Глава 24

На третий день пути закончили встречаться даже маленькие поселения. Вокруг лежали невысокие каменистые холмы, покрытые перемежающимися рощами оливковых, тутовых, апельсиновых деревьев а местами более густыми зарослями орешника. В распадках между холмами могла скрываться любая засада, так что местность для нападения была очень удобной.

Посольство халифа состояло из двух десятков воинов, возглавляемых визирем Махмудом, одновременно являвшимся главой миссии в «страну Сэсэсэр». Кроме воинов присутствовали также десятка два слуг, писари и ещё кое-какие служивые люди. Из людей шейха вместе со всеми ехали лишь Абдаллах и ещё трое слуг – как мог догадаться Богдан, завзятые головорезы.

Богдана начали мучить угрызения совести: ведь из-за него всех людей халифа ждала смерть. Понятно, что иного выхода у него просто не было: откажись он от плана аль-Хасима, безусловно, и сам бы прожил недолго или подвергся пыткам, показать дорогу к «вратам». С шейхом явно лучше было пока сотрудничать на внешне добровольной основе. В любом случае, если речь идёт о сохранении своей жизни ценой жизни людей, никак с тобой не связанных, мало кто, не будучи лицемером, станет утверждать, что чужая шкура дороже или, по крайней мере, равна по цене его собственной. Но рассуждения эти помогали слабо, и чувство вины не оставляло Богдана с того самого момента, как миссия тронулась в путь.

К вечеру караван остановился в распадке у ручья. Погонщики верблюдов распрягли животных, кашевары разожгли костры, потянуло запахом жареного мяса и горячего хлеба. Чуть позже спустилась ночь, и насытившиеся люди, уставшие от езды под палящими лучами дневного светила, стали отходить ко сну, выставив часовых.

Перед самым сном Абдаллах, который делил с Богданом небольшой походный шатёр и одновременно надзирал за ним денно и нощно, шепнул коротко:

– Сегодня ночью. Если что – кричи «аль-Хасим», это условный знак, тебя не тронут.

Богдан попытался спрашивать ещё, но Абдаллах сделал вид, что засыпает.

Естественно, сон к Богдану никак не шёл. Он ворочался с боку на бок, а потом сообразил, что Абдаллах, который, казалось, сразу же уснул, скорее всего, притворяется и ждёт, когда же уснёт его пленник. Ясное дело, нападение на лагерь никак не могло состояться без указаний кого-то внутри лагеря: вряд ли воины шейха, которые ждут где-то за холмами, могут не ошибиться, если им не показать, где кто спит.

Богдан выждал несколько минут и начал посапывать. Через какое-то время Абдаллах осторожно откинул покрывало, под которым лежал, и, выбравшись из шатра, ушёл. Богдан осторожно выглянул через щёлку в пологе наружу. В поле зрения начальника стражи шейха не было.

Справа всходила зеленоватая луна, свет которой тускло отражался на листьях росшей по склону холма тутовой рощицы. Тишину ночи нарушало только громкое трещание цикад, перекрывавшее слабое журчание ручья.

«Скоро что-то начнётся», – нервничая, подумал Богдан.

Он очень хотел бы иметь при себе оружие – хотя бы простую саблю, не говоря уже о лучемёте. Впрочем, будь у него лучемёт, он бы здесь не сидел.

В стороне не так далёко прокричала какая-то птица, из-за деревьев рощицы ей ответила другая. Богдан только и успел подумать, что это вполне могут быть условные сигналы, как ночь разорвали крики и топот бегущих со всех сторон людей.

Через приоткрытый полог шатра он увидел, как вспыхнуло пламя – загорелась главная палатка, где спали воины халифа. Выскакивающих из огня людей методично рубили саблями и кололи копьями. Кто-то дико завизжал. Мимо пробежал Абдаллах, преследовавший какого-то человека из посольской группы. Увидев Богдана, он зыркнул на него глазами и крикнул:

– Сиди внутри, не высовывайся!

Догнав чиновника, Абдаллах наотмашь рубанул саблей, и человек упал, обливаясь кровью.

Богдана замутило, хотя он считал, что уже привык лицезреть убийства. Он отпрянул внутрь шатра и с беспокойством огляделся, сознавая свою беспомощность и, самое главное, безоружность. Он не мог бы защититься, если бы на него по ошибке напали, а также боялся случайного броска копья, которое пронзило бы шатёр насквозь. Вполне возможно, вместе с ним.

Но всё обошлось, к нему даже никто не заглянул – вероятно, люди шейха были хорошо проинструктированы, какие шатры не трогать.

Наконец, шум бойни утих, и Абдаллах громко приказал собрать и сосчитать трупы.

– Следите, чтобы никто не ушёл, не оставляйте раненых! А все трупы надо закопать!

Богдан передёрнул плечами, и в этот момент в шатёр зашёл шейх, потиравший руки. Глаза его горели, а широко раздувавшиеся ноздри орлиного носа выдавали возбуждение.

– Мой план удался! – радостно сообщил он Богдану. – Сейчас мои люди похоронят убитых, и мы двинемся в путь – нельзя здесь оставаться.

– Вы всё-таки опасаетесь погони? – хрипловато спросил Богдан, прекрасно понимая, что в случае преследования его жизнь оказывается в огромной опасности.

