2
С первых же занятий Сигурд уяснил для себя самое важное: известно семь городов, построенных терракотерами, и есть девять крупных поселений албов, из которых Большое Поселение — самое многочисленное. Во всех девяти поселениях производятся танки и снаряды, ведется подготовка бойцов. Между поселениями налажена связь. Однажды албианские танковые легионы произведут одновременный массированный удар по территориям противника, уничтожат их города и освободят земную поверхность от терракотеров.
Снаряды, которыми стреляли танки, имели огромную разрушительную силу. В первую секунду после взрыва создавалось сильнейшее электромагнитное поле, затем от эпицентра к периферии прокатывалась мощная звуковая волна и напоследок происходила вспышка резонансного излучения.
Один-единственный раз албы имели возможность опробовать снаряд Велимира, как его называли. Пять лет назад был взорван временный лагерь терракотеров на участке степи в юго-восточном строительном округе. Запись взрыва разослали во все девять поселений для поднятия боевого духа бойцов, и теперь их днем и ночью прокручивали на экранах, висевших в местах скопления народа.
Дух Сигурда в стимуляции не нуждался.
В первый день, как только его привели в комиссию, он повторил то же, что сказал Ханарану:
— Примите меня на службу. Хочу стать офицером.
Может быть, он даже сказал это чересчур пылко. Члены комиссии — несколько пожилых неестественно краснолицых албов в военной форме во главе с маршалом Ягломом и в присутствии управляющего персоналом Куртца — переглянулись.
— А чем платить будешь? — резко спросил приземистый, лобастый, бледный по сравнению с остальными Куртц. — Чтоб стать простым солдатом, надо внести столько эрдо, сколько тебе и не снилось!
Ни о каких эрдо Сигурд ничего не знал. Но у него были карты. И личная война, о которой он не хотел им говорить.
— С чего ты решил, что вправе руководить албами, бигем? — спросил Яглом. — И что ты можешь рассказать нам такое, чего мы не знаем?
Яглом был полным, холеным, бровастым. Он занимал центральное место, сидел в кресле с высокой спинкой. Погоны у него были не черные и глянцевые, как у остальных, а фиолетовые с двумя золотыми кружками.
— В городе я каждый угол знаю, — сказал Сигурд. — Я видел терракотеров вблизи.
— И что? — пожал плечами Яглом. — Мы наблюдаем за ними много лет. Вряд ли ты слыхал о летающих управляемых микрокамерах, не правда ли?
— Мне известно место расположения особо важного объекта, — сказал Сигурд.
На какое-то время лица членов комиссии стали неподвижны и как будто еще больше покраснели.
— Что за объект? — строго спросил Яглом.
— Стратегический, — выпалил Сигурд. — Центр управления терракотерами.
— Врешь, — сказал Куртц.
— Где карты, о которых ты говорил? — спросил лысый сосед Яглома.
— Я их спрятал. Я должен быть уверен, что меня возьмут.
— Карты! — гаркнул лысый.
Сигурд обвел присутствующих твердым взглядом.
— Нет. Сначала ваши гарантии.
Прокатилась волна негодования.
— Эй, парень! — с угрозой сказал лысый (позднее выяснилось, что это начальник особого отдела полковник Джуд). — Хватит героя разыгрывать. У нас методов, чтобы вытащить из тебя любые сведения, — хоть отбавляй!
— Господа! — сказал Куртц, обращаясь ко всем. — Пора положить этому конец. Продолжать допрос бессмысленно. Наглецу место в карантине.
— Спокойно, — сказал Яглом. — Парень требует гарантий. Может, он и впрямь кое-что знает.
Все немедленно притихли. Только Куртц продолжал настаивать. Он встал из-за стола:
— Позвольте выразить несогласие, господин маршал. Могут ли благородные офицеры опираться на мнение бродяги? Кто-нибудь из вас представляет себе бигема в погонах? Для тех, кто забыл, напомню: это уже пройденный этап. Бигем и военная дисциплина — понятия несовместимые. Бигемы склонны к заскокам.
Руку поднял маленький старичок с лиловым крючковатым носом — позже Сигурд узнал, что это профессор Шмуль, глава ученого совета.
