Книга: Последний рассвет
Назад: Глава 13
Дальше: Глава 15

Глава 14

Всякий раз, когда долго не видел отца, Шиничиро тосковал. И теперь, понимая, что отца, несомненно, заберут на войну, волновался. Сердце билось чаще, изматывающая тревога и страх перед неизбежным не отпускали его… Вернуться в Ампаруа означало проявить слабость, но не увидеться с отцом Шиничиро не мог.
— Он должен знать, что не значит для меня ничего, — с горечью думал юноша. — Постоянно поучает, не воспринимает меня как бойца, никуда не берёт, игнорирует… хуже нет, — грустно глядя на усеянное крупными звёздами небо, он пытался сдержать слёзы, катившиеся по щекам. С остервенением втянув холодный воздух, тяжело задышал.
— Не могу больше, — Хаору замедлил шаг, и, наконец, зашатался на месте, согнулся. Сев на сумку, потеряно глядел на снег. — Не привык столько бежать, — по его лбу и щекам катились градины пота, дыхание вырывалось со свистом, с кашлем, пробирающим до самых кишок.
— Держи… Такисиро-сан, — ткнул Шиничиро.
В ослабевшие руки друга он вложил драгоценный клинок принцессы-разбойницы, указал в сторону маленького городка.
— Бросаешь меня? — Хаору замотал головой, как ненормальный, пытающийся отогнать злую навязчивую мысль. — Того, что есть, и так хватит на починку джонки, двинемся на юг вдоль берега… Эй, ты плачешь, Шидзин?!
— Закрой рот, Бамбуковый чурбан! — возразил Шиничиро, отвернувшись. — Мне нужно увидеть отца. Встретимся через два дня на развилке у Хинго. Чтобы к тому времени починил развалюху и запасся жратвой, а то твоё нытьё убивает меня. О жилье подумаем позже. И ни слова больше! — кулаком пригрозил он. Глубоко вздохнув, ушёл лёгким бегом лесной тропой.
Сквозь ветви сосен вдали виднелись заснеженные силуэты лесистых гор, покрытые у подножий бамбуковой порослью. Холмы, испещрённые тёмно-лиловыми складками, белели на фоне звёздного неба, а вскоре впереди них забрезжил слабый свет; он тронул розовым очертания природы, погружённой в предутренние грёзы. Становились бледнее россыпи звёзд, небо светлело.
Окрестные холмы порозовели от лучей восходящего солнца, когда, ведя в поводу украденного по пути в каком-то селении коня, Шиничиро добрался в додзё Ампаруа пешком. Нахватавшись холодного воздуха, он захлёбывался от кашля, горло раздирало. С трудом пройдя старой дорогой, засыпанной глубокими сугробами, юноша обрадовался: северная смотровая башня оказалась пуста. Зажав рот двумя руками, он прошмыгнул вдоль изгороди. Удивительно, но на площадке тоже пусто. Какая непривычная тишина в Ампаруа! Юноша забеспокоился, и так, судорожно кашляя, добрался к дому на холме.
В глазах стояла пелена, тело мучил озноб, а горло першило.
— А я-то думал: мой упрямый сын ушёл навсегда! — пробормотал Шуинсай, посветлев лицом… Шиничиро, зажмурившись, ждал оплеухи, но отец только крепко обнял непутёвого. Никогда Шиничиро не видел отца столь растроганным. Мама быстро спустилась в ночном сиреневом юката, принялась целовать алые, погрубевшие с мороза щёки сына, гладить волнистые засаленные волосы, взмокшие на висках и на лбу, покрывшиеся тающими блёстками. Шина не могла совладать со слезами волнения, застилавшими глаза. Мешковатая серая одежда сына — холодная, как лёд, а руки — горячие, словно огонь, красные, как раскалённый металл жаровни. Её щёки залил багрянец радости.
— Скорей подогрей травяного настоя! — приказал отец, не выпуская сына из объятий.
Служанка Рёи засеменила на кухню мелкими шажочками.
— Сдурели, родственнички? — выйдя из комнаты для почётных гостей, пробормотал Лао. Просветлённым взором наблюдая встречу блудного сына и счастливых родителей, лысый суровый дядюшка широко улыбался, подобно богу Дайкоку:
— А я говорил, что парень вернётся!
Старшего Зотайдо стало не узнать: без бороды и щётки усов он выглядел добрее и приятнее. Глубокие кривые морщины в уголках глаз, придававшие ему сердитое выражение, разгладились, и губы теперь не оттопыренные, точно у свирепой гориллы, а сложены ровно. Прежняя строгость фанатика, постоянное горячее недовольство и нервозность — исчезли. Лао будто бы перенёс очередное перерождение… Неужели братья не вернутся с войны? Навязчивая мысль о том, что потеряет отца, острой иголкой кольнула сердце, тело дрогнуло от забурливших эмоций, и с кашлем у Шиничиро вырвался горький плач. Слёзы лились по щекам, образуя солёные ручейки.
