Книга: Воры над законом, или Дело Политковского
Назад: Сорок третья глава. Как все случилось
Дальше: Эпилог-двойчатка

Сорок четвертая глава. От публикатора: несколько принципиальных уточнений

Вот о чём не договорил в своих записках, господин Жульковский.
Комитет о раненых, между прочим, ведь напрямую подчинялся императору! Приходится признать: император Николай Павлович, выходит, и допустил это, прошляпил такую грандиозную аферу. Однако сам Николай Павлович виновным себя отнюдь не считал — упаси Господь!
Можно ли говорить о вине нашего строгого и придирчивого обычно государя, вникавшего до мелочей касательно того, что было связано с военным министерство особенно?
Увы, я просто вынужден признать, что в данном случае вина имела место, и самая несомненная.
В чём же конкретно эта вина?
А вина заключается в том, что Его Величество никоим образом не вдумался, как устроена работа подвластного ему комитета.
А устроена работа комитета была, как я уже сказал, таким именно образом, что чиновники сами себя проверяли. Причём сделалось так как раз в царствование Николая Павловича. Во всяком случае, мне известно, что Александр Иванович Чернышёв, став военным министром, реорганизовал комитет о раненых. Тогда и случилась эта страшная беда.
Чиновникам канцелярии комитета о раненых дали немыслимую свободу, и пошло воровство в страшных размерах. Не был бы Политковский, сидел бы на его месте другой, и творил бы со своими подручными то же самое.
Так что государь Николай Павлович виноват, а с ним и любимчик его Александр Иванович Чернышёв.
Таковы обстоятельства, коих я никак не могу не назвать, публикуя записки титулярного советника Александра Жульковского.
Жульковский эти плачевные обстоятельства, конечно же, отличнейшим образом понимал, но не посмел их упомянуть на бумаге, опасаясь возможных неприятностей по службе, хотя записки им составлялись в счастливые времена императора Александра Второго. Но взрос-то Жульковский в строгие времена Николая Павловича, так что страх в крови у него был, животный страх. И никак не мог он, говоря об афере Политковского, фиксировать при этом вину самого императора, который более всех как будто хотел разоблачить преступников, замешанных в воровстве, и их попустителей.
Вот и приходится теперь мне теперь кое-что договаривать и уточнять.
В целом записки Жульковского крайне любопытны и весьма поучительны. Только они чрезмерно испещрены канцеляризмами, слишком много в них витиеватости, что сильно затрудняет улавливание смысла авторских рассуждений и приводимых в изобилии фактов.
Поэтому канцеляризмы мне пришлось убрать и переменить на современные обороты речи, но при этом не сделано буквально ни единого сокращения, которое бы сказалось на содержательной стороне записок.
Так что, очень надеюсь, у нынешнего читателя особых проблем с восприятием данного текста не должно возникнуть, и давняя как будто афера Политковского будет усвоена во всей своей животрепещущей актуальности.

 

Ефим Курганов,
доктор философии.
г. Париж.

 

10-го августа 2012-го года.
Назад: Сорок третья глава. Как все случилось
Дальше: Эпилог-двойчатка