Стела

Маршрутка тряслась так, что, казалось, вот-вот развалится, разбросав пассажиров по дороге, как отслужившие ненужные детали. Елисей хотел немного вздремнуть, но ничего не вышло. Тряска была жуткой, от неё дрожали щёки, и совершенно не функционировал мозг, да к тому же две тётки впереди Нистратова затеяли спор о событиях, произошедших вчерашним вечером с Останкинской телебашней. Он, памятуя о газетном заголовке, прислушался.

– Говорю тебе, это олигархи над людьми измываются! – верещала одна, похожая на селёдку, одетую в двубортный пиджак и красную беретку. – Уже не знают, куда деньжищи девать!

– Дура вы, Маргарита Степан-на! – отвечала другая. – Зачем им такое надо?

– Затем, – упорствовала «селёдка», – Что им человека говном полить, что ребёнку конфетку скушать – радость!

– Ерунду вы говорите, Маргарита Степан-на, – мямлила вторая, морща длинный рыхлый нос, – такое даже олигархам не под силу! Это дьявол в мир пришёл. Вы того, что в кепке был, помните?

– Ну?

– Из-под кепки-то у него рога торчали! – выдала тётка с носом и посмотрела на всех пассажиров выжидающе.

– Не было никаких рогов у него, – включился в спор очкарик, сидящий напротив, – я его знаю, это актёришка второстепенный из «Таганки». Алкоголик известный, по всем ток-шоу шатается, бездарь!

Обе тётки уставились на очкарика, как на вдруг заговорившее полено.

– У коммунальщиков, – продолжал рассудительным тоном гражданин, обделённый остротой зрения, – крупная авария случилась, и вся канализация всплыла, естественно, а телевизионщики из этого шоу сделали.

– Ну конечно! – не поверила «селёдка». – А что ж тогда телевизор не работает?

– Так ведь затопило всё Останкино, – аргументировал очкарик, – кто ж будет в таком зловонии работать?

– А ангел-то как же, который летал?..

При этих словах Елисей вздрогнул и насторожился.

– Ой, умоляю вас, женщина, – взбрыкнулся очкарик, улыбнувшись резиново, – при нынешнем-то развитии кинопроизводства? Вы ещё, может, думаете, что холодильник был живым? – с надменной усмешкой спросил он.

Вторая тётка покраснела – то ли от жары, то ли от негодования, уставилась глазами куда-то в пространство, затуманилась зрачками и пророчески предрекла:

– Помяните моё слово! В конце лета Юпитер натолкнётся на Марс и все континенты Земные смоет в ледовитый океан! А людьми будут править строящиеся в лабораториях Пентагона роботы!

Все в маршрутке, кто слушал разговор, посмотрели на провидицу, кто со страхом, кто с жалостью, и в этот момент тряхнуло так, что каждого чуть не выкинуло из сидения.

– Вот! – вскричала тётка, вонзив палец в высь. – Истину говорю!

Спорщики, отвернувшись друг от друга, ехали дальше молча, изредка поглядывая на попутчиков, словно желая возобновить беседу, но, передумав, отворачивались обратно, нервно мельтеша глазами.

Елисей спросил у водителя, скоро ли будут у монумента, и получил удручающий ответ, что до самого монумента маршрутка не идёт, а заворачивает раньше, на первом посту ГИБДД. Елисей, чувствуя, что снова всё против него, выругался страшно, но почти неслышно, и попросил высадить на повороте.

Он пошёл вдоль ленинградского шоссе пешком по пыльной обочине, повесив на плечо сумку с крыльями и тяжёлым чёрным кирпичом. Шёл долго, ему хотелось пить и есть, и ещё в голове вертелся жуткий газетный заголовок, тематика которого так живо обсуждалась в маршрутке. Елисей постарался припомнить, что было написано в газете. И, на удивление, вспомнил отчётливо и ясно. Было там написано вот что: «ОСТАНКИНСКАЯ ДЕРЬМОКАЧКА!»

Бывший центр телевидения и радиовещания вырабатывает до 30 тонн фекалий в час!!!

И фотография на первой полосе, запечатлевшая разрушенную башню, из центра которой бьёт в небо фонтан, очень похожий на нефтяной. Что всё это могло значить, Нистратов не знал, но чувствовал всей силой подсознания и включённой в процесс логикой, что события с башней переплетаются и с ним непосредственно, тем более что в словах тётки из маршрутного такси фигурировал (в который раз за эти дни) ангел.

Елисей теперь был абсолютно убеждён, что крылья, лежащие в его сумке – ангельские. Настоящие! Уже в тогда, дома, когда он увидел их впервые, смутная догадка об их истинном происхождении забрезжила в голове, теперь же он понял отчётливо: они натуральные, живые! Не какой-нибудь муляж или искусно созданное сумасшедшим таксидермистом произведение искусства, а нечто божественное, неподвластное пониманию человеческому.