– Да нет, – довольно самоуверенно махнул рукой аль-Хасим, – это невозможно. Мы перебили всех, слежки за нами не было – мои люди проверяли. Просто не нужно оставлять следов – всё равно пропавшее посольство начнут искать, но, конечно, не скоро.

– Сколько ваших-то людей было? – поинтересовался Богдан.

– О, – шейха переполняло опьянение успехом, – они действовали хорошо!..

Оказалось, что напал отряд всего из двадцати человек – просто воины халифа были захвачены врасплох. Сначала прирезали двоих часовых, поставленных вокруг лагеря, – в этой спокойной местности никто не опасался нападения. Затем на главную палатку вылили масло и подожгли. Спросонья люди выскакивали наружу, а там их уже ждали. Чиновников, забившихся под одеяла, перебили чуть позже, а визиря Махмуда зарезал лично шейх – они спали в одном шатре.

– Да, ваша милость, – заметил Богдан, стараясь говорить небрежно, – ловко вы их. Чистая работа, как говорится…

Шейх, усмехаясь, посмотрел на Богдана – очевидно, не вполне понял дословный перевод фразы «чистая работа», но сориентировался по смыслу.

– Да, всё получилось как надо, – согласился аль-Хасим, – но ты имей в виду, что теперь мне отступать некуда. Или я заполучу те сказочные вещи, о которых ты мне рассказывал, либо… сам понимаешь. Вернуться просто так ко двору халифа мне теперь невозможно, я могу придти туда только для того, чтобы занять трон.

– Почему же? – удивился Богдан. – В случае какой-нибудь неудачи всегда можно сказать, что на нас напали какие-то разбойники…

– Ты чего это? – рука шейха метнулась к сабле. – Решил пойти на попятную?

Богдан успокаивающе выставил перед собой ладони:

– Что вы, что вы! Просто я прикидываю любые вероятные варианты. Ну вот, хотя бы, убили бы меня случайно сейчас – что бы вы делали?

– Не мели чушь! Все люди Абдаллаха были предупреждены о тебе, все воины знали, в каком ты шатре, так что никто тебя бы не тронул. На крайний случай Абдаллах же назвал тебе пароль – «аль-Хасим», правильно?

– Конечно, разумеется, я понимаю, – согласился Богдан, который завёл подобный разговор специально, чтобы лишний раз напомнить шейху о ценности своей персоны. – Но мало ли что могло произойти.

Аль-Хасим только отмахнулся.

– Кстати, – заметил Богдан, – вы сказали послед-ний раз «люди Абдаллаха». То есть, это не ваши воины?

– Мои, его – какая разница? Абдаллах мне предан, его отряд более выучен для такого дела, потому они здесь.

Богдан пожал плечами – шейху виднее.

Трупы быстро закопали, и, по мнению Богдана, не слишком глубоко. Вполне вероятно, что звери, если таковые тут водились, могли откопать тела, но землянину было, по большому счёту, всё равно. Он рассчитывал, что когда халиф, возможно, устроит погоню, они будут уже очень далеко. Также пришлось забить часть верблюдов, так как столько уже не требовалось.

Отряд шейха выступил ещё затемно. Ехали быстро, и к полудню продвинулись очень далеко от места бойни. Богдан подумал, что, возможно, объявят привал, но отряд скакал и скакал вперёд.

Только когда солнце начало клониться к закату, сделали первую остановку. Наскоро поели, напоили животных и дали людям поспать три часа. Почти в сумерках всех подняли, и отряд поскакал вперёд. Несмотря на некоторый отдых, Богдана из-за бессонной ночи всё равно клонило в сон, и он еле держался в седле, хотя и старался не показывать вида. Сам для себя юноша лишний раз мог отметить, что чувствует себя верхом куда увереннее, чем раньше. Видимо, и в «нежных местах» кожа уже привыкла, да и сёдла у арабов были значительно удобнее с точки зрения Богдана, так что в любом случае езда почти не вызывала неудобств.

Так они мчались ещё три дня. Погони не было, но аль-Хасим держал темп, который был для землянина слишком высоким: каждый раз на привале Богдан почти валился с ног, и время пролетало незаметно.

К вечеру третьего дня, когда Богдан начал привыкать и к такому темпу скачки, впереди, наконец, заблестели воды Жёлтой реки. Отряд остановился на ночлег в роще, скрытой от взгляда со стороны реки высоким холмом – аль-Хасим не хотел, чтобы случайные наблюдатели с той стороны увидели огни костров.

Богдан поинтересовался относительно расположения места, где он впервые встретился с арабами. Оказалось, что оно находится примерно в полудне езды выше по течению.

– А почему ты спрашиваешь? – подозрительно покосился на него шейх.

Землянин ответил, что ему нужно сориентироваться по направлению на те «врата», о которых он знает, и аль-Хасим, казалось, успокоился.

Перед тем, как лечь спать, шейх устроил «военный совет», на который был приглашён и Богдан. Кроме самого шейха и его верного Абдаллаха, там присутствовали ещё только двое: мрачноватый коренастый тип по имени Садам, помощник Абдаллаха (его Богдан мысленно прозвал «старшина Садам»), командовавший отрядом, напавшим на посольский караван ночью, и один из людей, сопровождавших шейха из самой столицы. Этого второго звали Абу-Керим, и Богдану показалось, что шейх к нему весьма благосклонен, что вызывало определённую ревность со стороны Абдаллаха.

