Книга: Не взывай к справедливости Господа
Назад: Глава первая
Дальше: Глава третья

Глава вторая

1

Всё-таки хороший «хозяин» был у Кирилла.
Если говорить на языке улицы, то осужденный гражданин Назаров К.С. счастливо «откинулся» от своего благодетеля сразу же после пересмотра дела подсудимого в областном суде в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.
Прямо в здании суда он был освобождён по всем статьям со снятием судимости и предоставлением компенсации за моральный и физический ущерб в размере 500 тысяч рублей за два с лишним года пребывания под стражей.
Деньги для кого-то небольшие, для кого-то совсем никакие, а для бывшего заключённого Назарова, почти неподъёмные в своём количестве.
Отвык Кирилл и от свободы и от денег, даже таких. А теперь – вот они на маленькой, почти совсем никакой, пластиковой банковской карточке с электронным чипом.
Бывший «хозяин» Назарова долго сокрушался, услышав о столь крохотной компенсации за человеческую поруганную совесть и напрочь потерянное время, когда Кирилл заявился к нему в кабинет с большим пакетом угощений, которых хватило бы на целую неделю хорошей гулянки.
– Давай, полковник, посидим-поговорим за жизнь нашу непутёвую! – Кирилл хорошо пообедал в городе и теперь был в самом благодушном и вольном состоянии, чтобы морально похлопать «хозяина» по плечу.
Польстило начальнику обращение – «полковник». Он, хотя и майор, но чувствовал себя полным генералом – «хозяин», одним словом.
Назаров был рад хорошей погоде, рад своему здоровому и ещё не изношенному телу, – рад жизни вообще. «И за жизнь, за восторг, что душа бережёт, будет красен мой долг, дорогим платежом!» – твердил он про себя, откуда-то взявшиеся строки, когда открывал ногой дверь, к своему начальнику, так как руки у него были заняты пакетами.
– А что я тебе говорил?! Вот ты и на коне вороном! Заходи, коль пришёл! Ишь, как на тебя свобода подействовала, – к начальнику ногой дверь открываешь. А начальник, может, с отчётами голову ломает. Ему не до шуточек.
– Какие шутки, когда сухо в желудке! Давай мою свободу смочим!
– Взятку предлагаешь?
– Да и не взятка это, а должок отдаю!
– Ты со мной за всю жизнь не рассчитаешься! Договор-то наш помнишь?
– Договор – не приговор! Помню, помню! Только на пол-лимона дело не открыть, а других денег у меня нет.
– ?? – Начальник удивлённо поднял брови.
– Хорошо, хоть с меня за услуги лагерные деньги не посчитали, а то бы платил за баланду да за нары, на которых я два года просидел, как король на именинах.
– Закрой на всякий случай дверь! – передал он ключ Кириллу. – Бережёного Бог бережёт. Обещали с прокурорской проверкой нагрянуть, делиться придётся…
– Тут на весь прокурорский кагал хватит!
– Хватит, хватит, да только мать захватит… – о чём-то своём неразборчиво проговорил начальник, освобождая от бумаг место на столе. – По щепотке – и всё! Мне сегодня работать до утра…
Кирилл поставил пакеты под ноги начальнику, достал бутылку экзотической кактусовой водки, несколько готовых нарезок сёмги и пару лимонов:
– По щепотке, так по щепотке!
Но русская натура дурная, как локомотив на повороте. Дёрнул стоп-сигнал – и ты в кювете!
Но пока что сидели мирно и близко – голова к голове, решая проблемы частного предпринимательства за чашкой текилы, той кактусовой водки.
Правда, до утра не досидели, а под самое утро, обнявшись, как братья, топали по заросшей ивняком стёжке-дорожке к дому начальника.
– Ты мою жену знаешь? – патетически взмахнул рукой начальник. – Она баба!
