(извлечения из анонимного сочинения, напечатанного отдельным тиснением в Париже, в 1863 году, по распоряжению штаба польского восстания)

перевод с польского

Знаменитая французская художница-портретистка Виже-Лебрен написала в мемуарах своих, что видела в Париже чрезвычайно юную мадам де Витт, прекраснее которой ничего нельзя себе представить.

Это была великая завоевательница сердец, и особенно коронованных. Пред нею не смогли устоять шведский король Густав Третий, граф Прованский – будущий король Людовик Восемнадцатый, Александр Первый, польский король Станислав Август, австрийский император Иосиф Второй, сам светлейший князь Григорий Потёмкин, фактический супруг императрицы Екатерины Второй.

И это именно Потёмкин, столь гордившийся своею возлюбленной и её исключительным даром соблазнительницы, послал её к графу Станиславу-Феликса Потоцкому Щенсному (то бишь счастливому), дабы она безраздельно покорила его, чтобы он затем из врага России стал бы её вечным другом. Осуществилось это уже позднее.

Сначала Потёмкин, Потоцкий и София Витт встретились в Яссах, затем Потёмкин со своею избранницею отправился погостить к Потоцкому в Тульчин, и там уже стал понятно, что крепость «владыка потоцкого королевства» готова к капитуляции и даже чуть ли не жаждет её.

А уже в 1788 году светлейший отправил свою Софию в Варшаву, на сейм, для решительного, полного и окончательного соблазнения графа Станислава-Феликса, соблазнения из высших российских государственных интересов.

Потрясающих, переворотных результатов этой поездки графини Витт князь Григорий Александрович, увы, не успел увидеть по причине нежданной своей кончины.

Надо сказать, что эта страшная, невероятная, немыслимая женщина полностью оправдала доверие Потёмкина. И фантастический как будто проект светлейшего осуществился, и как ещё: сторонник польской независимости отдал отечество своё в обладание России ради того, чтобы самому обладать прекрасною Софией.

Пред нею падали все преграды, и, в первую очередь, преграды моральных устоев, преграды обязательств и чести. Кажется, сила её очарования была совершенно нечеловеческой. София страстно жаждавшим и платившим при этом необычайно высокую цену давала изумительную усладу, но несла при этом страшное наказание, в том числе и для неё самой.

Ужасна была кончина этой неслыханной грешницы: в совершенной памяти, при нестерпимых мучениях, смердящим трупом прожила она несколько месяцев. Весь дворец её был заражён зловонным воздухом, все бежали из него; одни дочери остались прикованными к её одру.

Та божественная часть её тела, что сводила с ума императоров, королей, принцев, теперь источала смрад и отравляла всё вокруг себя.

Её второй супруг, граф Станислав-Феликс Потоцкий, не только бросил к её ногам несметные сокровища, но и отказался от своего отечества – прекрасной Польши. И как же София наградила его за все эти неисчислимые дары?

Она сошлась с его старшим сыном графа от первого брака – Юрием, и даже родила от него сына, сведя старшего графа Потоцкого в могилу. Станислав-Феликс пережил перед смертью весь ужас измены. Изменник на своей шкуре изведал, наконец. вкус измены – это как раз и убило его.

А через четыре года София изгнала из Тульчина, столицы потоцкого королевства, и его старшего сына, ставшего до того орудием наказания для Станислава Феликса.

Юрий уехал в Париж. Оттуда он страстно молил о возвращении. Но София была неумолима: выплачивала его карточные долги, но возвращаться не позволила. Так он и умер в Париже от страшной болезни – куски тела разлагались и отпадали, и никто ему помочь ничем уже не мог.

А Софию выгнал из Тульчина сын её Мечислав, наказывая за то, что она совершила с его отцом (правда, некоторые считают, что истинным отцом Мечислава Потоцкого является известный итальянский разбойник).

Мечислав немыслимой жизнью своею вполне подтвердил, чей он сын. Первая жена его Дельфиния Комар была избыточно любвеобильна, что приводила к жесточайшим, безобразным спорам между супругами. В ужасе бежала от него из Тульчина.

Потом Мечислав, будучи в Одессе, украл замужнюю красавицу Мёллер-Закомельскую и привёз к себе в Тульчин. Император Николай распорядился Мёллер-Закомельскую сослать в монастырь, а Мечислава выслать из Тульчина. Мечислав тогда бежал в Париж, но потом вернулся, и, говорят, завёл гарем из местных девушек. Они содержались в подземелье, а когда надоедали, то их топили в пруду парка.

Второй раз Мечислав женился на Эмилии Свейковской. Та многократно жаловалась императору на дурное с ней обращение. Тайком бежала из Тульчина. А Мечислав сидел некоторое время в Петропавловской крепости.

Необузданностью своей Мечислав всё время балансировал меж отцом (если это был разбойник) и матерью.

Дочери Софии Потоцкой-Витт – знаменитые красавицы, светские дамы, известные своею свободою от условностей света.