Аль-Хасим разложил на пыльном ковре карту, выполненную на вполне приличной бумаге, и кивнул Богдану:

– Ну, давай, показывай, где твои врата!

Карта, несмотря на, казалось бы, примитивные возможности, была выполнена не так уж плохо. Насколько мог судить Богдан, масштаб её составлял примерно один к миллиону, то есть карта была достаточно точна и охватывала приличную территорию.

– Мы сейчас вот здесь, – шейх ткнул пальцем в точку на карте. – Верно, Абу-Керим?

Абу-Керим, который, судя по всему, был главным разбирающимся в картах, кивнул. Присмотревшись и привыкнув к обозначениям, которыми пользовались арабы, Богдан узнал места, по которым он шёл ранее. Во всяком случае, изгибы Жёлтой реки, овраги и рощи деревьев отображались вполне узнаваемо. Судя по масштабу, от места, где лежали его вещи, Богдана отделяло сейчас километров двадцать, не больше.

Он вздохнул: дьявол, добраться бы туда!

– Чего вздыхаешь? – покосился на него шейх. – Передумал вести меня, куда обещал? Смотри, Хамидуллу позову!

Аль-Хасим захохотал, Абдаллах и Абу-Керим поддержали своего патрона, и даже всегда мрачноватый старшина Садам криво усмехнулся.

– Да нет, ваша честь, – поклонился Богдан, – ничего я не передумал, как можно? Просто не вполне понимаю вашу карту, приглядываюсь. Как бы не заблудиться по ней…

Шейх почесал живот:

– Ты смотри уж, не заблудись, а то тебе плохо придётся. В общем, ты понимаешь, куда нам идти?

– Дайте прикинуть как следует… – Богдан наклонился ближе к карте, вглядываясь в нарисованные тушью линии. – Я так думаю, что вот сюда…

Он пальцем показал место, где располагалась, как он помнил, точка перехода.

Шейх переглянулся с Абдаллахом.

– Пара дней пути, не меньше, по землям китайцев, – сказал аль-Хасим задумчиво. – Как думаешь, пройдём незаметно?

Абдаллах погладил густую чёрную бороду.

– Места тут не слишком людные, хозяин, может, и пройдём незаметно. Вот только… – он осёкся.

– Чего замолчал, говори! – потребовал шейх.

Абдаллах прокашлялся:

– Тут места малолюдные, это так, но шастают работорговцы, которым покровительствует император Поднебесной – в обмен за патрулирование границы, вы же знаете. А с ними встречаться хуже чем с регулярным войском. Я уже говорил, хозяин, что лучше бы пойти маленьким отрядом: такой отряд куда менее заметен, а так как мы едем сейчас, мы только пыль поднимаем, которую видно за много верст.

Богдан внутренне обрадовался такому предложению, поскольку чем меньше людей будет с аль-Хасимом, тем выше его шансы на то, что он сможет перехитрить их.

– Мне нужен большой отряд! – заявил шейх, немного подумав.

– К сожалению, я не понимаю, зачем вы туда едете, вы же мне не говорите, хозяин. Если бы я знал цель поездки, то, наверное, мог бы лучше посоветовать вам.

– Молчи, дурак! – чуть не заорал шейх. – Я перед тобой отчитываться не должен. Мне лучше знать, сколько людей с собой брать. А насчёт цели – когда будет надо, я тебе скажу про то, куда мы направляемся.

– Воля ваша, хозяин, – продолжал настаивать Абдаллах, – но случись несчастье и попадись нам китайский патруль, мы и нашим числом не справимся, а от работорговцев мы отбиться сможем. А маленький отряд может проскользнуть незаметно. Просто сказали бы, куда едем – уж сейчас-то можно. Ведь если там клад какой-то или ещё чего, мы и так увезём.

Казалось, что шейх снова заорёт, но аль-Хасим лишь рукой махнул и задумался. Воцарилось молчание.

Богдан мог лишь гадать, правильно ли предложение Абдаллаха – он не мог знать ситуации на китайском берегу реки. Возможно, маленькому отряду на самом деле проще было пробираться по вражеской территории, но он чувствовал бы себя куда спокойнее в окружении большого числа воинов, готовых защищать своего господина и его ценного пленника – то есть его самого.

Через пару минут сопения и перебирания бороды шейх вздохнул и выразил согласие с планом слуги – очевидно, он тоже пришёл к выводу, что опасность быть замеченным на чужой территории у большого отряда много выше. На том и порешили, и улеглись спать.

На следующий день встали рано и спустились к реке подготовить плоты. Богдан поинтересовался, не водятся ли в реке опасные хищники, и получил ответ, что здесь есть только один опасный вид – рыба-дракон. Встречается она, к счастью, редко, но такая встреча означает для пловца верную смерть. Именно поэтому требовались надёжные средства переправы – для людей и животных, поскольку крупная рыба-дракон не погнушалась бы и лошадью в воде, а не то что человеком.

