Друг! Впервые Айгура назвали другом. Мама называла его сыночком, мальчиком своим ненаглядным. Отец не называл никак. Люди, жители родной деревни, называли его горбуном, а за глаза — выродком.
Гай подошёл к парню, шумно обнюхал ноги и отошёл, встал рядом с Лиэной.
— Запомнил его запах? — спросила Лиэна и повторила: — Это Айгур. Айгур — мой друг. — присела, обхватила кудлатую голову Гая. — Дедушка послал тебя мне навстречу, да? Хорошие вы мои. Вы за меня испугались: где это я так долго? А со мной всё в порядке. Ну, пошли. Пошли скорее к дедушке. Бери корзину, неси.
Лиэна взяла из руки Айгура корзину с бельём и дала Гаю. Пес осторожно ухватил зубами витую ручку и чинно зашагал впереди. Казалось, тяжести корзины гигант даже не почувствовал.
— Мы редко отпускаем Гая со двора, — сообщила Лиэна Айгуру. — Люди его боятся. А он только с виду такой грозный. На самом деле, Гай добрый. И очень-очень умный. Он абсолютно всё понимает, все слова… Никогда ни на кого не нападёт. Соседские собаки подойдут к забору, и ну лаять, надрываться. А Гай лежит себе и смотрит на них, на глупых. А надоест смотреть, повернётся и уйдет в свою конуру.
— У него конура, наверное, как дом, — предположил Айгур.
— Да, большая, — согласилась Лиэна. — Только Гай её не любит. Всё больше во дворе: днём в тенёчке за домом, ночью у ворот.
Дом Лиэны был таким же, как большинство домов в деревне, кряжистый, с высокой остроконечной крышей. В нём горел свет, который пробивался сквозь узкие окна, затянутые плёнкой, сделанной из пузырей Большой Рыбы. Альбор стоял у калитки с факелом в руке, ждал припозднившуюся внучку. Увидев путников, он поднял факел выше и близоруко прищурился, приложив широкую ладонь ко лбу. Лиэна отпустила руку Айгура и бросилась к деду.
— Заждался, миленький дедушка? — защебетала Лиэна. — Не сердись. Со мной приключилась маленькая неприятность, но теперь уже всё позади. Я жива и невредима.
— Ты вся мокрая! — голос у Альбора был хриплый, надтреснутый. — Что случилось?
— Меня напугала Большая Рыба. Я упала в воду и утонула. А Айгур меня спас. Теперь он мой друг.
— Айгур, говоришь? — старик подошёл к горбуну и осветил его лицо факелом. — А, это ты…
Узнал.
Лицо Альбора показалось Айгуру сердитым. Старик смотрел на него с неприкрытым вызовом.
— Ну, что ж, пошли в дом, расскажете ладом, — Альбор резко повернулся и ушёл во двор, оставив калитку открытой.
Лиэна, прикоснувшись к плечу Айгура, тихо сказала:
— Ты не подумай, он добрый.
— Я и не думаю.
— Ты обиделся, — определила Лиэна.
— Да, нет. Я не обиделся. Ко мне все относятся, как к выродку. Так и называют.
— Дед не такой, как все. Он, правда, добрый. У него только внешность, как у злюки. И ещё… он очень любит меня и, наверное, ревнует ко всем… Ну, пошли.
Айгур не тронулся с места.
— Да я, наверное, пойду, — сказал он нерешительно. — Поздно уже.
— Тебя ждут дома?
— Никто меня не ждет. Я один живу. У меня даже животины никакой нет.
— Тогда, почему ты не хочешь зайти?
— Поздно уже. Тебе отдыхать нужно, переодеться, просохнуть…
— Пошли, — Лиэна взяла его за рукав и решительно потащила за собой.
Айгур не сопротивлялся.
Дом Альбора состоял из одной-единственной комнаты, но просторной и хорошо освещённой. В каждом углу к потолку были подвешены горящие лампады. Света добавлял и огонь в камине. Дрова весело потрескивали, наполняя комнату теплом и уютом. В левой половине комнаты стоял крепкий прямоугольный стол с толстыми ножками. Вдоль стен — грубые и массивные деревянные скамьи. Справа — лежанка, застеленная козьими шкурами. Дальняя часть комнаты была отгорожена холщовой занавеской — по-видимому, этот уголок принадлежал Лиэне. Туда она и ушла, задёрнув за собой холстину и оставив Айгура наедине с дедом.
Альбор молча стоял возле камина, сложив руки за спиной, и в упор смотрел на гостя из-под седых бровей. Этот взгляд нельзя было назвать приветливым, но старик не прятал его, и уже одно только это о многом говорило отверженному горбуну.