Старшая София Станиславовна имела в обществе прозвище «похотливая Минерва» (ещё её называют: «богиня разума в минуту страсти» или «богиня разума в час похоти»).

Она была выдана замуж ещё при жизни матери за генерала Павла Киселёва, начальника главного штаба Второй армии, и жила с ним в Тульчине. С нею пребывала и младшая сестричка её Ольга, вторая дочка Софии Витт-Потоцкой.

И Ольга сия сошлась с сестриным мужем Павлом Киселёвым, и это была не просто интрижка: он даже без памяти влюбился в неё.

Потом на Ольге Потоцкой женился киселёвский приятель Лев Нарышкин, и увёз её в Одессу, где Ольга имела бурный роман с новороссийским губернатором Михаилом Воронцовым, кстати, кузеном сего Нарышкина.

Однако Ольга навсегда сохранила страстные отношения с генералом (впоследствии графом, министром и посланником) Павлом Киселёвым – их связь продолжалась до её кончины в 1861 году, то бишь более сорока лет. Вместе с тем она неизменно продолжала дружить с сестрой своей Софией.

Впоследствии, а именно в 1829 году, София Киселёва рассталась с мужем своим и укатила в Париж (в Париже умерла и сестра её Ольга, куда она приехала для встречи с Павлом Киселёвым, и виделись они каждый день), откуда уже в Россию никогда не вернулась.

Она всё более становилась польской патриоткой и всё более осуждала Павла Киселёва за то, что он не только исполнитель повелений российского императора Николая Павловича, но и раб его.

Между прочим, София Станиславовна открыто сочувствовала польскому восстанию 1863 года и даже собиралась в Краков, на помощь повстанцам.

Насколько её мать всегда была верна российской короне, настолько же София Киселёва стала неверна ей, как родитель её оказался неверен своей Польше.

В Россию она, как уже было сказано, не вернулась, но иногда наезжала в Крым, в свою Массандру, доставшуюся ей от Софии Потоцкой-Витт (Ольге Нарышкина от матери получила Мисхор, а Иван (Ян) Витт – Верхнюю Ореанду).

А в 1860 году, когда брат её Мечислав был посажен в Петропавловскую крепость, София написала гневный антицарский, антиромановский памфлет, и собиралась даже его печатать. И ежели бы в это дело не вмешался бывший её муж (официально они не разведены), так и выпустила бы своё творение, полное праведного гнева.

Стоит упоминания и то, что Павел Киселёв, когда был назначен российским посланником во Франции, страшно боялся встретиться с бывшею своею супругою, боялся какой-либо выходки с её стороны – всё-таки дочь знаменитой Софии Витт.

Было известно, что София стала собирать у себя польскую эмиграцию, настроенную, ясное дело, антицарски. Павел Киселёв стал для своей бывшей жены несомненным политическим врагом.

Как-то Павел Киселёв прямо заявил брату своему Николаю (это происходило на одном дипломатическом приёме, и разговор был подслушан): «Одно из самых щекотливых затруднений для меня – это пребывание в Париже Софии с её надменным и иногда отважным характером. Я опасаюсь столкновений, которые при моём официальном положении могут быть более, чем неприятны».

Один из дипломатов как-то сказал о Софии Киселёвой и Ольге Нарышкиной: «София вся начистоту, а Ольга поднесёт вам яду и сама же будет бегать за противоядием».

Между тем София Станиславовна, при том что часто проявляла свою натуру довольно-таки резко, на самом деле была не так уж проста и не так уж чиста, будучи всё-таки дочерью своей матери.

Она уже с самых молодых лет стала возлюбленною петербургского военного губернатора графа Милорадовича, бывшего тогда уже довольно пожилым человеком. И она не раз совершенно садистски заставляла его делать много смешного для его лет и положения.

Однажды генерал Павел Киселёв зашёл в свою гостиную и увидел супругу свою, играющую на фортепианах, и Милорадовича при полном мундире и звёздах, танцующего пред нею мазурку. Киселёва при этом буквально помирала со смеху. Супруг её был в ужасе и хотел прекратить сию безобразную сцену, но София Станиславовна настоятельно требовала продолжения.

В общем, дама умная, своенравная, с характером, обольстительная и переменчивая, даже непредсказуемая, целым рядом чёрточек напоминающая великую свою матушку, хотя, может и меньше, чем сестра её Ольга.

Однако, по общему мнению, более всего из всех детей Софии Витт походит на неё первенец её – граф Иван Осипович Витт: личность подлинно демоническая, даже страшная, и требующая ещё особого своего раскрытия.

Чего стоит одна только потрясающая история, как он из окружения российского императора Александра Первого вдруг попал в окружение французского императора Наполеона Бонапарта и даже стал для него своим человеком, и более того – личным агентом!

Это роскошный, изумительный интриган – великолепный образчик сего типа людей —, только интригами и живший, быстрый, как скачущая ртуть, человек в высшей степени затейливого ума и гений сыска, истинный продолжатель знаменитых шпионских вояжей своей знаменитой матери.