Богдан спросил, на что похожи эти хищники. Люди шейха описывали их несколько противоречиво, но сходились в одном: размером зверюга метров шесть-семь, у нё широкая пасть, усаженная несколькими рядами зубов (кто называл, два, а кто даже четыре), и, самое главное, впереди у рыбы-дракона есть две лапы, которыми она может хватать свою добычу. Один из подручных Абдаллаха по имени Салим сообщил, что тем не менее, у хищника есть уязвимое место – его шея: если изловчиться и ударить туда копьём достаточно глубоко, то рыба-дракон истекает кровью буквально за три-четыре минуты.

Землянин поинтересовался, откуда Салиму известны такие подробности. Воин ответил, что один из его знакомых китайцев – профессиональный охотник на рыбу-дракона. Богдан хотел расспросить подробнее уже про китайцев, но подошедший Абдаллах прикрикнул на своего человека:

– Ты чего это удумал – с китайцами дружбу водить! Ещё раз услышу такое – точно не поздоровится!

От Богдана не укрылось, что Салим как-то странно посмотрел на своего командира, но промолчал, и разговора на данную тему дальше не получилось. Он попробовал ещё расспросить арабов про рыбу-дракона, чтобы понять, является ли чудовище рыбой или животным, но по рассказам ограниченных головорезов разобраться в этом не представлялось возможным.

Люди начали валить подходящие деревья и стволы бамбука, росшего в этой местности ещё куда лучше, чем там, где пытался построить свой челнок Богдан. Пока строили плоты, Богдан с тоской много раз поглядывал в сторону тех мест, где осталась его поклажа и, самое главное, покоился в расщелине лучемёт.

Когда средства переправы были готовы, отряд разделился: как и предполагалось, с шейхом и Богданом остались Абдаллах, «старшина Садам», Абу-Керим, Салим и ещё четверо человек. Остальные помогли столкнуть плоты в воду, загнать на них лошадей из расчёта трёх запасных, везших поклажу, и, когда маленький отряд отчалил от берега, скрылись за деревьями.

Пока плоты медленно пересекали Жёлтую реку, сносимые плавным, но весьма заметным течением, Богдан вглядывался в мутноватые воды с опасением, что малоприятный хищник даст о себе знать. Но за тот час, что примерно заняла переправа, ничего похожего на рыбу-дракона не мелькнуло рядом с плотом.

Крупные рыбины появлялись в реке, но это были простые крупные рыбины, и только один раз Абдаллах, обращаясь к своему господину, сказал: «Смотрите, ваша милость!..», указав куда-то вдаль. Богдан резко повернулся, но заметил только какой-то бурун на поверхности реки – самой рыбы-дракона, или кто там ещё мог быть, увидеть так и не удалось.

Люди шейха с куда большим напряжением рассматривали противоположный берег, который в отличие от земных рек, где один из берегов из-за воздействия силы Кориолиса всегда отличался от другого, был очень похож на берег, принадлежавший арабам.

Переправились без эксцессов. На другом берегу плоты оттащили в заросли и замаскировали так, чтобы возможный военный разъезд китайцев или ещё кого не обнаружил средства переправы и не стал усиленно искать следы их владельцев.

Вокруг расстилалась безлюдная, довольно пересечённая местность. То тут, то там вставали каменистые холмы, окружённые рощами таких же, как и на правом берегу, деревьев, хотя помимо терновника, орешника и тутовника стали встречаться кряжистые сосны. Ещё чуть далее почти пропали оливковые деревья, зато попадалось много древовидного бамбука и таких пород, которые были Богдану не знакомы на практике, но которые он явно видел на картинках раньше. Единственным деревом, которое он узнал, был тис. Если бы Богдан больше интересовался ботаникой, то он узнал бы также и лаковые, тиковые, камфарные и сальные деревья, очень характерные для многих районов земного Китая. Однако ботаником он не был и названий деревьев не знал.

Местами каменистые холмы вырастали в небольшие, но крутые утёсы, которые в совокупности с флорой напомнили Богдану старинные китайские рисунки.

Несмотря на кажущуюся с первого взгляда безводность местности, попадалось множество ключей, дававших начало не одному ручью. Кое-где эти ручьи во впадинах между каменными склонами наполняли настоящие озерца, так что с питьевой водой здесь не должно было возникать проблем.

Хотя местность оставалась совершенно безлюдной, никто не мог поручиться, что где-нибудь не поджидает засада. Абдаллах выслал в качестве разведчика Садама, который ехал метрах в двухстах впереди, готовый в любой момент подать сигнал в случае появления разъезда китайских воинов или работорговцев. Поэтому отряд двигался медленно, стараясь не выезжать на открытые места, а держался рощ и ложбин между холмами. Богдан прикинул, что при таком темпе добираться до нужного места придётся не пару дней, а все три, если не четыре. Оружия ему не дали, несмотря на неоднократные просьбы, так что напряжение ситуации для него лично усиливалось сознанием полной собственной незащищённости в случае, если они встретят враждебный отряд. Видимо, сказались его неожиданно открывшиеся навыки владения саблями, копьями и прочим холодным оружием, и теперь шейх реально опасался своего пленника. «Ладно хоть руки не связали, – думал про себя Богдан. – Если что начнётся, надо будет пытаться сразу же отнять оружие у кого-то из арабов, даже если придётся свернуть тому шею».