— Осмелюсь заявить уважаемому собранию, что господин Куртц таки в чем-то прав, — сказал он. — Бигемские заскоки — дело серьезное. Однако стоит признать, что этот мальчик весьма занятен, он должен быть под наблюдением специалистов. Отдайте его мне.
— Погодите-ка, — сказал Яглом. — Эй, парень, почему тебя и девчонку не убили терракотеры?
— Потому что мы их обманули, — ответил Сигурд, пытаясь заставить сердце не колотиться так сильно. — Терракотеры заселяют город людьми. Мы притворились одними из них.
— Вздор! — сказал Куртц. — Нет там никого. Это Мертвая Зона.
— Больше не Мертвая. Не знаю, как с этим было раньше, но попасть туда не сложно: были бы крепкие ноги…
— Хватит болтать! — начальник особого отдела тоже вскочил из-за стола и ткнул в Сигурда пальцем. — Карты гони! Куда спрятал?
— Другого выхода нет, бигем, — подтвердил Яглом. — Как не хитри, но сначала дай информацию, а там будем решать, что с тобой делать.
— А не то применим специальные методы, — пригрозил начальник особого отдела. — Вот тогда ты у нас сразу заговоришь.
— Пожалуйста, применяйте, — сказал Сигурд. — Только для вас самих будет лучше, если просто возьмете меня на службу.
Неожиданно маршал Яглом расскрипелся грубым солдафонским хохотом.
— Ну ты и упрямец! — сказал он. — Не иначе, причины у тебя по-настоящему веские.
— Веские, — сказал Сигурд. — Терракотеры всех моих близких убили.
— И что? — Яглом продолжал усмехаться. — Хочешь помочь военным — ступай в гонцы. Внесешь свой посильный вклад в общее дело.
— Мое место в бою. Хочу видеть смерть терракотеров.
— Банальная ксенофобия — так это называется, — сказал Яглом. — Господин Куртц и господин Шмуль подтвердят. Мир считает терракотеров абсолютным злом. Однако война — не драка. Ненавидеть терракотеров — удел рабочих масс, задача военного — узнать, как уничтожить врага.
— Да, я хочу учиться! — с запалом сказал Сигурд. — В бою от меня будет больше проку. У меня есть то, что нужно — желание, мозги, силы, скорость… Поверьте: моя карта стоит того, чтобы вы доверили мне танки.
Члены комиссии переглянулись, Шмуль развел руками, а Куртц скорчил гримасу, смысл которой был мало понятен Сигурду — то ли сарказм, то ли разочарование… Все задумались.
— Ладно, — неожиданно сказал Яглом. — Я сам им займусь. Лично. Джуд, после заседания останешься. Ну что, парень, слыхал? Беру тебя под свою опеку. А теперь валяй, выкладывай, где твои драгоценные карты, почему ты такой умный и что с тобой приключилось.
— Нет! — твердо сказал Сигурд. — Сперва покажите документ, что я зачислен в войско!
По удивленно-одобрительному взгляду Яглома он понял, что поступил правильно.
***
На второй день пребывания в Поселении в сопровождении группы вооруженных офицеров Сигурд сходил за картами.
Яглом вызвал его в свой роскошный кабинет из белоснежного мрамора, раздал задания адъютантам и, оставшись с Сигурдом наедине, сказал:
— Итак, с самого начала.
Сигурд рассказал о гибели общины, походе через лес, космодроме, жителях города и терракотерах-наблюдателях. Он говорил не спеша, обдумывая каждое слово, и смолчал о поликлинике и своем учительстве.
— И все же терракотеры не дураки, — сказал Яглом, хмуро глядя в карту. — Им не составило бы труда вычислить вас и превратить в горстку пепла, я прав?
— Правы, сэр. Но, видать, нам повезло. В той одежде, что мы нашли, нас нельзя было отличить от их людей. Мне, правда, пришлось еще и побриться…
— И вы ходили по городу и глазели по сторонам?
— Именно так. Никому до нас не было дела.
— Хм… мы слыхали, что в северных городах появились люди, но не знали, что они теперь у нас буквально под носом. Мы это проверим… А жили вы где?
— Там полно домов, сэр.
Яглом поднял взгляд.
