Глава 20

Забрав мешок, Богдан двинулся намеченным ранее маршрутом.

Уже темнело, и было ясно, что придётся ночевать в лесу. Перебежав утоптанную дорогу уже почти в полных сумерках, Богдан отошёл поглубже в чащу и, выбрав местечко под корнями огромной накренившейся осины, нарезал веток и соорудил из этой маленькой пещерки замаскированное убежище, забросав сверху всё опавшей листвой. После этого он забрался внутрь и устроился на ночлег.

Несмотря на то, что было совсем не холодно, сон не шёл, а в голову лезли всякие мысли. С одной стороны, освободившись от обязанностей перед кем бы то ни было – перед королём и Тассилоном, баронессой Феофаной и, наконец, перед свалившимися на голову Давидом и Дианой, Богдан определённо мог сказать, что почувствовал себя намного легче и свободнее. Ясное дело, впереди ждала неизвестность, но он снова отвечал только сам за себя, а не за каких-то баронесс и тому подобных личностей.

Но в то же самое время откуда-то изнутри вновь и вновь высовывалась предательская мысль, что чёрта с два он вообще доберётся до дворца, топая по граням, населёнными людьми. Здесь всё было куда сложнее, чем там, где гуляли тиранозавры и тому подобные твари. Богдан даже вспомнил слова покойного отца: «Эх, мой мальчик, – любил повторять Александр Иванович Домрачев, – люди иной раз куда сложнее зверей!»

Отец говорил именно так – «сложнее», а не «хуже», и только сейчас Богдан оценил неказистую мудрость тех слов. Хуже, лучше – это были весьма субъективные понятия. Вот «сложнее» передавало ситуацию гораздо объективнее. На грани Динозавров присутствовали лишь тупые твари, убив которых с помощью лучемёта, ты не создавал никаких проблем и не привлекал к себе повышенное внимание как к обладателю чего-то очень ценного. Здесь ты мог напугать этих людей, почти оставшихся в Средневековье, но только «почти». Сам факт, что некий «Создатель» провёл их через врата в данный мир, сделал психику бывших землян куда более лабильной по сравнению с таковой у жителей Земли, скажем, в десятом веке. Вряд ли местных рыцарей сильно напугаешь лучемётом – они лишь захотят овладеть чудесным оружием и будут стремиться добыть его любой ценой.

То, что Тассилон и король Хруодланд не стали предпринимать таких попыток, ещё ничего не значило. Просто Богдану в этот раз повезло: Тассилон был явно не глупым человеком, а у Богдана имелось время доходчиво и внятно объяснить ему, что без зарядов это оружие – бесполезная бирюлька. В какой-то стычке времени на объяснения не будет, и если стычки будут часто повторяться, то скоро лучемёт действительно превратится в бесполезный кусок мёртвых высоких технологий, и для Богдана это будет значить лишь одно – смерть.

В животе заворочался противный деморализующий холод, который Богдан гнал от себя с самого первого дня своего появления во дворце. Но в тот первый день был какой-то выбор: ступил на два составленных вместе полукруга – и ты дома. Второй вопрос, что там, дома, происходит – главное, выбор был. Сейчас же у Богдана выбора не было, имелась лишь на диво простая альтернатива: дойти или не дойти до дворца.

Хотя нет, был ещё один вариант: сильно не мудрствуя, сделаться местным жителем. По недвусмысленным намёкам того же графа Конрада, баронесса Феофана легко согласится на брак с ним, король и Тассилон его поддержат, и…

И – что? Ездить верхом он не умеет, драться на мечах и копьях – тем более. Постоянные демонстрации лучемёта и решение «проблем» подобным образом добром не кончатся, даже если некий «Создатель» и не вмешается вообще. Самое главное, что у него всего три обоймы, и этим всё сказано. А был бы их даже мешок – так его бы точно рано или поздно прикончил кто-нибудь за единоличное обладание подобным оружием. Да и кто знает, как повели бы себя пресловутые родители Феофаны, узнай они, что никакой он не барон?

Так неужели шансов нет?..

Ощущение безысходности усиливал сгустившийся мрак. Неприятный холод в животе стал невыносимым, и, казалось, ноги сами готовы, не повинуясь рассудку, броситься бежать сломя голову, куда глаза глядят.