И София его обожала и отличала изо всех своих детей, хотя виделись они не так уж и часто. А общий облик графа Ивана (Яна) Витта, кстати, был очень даже греческий: маленький, смуглый, вертлявый и чрезвычайно хитроумный.

Лишь один из детей великой соблазнительницы, кажется, не получил змеиной её закваски. Разумею графа Александра Потоцкого.

Он сумел устоять пред развратною осведомительницею русских Каролиной Собаньской, изменившей своему народу, и всегда стоял за Польшу – может, в отместку своему родителю, графу Станиславу-Феликсу, ради женщины предавшему родину? Тем не менее мать свою Александр Потоцкий обожал.

После же подавления польского восстания 1831, он и вовсе бежал из пределов российской империи, потеряв свои громадные владения и дворцы. Но потом Александр Потоцкий всё-таки вернулся на императорскую службу, хотя для поляка быть российским сенатором не почётно, а позорно.

Значит, и у него была какая-то червоточинка?! А так хочется верить, что хоть кто-то из детей Софии Потоцкой-Витт был чист душой, телом и помыслами…

Впрочем, был совершенно нормальным из её детей Болеслав Потоцкий, юридически сын графа Станислава Феликса, а в действительности, как все уверены, его внук, ибо был зачат Софией от Юрия Потоцкого.

Сей Болеслав известен как меценат и покровитель искусств, и за ним не числится никакого удивляющего весь свет сраму, разврату и тому подобного.

Болеслав владеет Немировым, в котором его папенька (то бишь дед) выстроил роскошный дворец. После смерти графа Станислава-Феликса Немиров перешёл к старшему брату Болеслава (а точнее к его дяде) – Юрию Потоцкому. Но София откупила Немиров у Юрия (ещё до того, как она выгнала его из Тульчина) и передала Болеславу, самому обычному человеку из её детей, едва ли не начисто лишённому дара великого интриганства, который был столь присущ великой соблазнительнице Софии Потоцкой-Витт.

Изо всех шестерых детей её самым прорусски настроенным оказался, кажется, один лишь Иван Витт. Он был совершенно исключительно предан Александру и Николаю Павловичам Романовым.

А вот третий брат, великий князь Константин Павлович, преданность Витта считал всего лишь ловкой и бесстыдной игрой.

Причём великий князь говорил о Витте с презрением, но одновременно, кажется, и со страхом, с опаской, во всяком случае:

«un menteur et mauvais sujet dans la force du terme… une canaille dont le mondeci ne produit peut-étre pas un autre, sans foi, ni loi, ni probité et ce que l'on appelle en français un gibier de potence» (…лгун, подлый тип, каналья в самом сильном значении этого слова, человек, для которого нет ни веры, ни закона, ни чести, тот, о ком по-французски говорят, что «виселица по нему плачет»).

Кроме того, Константин Павлович высказывал мнение, что самый заговор 14 декабря Витт раскрыл только из желания подслужиться и чтобы самому не попасть за решётку, ибо боялся наказания за растрату нескольких миллионов казённых рублей.

Интересно при этом ещё и то, что великий князь был неоспоримо убеждён: надобно следить за самим Виттом. Вот доподлинные слова его высочества: «граф Витт есть такого рода человек, который не только чего другого, но недостоин даже, чтобы быть терпиму в службе, и моё мнение есть, что за ним надобно иметь весьма большое и крепкое наблюдение».

Кто же прав из трёх братьев Романовых? Вполне может быть, что и Константин Павлович. Но только нужно при этом иметь непременно в виду следующее.

Витт ухаживал (и говорили, что не без успеха) за княгинею Лович, супругою Константина Павловича, и великий князь по этой причине был страшно зол на Витта, что не могло не повлиять на резкость его высказываний о графе.

Ещё бы! Это ведь из-за княгини Лович, не желая расставаться с ней, Константин Павлович отказался от императорской короны. А тут Витт со своими ухаживаниями, и их не отвергают совсем. Да, тут было отчего взорваться, и великий князь таки взорвался!

А вот оценка, которую дал Витту начальник Генерального штаба генерал-адъютант И. Дибич (к ней явно стоит прислушаться): «Его всегда деятельная голова старается вникать беспрестанно в политику европейских держав, в управление государств и в причины волнения народов. Суждения его по этим предметам иногда весьма многосложны и отвлечённы, но весьма предусмотрительны и справедливы; хорошая память служит ему средством узнавать семейные обстоятельства, связи и разрывы первейших русских фамилий и государственных особ…»

Это свидетельство ясно показывает, что Витт был не просто многоопытным генералом, а генералом именно шпионских дел.

Так или иначе, но Витт, в отличие от своих братьев и сестёр Потоцких, всегда служил российской короне, и никакой иной. Выяснять же истинные мотивы его поступков и можно и нужно, но только дело это не простое, даже тёмное, требующее напряжённых усилий и знания огромного множества тайн, как государственных, так и совершенно приватных.

Но чтобы ни сказали исследователи будущего, совершенно несомненно одно: генерал Иван Витт был личным агентом двух царей, двух братьев: Александра Павловича и Николая Павловича Романовых.