К вечеру выбрали укромное местечко у подошвы небольшой горы на поляне, окружённой зарослями высокого, в пару человеческих ростов, кустарника. Рядом протекал ручей, а кусты скрывали свет костра так хорошо, что заметить его можно было лишь приблизившись к лагерю на расстояние метров двадцати, не дальше.

Из-за напряжения, которое он постоянно ощущал, Богдан, хотя и приобрёл уже приличные навыки верховой езды, устал не меньше, если не больше, чем при интенсивной скачке к Жёлтой реке. Поэтому, как только он наскоро поел, то сразу же завалился спать, хотя на западе ещё брезжила слабая полоска заката.

Ему показалось, что спал он всего ничего, когда что-то разбудило его. Этим «чем-то» была потная ладонь, зажимавшая ему рот.

Юноша вообще просыпался легко, а за время скитания по граням планеты его способность моментально включаться в происходящее, только разлепив веки, неимоверно возросла. В прыгающем свете маленького факела Богдан увидел склонившегося над ним Абдаллаха. В другой руке начальник охраны шейха сжимал кинжал, который назойливо тыкал чуть ли не в глаз Богдану. Руки самого Богдана оказались прижатыми к земле – их держали Садам и Салим.

Несколько секунд он смотрел в налитые кровью глаза Абдаллаха. Наконец последний убрал ладонь, одновременно красноречивым жестом приказывая молчать.

Юноша демонстративно сплюнул в сторону и поинтересовался шёпотом:

– Ты чего, Абдаллах?! Что случилось?

Абдаллах воровато обернулся и прошипел:

– Говори, куда ты ведёшь шейха?

Богдан вытаращил глаза и невольно повысил голос:

– Ты в своём уме? С чего это я должен тебе это говорить? Хочешь знать – сам спроси у своего хозяина!

– Тише, собака, прирежу! Говори, куда!

Богдан попытался оценить ситуацию. Действия Абдаллаха говорили о том, что он явно не настроен, чтобы о его домогательствах знал аль-Хасим. Неприятно мотающийся у лица кинжал подтверждал, что Абдаллах может пойти достаточно далеко, но вряд ли будет действительно резать своего пленника, если желает узнать что-то. На этом стоило сыграть – просто ничего иного не оставалось.

– А сам-то ты что думаешь? – Богдан чуть насмешливо прищурился.

Абдаллах, похоже, опешил от подобного ответа вопросом на вопрос. Его глаза забегали. Не найдя что ответить, он снова потребовал:

– Говори, сказано тебе!

Богдан слабым, почти неуловимым движением попробовал освободить руки – Садам и Салим практически сидели на них, и вывернуться резким движением не удалось бы. Косясь на лезвие кинжала, плававшее в сантиметрах двадцати от лица, он вздохнул:

– Пригласи сюда аль-Хасима. Он разрешит – я скажу.

Абдаллах выпучил глаза – казалось, он сейчас заорёт, но араб сдержался. Очевидно, в его планы не входило советоваться со своим патроном по данному «интимному» вопросу. Кинжал придвинулся ближе к глазу Богдана:

– Говори, если жить хочешь!

– Хорошо, я могу сказать, но ты всё равно не поверишь…

– Говори! – голос Абдаллаха звенел шипением.

Богдан усмехнулся и начал спокойно рассказывать истории, которую он уже практически отработал на Тассилоне, а затем и на местном арабском шейхе. Лицо Абдаллаха начало терять яростно-свирепое выражение – его сменяла явная растерянность.

– Врёшь, собака! – прохрипел он.

Абдаллах действовал явно помимо воли своего хозяина. Это означало, что он решился на какие-то крайние меры. Почему он пошёл против шейха, сейчас играло не первую роль, а вот то, что он может искалечить Богдана или даже прирезать его, вполне походило на правду. Впрочем, если на то пошло, Богдан предпочёл бы второй вариант. Конечно, доберись он до дворца, любое увечье можно будет устранить, но в случае такого поворота событий он не был уверен, что доберётся до спасительной цитадели, ставшей на время его собственностью.

– Ты только собакой прекрати меня называть! – посоветовал арабу Богдан. – Если желаешь, чтобы я с тобой вообще говорил. Тебе лет-то сколько? Ты задумайся, храбрец, видел ли ты человека, подобного мне?

Абдаллах опешил ещё более:

– Чего? Мне шестьдесят четыре…

– Вот-вот! За всю свою жизнь ты не встречал человека, похожего на меня, – и никто из ваших таких не видел! А вот легенды о людях моего племени среди вас, как я понял, ходят – мне аль-Хасим говорил. Подумай: откуда такие легенды? В этом мире нет людей, похожих на меня! Значит, они есть в другом, в том, куда мы и идём с шейхом!

Абдаллах был совершенно озадачен – такого развития ситуации он никак не ждал. Головорез, как говорится, «потерял лицо». Никто не мог бы сказать, как развивались события, если бы вдруг полог шатра не отлетел в сторону, и внутрь не ввалился собственной персоной аль-Хасим с саблей наголо.

– Что здесь происходит?! – заорал шейх. – Это вы что тут такое вытворяете?! Какое право ты, собака, имеешь пытать моего пленника? Ах ты, сын бездомной суки!