Дворец, само собой, не в счёт, там присутствовали несколько иные ощущения. А на первом острове, где он оказался, по настоящему страшно было лишь в первый момент. Из данных дворцового компьютера он знал, что людей на островах в Торцевом океане нет, и, значит, нет тех проблем, которые возникают от присутствия Его Величества Человека. Впрочем, человек мог и помощь оказать, но только это был равновеликий по вероятности вариант развития событий – помощь от человека и опасность от него же, особенно на этих достаточно населённых людьми гранях.

Богдан непроизвольно сжался в комок, напряжённо тараща глаза сквозь ветки, прикрывавшие вход в убежище. Пальцы, сжимавшие рукоятку лучемёта, вспотели и скользили по упругой, чуть рифлёной поверхности. Рассудок, казалось, начал отказывать – такого, как ни странно, не было с ним ни на островах в океане, ни на грани Динозавров. Возможно, именно потому, что там всё время имелось какое-то дело и, к тому же, он был предоставлен сам себе. Здесь появились люди, и, возможно, у него как у «общественного существа», несмотря на настороженность к себе подобным, сразу же проснулась и подсознательная надежда, что ему кто-то поможет.

Эта же надежда и почти сразу рухнула, потому что на грани людей он вынужден был совершить своё первое убийство (что, правда, несмотря на все угрызения совести, придаёт ощущение силы). Затем очень быстро Богдан встретил Тассилона, со стороны которого действительно забрезжила возможность помощи. В эту помощь Богдан если не умом, то подсознательно поверил, ведь совсем не так плохо, если тебе обещают дать вооружённый отряд, который сопроводит до нужного места. Как рефлексирующего интеллигента, его, разумеется, мучило сознание, что он «обманывает» ожидания других людей, надеющихся на него. Возможно, именно поэтому он даже решил немного продлить приключения на этой грани, совершив как бы обмен: ему помогают добраться до нужного места, но взамен он выполняет поручение по максимуму.

Как бы то ни было, рефлексия иногда помогает – особенно в ситуациях, когда есть возможность не торопиться и поразмыслить. Сейчас как раз была такая ситуация, и Богдан немного успокоился.

«Стоп, стоп! – сказал он себе. – Куда тебя понесло? Ты ведь уже рассуждал и сопли жевал по этому поводу. Страшно? Ужасно? Так кто виноват? Ты сам решил остаться здесь, и только ты сам виноват, что залез на тот постамент в музее. Правильно – ловушка для дураков. А коли таким дураком оказался, но пока остался жив, не сходи с ума. А если сходишь, так не мучай сам себя – застрелись, удавись, с обрыва спрыгни, если не можешь терпеть. Тебе же, в общем-то, пока везёт, ну так и радуйся!»

Действительно, всё пока было не блестяще, но и не так уж плохо. Он мог сгинуть десяток раз – и пока не сгинул. Он выплыл в океане, он прошёл по грани Динозавров, он даже сейчас при вероломном нападении на замок врагов практически вышел сухим из воды – так чего же устраивать истерику? Вот они, приключения, какие желал, по полной программе!

Действительно, Богдан и сейчас, на мгновение задумавшись по этому поводу, мог вполне определённо сказать, что при всех страхах и минутных психозах понимал, насколько выиграл по сравнению с тем, если бы остался на Земле, так никогда и не узнав, что есть Мир Граней, где неизвестный Создатель закрутил непонятный, но лихой, особенно для случайных пришельцев, сюжет местного бытия.

Если ежедневное хождение в постылый за два года НИИ – лучшая альтернатива, так доберись до дворца и вернись на Землю, приятель! Ах, всё-таки не хочется снова в НИИ, где уже, к тому же, за прошедшее время тебя давно объявили пропавшим без вести? Ну так и не стони. Коли начал новую жизнь – живи ей!

За этими мыслями незаметно подрался сон. Богдан, продолжая злиться на самого себя, начал дремать и в конце концов уснул крепким, но чутким сном. Впрочем, ночной лес никак не тревожил его, и только поднявшийся с рассветом пересвист утренних птиц дал понять, что начинается новый день.

Под утро температура упала, и Богдан даже немного замёрз. Поразминавшись в своей норе, он отодвинул ветки, маскировавшие вход, и выглянул наружу. Никакие звуки, кроме обычного шелеста ветвей и проснувшихся птах, не нарушали спокойствие зелёного океана. Странными казались вчерашние страхи – пронизанные лучами солнца, они испарялись, словно зыбкий утренний туман, остатки которого стремительно таяли меж низового кустарника.