— И что дальше?
— Дальше я понял, что одному мне воевать с ними не под силу. Я решил как можно больше узнать о них. Взял бумагу и стал рисовать. Ну а потом… однажды нам показалось, что нас могут разоблачить. Мои ноги быстрее их колес, сэр. Я убежал, а Руна… она была на мне.
— Итак, — сказал маршал, — терракотеры выгнали вас с Шедара. Ты потерял общину и пошел мстить. По пути девчонка тебя просветила, так? Вы прошли все кордоны и попали прямо в самое логово терракотеров, и там сумели прижиться среди странных людей. А потом вы вдруг почуяли опасность и сбежали. Я не пойму, на каком этапе ты научился так складно языком трепать?
— Я же говорю сэр: я всегда был при памяти, а трепать языком — дело наживное.
— Ладно, — Яглом снова принялся перелистывать карты. — Поглядим. Итак, что там насчет твоего стратегического объекта?
— Вот он, сэр… Видите комплекс зданий в юго-западном районе города? Он помечен зигзагом. Необычное расположение, правда?
— Ну, допустим.
— Думаю, там у них источник энергии.
— Станция подзарядки?
— Нет, станция для подзарядки у них за городом. Тут что-то другое, посерьезнее. Присмотритесь: все другие трансформаторные будки размещены вокруг этого сооружения как бы по ходу лучей, то же касается и линий электропередач. По-моему, в этом сооружении скрыто некое устройство. Я слышал, как оно работает. У меня очень хороший слух. Во всем городе нет ни единого источника такого же звука. Вот мое предположение: эта штуковина каким-то образом улавливает энергию, передаваемую с большого расстояния, накапливает ее и распределяет по всему городу.
— Штуковина, — передразнил маршал. — И это вся твоя тайна?
— Что бы это ни было, не мешало бы проверить, есть ли подобные сооружения в остальных шести городах. Проверить по тем же признакам. Думаю, если подорвать эти сооружения, можно захватить города, не разрушая их.
Маршал был штурмовиком в шестом колене. На вид ему было около пятидесяти, хоть временами он казался Сигурду куда старше.
— Допустим, — сказал он, прищурившись. — И что же случится, когда мы подорвем эту будку?
— Я не военный и не инженер. Я — бывший охотник, ну и еще кое-чему научился в городе. Чутье мне подсказывает, что в том сооружении что-то вроде нервного центра всей системы.
— Хм… — Яглом почесал подбородок. — Если на минуту отбросить тот факт, что армия не может полагаться на чутье индивида… как ты себе представляешь исход такой войны?
— Терракотеры будут просто парализованы.
— Ага. Стало быть, терракотеры подохнут, а люди, которые там недавно поселились, — все перейдут в наше распоряжение, так?
— Не знаю… Об этом я как-то не думал. Может, они и сами собой смогут распоряжаться?
— Не говори никогда подобных глупостей, курсант. И вообще пока все это только гипотеза и требует тщательной проверки специалистами. Так что ты об этом молчок, уяснил?
— Так точно!
Яглом в сопровождении двух военных послал Сигурда на предварительную экспертизу, там трое в зеленых халатах проверили его психофизиологические качества. Они все цокали языками и хмыкали, а потом под конвоем Сигурд отправился обратно к Яглому.
Маршал посмотрел результаты и, судя по лицу, остался озадаченным.
— Будем проверять твою версию, а пока учись, — сказал он. — И побольше времени уделяй занятиям в тренировочном зале. Таскай тяжести.
— Зачем, сэр? Во мне и так силы достаточно.
— Так надо.
И Яглом определил Сигурда на ускоренный офицерский курс.
***
В Большом Поселении были десятки уровней, на которых располагались производственные и хозяйственные цеха, атомная электростанция, военные части, службы инфраструктуры и спальные этажи. Все это было соединено коридорами, лестницами, тоннелями, лифтами, переходами и колодцами. В одних районах помещения были отделаны качественными материалами, в других были грубыми и убогими. На большинстве уровней негромко шумел воздух в вентиляционных рукавах, но местами вентиляция не работала, было душно.
По коридорам то и дело сновали патрульные с пневматическими винтовками, офицеры в черной военной форме и просто рабочие в зеленых робах или серых туниках; бигемы встречались редко.
