Океан

Когда Метатрон, Гор с раненым майором на руках, осевший под тяжестью Мамедова-Форгезо Елисей и Верочка вышли на крыльцо, их взору предстало нечто невероятное. Ступени отделения, покачиваясь, облизывали набегающие вьюны слабых волн. Вокруг, насколько хватало глаз, простирался безбрежный океан. Синее небо с редкими пушинками облаков сливалось с водой на далёком искрящемся горизонте. Словно вся Москва непостижимым образом оказалась погребена под толщей воды, и лишь милицейский участок всплыл на поверхность поплавком, как мифический ковчег.

– Где мы? – ужаснулся Носфературс-Елисей, укладывая бесчувственного Мамедова на ступени.

Верочка панически дёрнулась обратно, но, открыв входную дверь, обнаружила не окошко дежурного, которое жгуче захотела увидеть, а тот же океанский пейзаж. Далёкий горизонт, без намёка на сушу, барашки волн и синее небо. Вода была чистой, удивительно прозрачной, и просматривалась на несколько метров вглубь. Бирюзового цвета, она, постепенно сгущаясь, скрывала от глаз таинственное дно. Совсем рядом в воде виднелась стая мелких розовых рыбок, дрожащих возле поверхности, словно листки осеннего деревца. Вот подул неведомый подводный ветер, и рыбки-лепестки, сорвавшись, стремительно унеслись куда-то вглубь. Огрызок участка, включающий в себя ступени, крыльцо и стену, торчал из воды, как пошлый фрагмент цивилизации, нанизанный на пику фантастической подводной скалы, и, кроме него, ничего не было вокруг.

– Как мы сюда попали?! Где мы? – Верочка осторожно прикрыла дверь, опасаясь, как бы стена не рухнула, опрокинув за собой крыльцо, а заодно и всю находящуюся на нём компанию.

– Не знаю. Возможно, в Чёрном море, или, может, в Атлантическом океане, а возможно, во вселенной чьего-то разума? Архангелу Михаилу доступны многие из миров, блокированные стеной сознания. Другой вопрос, мог ли он отправить туда нас? – ответил Метатрон.

– А где же Москва? Где все люди? – будто не слушая его, сокрушалась молодая милиционерша.

– Почём мне знать? – удивился Метатрон. – Но, думаю, с Москвой всё в относительном порядке. Архангел не тронул бы столицу. Да и наш клиент, думаю, тут ни при чём. Ведь не смог бы деструктурировать целый город свободный человек, правда, Гор?

– Кто знает? Башню же смог… Но, думаю, он бы до такого не дошёл, и потом, как я понимаю, он хочет улучшить людей, а не уничтожить.

– Наивный. Впрочем, многие из тех, кто хотел вначале привнести в мир прекрасное, в итоге творили великое зло. Взять хотя бы того художника-неудачника…

– Ты прав, Метатрон, – согласился Гор, – но всё-таки, думаю, это не наш клиент.

Работница органов Лисичкина, не понимая, о ком они говорят, снова обратила внимание на Загробулько, которого, казалось, совершенно покинула жизнь. Он лежал на руках горца, обессиленный, с проткнутой бандитской заточкой грудью, неестественно откинув назад свою удивительной формы голову.

– Он же умирает! – заголосила рыжеволосая милиционерша, глядя на бледного окровавленного майора. – А вы тут развели демагогию! О чём вы говорите? Человек при смерти, а вам хоть бы что! Это всё по вашей вине! – обличительно заявила она, с вызовом глядя на Метатрона, и из фиалковых глаз её хлынули слёзы. Верочка замолчала, слегка лишь поскуливая и всхлипывая.

Гор положил Загробулько на ступени и вопросительно посмотрел на Метатрона. Его карие глаза искрились, отражая колышущуюся водную гладь, и казались такими тоскливыми и пронзительно-сострадательными, что Верочка вдруг поняла: этот человек (или не человек вовсе, а кто-то, притворяющийся таковым) поможет несчастному милиционеру и спасёт его. Спасёт от смерти!

– Ладно, – согласился Метатрон, – время его уходит, а мы ещё так далеки от стены сознания, поэтому сейчас его, я думаю, можно только заморозить!

– Заморозить? Как? – вскричала испуганно Верочка.

– А так! Как скоропортящийся продукт, – совершенно серьёзно ответил Метатрон и вдруг, повернувшись к Загробулько, излил на него синее свечение прямо из фантастически изменившихся своих глаз. Свечение, подобно туману, окутало тело майора, приподняло его, громоздкое и неуклюжее, в воздух, и не успела Верочка и глазом моргнуть, как тайный её возлюбленный превратился в крошечного младенца. Но младенец не был живым. Не был настоящим. Перед компанией вместо милицейского майора лежала миниатюрная фигурка, статуэтка, изображающая пухленького малыша, словно выточенного из синего прозрачного льда.

– Боже! – ахнула милиционерша и осела на ступени, растерянная и напуганная.

– Ничего страшного, – успокоил её Гор, – он просто заморозил его время. Теперь событийная нить его временно прервалась, и смерть, по крайней мере сейчас, ему не страшна.