Солнечный свет ободрил Богдана, а вчерашние сомнения показались тяжёлым, но малореальным кошмаром из забытых сновидений. Тело побаливало от сна в неудобной позе и в доспехах, но в целом Богдан мог казать, что чувствует себя хорошо – главное, вместе с рассветом вернулись и бодрость духа, и уверенность в своих силах.

Он смочил лицо водой из прихваченной с собой фляжки, съел кусочек взятого из остатков обеда мяса и выбрался наружу, окончательно перед этим удостоверившись, что вокруг всё спокойно. Цель его располагалась примерно на северо-северо-востоке, туда он и направился. Что касается близкой точки перехода на грань Азии, то, взвесив все «за» и «против» ещё раз, Богдан решил лучше пройти лишние тридцать километров здесь, чем искать новых приключений на своё седалище на азиатской части этой планеты. По Африканской грани, куда он попадёт через более дальнюю точку, не так далеко до перехода, который открывается прямо во дворец – и он снова в безопасности и комфорте. Кроме того, как знал Богдан из некоторых сведений, полученных в резиденции создателя этого мира, грань Африки являлась самой малонаселённой из всех граней, где жили люди. Таким образом, если кто-то и может помешать ему добраться там до «врат» во дворец, так только дикие звери, которые создают проблем куда меньше чем люди, особенно с учётом его вооружения.

Конечно, неизвестно, не вернулся ли во дворец его Хозяин, но… В конце концов, это не повод, чтобы оставаться жить на Гранях!

Богдан проверил снаряжение, повесил обе кобуры – с лучемётом и револьвером – прямо на пояс, считая, что сейчас ему уже нечего особо скрывать, подумал, не снять ли кольчугу и прочие железки, но решил пока не торопиться – кто его знает? Забросив мешок на спину, он двинулся в путь, ощущая себя неким первопроходцем-разведчиком.

Утренний лес, подсвеченный лучами солнца, внушал надежду и уверенность в себе. Идти было легко, поскольку трава, придушенная здесь опавшей листвой, росла не густо, а непролазных кустов попадалось мало. Единственным недостатком была именно пресловутая опавшая листва, создававшая шум при ходьбе и мешавшая расслышать возможные опасные звуки.

Но пока в лесу слышался лишь шум листвы, да посвистывали в высоких ветвях какие-то птицы. Одни раз мелькнул зайчишка, но больше живности за час ходьбы Богдану не встретилось. Из этого он заключил, что здешние места, ввиду их сравнительной близости к замку, достаточно часто посещаются людьми, и потому расслабляться особо не следует.

Примерно ещё минут через сорок движения местность начала меняться: появились глубокие распадки, каменистые холмы, а лиственные породы почти полностью уступили место соснам и елям. Движение замедлилось: сильно мешал колючий хвойный подлесок, кое-где росший слишком густо, чтобы через него можно было пробраться, не ломая с треском молодые деревца. Приходилось делать значительные крюки и постоянно сверяться с компасом и солнцем, чтобы не отклоняться от нужного направления.

Богдана несколько удивляло, что лес не только здесь, на достаточном отдалении от замка и посёлка, но и рядом с королевской резиденцией практически не был вырублен. В принципе, насколько он знал земную историю, эти могучие деревья за несколько сот лет при примитивных технологиях Средневековья давно бы ушли на дрова или, как минимум, на древесный уголь. Ведь здесь производили железо и, значит, имели свою металлургию, которая требовала топлива. Впрочем, ещё в подвальной бане замка он заметил, что печки топятся не дровами, а ископаемым углём, и возможно, что сравнительно неподалёку располагались залежи твёрдого топлива, позволявшие сохранять деревья. Богдан не помнил из учебников истории, пользовались ли в Средние века в Европе каменным углём для обогрева жилищ, но то, что здесь лес вырубали куда меньше, чем на Земле, было очевидно.

Местность начала сильно напоминать знакомый Богдану Урал: всё больше из-под дёрна и травы выступали скалы, всё чаще встречались настоящие каменистые обрывы среди леса. По имевшимся данным, древних, в миллионы лет скал здесь быть не могло, значит, тот, кто создавал этот мир, формировал многие его участки в соответствии со своим вкусом или, возможно, используя какие-то «шаблоны»: здесь что-то от Урала, здесь – от лесистых равнин европейской части, здесь – от гор Кавказа, там – что-то ещё.