Отдельные ходы прорезали толщу горного массива на целые мили, вели к поверхности плато, к потайным пещерам в каньоне, где стояли посты, и даже к морю.
Всюду — на стенах, дверях, потолках — висели разноцветные плакаты с надписями «СВОБОДА ИЛИ СМЕРТЬ!», «СЛАВА ОРУЖИЮ!», «ИЗ НЕДР — К ВЫСОТАМ!», «ТЫ — ШТУРМОВИК!», «ВОССТАНЬ ИЗ ТЬМЫ!» и тому подобные.
С восьмого уровня шел проход к широкому тоннелю, стены его были выкрашены в розовый цвет. Албы называли это место Монмартром. Сигурду довелось побывать там однажды, когда его переводили из карантина в казарму. На Монмартре располагались места культурных развлечений — театр, общественная библиотека, лекторий — и торговые залы: там продавалось все — от продуктов питания до мебели. Стены пестрели вывесками с рекламой товаров. С потолка свисали широкие экраны-головиды, по ним прокручивались ролики с демонстрацией танков и в стотысячный раз взлетающего на воздух лагеря терракотеров.
На шестнадцатом уровне находились залы оргий. В особые дни там проходили групповые совокупления. Об этом Сигурд узнал только через месяц от одного парня в столовой. Как оказалось, в поселении албы не жили семьями, подобно тому, как это делали бигемы или люди Федерации. Мужчины проживали в маленьких камерах-квартирах, женщины — в общих бараках. Детей отнимали, сортировали, воспитывали. Достигнув тринадцати лет, они становились полноправными членами Поселения и, в зависимости от способностей, направлялись на работы либо в производственные цеха, где изготовлялось оборудование, либо в хозяйственные, где производился хлеб и прочая пища.
Офицеры могли выбирать себе из школ сыновей — наиболее здоровых и способных мальчиков. Сыновья жили с отцами, готовясь принять от них так называемую линию штурма, а отцы оплачивали их обучение в спецшколе, после которой они поступали на офицерские курсы.
«Паршиво», — подумал Сигурд, когда обо всем этом узнал.
Впрочем, вся атмосфера, царившая в Поселении, вызывала в нем противоречивые чувства. Казалось, в ровном гомоне толпы, размеренных движениях поселян, их лицах, постоянных призывах с экранов, обращениях с плакатов, беспрестанных докладах из репродукторов о степени боевой готовности легионов, масштабах проведенных учений, объемах произведенных товаров — во всем была несуразная искусственность. До прибытия в Поселение, даже несмотря на признания Руны, он все же иначе представлял себе повстанцев. Он ожидал встретить в их лицах хоть что-нибудь, близкое к его чувству непримиримости к терракотерам. Но на лицах рабочих и военных была лишь покорность. Несмотря на избыток воинственной агитации, казалось, весь подземный процесс был подчинен не столько великой и светлой идее, сколько некому плавному заунывному ритму, скрытому под маской этой идеи.
«Ладно», — сказал себе Сигурд. Он постарался всего этого не замечать, ведь его прежде всего интересовали танки.
Боевые машины находились в засекреченной зоне — так ему еще в карантине сказал один из охранников. Чтобы попасть в эту зону требовался особый допуск. Те, у кого он был, не имели права никому об этом сообщать. Позже, когда Сигурд стал курсантом, ему мало что удалось прибавить к информации, полученной от охранника.
Уровень, на котором находились учебные классы танкистов, значился на входе как «7-а». Все здесь было гладко штукатурено и выкрашено в серый цвет. В потолке коридора и помещений через каждые четыре фута светились экономные лампы: они зажигались и выключались автоматически.
Сначала Сигурда поселили в небольшой казарме для бигемов, прошедших карантин, но на следующий день перевели в отдельную коморку на уровне «7-а» — она была всего раза в полтора больше той камеры, в которой он сидел, но тут имелось все, что ему было нужно — санузел, кровать и даже зеркало.
Сигурд, как и говорил майор по имени Поль, получил талоны на питание, и по ним в столовой, которая находилась на два этажа ниже спального уровня, ему выдавали настоящие бигемовские порции.