– Не предполагал. Я думал – она мужик…
– Ты со мной такими шутками не шути! – помахал он кулачищем перед носом Кирилла. – Я говорю в том смысле, что она баба – во, какая! – Поднял в голубеющем рассветном воздухе большой палец. – Каблов не держим! Мы с тобой щас придём, скажем: «Здравствуй, Лариса Викторовна! Вот и мы пришли! Оба два». Лариса Викторовна нам постельку постелет. Чайком побалует. Он баба. Ты смотри у меня! Веди себя, как человек на чужой территории. Руки не распускай, а то красные сопли распустишь! А вот и мы… – начальник остановился у большого каменного дома казематной постройки. Постучал в дверь: – Лариса, это мы пришли!
За дверью молчок и даже свет в окнах не зажёгся.
Теперь постучали оба в две руки. Снова молчок. Потом стали стучать в две ноги.
Жёлтым, лимонным светом загорелось окно. За дверью зашаркали ноги. И тяжёлый зевок со всхлипом, как будто корова мыкнула:
– Кто это безобразничает? Щас из карабина через дверь жахну, если не успокоитесь! – И раздался масляный чавкающий звук, то ли запор в скобу вошёл, то ли патрон в патронник загнали.
Действительно место здесь ненадёжное, мало ли кто ночью в дверь ломится.
Кирилл с испугу отшатнулся:
– Полковник, ты, видать, дверью ошибся?
– Молчи! – начальник резко прикрыл ладонью рот своему попутчику. – Ларечка, это я с другом! Открой, пожалуйста, это мы, двое!
– Опять замыкал, пьянчуга чёртов! Да ещё алкашей за собой водит. Не пущу!
– Лариса Викторовна, – вступил в разговор Назаров, – я не алкаш! Я бывший зек, но теперь вот на свободе…
– Ах, ты пьянь несчастная! Допился! С уголовниками хлебаешь не захлебнёшься! Не пущу! – И в окне снова погас свет.
– Пойдём в коровник! Там тепло и сено. Что с неё возьмёшь? Баба!
– Вот и я говорю… Был бы мужик – подрались! – Кирилл, шатнувшись, пошёл за провожатым в коровник.

2

Утро было гораздо хуже вечера…
Договорились встретиться через недельку-другую.
– Отдохни, давай! – пряча глаза за козырьком форменной фуражки, говорил начальник. – Как получишь разрешение на частную деятельность, – жду! Открывай пункт приёма металлолома. Что переплавим, что прокуём, вот и материал для поделок готовый. Давай! А то меня дела грёбаные ждут! Давай! – Начальник пожал руку и быстро скрылся за железными воротами охранной зоны.
Начальник, по всему видать, был человек деловой: действительно, нет ничего лучше и прибыльней чем приём чермета. Металл сам в руки даётся. По оврагам да по полям неоглядным столько его бесхозного валяется, что можно загрузить им не только вагранку, а и целый мартен. Кое-где ещё с советских времён забытые трактора и сеялки в землю вросли и корни пустили. Собирай – не хочу! Народ от безработицы мается. Определи настоящую цену, так праздный, вечно жаждущий народ, тебя с головой всякими железяками завалит.
Дело со всех сторон выгодное. На зоне рабочих рук уйма. Бронепоезд для грядущей революции выковать – раз плюнуть, или ракету, чтобы до Марса дотянуться, там тоже, говорят жизнь, какая-никакая есть.
Думай, Кирилл Семёнович, думай, голова у тебя не только для шапки…
«Пятьсот тысяч – тоже деньги. Арендую за городом соток десять земли, сарайку поставлю, колючкой огорожу – вот и готов приёмный пункт. Объявление в газете дам. На первых порах денег хватит. Как-нибудь обойдусь, и пойдёт дело, если хорошо его обозначить – «Пункт приёма металла им. Дзержинского». Или – нет, лучше – Вторчермет «Тяж». При регистрации спросят – почему название такое? Скажу: «Аббревиатура, блин! «ТяЖ» – Тяжёлая Жизнь».