Значило ли это, что данный мир создан землянином? В принципе, Богдан не допускал подобного: откуда на Земле могла появиться такая технология? С другой стороны, ведь встретил же он там роковой полукруг! Впрочем, в любом случае, Богдан не верил, что данный мир – дело рук его «земляков». Скорее, некто просто использовал привычные для землян формы, коли уж населил часть граней этого мира земными людьми.

Лес немного расступился, и Богдан вышел к крутому спуску, почти обрыву, открывавшемуся в широкую долину. Метрах в ста от места, где он сейчас стоял, прямо на краю торчала сглаженная скала, похожая на детскую пирамидку – она состояла словно из сложенных друг на друга каменных блинов, каждый из которых был чуть меньше предыдущего.

Богдан остановился: ошибиться он не мог, на карте имелись чёткие ориентиры и указания. Это было именно то место, где располагалась ближайшая точка перехода, ведущая на грань Азии. Скала возвышалась метра на четыре над краем уступа, а на её плоской верхушке таилось устройство, спрятанное в камне, которое при произнесении кодового слова на языке неизвестного Хозяина срабатывало, перебрасывая стоявшего там на просторы местной «Азии».

Богдан подошёл и на всякий случай проверил, не ошибся ли он. Нет, всё правильно: на южной стороне скалы, обращённой в сторону, откуда он пришёл, виднелось крестообразное переплетение красных прожилок в сером граните, похожее на большую букву «Х».

Богдан похлопал рукой по уже чуть нагретому солнцем камню – вот она, дверь с этой грани, но он ей пользоваться не будет.

– Меня ждёт Африка! – громко сказал Богдан и добавил: – А там, тьфу-тьфу, и дворец, надеюсь.

Он осмотрелся. Примерно в паре километров в долине снова начинается лес, из которого выбегает дорога, уходящая вправо и теряющаяся между отдельными рощицами и холмами, в которые плавно переходила возвышенность. Была ли это та же самая дорога, что пролегала рядом с королевским замком, или какая-то другая, сказать Богдан не брался. Так или иначе, путь его пересекал дорогу и далее продолжался через лиственный лес, казавшийся издали тёмной зелёной стеной: деревья росли там явно плотнее, чем в лесу вокруг замка.

Богдан выбрал более пологий участок и стал спускаться вниз. Извивающаяся тропинка, петлявшая по скалистому склону, в конце концов привела его на равнину, заросшую высокой жёсткой травой вроде осота. Возможно, это и был осот, просто Богдан, как городской житель, не слишком внятно узнавал «живьём» даже те растения, названия которых в принципе знал.

К удивлению, прямо под крутым спуском местность была заболочена – то там, то тут среди травы проглядывала вода. Прыгая с кочки на кочку и временами хлюпая по заполненным влагой ямкам, Богдан добрался до сухого участка, на котором росли первые деревья – ольха и берёзы. Только здесь он вдруг почувствовал, что немного устал, и присел отдохнуть под деревом.

Так он просидел, жмурясь на всходившее всё выше солнце, минут двадцать. «Чёрт возьми, – подумал Богдан, – каких-то тридцать или даже уже чуть меньше километров отделяют от перехода, после которого мне буквально пробежать ещё столько же – и я в безопасности. Или, точнее сказать, в той безопасности, какую может мне дать этот дворец, пока там куда-то пропал Хозяин».

Богдан встал и проверил направление своего движения. Получалось, что ему надо далее двигаться точно по северо-восточному азимуту. Задача вроде нехитрая, если никто не помешает.

До леса оставался километр, не больше. Богдан пошёл, местами прыгая с кочки на кочку, хотя они здесь были уже совершенно сухими. Одни раз нога у него соскользнула, и, если бы не удобный высокий ботинок, он мог заработать вывих. Сплюнув и выматерившись, Богдан продолжил путь дальше, уделяя большее внимание поверхности, которая попадалась под ноги.

Он уже приближался к дороге, которая здесь как раз выныривала из чащи, когда услышал постукивания копыт, негромкое звяканье железа – звуки, которые издаёт большой отряд конных людей в доспехах, едущий по дороге.