– А почему же он ребёнком стал? – Верочка аккуратно поднялась и подошла к майору-младенцу. Присев над крохотным тельцем, свернувшимся калачиком, она протянула руку, желая дотронуться, и… обожглась. Было так холодно, словно она жидкого азота коснулась. – Ой! – вскрикнула Лисичкина и отпрянула.

– Лучше этого не делать, – посоветовал Метатрон. – А ребёнком он стал, потому что сознание его вернулось в астральный круг небытия. Следовательно, всё нажитое вашим любовником, весь опыт, знания ушли вместе с ним. Это лишь саркофаг. Оболочка. Но оболочка уникальная, а потому требующая бережного обращения.

– Вот как? – задумчиво кивнула Верочка, с интересом рассматривая малюсенькое мужское майорово достоинство, которое стало еле заметно. – Только он мне не любовник вовсе. – Она раскраснелась.

– Ну, это, конечно, нас не касается…

– Он очнулся! – закричал вдруг истошно Елисей, который всё время наблюдал за Мамедовым, кружа вокруг него, как недоверчивый покупатель возле товара, рекламируемого подозрительным продавцом. Ранивший майора преступник, постанывая, шевелился на ступенях. Он действительно очнулся и теперь силился поднять голову. Наконец ему это удалось.

Богдан, открыв сначала правый, а за ним и левый глаз, уставился мутным взором на окруживших его людей.

– Ну-с, Форгезо, как ты? – поинтересовался Гор. Вся компания, потеряв внимание к ледяному младенцу Загробулько, повернулась в сторону Мамедова. Тот, придя в себя, приподнялся на ступенях, с ужасом в глазах осматривая окружающий их океан.

– Где это я? Вы куда меня? Волки… – запаниковал он.

– Ты зачем хорошего человека зарезал, дурак? – поинтересовался Метатрон, с некоторым презрением глядя на бывшего альтерфлюарестента Носфературса. Тот в ответ изобразил гримасу человека, совершившего подвиг, ставший, как минимум, спасительным для всего человечества. Стало понятно, что и толики раскаяния в нём нет. Лисичкина, видя это, пришла в состояние тихого помешательства. Истерически усмехнувшись, словно недоумевая, как такое ничтожество ещё смеет дышать и разговаривать, она двинулась к Мамедову, сжимая и разжимая ритмически пальчики с острыми ухоженными, словно кровью перемазанными алым лаком коготками.

– Вы кто такие? Я вас не знаю! – ощетинился Богдан, опасливо поглядывая на девушку-милиционера, которая, шипя змеёй, приближалась к нему, источая флюиды такой ненависти, от которой у вора-рецидивиста похолодело в желудке.

– Вера Степановна, не надо! – остановил её Гор. – Не надо. Он не нарочно…

– Как же, – ответила она и, глядя в упор на преступного Мамедова, предупредила, – если он умрёт, я тебе, чурка немытая, сердце вырву!

– Вера Степановна, ну, уж это вам совсем не к лицу! Спасём мы вашего майора.

Услышав это, Богдан быстро моргнул и воровски огляделся, но нигде ненавистного врага своего не увидел. Насторожённо поглядывая на Верочку, он встал и с тоской умалишённого окинул взглядом колышущиеся воды.

К нему подошёл Нистратов.

– Ты меня помнишь? – вкрадчиво спросил он.

– Нет! – отрезал Богдан.

– А ведь ты мой… – обречённо закивал Елисей, пытаясь родить в своей душе чувство приязни к уголовнику. Однако это у него не получалось. – Альтерстент! – выдохнул он.

– Чево? – физиономия Мамедова вытянулась, словно к подбородку ему подвесили гирю. – Кто-кто?

Досрочно освобождённый пролистнул в памяти справочник тюремных жаргонных понятий и слова такого в нём не нашёл, однако всем сердцем чувствовал, что означает оно непременно что-то пакостное и противоестественное. Он ощетинился и грозно замахнулся на Елисея сухонькой ручонкой с венчающим её маленьким жилистым кулачком.

– Убью! – пригрозил он.

– Ты не так меня понял… – оправдался Нистратов, улыбнувшись как-то совсем уж нелепо, отчего стал вдруг похож на известного всей стране певца Маросеева, главным талантом которого являлась его притягательно-тошнотворная «голубая» репутация.

– Не подходи, пидрило! – испуганно заявил Мамедов, пытаясь отступить. Тут он нащупал сзади ботинком что-то твёрдое, металлически звенькнувшее на ступенях и, неестественно выгнувшись, не глядя, схватил тяжёлый предмет, имея целью поразить им посягнувшего на его мужскую честь врага.

Однако предмет оказался не только необыкновенно тяжёлым, но вдобавок ещё и запредельно холодным. Обжигающе ледяным. У рецидивиста моментально онемели руки, и он импульсивно откинул от себя страшную находку.

С шипением младенец Загробулько коснулся воды, раздался булькающий звук, и фигурка начала погружаться в глубину, стремительно и неудержимо, словно скоростной лифт, оставляя за собой шлейф мелких пузырьков.

– Вифа-а-а-а!!! – закричала Верочка истошно и бросилась следом, но её подхватил Гор, и она, рыбкой затрепыхавшись в сильных мужских руках, увидела лишь, как исчезает в сгущающейся глубине синее облачко, мерцая голубоватыми бликами, будто чудесный, недостижимый теперь бриллиант.