Айгур тоже, в свою очередь, изучал внешность Альбора. Старик был худ и сутул, но чувствовалось, что эта худоба и сутулость — меты старости, а в молодости, судя по крепкому костяку, Альбор был высоким, широкоплечим мужчиной, обладающим недюжинной силушкой. Выдающаяся вперед нижняя челюсть, тяжёлые надбровные дуги и крупный нос, изогнутый, как клюв хищной птицы, придавали его лицу угрюмое и, даже, злобное выражение. Взгляд из-под седых бровей был хмур, но внимателен.
Закончив осмотр, Альбор неопределённо хмыкнул. И совсем не понять — не то одобряюще, не то осуждающе. Хмыкнул и, открыв дверцу подпола, спустился вниз по приставной лестнице. Через минуту из подпола высунулась его худая жилистая рука с глиняным кувшином, который вмиг покрылся капельками влаги.
— Поставь на стол, — буркнул Альбор и вновь исчез в подполе.
Айгур поднял кувшин с пола, уловив приятный аромат домашнего абрикосового вина, и поставил на стол, на котором уже стояли два деревянных блюда — одно с ячменными лепёшками, второе, бóльшего размера, с фруктами.
Альбор вылез из погреба, громко стукнув крышкой. В руках он держал бурую, хорошо прокопчённую козью ляжку.
Когда Лиэна вышла из своего уголка — переодетая, с распущенными, для просушки, волосами — Альбор уже строгал мясо широким ножом.
— А мне? — Лиэна потянула носом и смешно подняла брови, изобразив на лице крайнюю степень удивления, указала пальцем на стол, где, рядом с кувшином, стояло только две кружки, взятые Альбором с полки. — А мне вина?
— Брысь, киска, — огрызнулся Альбор и, взглянув на внучку, строго спросил: — Ты почему голову не прикрыла? Как замужняя женщина ходишь. Ишь! Совсем от рук отбилась? Управы на тебя нет?
— Нет управы, — согласилась Лиэна. — Ты же у меня добрый, дедуля. — она чмокнула деда в лысину.
Альбор сокрушенно покачал седой головой:
— Что Айгур подумает?
— А ему так больше нравится, — веселилась недавняя утопленница. — Правда, Айгур?
Парень сидел за столом и широко улыбался. Он молча любовался милым лицом девушки, водопадом влажных русых волос, струящимся по её плечам.
— Ладно, садись. Ужинать будем. — всё-таки, старик взял с полки третью кружку, плеснул в неё вина на два пальца.
Лиэна сидела рядом с дедом, напротив Айгура и, изредка, бросала на него взгляды, от которых сердце кузнеца вспыхивало, как огонь в его кузнечном горне. Девушка рассказывала Альбору о том, что произошло на берегу Йяки, старик кивал головой в такт словам, и тоже поглядывал на спасителя внучки.
Лепёшки показались Айгуру восхитительными — нежными и ароматными, они, буквально, таяли во рту. Он такие ел в далёком детстве, когда была жива мама. Мясо же, напротив, было сухое и жёсткое, но крепкие зубы Айгура перемалывали его, как жернова перемалывают в муку зерно. Альбор одобрительно смотрел, как Айгур расправляется с копчёной козлятиной, сам он мясо не ел, налегал на лепешки.
— Мясо жевать — зубы уже не те, — пробурчал он.
Лиэна, и вовсе, почти ничего не ела, только немного фруктов, да, и то, вяло, через силу. Даже вино, которое ей удалось выпросить у деда, стояло нетронутым. Она устала и, по-видимому, очень хотела спать, но крепилась, как могла.
— Я пойду, лягу, — сказала она, наконец. — Голова что-то… Вы меня извините. — Лиэна встала, улыбнулась кузнецу, поцеловала деда.
Айгур озабоченным взглядом проводил девушку и тоже встал из-за стола, поблагодарив хозяина за ужин. Альбор поднялся вместе с ним. Он положил руку Айгуру на плечо и сказал, глядя ему в глаза:
— Спасибо тебе, парень, за внучку.
Он вышел с Айгуром за ворота.
— Дать тебе Гая? Он проводит.
— Зачем?
— Поздно уже. Темно.
— Я не боюсь темноты.
— А людей?
Если бы не было так темно, старик увидел бы скорбную усмешку на лице Айгура.
— Людей? Люди избегают встречи со мной, стороной обходят. Встреча с людьми мне не грозит. Да, и спят уже все.
