9
Я был просто ошеломлен, когда узнал, что Зоя по воскресеньям ходит в Дом молитвы!
Я не мог в это поверить и потому уговорил Оливейру, с которым успел сблизиться, отвести меня на службу: хотел убедиться в религиозности старухи лично.
Мой новый друг был родом из Анголы и говорил с заметным португальским акцентом. В глазах его поблескивало благородное нахальство, что мне очень импонировало. Оливейра был невысокого роста, коренастый, имел обо всем собственное мнение, но делиться им не торопился.
Первым порывом, когда я увидел Севу с Вовчиком, было развернуться и уйти. Братья-менги стояли в тени клена, росшего неподалеку от входа в здание современной постройки. Кроме таблички, уведомлявшей, что это Дом молитвы, ничто не указывало на его принадлежность к религиозному культу.
Какая-то редкая разновидность сектантства? Интересно, что исповедуют менги?
Но я ошибся, предположив, что сюда приходят лишь они.
Один за другим люди проходили через ворота, подавали нищенкам и продвигались к Дому молитвы. Среди них было немало руководящих работников завода. Даже Доргомыз, не заметив меня, медленными гигантскими шагами прошел мимо.
Появилась Зоя. Летний желтый пиджак с коротким рукавом делал старуху еще более широкоплечей и угловатой. Она вежливо мне кивнула.
Среди прихожан я увидел Эфу, девушку из хлебного ларька. Заметив меня, она покраснела и быстро отвернулась.
Пришли сюда и другие Морховицы. К Севе с Вовчиком присоединилась ватага небрежно одетых парней. Большинство из них были навеселе. Они стояли, раскрасневшиеся и шумные, оживленно разговаривая с братьями.
Вдруг Сева посмотрел на меня и что-то негромко сказал остальным. Вовчик также, повертев головой, остановил на мне взгляд. Вслед за ними все остальные менги принялись внимательно меня разглядывать.
К ним подошел невысокий лысый человек. Я узнал его. Это был начальник отдела кадров Кикин. О чем-то поговорив с менгами, он оставил их перешептываться. Но стоило ему отойти, как его тут же окликнули, о чем-то спросили. Я не расслышал, но в душу закралось подозрение, что речь обо мне. Словно в подтверждение этой догадки, начальник отдела кадров и менги вновь повернулись в мою сторону. Посмотрев на меня, Кикин перевел взгляд на людоедов, отрицательно покачал головой и отошел.
Что бы все это значило? Вспомнились слова Вовчика, которые прочно засели в памяти и не давали покоя: «Даже сам господин директор не может нас посылать». Какая связь (а, может, противостояние?) между сектой жутких маньяков и структурой завода?
– Старик, а давай по пивку? А? Сэрвэйжа? Выпить за наш горький доля, – сказал Оливейра. – Зачем тебе ходить внутрь?
Я пожал плечами и поинтересовался:
– А ты там бывал?
– Бывал. Не надо туда ходить.
– Но ведь ты ничего не расскажешь, Оливейра. Может, там я узнаю больше?
– Конечно, там ты узнать больше.
Оливейра был ничего парень. Два или три раза мы пили с ним пиво. Правда, он не так разговорчив, как Жора Цуман или Николай, но он приятен мне своим простодушием. Правда, иногда негр тоже водил меня по кругу. На вопросы, которые я задавал в лоб, он не очень-то любил отвечать.
Я по-прежнему мало что понимал. И все же, поневоле оказавшись в игре, продолжал в нее играть, делая вид, что кое-что знаю.
Мы еще постояли какое-то время.
Люди начали понемногу заходить внутрь. Перед входом останавливались.
Возле самых дверей, топтался Вовчик. Он что-то говорил входящим, и некоторые из них поворачивали голову в нашу сторону.
– Почему они пялятся? – спросил я.
– Fila da puta! Они не на нас смотрят, а на тебя. Думаю, решают кое-что, – сказал Оливейра. – Ты пришел в город сам, здесь боятся таких. Других заманили.
– И тебя?
– Ну да.
– А почему боятся?
Оливейра пожал плечами:
– Предрассудки.
Это ничего не прояснило, но расспрашивать далее было бесполезно. Когда Оливейра не хотел о чем-то говорить, он отделывался обтекаемыми односложными фразами и менял тему.
– Меня приятель, студент пригласить. Только его уже нету, – сказал он, вернувшись к первому вопросу.
– Съели?
– Давай не говорить этот слово… Он быть рассыльный.
– Черт!
Я плюнул и пошагал прочь.
– Подожди! – крикнул Оливейра.
Он догнал меня.
– Я не хотеть тебя расстроить, Сергей. Матеуш, правда, быть рассыльный.
– Ты боишься их, Оливейра?
Он сверкнул глазами.
– Я хорошо устроиться. Котельная. Жара, скука, начальник, мастер. Я думать, мой круг ада не самый плохой. А там, где ты…
– Что?