Богдан остановился как вкопанный – только этого не хватало!

Скрыться негде: трава здесь была невысокой, а до ближайших деревьев просто не успеть добежать, пока неизвестные люди выедут на открытое место. Кроме того, если он побежит, то обязательно привлечёт к себе внимание.

Как знать, кто эти люди? Вполне возможно, что это отряд короля – и тогда Богдан имеет все шансы как-то решить вопросы мирным путём. Если же это враги… Чёрт, не будь на нём кольчуги, он вполне мог сойти за какого-то «гражданского» жителя, а так…

Поэтому Богдан, не долго думая, бросился в траву, совсем не такую высокую, как хотелось бы, и постарался дополнительно укрыться за выступающей кочкой. Сделал он это вовремя: из леса как раз выехали первые всадники, и до них оставалось всего метров пятьдесят-шестьдесят. Это были рыцари – доспехи, поблёскивавшие на солнце, длинные копья, щиты и кони, прикрытые полотнищами с гербами и металлическими защитными приспособлениями, говорили сами за себя.

Вполне возможно, что пешие и не заметили бы человека, лежащего в траве в нескольких десятках метров, но Богдан не учёл, что всадники располагались существенно выше. Кроме того, он сам не мог не наблюдать за тем, кто выезжает из лесу, и чуть приподнял голову, чтобы посмотреть. Ещё на спине у него болтался «сидор», который не осталось времени скинуть.

Первый всадник на гнедом коне, со светлым продолговатым щитом, болтавшимся почему-то справа от седла, внимательно смотрел по сторонам и уже через несколько секунд издал предупредительный возглас. Можно было понять, что он заметил именно Богдана, поскольку землянин видел, что рыцарь смотрит как раз в его сторону. Возможно, выдала голова, возможно – блеск металлических пластин панциря, чего Богдан тоже впопыхах не учёл.

Всадник резко осадил скакуна, что-то ещё раз крикнул и вскинул руку вверх, давая отряду понять, что следует остановиться, после чего несколько раз показал рукой в сторону Богдана.

Богдан лежал, ощущая себя полным идиотом, и сквозь не слишком густые травинки пассивно наблюдал за развитием событий. Ничего другого ему не оставалось делать – вставать сейчас на всеобщее обозрение было не менее глупо.

Первый рыцарь начал что-то говорить воину, ехавшему рядом с ним на почти таком же гнедом. Этот второй держал знамя, упирая древко в стремя. Легкий ветерок развевал полотнище, и Богдану было видно, что там изображён большой равносторонний готический крест на фоне каких-то перекрещенных ветвей и надпись, сделанная тоже готическим шрифтом. Разобрать слова было трудно, но Богдан видел в библиотеке королевского замка такое же изображение – это были знаки герцога Новофранкийского.

«Значит, – подумал Богдан, – они двинули уже какие-то серьёзные силы, вторжение началось. Надо же, как повезло мне – прямо на отряд Карла вышел, ни больше ни меньше!..»

К первым двум всадникам подъехали ещё несколько человек – очевидно, командиры каких-то подразделений отряда. Судить о размере двигавшегося войска Богдан не мог, поскольку большая часть так и не показалась пока из леса, но создавалось общее впечатление, что движется большая масса вооружённых людей, а не маленький отряд.

Пока всадники переговаривались, остальные, кто уже показался из-за деревьев, озирались по сторонам, опасаясь засады и стараясь увидеть, есть ли ещё кто-то в поле зрения кроме залёгшего среди мелких кочек человека в кольчуге.

Всадник со светлым щитом что-то требовательно крикнул стоявшим в отделении воинам, а один из совещавшихся с ним снова направил лошадь куда-то за деревья. На открытой местности, тем более что дул боковой ветер, слова расслышать не удалось, и Богдан ничего не разобрал, продолжая лежать в траве, только вытащил наган и взвёл курок. Он решил воспользоваться револьвером, полагая, что гром выстрела может напугать людей, не знакомых с огнестрельными оружием. Увы, вновь складывалась ситуация, когда ему придётся убивать, чтобы не быть пленённым или убитым самому, но пока Богдан не торопился использовать главное и наиболее эффективное оружие – лучемёт.