Из прежних вещей на Сигурде остались только часы — он не захотел с ними распрощаться: теперь они были его счастливым талисманом.
Новая черная курсантская форма из эластичного полипрена мягко облегала мускулистое тело. Знак на груди в виде желтого круга с синим ободком обозначал, что через три месяца в случае успешного окончания курса он станет офицером — военачальником пятого ранга. Боты, равных которым по надежности и красоте он не видел ни в одном из магазинов города, были сшиты специально для него, и ноги в них сидели, как влитые.
До первого тестирования на интеллект, от результатов которого зависело его будущее, он должен был отучиться две недели.
В группе их было трое — он, Маркус и Фрид. Этим двоим албам недавно исполнилось по семнадцать, и оба они были детьми офицеров — военачальников третьего ранга, — стало быть, оба получили благословение отцов, что у албов считалось правом крови.
Курсанты Маркус и Фрид смотрели на бигема так, словно он был мелким насекомым. Обоих грызла явная зависть. Их можно было понять: бигем-проходимец за считанные дни становится в Большом Поселении притчей во языцех.
Сигурд с ними почти не разговаривал. Несмотря на то, что чувство необъяснимой досады не покидало его с того дня, как он попал в Поселение, он себя контролировал в полной мере. Все его внимание было сосредоточено на освоении военной науки, изучении структуры Большого Поселения, постижении его законов и правил.
В одном из помещений стоял макет танка. Он был выполнен в натуральную величину — о том, чтобы Сигурду втиснуться внутрь не могло быть и речи.
Преподавателей оказалось больше, чем Сигурд ожидал. Были такие предметы: электромеханика, электроника, мета-локация, стратегия, тактика, стрельба, маневрирование, внедрение, коммуникация. Большинство занятий представляло собой комбинацию гипнотического внушения и практикума с периодической проверкой знаний.
Для интеллектуала Зуброва обучение не представляло никаких сложностей, знания он схватывал на лету. В свою очередь бывшему охотнику Дзендзелю представилась возможность проявить координацию, ловкость рук и продемонстрировать невероятную скорость реакции.
Нельзя было не заметить, насколько объем теории превосходил практику. В некоторых предметах, вроде мета-локации, приходилось погружаться в изучение подробностей, знание которых вряд ли требовалось повстанцу. Само собой, Сигурд предпочел о своем наблюдении молчать.
Курсант Маркус затеял конфликт на занятии по внедрению. Он сказал насмешливо: «Когда-то люди надевали на домашних собак ошейники. Если ошейника не было, значит, собака бродячая. Вижу, бигем, ты потерял свой ошейник. Хотел бы я знать, чья ты собака?»
Фрид, сидевший слева, фыркнул. Сигурд перегнулся через стол и влепил Маркусу пощечину: Маркус не успел даже вскрикнуть. Из лазарета вызвали двух санитаров, они переложили бедолагу на носилки и унесли.
Тут же прибыл Яглом с адьютантом, допросил преподавателя и Фрида, а через несколько минут явился и разъяренный отец Маркуса: он потребовал сразу три наказания для бигема — чтобы его отстранили от занятий, казнили и использовали как праноматериал.
— Прану не готовят из мертвых бигемов, — сурово оборвал Яглом. — Ее делают из живых албов — таких, как ваш сынок. И запомните, майор: не в вашей компетенции выдвигать подобные требования.
Отец Маркуса залился краской (хоть он и без того был чрезвычайно краснолиц, как, почему-то, большинство офицеров) и попросил разрешения удалиться.
Травма, полученная Маркусом, обошлась без серьезных последствий, но со следующего дня в группе остались двое — Сигурд и Фрид, который враз стал кротким и любезным.
У Сигурда даже объяснений не попросили, словно происшедшее было в порядке вещей. Такое вольготное положение Сигурд воспринял не как заслуженную привилегию, а напротив — как поблажки испытательного срока. Все преподаватели относились к нему с преувеличенным вниманием, по их поведению можно было судить, что с ними проводилась отдельная работа. Позже Сигнурду пришла мысль, что и сам случай с Маркусом был спланирован для какой-нибудь проверки.
На следующий день его вызвал маршал Яглом.