– Плохой круг. Три неделя назад один парень из окна выброситься.
– А что милиция, прокуратура?
– Они формальный, никто туда не ходить. За год на заводе четырнадцать самоубийц, два в цехах, остальной в конторе. А еще пятьдесят горожан погибать на улице. Все подстроено.
– Как они погибают? Почему?
Но тут Оливейра неожиданно решил поставить точку. Информацию для меня он дозировал по своему усмотрению.
Я опять плюнул и ушел от него. Ждал, что он окликнет. Но на сей раз это не подействовало. Я побрел в одну сторону, Оливейра – в другую.
Почему бы не сходить на речку? Или даже на озеро. Туда от силы полчаса ходьбы по короткой дороге мимо городского кладбища.
Вдоль низкой ограды шла тропинка. Кладбище заросло туями и можжевельником. Я шел, вбирая запах хвои, и чувствовал эфирность во всем теле. Хотелось найти уединенное место и поразмышлять. Из того, что говорили мне Оливейра, Вета и Жора трудно было составить более-менее целостную картину.
На самом верху пирамиды власти находился директор. Я склонен был приписать ему владение мистической силой. Но что это на самом деле? Массовый гипноз? А, может, он применяет какие-нибудь психодислептики, вроде ЛСД, только распространяемые, скажем, воздушно-капельным путем? В таком случае, возможно, и я уже нахожусь под их воздействием.
Мне вспомнились бледные парализованные лица служащих, которых я встречал в приемных разного начальства.
Постоянное ожидание пощечины придает человеческой физиономии особое, непередаваемое выражение. Клерки приходят с бумагами, томятся в очереди, и даже секретарши смотрят на них сверху вниз. А каково подавать себя, точно на блюде, начальнику-вампиру? Ни одна тупая овца не пойдет добровольно к волку. Может, в этом городе все свихнулись, утратили инстинкт самосохранения? Почему население Полиуретана не поднимется против кучки менгов и руководства корпорации? Не понимаю.
Тропинка нырнула в узкое пространство между оградой кладбища и тылами старых развалившихся сараев. Я ступил в прохладную тень и в эту самую минуту навстречу мне вышли Морховицы. Это была та же орава, которую я видел только что у Дома молитвы. Менги меня опередили. Значит, я шел по длинной дороге.
Морховицей было не меньше десяти человек. Впереди всех выступал Сева. Глаза его зловеще поблескивали.
Меня прошиб холодный пот. За миг до этого я вспомнил об упомянутых Оливейрой пятидесяти горожанах, что ежегодно погибают на улицах Полиуретана. Я хотел убежать. Остановила меня вовсе не гордость. Я оглянулся, и на меня нахлынула сумрачная тоска: пути к отступлению были перекрыты. Сзади поспешно приближался громила с огромной лысой головой.
– Стой, – сквозь зубы процедил Сева, хотя и так нельзя было пройти. Он подошел почти вплотную и ощерился.
Теперь я был в ловушке.
– У меня карантин!.. – отчаянно взвизгнул я. Это была последняя попытка спастись.
Вокруг меня прокатился ехидный смех.
– Нам плевать на твой карантин… – сказал кто-то.
Я покосился на ограду. Перескочить – и деру через кладбище? Может, еще не поздно… Но я не успел ничего предпринять: на плечо мне легла тяжелая рука.
Развернувшись, я увидел широкую физиономию громилы. Он был на голову выше меня и выглядел как сильно увеличенный младенец. Редкие брови, светло-карие глаза и массивные красные губы делали его лицо неприятно инфантильным.
Я представил себе того кровожадного монстра, который скрывается за этим уродством. От накатившегося ужаса потемнело в глазах. Я сделал над собой усилие, чтобы не упасть.
Вокруг установилась гробовая тишина. Менги не двигались: все, замерев, посматривали то на громилу, то на меня.
Младенец-гигант смотрел изучающим взглядом, постепенно приближая лицо, словно хотел меня обнюхать. Я отстранился.
Гигант прищурился, и по его мясистому розовому лицу расползлась безобразная улыбка.
– Si vis pasem, para pasem, – проговорил он и подмигнул. – Значит, вот вы какой. А мы ведь очень на вас надеемся.
И он протянул мне широченную ладонь.
– Будемте знакомы! Меня зовут Илья! Я… главный среди менгов Полиуретана.
Я сглотнул и опасливо подал руку, ожидая чего-то скверного. Гигант ее стиснул. Ладонь у него была как большая воронка, моя рука в ней утонула, это вызвало у меня приступ отвращения и нового ужаса. Стоило немалого труда вытащить руку обратно.
– Вы можете не представляться, мы знаем, кто вы такой, – сказал он.
Я, не знал, что на это ответить, и только пожал плечами. Желтоватые глаза менга подозрительно блеснули.