Первый всадник – Богдан уже начал называть его про себя «Генералом» – сложил ладони рупором и снова крикнул, обращаясь уже к Богдану. На сей раз слова были понятны: Богдану приказывали сдаться.

Естественно, подпускать близко к себе вооружённых людей, а тем более подходить к ним самому в данной ситуации Богдан не собирался, и поэтому продолжал лежать в траве, ловя на мушку «Генерала». Откровенно говоря, он чувствовал некое более сильное препятствие, чем при пользовании лучемётом, для того чтобы выстрелить в человека из револьвера. Глупо, но лучемёт при всей мощи продолжал восприниматься землянином как «игрушка», как предмет из фантастической книги или кинофильма, убивающий «не на самом деле».

«Генерал» снова прокричал приказ подойти и сдаться – Богдан лежал, кусая губы и елозя указательным пальцем по спусковой скобе. Руки вспотели, и он не мог сказать, как долго не решался бы стрелять, если бы события не приняли совершенно угрожающий поворот.

Слева и чуть сзади от него послышался топот копыт. Богдан повернулся, одновременно ещё немного приподнимаясь. Группа из четырёх всадников выехала из леса метрах в двухстах отсюда и сейчас скакала к нему через луг.

– Вот же чёрт! – выругался вслух Богдан.

Почти одновременно с этими словами в землю по обе стороны от него на расстоянии метра полтора-два вонзилось несколько стрел. Вряд ли они были выпущены с намерением убить прятавшегося в траве, так как хоть одну в подобном случае могли бы послать более точно – скорее, это сделали для предупреждения и запугивания.

Богдан резко обернулся к опушке леса и дороге, где стояли передние ряды колонны. Там большая группа арбалетчиков деловито перезаряжала своё оружие.

Всадники, скакавшие через поле, приближались, одновременно поглядывая, нет ли в траве других спрятавшихся людей. Выхода не оставалось, и Богдан выстрелил навскидку, но не в скакавших, а в сторону, откуда прилетели стрелы.

Выстрел был сделан наобум, фактически на пределе прицельной дальности револьвера, но пуля попала в одного из всадников, стоявшего рядом со знаменосцем, тот зашатался и, звеня железом, сполз с коня.

На открытом пространстве одиночный выстрел прозвучал не таким уж «громом», но, тем не менее, странный эффект с хлопком, облачком дыма и упавшим рыцарем явно произвёл впечатление. Воины задвигались, арбалетчики вскочили с колен, недоумённо глядя то на «Генерала», то в сторону Богдана.

«Генерал» на мгновение замешкался, но, надо отдать ему должное, моментально пришёл в себя и что-то начал кричать солдатам, одновременно энергично жестикулируя и то указывая в сторону Богдана, то размахивая руками так, словно подзывал ещё кого-то из леса.

Всадники на поле тоже на какой-то момент остановились, но потом резко бросили коней вперёд.

Богдан нажал на спуск, целясь уже в них, но старые патроны подвели – боёк только щелкнул, а выстрела не последовало.

В спину что-то ударило и чуть не свалило Богдана с ног. Он на мгновение сжался, думая, что в него вонзилась стрела, но оказался прав лишь частично: стрела проткнула вещмешок.

Револьвер был явно бесполезен, и Богдан вытащил лучемёт. Оружие было установлено на импульсный режим, хотя в данной ситуации больше подошёл бы непрерывный. Богдан несколько раз выстрелил по группе арбалетчиков, попав в двоих, рухнувших как подкошенные, а потом перенёс огонь на скакавших по полю.

Всадники неслись к нему, уже развернувшись полукольцом, пригнувшись к шеям коней и выставив вперёд пики. Одиночными импульсами с первого раза Богдан промахнулся и, чертыхаясь, переключил оружие на непрерывный режим, в котором, увы, уходило куда больше энергии.

Рядом с ним зачастили стрелы, попадавшие пока в землю. Прыгая, как заяц, Богдан полоснул лучом по арбалетчикам. Расстояние в сорок метров ещё не было предельным для непрерывного луча, и Богдан срезал почти всех стрелков с первого раза. Заодно луч зацепил трёх всадников, перерезав ноги лошадям, и рыцари повалились на землю. В отряде закричали, началась суматоха.