…Домой ехал налегке.
На пыльном большаке попутка подхватила. Шофёр – малый лихой, баранку одним, окольцованным голубоватой татуировкой пальцем, придерживает, смеётся:
– Я – говорит, – здесь тоже чалился! Дояром меня «кум» пристроил. Он молоком ноги мыл, экзема у него была. Ведро молока приволоку, а он меня чифирчиком угостит. Вместе чифирили. Лафа!
Кирилл вспомнил про своего бригадира. Его тоже Лафой звали-кликали. Ау! Где они стёжки дорожки? Да когда это и было? В другой жизни.
Чтобы поддержать разговор подкинул, как в костёр головешку:
– Кум у тебя что, тоже здесь обитал?
Малый посмотрел на него, как на неразумного:
– «Кум» – это начальник отряда! Прохвост, падла! Обещал досрочку. «Я – говорит, маляву на тебя положительную напишу, – мухой вылетишь!» А я от звонка до звонка четыре года коровам сиськи рвал. До сих пор, как увижу тёлку грудастую, так руки сами под кофточку тянутся. Так и женился на одной такой. Барахлом торгует. Вот тачку купила, за хороший удой… Ты сам-то откуда!
– Да всё оттуда! – неопределённо, качнув головой, сказал Кирилл.
– А, чего ж тогда про «кума» спрашиваешь? Фраер что ли?
Кирилл промолчал.
– Ну-ну! – И снова, надавив на педаль газа, закрутил баранку.
Не ехали, а летели…
Почему-то малый всё норовил завернуть просёлочными путями, по раскисшему мокрому снегу.
– Я, – говорит, – здесь вырастал, как купырь возле буераков энтих. С закрытыми глазами могу. Хочешь, попробую?
– Не, наверное, не надо! – У Назарова промелькнула одна догадка, на счёт этой «тачки».
Но парень был весёлый и кудрявый к тому же…
Незаметно докатили до города, завивая колёсами клубы липкого чернозёма на этих стёжках-дорожках.
Остановились возле дачных домиков у парка «Дружбы».
– Держи краба! – протянул малый узкую, сухощавую, испещрённую наколками руку. Мне здесь, за поворотом. Хаза у меня там…
Кирилл подержал «краба»:
– Может, в город заедем?
– Не, мне тут! – и захлопнул дверцу.

3

За это время ничего не изменилось в жизни дома: всё те же старушки на лавочке:
– Кирилл Семёнович, здравствуйте! С возвращеньицем! А мы-то, дуры, думали, тебя в тюрьму посадили… Приходил к тебе какой-то старичок чудной, спрашивал…Мы говорим, – в тюрьме он, горемышный! Старичок не поверил. Покачал головой и ушёл… Может командировка у тебя была? А мы, неразумные, старичка божьего напугали…
– Там! – буркнул неопределённо Назаров, взбегая на площадку по лестнице.
Повозился с ключом, распахнул дверь и быстро нырнул в квартиру, опасаясь лишних расспросов.
Застоялый воздух отдавал чем-то утробным, прогорклым.
Осмотрелся. Открыл окно в улицу, где шумела неспокойная весенняя жизнь, и присел на диван.
Взгляд упал на толстенный том Библии на журнальном столике.
Испоганили, ментяры позорные, священную Книгу! Страницы повырезали, сволочи! Ничего лучшего не придумали!
Кирилл взял Библию в руки. Открыл тёмно-зелёную, тиснёную мелким маковым зерном обложку. Все листы оказались целы. Невероятно!
Там где лежал пакет с «дурью» страницы срослись. Фокус какой-то! Подменили. Втюрили, как последнему лоху вещдок, чернокнижники!
Полистал. Всё на месте. Отложил.
Рядом, облокотясь на вазу, наклонилась чёрная, просмоленная временем и копотью доска с изображением лагерного Христа, привезённая им когда-то из Сибири.