Сигурд приготовился услышать выговор за вчерашнее, но, вопреки ожиданиям, маршал похвалил его за хорошую учебу. Он заметил, что албы много внимания уделяют физической подготовке, что всегда восхищались силой бигемов. Маршал рассказал, что лет пятьдесят назад албы пытались использовать искусственные гормоны для расширения своих возможностей, только обогнать эволюцию им не удалось. Вот почему не раз уже бигемов пытались привлечь к военной подготовке.
Еще через несколько дней маршал, находясь в странном возбужденном состоянии, проговорился, что семнадцать лет назад, во время правления Велимира, когда сам Яглом был уже маршалом и командовал всем войском, а Ханаран занимал ту должность, которую теперь занимает Куртц, были попытки использования бигемов, но все они оказались неудачными.
— А ты знаешь, — добродушно сказал Яглом. — Я как тебя увидел, сразу понял, что ты одним из нас должен стать. Продвинутый бигем — это интересно и для военного дела самое то. Может, ты какой-нибудь мутировавший бигем… впрочем, не важно. Теперь верю, что ты от рождения не дурак был, жаль, что сразу к нам не попал. Ничего — обучим, пристроим… Для нашего танка ты, конечно, великоват, но, если понадобится, соберем для тебя отдельную машину. Ты главное, не забывай в зал ходить, тяжести таскать…
***
— Сэр, — Куртц, когда говорил об особо щепетильных вещах, понижал голос до баса, желая казаться солиднее. — Мы со Шмулем провели Дзендзелю тесты на интеллект. Есть результаты.
У Ханарана перед глазами все плыло, он постарался сосредоточить взгляд на огромном выпуклом лбу Куртца.
— И что?
— Этот бигем — феномен. Он набрал девятьсот сорок три бала. На семнадцать процентов выше показателей Шмуля.
— Самого Шмуля. Хе-хе! Значит, Шмуль теперь у нас не самый умный? — Ханаран прищурился, чтобы навести резкость.
— Считаю целесообразным избавиться от Дзендзеля, — сказал Куртц. — Господин Яглом слишком усердствует, он всесторонне покровительствует бигему, и я не знаю, к чему это приведет, сэр.
Ханаран медленно покачал головой. Даже в посттрансовом состоянии он не позволит этому чопорному головастику присвоить себе бигема.
— Нет, Куртц, ты просто засекретишь эти данные. Похоже, до тебя не дошло, какую выгоду для нашего дела может принести этот парень. Таким мозговитым его терракотеры сделали, понимаешь? Сумели они — стало быть, когда-то и мы сумеем. Я хочу увидеть, каков он в деле, а вы с господином Ягломом и Шмулем — обеспечиваете контроль. Изучайте его, наблюдайте за ним. Кстати, кто проводил тестирование и расшифровывал результаты?
— Два оператора, один программист.
— Уничтожить.
— Но, сэр… это одни из лучших специалистов!
— Сейчас же изолируй всех троих, отправь их к Тагеру на переработку. Выполняй, Куртц, выполняй. Проверь: если успели растрепать об этом — отправь к Тагеру и тех, кто уже знает. Да, и еще. Давно ты был в лабораториях?
— Не так давно, сэр.
— Часом не видел там Жерара, моего бывшего эдвайзора?
— Я в камеры не заходил, сэр. В лаборатории я захожу для того, чтобы проверить персонал.
— М-да… Мне не хватает Жерара. Хочу, чтобы ты его вернул.
— Но, сэр… Если не ошибаюсь, прошло месяца три. Если он и жив, то вряд ли сможет когда-нибудь выбраться из депрессии.
«Почему он такой бледный? — подумал Ханаран, глядя на Куртца. — Разве он всегда такой бледный был?»
— Ладно, ладно, — Верховный с раздражением замахал рукой. — Уходи! Позови мне Пэша.
Когда в кабинет вошел Пэш, Ханаран сидел на диване, уперев локти в колени, и разглядывал заостренные носки мягких туфель.
— Сэр, разрешите?
— Зайди, Пэш. Хочу спросить… Как по-твоему, Маре-младший годится для того, чтобы сделать его начальником карантина?