Как ни странно, скакавшие по полю не сбавили своего темпа – возможно, они даже не поняли, что произошло. Сейчас до всадников оставалось уже совсем мало, и Богдан полоснул лучом, не экономя заряд. Последнего рыцаря он срезал всего метрах в пяти от себя и вынужден был отпрыгнуть в сторону, так как разрезанный вместе с всадником конь по инерции чуть не сбил его с ног.

Несмотря на начальную панику в рядах войска герцога, лучемёт не создавал шума и, возможно, поэтому не оказывал такого деморализующего эффекта, какой мог бы произвести, допустим пулемёт. Кроме того, в ярком солнечном свете луч оставался почти невидимым, и часть воинов, стоявших в лесу, вообще ничего не поняли.

На дорогу из задних рядов снова выбежали арбалетчики – очевидно, войско, встретившееся Богдану, было действительно многочисленным. Более того, из леса, там, где на поле выбрались первые всадники, сейчас выезжали новые, изготавливающиеся к атаке. Богдан выстрелил ещё несколько раз одиночными по арбалетчикам и побежал к обрыву, с которого спустился в долину – иного выбора не оставалось.

«Сидор» с торчавшей в нём стрелой на бегу колотил по спине, мешая двигаться, поверхность луга, по которой он до этого неторопливо шёл, особо не обращая внимания на неровности, сейчас, казалось, превратилась в изрытое ямами пространство, на котором того и гляди сломаешь ногу. Именно в этой обстановке Богдан не мог не оценить ботинки, взятые им во дворце – благодаря конструктивным особенностям, обувь чётко фиксировала голеностоп и несколько раз просто не позволила лодыжке выгнуться на недопустимый угол.

Оглянувшись на бегу, Богдану увидел, что из леса вываливает всё больше и больше вооружённого люда. Выстраивались арбалетчики, готовые вновь открыть огонь, а часть рыцарей уже развернулась для преследования.

Богдан очень сомневался, что на расстоянии метров в сто, на которое он уже отбежал, возможен прицельный огонь арбалетов, но проверять это не хотел. Тем более что голова его не была ничем защищена. Кроме того, если его не достанут стрелки, то легко могут догнать всадники, а спасительный обрыв, на который ещё предстояло вскарабкаться, казался очень далёким.

«Не добегу!» – подумал Богдан, старательно перепрыгивая кочки и постоянно ожидая стрелы в затылок.

Обернувшись ещё раз, он на фоне неба увидел тучу взмывших стрел и одновременно заметил, что новая группа всадников как раз рванулась за ним. Богдан присел, сорвал со спины мешок и прикрыл им голову, стараясь, чтобы кисти рук оставались под «сидором».

Одновременно он с некоторым удивлением подумал, что в действиях его преследователей имеется явная несогласованность: если его не снимут сейчас, то уже следующий залп может накрыть конных рыцарей!

Впрочем, такое было бы только на руку Богдану – как и то, что он остановился и присел, закрывая голову. Сам того не осознав, он сбил прицел арбалетчикам: те грамотно целились в бегущего человека с упреждением, и почти все стрелы, просвистев сверху, вонзились в землю метров на пятнадцать впереди.

Зло усмехнувшись, Богдан снова побежал, поскольку всадники не мешкали и скакали к нему. Арбалетчики, действительно, больше не стреляли.

Он был примерно в середине пути, когда понял, что добежать не успеет. Всадники приближались слишком быстро, и Богдану снова пришлось стрелять. Когда он срезал сразу троих скакавших во весь опор, остальные – а их было человек десять – осадили коней. Возможно, большинство их них не видели первого действия лучемёта, а возможно, если видели, то ничего не успели понять. Сейчас же рядом с ними неизвестная сила располосовала троих рыцарей вместе с лошадьми – возможно, уцелевшие даже ощутили запах горелого мяса. Это их явно испугало или, по меньшей мере, впечатлило. Двое даже было рванули назад, но тут же, устыдившись, остались рядом с товарищами.

Удерживая разгорячённых коней, «группа захвата» остановилась в отдалении, и рыцари о чём-то переговаривались друг с другом. Сейчас Богдан мог бы легко свалить оставшихся, но не хотел множить и так уже значительный список жертв, которые ему пришлось принести за свою свободу, и побежал дальше.