— Ну да, ну да, — согласился Альбор, сказал непонятно: — Страсти улеглись…
Айгур не понял, но спрашивать не стал.
— Ну, иди тогда. Чего не идёшь? — проворчал старик.
— Я попросить хотел: можно я завтра приду? Узнать, как Лиэна себя чувствует. Она ведь головой о камень ударилась, не было бы чего.
— Головой, говоришь? Головы у нас, у Рэгги крепкие.
— Вы сказали: у Рэгги? Значит, вы — Альбор Рэгги!
— Да, — сказал старик. — Я — Альбор Рэгги. Тебе знакомо моё имя?
— Конечно. Вы — друг моего отца и мой спаситель.
— Бывший друг, — уточнил Альбор, — бывший. Теперь у меня нет друга по имени Зван Дигги. Давно уже. С того самого дня, когда он отрёкся от тебя, бросив на произвол судьбы. Тебя, пацана десятилетнего.
Айгур пожал плечами.
— Не считать его своим другом — ваше право, — сказал он, — а я отца не осуждаю. У него из-за меня вся жизнь кувырком. И не бросил он меня на произвол судьбы. Когда уезжал из деревни, всё мне оставил — и дом, и кузницу, всё подарил.
— Да не подарил, откупился, — в голосе Альбора звучала горечь. — От совести своей откупился… Как же ты жил, парень? Ты ж совсем мал ы м был, когда батя твой в другую деревню уехал. Десять лет всего…
Айгур пожал плечами:
— Что такого? Ремесло я знал. С ранних лет из кузни не вылезал — смотрел, как отец работает, учился…
— Смышлёный… — Альбор протянул руку для прощания. — Ну, ладно, иди уже. И знай: в этом доме для тебя дверь всегда открыта. Приходи.
Айгур ушёл в темноту, а старик ещё долго стоял у ворот своего дома. Вспоминал.
Факелы. Рёв толпы.
Много факелов, светло, как днём.
Людей к дому Звана Дигги сбежалось много — вся деревня. Не только мужики, баб не меньше. Все с факелами, с палками. У всех злоба в глазах.
Когда Альбор подбежал к дому друга, разгорячённые вином и собственной дикостью, люди уже вламывались в выставленную дверь.
Опоздал, мелькнула страшная мысль.
Разбросав по сторонам столпившихся на крыльце односельчан, Альбор вбежал в дом. Человек семь или восемь, окружив плотным кольцом кого-то лежащего на полу, молотили его изо всех сил палками и пинали. Альбор схватил одного за ворот рубахи, рванул на себя так, что затрещала крепкая холстина, и отшвырнул в сторону. Кольцо снова сомкнулось, но он был уже внутри и принял на себя град палочных ударов.
Альбор вытащил из-за пояса жезл и высоко поднял его над головой. Занесённые для удара палки зависли в воздухе. Лица тяжело дышащих людей, если можно было назвать лицами их звериные оскалы с диким огнем ненависти в глазах, застыли. Люди зачарованно глядели на мерцающий жезл — символ власти Богов. Этот жезл вручался наместнику Богов в долине. Наместник назначался Богами сроком на пять лет. Именно в этот день наместником был назначен Альбор Рэгги. Он только что вернулся из Рая, вместе с прежним наместником, чьи полномочия перешли к нему вместе с жезлом.
— Именем Богов! — хрипло выкрикнул Альбор. — Приказываю всем уйти! Вон отсюда! — и, видя, что люди стоят в нерешительности, двинулся на них с высоко поднятым над головой жезлом.
Люди попятились, в дверях возникла давка.
Посреди комнаты ничком лежало тело Егории, жены Звана. Егория была мертва. Альбор перевернул тело на спину. Под трупом лежал пятилетний горбатый мальчик. Он был без сознания, но дышал. Егория спасла сына, закрыв его своим телом. Альбор взял ребенка на руки.
За спиной раздался шорох. Альбор оглянулся: из-под лежанки вылезал пыльный и трясущийся от страха Зван. Обойдя труп жены, он приблизился к Альбору.
— Спасибо, друг. Ты всё-таки успел.
— Нет, я опоздал.
Зван косо взглянул на распростёртое посреди комнаты тело, присел на лавку, произнес сухо, бесцветно:
— Жалко… Хорошая была хозяйка, — Потом кивнул на сына, которого Альбор держал на руках. — А этот?
— Жив.
— Лучше бы его… Что я теперь буду делать с этим уродом?
— Уродом?! Да он красив, как Бог.
— Будь проклята эта красота! Она не для нас. Она хуже уродства.