– Что-то не так? Кто-то вас огорчил? – Он медленно обвел взглядом стоящую тесным кругом свору собратьев-менгов. – Да-да, конечно… Манеры некоторых из моих ребят оставляют желать лучшего. Но, Сергей Петрович, будьте к ним снисходительны. Ведь большинство из них – молодежь, которую толком никто не воспитывал. Тем не менее, они очень вас уважают и в любую минуту готовы прийти на помощь. Более того, для каждого из нас большая честь быть вашим соратником. Мы знаем о вашем предназначении. Ваше появление предвидел оракул.
Прокашлявшись, я пробормотал что-то невразумительное вроде «вы меня с кем-то путаете».
– О, Сергей Петрович! – Илья поднял редкие, кустистые брови. – Вы не хотите признавать себя тем, кто вы есть? Скромный вы, однако, человек! – В его голосе зазвучала насмешливость. – А ведь, сколько я тут живу, не слыхал еще о более знаменитом горожанине, чем вы. За одну неделю сколько шуму наделать!
– Это преувеличение, – выдавил я.
– Сомневаетесь? – Тут менг стал загибать толстенные пальцы. – В таком случае давайте посчитаем… Вот вы пришли в Полиуретан по собственной воле и решили остаться – это раз! Прежде никто добровольно этого не делал. Даже тот, предыдущий спаситель был привезен насильно. Ну а все залетные валили отсюда в первый же день. Но вы изучили территорию, обосновались, – кстати, мне до сих пор не ясно, как вы на Зою вышли, – и решили на время затаиться, понаблюдать. Не сомневаюсь, что уже раздобыли сведения о чем-то таком, чего даже мы не знаем! Так?.. Дальше. Вас ловила заводская охрана – два!.. Разумеется, вам известно, что в истории завода охрана впервые кого-то ловила. Тут просто не бывает правонарушителей. Далее. Вы взбунтовались против начальника – и как с гуся вода. Ну, это без комментариев. Три! Между прочим, по данному пустячку в верхах была сходка – мне все достоверно известно, как, впрочем, и вам. Надеюсь, у вас уже везде свои люди. На повестке дня стоял вопрос о досрочном снятии с вас карантина. Того, что вы натворили, достаточно, чтобы подписать приговор. Вы – великий Восставший. Пришли сюда не случайно, а по предназначению. И сейчас собираетесь с силами и обдумываете план.
Пока он говорил, я чувствовал, как пот, выступивший у меня на спине, начал остывать. Если меня и хотели сожрать заживо, то, наверное, не сейчас. Главный менг говорил хорошо поставленным голосом; было видно, что в жизни этому человеку (вернее, существу) приходилось немало ораторствовать. Если бы не странный блеск желтоватых глаз и какая-то демоническая язвительность тона, можно было бы подумать, что передо мной типичный высокопоставленный горожанин-провинциал – какой-нибудь директор школы или служащий муниципалитета.
Менг вплотную приблизил ко мне лицо, и я понемногу стал отступать, пока не уперся копчиком в ограду.
– Уважаемый, – сказал Илья. – Вы – то, что нужно этому городу и нам в частности. Другого такого, как вы, нет. Простите за фамильярность, но надо быть совершенным безумцем, чтобы ночью в одиночку наброситься на двоих изголодавшихся менгов. Никто не решится на подобное, ведь против нас человек бессилен.
В толпе одобрительно зашумели.
– Итак, вы никого не боитесь, ни хозяев, ни менгов, – продолжал людоед. – Ваша храбрость граничит с безумством. Стало быть, либо вы невменяемы, либо… вы – тот, кого мы ждали.
Он посмотрел на меня гипнотически, и от его взгляда я испытал приступ тошноты.
– Признайтесь, вы – Восставший? – произнес менг. Его тон был смесью доверительности и сарказма. Я не знал, к чему он клонит, и как мне себя вести. Все, на что я сейчас был способен – это следить за тем, чтобы подбородок и руки не стали выплясывать нервную дрожь.
– Кстати! – воскликнул менг. – Большая вам лично от меня благодарность за то, что не дали умереть тетушке. Вдело в том, что я сиротой рос, Зоя мне была в те далекие-далекие годы за мать. Она из меня и сделала настоящего менга.
Он широко оскалился, обнажив острые, как лезвия бритв, зубы и вкрадчиво произнес:
– Позвольте вас обнять.
Прежде чем я попытался увернуться, он заключил меня в свои хищные объятия. На несколько секунд я утратил способность дышать.
После того, как он меня отпустил, я еще долгое время ощущал его нечеловеческий запах – псина, уксус и еще что-то специфическое.
Я вновь вспомнил о пятидесяти съеденных.
– Этого момента мы ждали несколько месяцев, – произнес Илья, и его пухлые губы как-то странно вздрогнули. Казалось, менг пытается преодолеть в себе желание цапнуть меня за горло. – А теперь позвольте пригласить вас в гости.