Не то чтобы его донимали разрушительные угрызения совести – в конце концов, он убивал только ради сохранения собственной свободы и жизни, но если можно обойтись без этого, то лучше обойтись. Люди, нападавшие на него, не виноваты, они действуют согласно приказам командиров, они находятся на территории врага, поэтому их действия вполне оправданы. Уже второй вопрос, что они здесь захватчики. Богдан до конца не знал всей политической ситуации на грани Европы и не собирался сейчас её прояснять, борясь за «независимость Астерии», как бы ни были велики его симпатии к Тассилону или ещё кому-то из придворных короля Хруодланда.

Периодически оглядываясь, Богдан видел, что погоня возобновилась. Рыцари, придя к выводу, что негоже им возвращаться без пленника, снова пустили коней вскачь. На сей раз они изменили тактику, разойдясь в стороны и пытаясь отсечь беглеца от спасительных скал. Очевидно, они прекрасно поняли, что если он сможет взобраться на крутой склон, то станет недосягаемым и скроется в лесах.

Богдан продолжал бежать, соображая, как же ему действовать. Всадники сейчас находились слишком далеко, чтобы пытаться тратить на них драгоценные заряды, но они будут приближаться – и уже с двух сторон, так какую же тактику лучше избрать? Очевидно, что если он добежит до обрыва и кто-то из преследователей останется в живых, подняться ему не дадут. Карабкаясь по скалам, стрелять он не сможет, а вот его легко снимут из арбалетов, которые есть у рыцарей.

Бросив ещё один взгляд назад, Богдан заметил, что от основных сил отделились две другие группы – одна пешая спешила прямо по его следам, и чуть впереди пеших воинов скакал ещё один отряд примерно в пятнадцать всадников.

До обрыва оставалось ещё метров сто, а надо было ещё вскарабкаться наверх, и Богдан почувствовал, что он точно не успеет. Первые всадники скакали во весь опор с двух сторон, а с третьей, сзади, подступали уже другие.

Богдан вытащил наган и выпустил все оставшиеся патроны в первую группу всадников. Как ни удивительно, одного всадника он достал, и тот кувыркнулся из седла, наверняка сломав шею. Подождав пару секунд, пока вторая группа приблизилась, Богдан истратил уже подходивший к концу заряд обоймы лучемёта, сняв трёх из чётырех рыцарей. Оставшийся в живых не стал демонстрировать излишнюю храбрость и повернул навстречу подходившим новым силам.

Наган стал бесполезен, но Богдан, тем не менее, сунул его в карман, и, быстро перезарядив лучемёт, побежал дальше. К его счастью, новая группа рыцарей заметила, что от первого отряда преследователей остался всего один всадник, и остановилась в замешательстве.

Это дало Богдану возможность без помех добежать до обрыва. Группы арбалетчиков и конных рыцарей стояли на полпути между основными силами войска Новофранкии и Богданом, продолжая о чём-то совещаться, и Богдан начал карабкаться на обрывистый склон.

Казалось, что поднимался он целую вечность, хотя, если судить спокойно, перепад высот между верхней частью возвышенности и долиной составлял от силы метров двадцать. Взобравшись наверх, Богдан первым делом глотнул воды из фляжки и принялся наблюдать, что предпринимают его преследователи, для пущей верности поглядывая в бинокль.

Он отдал должное воинам Карла: они были испуганы, но войско не повернуло вспять, а, видимо, решило во чтобы то ни стало поймать дерзкого беглеца, убившего без малого два десятка рыцарей. Из леса на поле выдвинулась масса людей. Какое-то время шло совещание и обсуждение, а потом несколько групп конных и пеших воинов, разделившись, направились влево и вправо. Как догадался Богдан, штурмовать возвышенность «в лоб» они не собирались, а решили зайти с флангов. Рыцари уже поняли, что беглец один, и потому, несмотря на странное оружие, которым он владеет, его вполне можно попробовать атаковать превосходящими силами, особенно если обойти с флангов.

– Ну и куда же мне податься? – пробормотал Богдан.

Было ясно, что вперёд к Африканской точке перехода путь отрезан – с той стороны как раз и двигалось войско герцога. Лучёмёт – оружие замечательное, но всего три неполных обоймы не помогут при таком превосходстве сил.

Богдан повернулся, посмотрел на торчавшую поодаль скалу, на макушке которой находился переход в Азию, и выругался.

– Не хотелось туда, но выбора снова нет, – пробормотал он и пошёл к скале, на которой красовалась красноватыми гранитными прожилками буква «Х».