Аль-Хасим буквально напирал на Абдаллаха, стоявшего на одном колене рядом с Богданом, прижатым к земле.

Абдаллах засопел. Было очевидно, что он загнал себя в угол и, пойдя против хозяина, поставил себя в положение изгоя. Поступив так, он из приближённого лица превратился в жалкого предателя, которого шейх мог теперь разорвать на части.

Богдан тут же осознал, что они находятся очень далеко от Дамаскуса, от халифа и дома шейха, а основной отряд аль-Хасима оставил их ещё день тому назад. Если Абдаллах пошёл против хозяина, то здесь, на вражеской территории, он может решиться и на более радикальные поступки...

Только Богдан успел так подумать, как Абдаллах выбросил руку с кинжалом, и длинное лезвие, чуть чмокнув, вонзилось в выпуклый живот аль-Хасима.

Шейх на мгновение замер, а потом непроизвольно взмахнул рукой, в которой держал саблю. Богдан напрягся, пытаясь уклониться от возможной траектории движения лезвия, но Садам, державший левую руку землянина, успел вскочить и в свою очередь ударить аль-Хасима кинжалом в грудь – раз, второй.

Шейх повалился навзничь, так и не нанеся удар своим оружием. В этот момент Богдан мог бы попытаться вырваться, но, ошеломлённый произошедшим, он оставался неподвижен. Кроме того, он почти мгновенно осознал, что, пойдя на убийство патрона, эти люди могут теперь без колебаний зарезать и его самого.

Абдаллах встал и несколько мгновений взирал на неподвижное тело своего уже теперь бывшего хозяина, валявшееся в небольшой лужице крови. Через несколько секунд он, словно очнувшись, кивнул Саддаму:

– Быстро! Разберись с Абу-Керимом!

Старшина Садам коротко кивнул и исчез из палатки.

Абдаллах молчал, молчал и Богдан, ошарашенный развитием событий. Его правую руку по-прежнему прижимала к земле задница Салима, поэтому землянин и не пытался вырваться.

Спустя пару минут в шатёр вернулся Садам, вытирая кинжал полой хитона. На немой вопрос Абдаллаха он коротко кивнул. И Богдан понял, что Абу-Кериба постигла та же участь, только его, скорее всего, зарезали во сне.

Абдаллах медленно повернулся и посмотрел на Богдана, на правой руке которого по-прежнему сидел один из его подручных.

– Теперь ты нам расскажешь всё! – на тёмном бородатом лице медленно всплывала зловещая ухмылка.

Богдан смотрел на Абдаллаха и понимал, что это, возможно, один из самых страшных моментов всех его странствий. На островах в Торцевом океане и в открытом море на утлом тримаране было не так страшно – там всегда имелось несколько вариантов развития событий, и, кроме того, там ему противостояли либо тупые звери, либо совершенно бесстрастная стихия. Здесь и сейчас складывалась совершенно фатальная своей простотой альтернатива: или он сможет что-то доказать арабу с уровнем психологии жителя Средних веков, или же он будет убит или, как минимум, подвергнут калечащим пыткам, что сейчас практически равносильно смерти.

Житель большого современного города на Земле, Богдан уже успел заметить в себе любопытную особенность: в казалось бы безвыходном положении в мозгу включалась некая «программа», которая вела его по сложной ситуации оптимальным образом. Непонятно как, но «программа» эта выбирала наилучшие возможные решения, не позволяя сознанию скатываться в пучину безрассудного страха и паники, которые самым верным образом могли привести лишь к одному – гибели.

Глядя в дикие, налитые кровью глаза Абдаллаха, Богдан процедил, сам удивляясь своему внешнему спокойствию:

– Ну, смелый воин, готовый служить верой и правдой своему господину, теперь тебе остаётся только одно: либо резать меня прямо сейчас, либо принять на веру то, что я уже пытался тебе рассказать. Ничего иного я всё равно не смогу придумать – хоть режь меня на куски! – тут Богдан повысил голос и отвернулся.

Повернуть голову к Абдаллаху его застало остриё кинжала, упёршееся в шею. Абдаллах давил так сильно, что Богдан почувствовал, как лезвие прокалывает кожу. Казалось, ещё немного, и сталь пронзит шейные мышцы, а затем и трахею.

– Ну и что? – Богдан скрипнул зубами, стараясь не показывать вида, что ему просто больно. – Ну, зарежешь меня – и что вообще узнаешь? Будешь пытать? Давай! Всё равно, скотина, не узнаешь ничего иного. Я уже рассказал правду! Про что тебе наврать – про горы золота? Так нет никаких гор золота, нет никакого клада. Я вёл шейха туда, куда и сказал тебе, понял?

Лезвие вонзалось в шею всё сильнее, потом чуть ослабло и затем убралось совсем. Абдаллах, вертя кинжал в руке и сосредоточенно рассматривая оружие, прошёлся по шатру взад-вперёд. Один из его подручных по-прежнему продолжал сидеть на правой руке пленника, а Салим стоял и переводил взгляд то на Абдаллаха, то на труп шейха, то на Богдана – он явно не понял ни слова из сказанного.

– Ну-ка, ещё раз! – Абдаллах подбросил кинжал и, ловко поймав его за рукоятку, резко махнул лезвием из стороны в сторону. – Расскажи-ка мне снова.