Хорошая икона. Метафора и образ соединились в ней в одно целое… Надо повесить в передний угол… Нехорошо иконе стоять вот так, по-сиротски…
Пошарил в обеденном столе, достал молоток и гвозди. Стал определять передний угол, где он? Куда не посмотришь – все углы передние.
Возле припудренного пылью книжного шкафа висело посеревшее зеркало. «Повешу здесь! – решил Назаров, отложив молоток. Снял зеркало. – Всё равно в него не смотрюсь! – И на торчащий в стене поржавевший гвоздь повесил икону. – Вот здесь ей самое место. Посмотрю, как в зеркало гляну!» – усмехнулся про себя.
Конечно, жизнь его лагерная хотя и не мёд была, но всё-таки приобщился к великому таинству злоключений…
Зеркало перевесил в прихожую возле двери, – тоже – в самый раз!
Снова присаживаясь на диван, закурил.
Взял Библию. Потом отложил, вспомнив, что табакокурение – не лучший фимиам Богу!
Вот она свободная жизнь – не сразу отыщешь себе место.
Воткнув окурок в пепельницу, поднял Библию, полистал, остановил взгляд на словах: «Но когда ты взыщешь там Господа, Бога твоего, то найдёшь его, если будешь искать Его всем сердцем твоим и всею душою твоею» – (Второзаконие 4,29)
Назаров, – хотя и крещёный, но был человеком своего времени, к религии относился индифферентно, – чувствовал, что Бог где-то есть, а вот веры не было.
Когда-то мать ему читала поучения любимого ею Преподобного Иоанна Дамаскина, втолковывая в неразумную мальчишескую голову: «Бог – существо не созданное, безначальное, бессмертное и беспредельное, и вечное, невещественное, благое, обладающее творческой силою, праведное, освещающее, неизменное, бесстрастное, неописуемое, необъемлемое, неограниченное, неопределяемое, невидимое, недоступное для ума, ни в чём не нуждающееся, самодержавное и независимое, вседержительное, жизнеподательное, всесильное, бесконечно могущественное, освящающее и подающее, обнимающее и содержащее всё вместе и обо всём промышляющее. Всё это и подобное Божественная природа имеет по естеству, не получив извне, но сама раздавая всякое благо своим собственным творениям соответственно силе, в какой каждый в отдельности может принимать».
И вот теперь, по прошествии столько времени он снова задумался о смысле христианского учения. Наверное, оно не бесплодно, коль две тысячи лет люди повторяют священные строки: «Многочисленны беззакония мои, Господи, многочисленны беззакония мои, и я не достоин взирать и смотреть на высоту небесную от множества неправд моих. Я согбен множественными железными узами, так что не могу поднять головы моей, и нет мне отдохновения, потому что прогневал тебя и сделал перед тобою злое: не исполнил воли твоей, не сохранил повелений твоих, поставил мерзости и умножил соблазны» – (молитва Манасии, 2-й Паралипоменон)
Отвлекающий шум на улице не давал сосредоточиться на поразительных, разящих самолюбие человека, строчках, и Назаров, поднявшись с дивана, закрыл ставни, отторгая глумящиеся под окнами голоса подвыпивших юнцов.
В комнате сразу же стало неправдоподобно тихо, словно гомонящей улице отсекли язык.
«Возьмите иго моё на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смиренен сердцем, и найдёте покой душам вашим: ибо иго Моё благо, и бремя Моё легко» – (от Матфея 11-29-30)
Кроткому и смиренному сердцем, в нашем прогнившем и развращённом младореформаторами мире, нет места и вряд ли будет в ближайшее время.
Древоточцы изъели древо России, соря золотыми опилками на заграничных островах, куда рука закона не дотянется. Да и руки у нашего закона коротки и все в дерьме.