Да ещё новости последних дней, где непременно кто-то видит ангелов.

Нистратов кивал сам себе – неспроста всё это!

В таких раздумьях он добрёл до стелы. Она, как и говорил Эль Хай, возвышалась на поросшем травой кургане и была воздвигнута в честь победы русского народа над фашизмом в ходе Великой Отечественной Войны. У подножия монумента располагалась гранитная плита с «вечным огнём» в центре, а на самой стеле выгравирована была непропорциональная пятиконечная звезда.

Из поросшего травой кургана, справа, торчала каменная гипертрофированная голова воина, и буквы, сплетающиеся в патриотический текст. Читать его Нистратов не стал.

Напротив, через дорогу, Елисей увидел милицейский пост и снующих возле него двух упитанных гибддешников с палочками. Они походили на внимательных и хищных медведей, охотящихся у берега реки на крупного лосося. Гибддешники о чём-то энергично переговаривались, ловили добычу и получали на лапу барыш.

Было ещё светло, и Елисей здраво рассудил, что следует дождаться сумерек, залезть на холм сзади, пробраться к каменному монументу и раскрыть тайну, воспользовавшись треугольным ключом. Справа от поста Елисей, к радости своей, обнаружил окошко «Макавто», в животе призывно заурчало, и он, дождавшись зелёного сигнала светофора, поспешил в американский котлетно-булочный храм.

Елисей заказал два гамбургера, чизбургер, картошку фри с сырным соусом, чай в пол – литровом пластмассовом стаканчике и пирожок с абрикосовым повидлом. Он сел за столик у окна и, жуя тонюсенькую котлету, зажатую между двух половинок мягкой булки, смотрел то на стелу, то на бороздящих ресторан работников. Работники состояли сплошь из молоденьких прыщавых девиц и таких же молоденьких и не менее прыщавых парней. Они, как клонированные адской машиной глобализации компоненты торгового организма, были одеты в одинаковые красные клетчатые рубашки и имели не выражающие эмоций лица, если не считать натянутых на них неискренних улыбок.

Работники постоянно перекрикивались друг с другом специфическими терминами, обозначающими названия блюд ресторана, и носили эти блюда туда-сюда. Елисей вдруг задумался, почему во всём мире «Макдоналдс» является дешёвой забегаловкой для больных ожирением бедняков, а у нас позиционируется как ресторан для всей семьи?

Объективного ответа на вопрос он не нашёл, а ещё глубже увязнув в дебрях своих рассуждений, озадачился другим, более насущным вопросом: почему в «Макдоналдсе», если это ресторан, не продают пиво? Не говоря уже о других, ещё более необходимых организму взрослого мужчины напитках.

Он доел всё, что заказал, почувствовал, как разбух живот, посидел ещё немного, вздыхая, и вышел на улицу, где, закурив, с интересом принялся наблюдать за маленькими шустрыми воробьями, стаями атакующими столики с остатками нездоровой пищи. Темнело. Но темнело медленно и лениво, будто солнцу не хотелось расставаться с пригретым лучами миром. Елисей перешёл дорогу, заметив, как двух толстых постовых блюстителей дорожного порядка сменил один худощавый, не успевший вскормить своё тело американскими яствами в заведении по соседству, а может, не наловчившийся собирать с автолюбителей дань на покупку этих яств.

Елисей прошёлся вдоль холма, погулял у подножия леса, дожидаясь сумерек погуще, и, когда летящие беспрерывным потоком машины все до одной включили фары, отважился залезть на курган.

Одолев высоту, Нистратов тенью подбежал к стеле. Широкое её основание полностью скрывало Елисея от проезжающих по шоссе авто и поста ГИБДД; он поставил сумку рядом и, чиркнув зажигалкой, осмотрел каменную поверхность, пытаясь найти отверстие, о котором говорил Эль Хай.

Искать пришлось недолго. Похожее на трещину, оно слабо подсвечивалось изнутри, будто вымазанное фосфором.

Елисей извлёк из кармана треугольный ключ, огляделся предусмотрительно и взволнованно, как вор при первой краже, вставил треугольник в трещину.

Он не успел вжать его до конца в серую шероховатую поверхность, как вдруг ощутил, что ключ мгновенно нагрелся, и стена втянула его сама, проглотив полностью, словно банкомат кредитную карту. Земля под ногами Елисея задрожала, и его обдало замогильным холодом. Прямо перед носом Нистратова бетонная стена беззвучно ушла вперёд, а затем вверх, и он увидел ступени, ведущие в глубину, где горел слабый зеленоватый свет.