Богдан вздохнул и, поскольку Абдаллах смотрел прямо на него, показал глазами на его подручных. Начальник охраны бывшего шейха думал одно мгновение – он явно не был дурнее своего ушедшего в мир иной хозяина. Абдаллах цыкнул, и Садама и Салима словно ветром сдуло из шатра.

Абдаллах поставил ногу на труп шейха и внимательно посмотрел на Богдана. Богдан пожал плечами и ещё раз, спокойно, с расстановкой, поведал то, что уже говорил покойному аль-Хасиму, а десять минут тому назад и Абдаллаху.

Бандит выслушал, хмыкнул и дёрнул щекой. Не выпуская Богдана из поля зрения, он снова прошёлся по шатру и, остановившись напротив пленника, неожиданно кивнул:

– Ну, что же… Могу, конечно, положить тебя ножками в костёр – чтобы память освежить. Но что-то в моей голове подсказывает, что ты действительно ничего иного не скажешь, даже если я тебе живот вспорю, посолю и засуну туда пучок соломы.

Богдан, совершенно чётко сознавая, что следует держать выбранную линию до конца, сглотнул.

– Хоть два пучка, – скривился он. – Всё равно, если не желаешь, чтобы я сочинял тебе сказки, ты иного не услышишь.

– Допустим, ты не врёшь, и никакого клада нет, но мне-то что теперь делать?

Богдан, словно валяясь на пляже, заложил руки за голову и потянулся:

– А это уже твои заботы! Не знаю я, что тебе делать сейчас. Разумеется, пока у тебя был хозяин, тебе было проще: он отдавал приказы – ты их исполнял. Хозяина ты прирезал, и сейчас сам себе господин. Драгоценностей я тебе не принесу – не знаю я, где хоть какой-то клад зарыт, даже самый паршивый. Поэтому думай, что тебе делать. Хочешь – вставай на место своего господина и топай туда, куда мы направлялись. Доберёмся до сказочного дворца и сказочного оружия, и ты сможешь попробовать стать господином всей своей страны, а заодно и китайских земель и дальше, если сможешь такое провернуть. Императором станешь, халифом халифов, понимаешь? Нравится?

Абдаллах уставился на него и смотрел долго. Несколько раз он нехорошо щурился. Богдан не менял своей небрежно-развязной позы, но по спине его ползал неприятный холодок: чёрт знает, что там в башке у этого араба творится? Прирежет сейчас в состоянии аффекта, как и своего господина. На всякий случай, он внутренне напрягся, готовый увернуться, если что, от лезвия кинжала и прикидывая, как ловчее попытаться подхватить саблю шейха, валявшуюся рядом с трупом. Вряд ли такое удалось бы из статичного положения на земле, да и Абдаллах находился слишком близко, чтобы промахнуться кинжалом, но попробовать стоило…

Неожиданно Абдаллах вздохнул – этого Богдан ожидал менее всего.

– Допустим, ты не врёшь, – повторил араб. – Я бы ни за что не поверил, если бы не был послед-ним, кто пытал Мансура, испустившего дух у меня на руках. Того, что он мне рассказал, он сам придумать не мог – значит, подслушал это в твоём разговоре с шейхом. Видимо, ты действительно обещал отвести шейха к какому-то сказочному дворцу, только я думал, что это где-то ближе, чем за Безвоздушными горами. Не представляю, как такое может быть, а самое главное – как аль-Хасим, да упокоит Аллах его душу, мог тебе поверить. Но если он поверил и решился на такой поход – значит, ты его сумел убедить, а убедить этого подозрительного и жестокого человека было непросто, – при слове «жестокий» Богдан хмыкнул, но Абдаллах не обратил внимания на этот сарказм.

– Беда в том, – продолжал араб, – что я не чувствую в себе сил, которые, очевидно, чувствовал шейх. Да, я ненавидел своего господина, мне надоело получать от него зуботычины, я хотел ограбить его и сбежать. Но я не смогу стать правителем огромной страны, я куда более простой человек, и мои устремления просты. Поэтому я никуда не пойду, а продам тебя китайцам. От Салима, который у меня главный по передаче контрабанды китайским купцам, я слышал, что есть у него один знакомый китаец, который интересуется разными необычными штучками. Ты со своим необычным ликом вполне сойдёшь за такую штучку. Я думаю, на кинжале, который забрал у тебя шейх, и на тебе самом я смогу заработать приличные деньги, уеду далеко на восток, где меня никто не найдёт, открою там лавку или что-нибудь вроде того…

Абдаллах крикнул своих подручных и приказал связать Богдана – здесь он поступил совершенно правильно, словно прочитав в мыслях землянина, что тот постарается сбежать при первом удобном случае.

До утра пленника оставили в том же шатре, и у него была возможность поразмышлять. Богдан понимал, что теперь он оказался в ситуации куда худшей, чем под пусть и явно временным, но покровительством шейха. Ясно, что он избежал участи быть зарезанным Абдаллахом, но что ждёт его у китайцев, знал лишь бог, а коли такового вроде бы нет, то, получается, не знал никто.

С аль-Хасимом Богдан имел вполне определённый шанс добраться до дворца под вооружённой охраной и уже на знакомой территории постараться обдурить хотя и хитрых, но тёмных в техническом отношении средневековых арабов. Теперь он стал самым обычным товаром, и не мог даже предположить, в чьих руках окажется.