— Простите… — эдвайзор побледнел. — Сэр, наверное, я не вправе такое решать…
— Отвечай, когда спрашивают, ты, тюфяк! И не падай в обморок!
— Простите, сэр, думаю, господин майор вполне годится, потому как…
— Так-так… А как считаешь, сможет он быть помощником Куртца или на месте Куртца?
— Но, сэр… я ведь только…
— Ты только тупой эдвайзор? Да, я это знаю прекрасно, Пэш. Но у тебя есть кое-какое чутье, с чем я тебя и поздравляю, не то бы ты и недели не продержался на этом месте. Так что ты думаешь на счет Маре?
— Да, сэр. Думаю, он мог бы быть помощником господина Куртца.
— А мог бы Маре, сын героя, командовать армией? Отвечай!
— Господин майор — прекрасный человек, сэр, — дрожащим голосом сказал Пэш. — Он отличный специалист и настоящий офицер, многие так считают, хотя, безусловно, есть и такие, кто не любят его…
— Куртц, например, да?
— Не знаю… может быть, сэр… — Пэш растерялся. — Я не уверен…
— Тряпка ты. Послушай, Пэш, ты знаешь, не исключено, что все мы — потомки неких сверхъестественных существ — кинготов? — и я, и ты. Они сделали нас по своему подобию.
— Да, я читал об этом, сэр.
— Следовательно, мы с тобой из одного теста, Пэш. Верно? Мы оба — потомки сверхчеловека. Как тебе это? Чувствуешь в себе божественное начало?
— Я пытаюсь, сэр.
Ханаран неожиданно топнул ногой.
— Все, проваливай! Уходи прочь, чтобы я тебя не видел! И пусть ко мне немедленно приведут ту женщину, что была с этим бигемом.
***
Руна сидела на своей кушетке и печально разглядывала соседку.
За эти восемь дней, что она пробыла в карантине после выписки из лазарета, они перекинулись лишь несколькими фразами. Соседка, коренастая безбровая баба по имени Шайна, все время ковырялась в каком-то устройстве с маленьким экранчиком, то подключая его проводами к своему персолю, то вновь отключая. Похоже, она очень волновалась по поводу предстоящего собеседования в приемной комиссии.
Руне собеседование не грозило. Ей сказали, что она автоматически зачислена в женскую группу второго хозяйственного цеха — к хлебоделам. До этого с ней подолгу беседовали, она рассказывала следователям в черной форме, как они с Сигурдом попали в город, о том, что там увидели. Ее тестировали, подробно расспрашивали о Сигурде, заставляли рисовать терракотеров, с ее персоля переписали всю информацию, которая там была. Она как могла подробно обо всем рассказала, и, наконец, ее оставили в покое, пообещав, что скоро дадут жилье и работу.
Одно Руна усвоила хорошо: раз Поселение может позволить себе содержать весь этот карантин, в котором запросто уместилась бы пара сотен человек, значит, дела с производством пищи у них идут неплохо.
Она понимала, что должна благодарить судьбу за уютное местечко, тем более что здешняя технология была родственна той, которая применялась в их общине — Руна успела выяснить это. Ах, что бы с ней было, если бы не Сигурд?..
Она не видела его с тех пор, как в предрассветных сумерках они пытались обогнуть одну из скал южнее Западного Перевала. Что было потом — она не помнила. «Ретроградная амнезия», — объяснил доктор, который лечил ее в лазарете.
Руна выспрашивала о Сигурде у доктора, у санитаров, у господина Яглома, что беседовал с ней через час после того, как она очнулась, у господина Маре — красавца-офицера, заходившего пару раз за эти три дня. Они разводили руками и говорили, что всему свое время, и если высшее руководство сочтет нужным, то встречу им устроят. Только Поль Маре добавил к этому, что выжила она благодаря тому необыкновенному бигему, и что бигем, должно быть, в самом деле человек уникальный, и для многих важных шишек Поселения он представляет исключительный интерес. «А когда же я его увижу?» — поинтересовалась она. «Вполне возможно, что в недалеком будущем господин Дзендзель сам сможет решать, нужна ли ему эта встреча», — ответил господин Маре с любезной улыбкой и посоветовал не строить особых планов насчет Сигурда.