Дума и правительство – эти две потатчицы короедам, наверное, навсегда оглохли и не слышат гласа русского Иова. Да и не хотят они слушать голос страдальца-народа, на который они со смехом плюют и мочатся с высоты кремлёвских башен…
Нужен ли сегодня глумящемуся Плуту Христос? Если придёт «кроткий и смиренный сердцем», то неузнанный будет побит камнями, как тогда в Галилее. «Христос, прости меня, я болен, я богохульствую, я лгу. Твоя раздробленная голень на каждом чудится шагу…» – всплыли, когда-то прочитанные в другом измерении строчки.
Сон Назарова был чист и светел, как бывает только в детстве.
С утра, наскоро перекусив, Кирилл Семёнович, отправился в юридическую фирму для составления бумаг на частную предпринимательскую деятельность. Зачем откладывать дело в долгий ящик? «Куй железо, не отходя от кассы!» – как говорил цыганский отпрыск по прозвищу Карамба, а ныне павший в классовом бою мироед и депутат областной Думы.
Вольные юристы встретили Назарова, как отца родного. Усадили в уютное кресло.
Молоденькая с многообещающей фигурой секретарша принесла ему в крохотной чашке настоящий кофе. Велела подождать одного из сотрудников, который вот теперь, в эту самую минуту оформляет бизнес одному очень почётному деятелю. «И даже судимость с него снял!» – сказала заговорчески улыбнувшись, канцелярская девушка.
«Во, чёрт! И я вроде как с судимостью… Надо же, какое совпадение!» – промелькнуло у него в голове.
Пока он с удовольствием прихлёбывал ароматный напиток, который пришёлся, как раз, кстати, после его холостяцкого, убогого завтрака.
Из двери показался молодой человек, одетый не то, чтобы неряшливо, а как-то не по случаю пребывания в анналах юстиции. Весь обвешанный фенечками, с нарочито спущенными рукавами замшевой курточки, в штанах раздутых на бёдрах, он был бы более уместен где-нибудь на корпоративной вечеринке, чем здесь.
Несмотря на это, он оказался довольно деловым парнем.
Наскоро обговорив, – в чём фишка, он попросил паспорт и свидетельство ИНН, обозначив цену успеха в одну тысячу долларов. «Всего одна тонна зелени!» – сказал он небрежно.
Назаров запамятовал, что паспорт надо выручать заново, да и ИНН у него никогда не было. Работал по чёрной схеме: тебе результат, а мне деньги в конверте.
Кирилл, на всякий случай, чтобы потянуть время, прикинулся простачком:
– Где ж я тебе зелени накошу? Ещё снег не совсем съехал!
– Мужик, ты лохом-то не прикидывайся! Баксы! – сказал, как одёрнул воротник на Кирилле.
Назаров достал плотненькую пачку наших синеньких:
– Долларов нет, вот деревянные!
– Пойдёт, если считать по курсу! – И уже протянул ладонь.
– Кирилл хлопнул своей ладонью о его ладонь так, что парень отшатнулся.
– Давай! Стольник сброшу!
– Дал бы я тебе, да документы в машине оставил… – протянул Назаров, чем несколько преувеличил своё положение.
– Давай под расписку, а документы потом подкинешь! – оживился тот, и протянул Кириллу, оттиснутую серебром на чёрном бархатистом бланке, визитку.
Кирилл взял плотную «корочку», а деньги спрятал в карман:
– Утром стулья, а баксы вечером! – И вышел на улицу.
Как же это он так позабыл про документы? Бомж! Любое дело без «ксивы», как говорят – ничто! Надо идти в паспортный стол. Нащупал справку об освобождении и повернул в районное отделение милиции.
Там всё поняли быстро и предложили за некоторую мзду тут же оформить документы, – только фотографию давай, да чтобы в прикиде!
«Ладно, сфотографируюсь завтра…» – подумал Назаров, у которого костюма, как не было, так и нет, – всё свитера да курточки.
И пошёл он в местный универмаг покупать какой-никакой «прикид».
Назад: Глава первая
Дальше: Глава третья