Конечно, Богдан сразу же подумал, что если его план с шейхом начал осуществляться, то почему бы не попытаться провернуть то же самое и с кем-то из китайцев, тем более с любознательным? Но никто не мог гарантировать, что его рассказу поверят так же, как поверил когда-то Тассилон или совсем недавно аль-Хасим. Новый «хозяин» для установления истины вполне мог применить пытки, которых Богдан пока счастливо избегал, и тогда даже если его потащат показывать расположение «врат», он явно будет не в лучшей физической форме, чтобы оказать сопротивление, попав во дворец.

Ясно было, что можно ломать голову хоть до рассвета и не придумать ничего путного. Единственным результатом таких «головоломок» могла стать лишь тяжёлая от недосыпа голова, когда уже не способен думать вообще, и тем более действовать при случае. Поэтому Богдан, проверив для очистки совести крепость своих пут – связали его на совесть, – постарался устроиться поудобнее и уснул.

Утром пленника развязали, позволили совершить омовение в ручье и покормили. Во время умывания Богдан прикидывал, не представится ли возможность как-то бежать, но стерегли его зорко, да и куда убежишь пешим в такой местности от семи верховых и без серьёзного оружия? Богдан решил пока не рисковать и поберечь силы и здоровье.

Все утренние приготовления в дорогу происходили почти молча. Очевидно, Абдаллах ещё ночью обговорил всё со своими людьми, и теперь действовал по уже установленному плану. Богдан попробовал разговорить нового командира отряда, но араб отвечал односложно, а в конце концов вообще посоветовал замолчать. На попытки Богдана завести беседу с Садамом или Салимом, Абдаллах прикрикнул – и даже не столько на Богдана, сколько на Салима, который попробовал что-то ответить юноше.

Вскоре после завтрака, закопав тела шейха и Абу-Керима, маленький отряд двинулся в путь. Богдана посадили на лошадь, связав руки. На каждую из ног накинули верёвку, привязав концы к подпруге седла – таким образом, даже освободив руки, пленник вынужден был бы потратить много времени, чтобы развязать ноги. Конечно, он мог пытаться бежать на лошади, но без припасов и оружия далеко не убежишь. Богдан так и не понял, водились ли здесь какие-то серьёзные хищники, но, в любом случае, без снаряжения он не мог даже думать о побеге.

Кроме того, чтобы вернуться на противоположный берег и попытаться отыскать место, где лежали его вещи и, самое главное, лучемёт, требовалось переплыть реку. Делать этого вплавь Богдан и раньше не собирался, а узнав о существовании рыбы-дракона, тем более не поплыл бы без лодки или плота. Если попытаться воспользоваться плотами, которые спрятали в роще арабы, в любом случае Богдан в одиночку не дотащил бы ни один из них до воды – слишком плоты были велики. Особенно в ситуации, когда его могла вот-вот настигнуть погоня, о таком даже не стоило и думать.

Покорившись, Богдан следовал в середине «великолепной семёрки», от которой теперь зависела его жизнь. Отряд поехал не вглубь территории, а, следуя по какому-то известному Салиму маршруту, забирал вправо, почти параллельно реке.

Примерно в середине дня, въехав на очередную возвышенность, Салим остановился среди группки деревьев и махнул рукой следовавшему за ним отряду. Абдаллах приказал людям спешиться и укрыться в кустах, а сам поскакал к Салиму.

Богдану развязали ноги, сняли с коня и усадили на землю. Закрытый листвой, он ничего не видел, и никто ему ничего не объяснял. Старшина Садам и остальные четверо воинов зорко стерегли его, пока отсутствовали их командир и Салим. Примерно минут через сорок Абдаллах вернулся и сообщил, что впереди расположен небольшой китайский форт, где делают привалы многие караваны купцов. Салим отправился на разведку, а они пока будут ждать.

Чтобы скоротать время, перекусили вяленой бараниной и сухарями, запив всё водой из бурдюка. Наконец, часа через три разведчик вернулся и сообщил с радостью, что в форте есть как раз и его знакомые купцы. С помощью условных сигналов он сумел вызвать их на разговор и сообщить, что у его хозяина имеется товар, который может заинтересовать китайцев. Купцы согласились встретиться и должны были подъехать примерно через час-другой.

Богдан, помассировав связанные руки о колени, начал даже дремать, дожидаясь развязки. Сквозь полудрёму он услышал стук копыт – китайцы ехали, особо не скрываясь на собственной территории.

Кавалькада из пяти всадников спустилась с каменистого холма, и перед Богданом предстали ещё одни представители местного населения. Ликом они ничем не отличались от тех китайцев, которых юноша видел, как правило, лишь по телевизору или же изредка на улицах российских городов, в репортажах о приезде каких-то делегаций и тому подобных миссиях. А вот в одежде было много интересного и неожиданного.

Надо сказать, что в советской средней школе семидесятых годов, когда учился Богдан, программа по истории не злоупотребляла вниманием к средневековому Китаю. Поэтому мало кто знал, как одевались жители Поднебесной в те времена, какое у них было оружие и прочие предметы обихода. Не знал и даже практически не представлял этого и Богдан.