Она спрашивала и насчет своего брата Серена, который собирался попасть в Большое Поселение со своим сверхпрочным стеклом, но и по поводу Серена она не получила вразумительного ответа.
Руна впала в уныние и пребывала в этом состоянии уже третий день, и, когда вошел охранник и сказал, что ее вызывают к Верховному, она не сразу поняла, какой высокой чести ее удостоили.
По пути до нее дошло, что ее в самом деле ведут к господину Ханарану: она не раз слышала, что это мудрейший, сильнейший, опытнейший человек в общине, и от одного его слова может зависеть дальнейшая судьба любого обитателя Поселения. Ей уже приходилось видеть Верховного, но то был бывший Верховный — легендарный Велимир. Теперь ее вели к нынешнему вождю самой большой из известных албианских общин — не менее легендарному Ханарану.
Перед тем, как ввести ее в кабинет, охранник предупредил, чтобы во время беседы она стояла неподвижно, и чтобы имела в виду: за ее пульсом, давлением и мозговыми ритмами будут наблюдать через персоль. В случае если она решит предпринять неожиданное действие, ее просто выключат. Она не сомневалась в том, что это им под силу. Получив такое малоприятное предупреждение, Руна вошла. Она оторопела, увидев сухощавого старика в очках и с седой бородкой. Старик бревном лежал на диване.
— Праны хочешь? — спросил он, повернувшись к ней. Он был морщинист, лицо его покрывали красные пранные пятна. Брови и корни усов казались темнее, чем остальные волосы, точно ему случилось, раздувая костер, немного их подкоптить. Глаза за выпуклыми линзами были пустыми.
— Нет, спасибо, — сказала она, чувствуя, как по телу струится дрожь.
— Сядь в ногах, — велел старик.
Памятуя слова охранника, Руна осталась неподвижной. Она с испугом глядела на Ханарана, не зная, что ей делать — оправдываться или молчать.
— Тебе там, за дверью, приказали: стой, где стоишь, и все же если я говорю тебе: «Сядь!» — это значит, что ты обязана выполнить.
Она нерешительно двинулась к дивану, ожидая в любую минуту электрического разряда или чего-нибудь в этом роде.
— Да не бойся ты, не то я начну сомневаться, что ты впрямь жила среди терракотеров.
Она с опаской оглянулась на дверь, затем подошла к дивану и села там, где указал Ханаран.
— Выглядишь ты совсем молодо, — сказал он. — Трахалась с ним?
Руна уставилась в пол из полированного мрамора.
— Верно, он тебя должен был разодрать, этот гигант, — фыркнул старик, поднимая голову и пристально глядя ей на живот. — Ну-ка разденься. Хочу посмотреть, цела ли ты.
— Господин… — умоляюще пробормотала Руна. — Прошу вас…
Старик слегка толкнул ее ногой, и она замолчала.
— Посмотрите на нее: приползла под защиту и думает условия ставить, — сказал он безразличным тоном. — Снимай все.
Его спокойствие напугало Руну еще больше, — она встала и принялась стягивать с себя то, что на ней было — легкие матерчатые боты, куртку со штанами, выданными в карантине, комбинацию, которую носила в городе, лифчик… В конце концов на ней осталась только персоль.
— Каков шрам! Совсем свежий. Кто тебя так?
— Это случайность, сэр… когда мы с Сигом бежали с Шедара…
— Ага, случайность… ври больше. Ну-ка спиной… теперь лицом… Руки подыми… и вторую… да не прикрывайся! Теперь ногу… левую. Ладно, ступай. Там на столе, возьми капсулу в чашке. Съешь ее.
— Пожалуйста, не заставляйте меня, господин, — попыталась упрашивать она, но Ханаран не ответил, он смотрел на нее холодным взглядом.
«Хуже болгарских гангстеров…» — вспомнила она слова Сигурда. Для нее это сравнение было бессмысленным, но что-то зыбкое вдруг объединило ее с людьми призрачной Федерации, которых она едва знала…
Руна подошла к столу, взяла из чашки желтую капсулу и отправила в рот.
— Вот так… другое дело, — умиротворенно сказал Ханаран. — А теперь садись-ка снова у ног и почеши мне пятки.