— Отец, не оставляй меня и маму, очень прошу!
— Не оставлю, обещаю, сын!
— И вы, дядюшка Лао, не уходите!..
Лао не мог не подойти. Оказавшись рядом с племянником, обнял его за плечи, поцеловал во влажную макушку. Взгляд старшего Зотайдо повлажнел и как-то замерцал.
— Думаешь, мы имеем право не уйти?.. — обменявшись с братом ироничным взглядом, серьёзно спросил Лао. — Тэнно не дал нам такого права, а значит, Хатиман будет на нашей стороне.
Шина держала кружку, из которой сильно пахло смесью душистого перца и трав.
— Шини-тянь, пей залпом, но помни: запивать ничем нельзя! — посоветовал дядя Лао, скривившись. — И кашель сгинет.
В кругу родных людей — восхитительно хорошо, большего счастья Шиничиро не пожелал бы. Но атмосфера обретения дома — приятная и спокойная, точно звуки горного ручья, как назло, не могла продлиться вечно. Невероятное умиротворение и прекрасную гармонию нарушил стук в дверь. На дорожке сада в окружении элитной охраны на коричнево-белом породистом скакуне восседал человек в пёстрой одежде, а сзади на спине всадника реяло по ветру полотнище сасимоно с иероглифом го
— Явился! — мрачно пробормотал Лао, заторопившись, и его лицо обрело привычную холодную строгость, а губы вытянулись, точно у рассердившейся гориллы. — Мотохайдус никогда не забывает, чтоб их на жаровне Хатимановой!..
Нацепив жёсткую маску безразличия, Шуинсай пристально посмотрел на сына.
— Обещаю, отец, никуда не убегу! — быстро-быстро закивал Шиничиро, простодушно улыбнувшись.
Горячо поцеловав сына в лоб, Шуинсай поспешил за братом.
Всю дорогу до дворца посыльный Мотохайдуса молчал. Братья Зотайдо, чувствуя угрюмое настроение цукаи, тоже не промолвили ни слова.
* * *
В замке Тиёда витало странное напряжение — взгляды, полны смятения, и шепотки, доносившиеся отовсюду, складывались в необычный волнующийся хор, пугая неопределённостью. Советник, пригласив мастеров в большую комнату для гостей, торопливо отлучился. Приоткрыв ширму, Лао жестом руки подозвал щуплого юношу, проходившего мимо с подносом.
— Эй, слуга, что тут за траур?
Плотно сжав губы, тот покачал головой, намекнув, что ему запрещалось говорить.
— Понятно, — Лао понимающе кивнул, и, хитро скосив глаза, прошептал: — Никому не скажу.
Наклонив голову к тонким губам слуги, услышал… и резко изменился в лице. Отпустив юношу, пояснил брату шёпотом. Шуинсай вздрогнул, нехорошее чувство овладело им. Сестра императора, Суа-химэ — под стражей, и никто не знал, почему. Хуже того: визиты к ней строго воспрещались.
Армия Белого Тигра покидала Эдо на днях — по приказу Тэнно срок выступления на войну сократился аж втрое, Ёсисада Хадзиме не желал более прохлаждаться в стенах дворца, глядя на то, как день ото дня разлагается армия.
Замок Тиёда предоставили для нужд сёгуната самураи рода Эдо. Многочисленные одноэтажные строения из камня зодчий окружил сложным лабиринтом каменных стен, возвышающихся надо рвами, использовавшимися в качестве внутризамковых водных дорог. По каналам перемещали тяжёлые грузы — сперва камни для построек, затем зерно и прочие габаритные ценности, сгружая их с барж во вместительные амбары. Стены замка служили казарменными помещениями для хатамото, из числа которых выдвигалось большинство государственных чиновников, перебиравшихся в этом случае за внешние стены замка — многочисленные укреплённые усадьбы дополнительными бастионами окружали резиденцию сёгуна и роскошный пятиэтажный дворец императора Нинтоку Тоды, укрывшиеся на двух тысячах тё.
В северной части замка обширное пространство занимал сад, в том саду «Затаился дракон» — расположилось знаменитое додзё мастера Кендзо, обучавшего и простых, если их можно так называть, охранников, и членов императорской семьи. И где-то тут же, оказывается, угнездилась коварная измена, которую теперь предстояло разоблачить Мотохайдусу!
Братьев Зотайдо привели в оружейную палату, принадлежащую самому императору. В длинном помещении из камня под черепичной крышей их ожидали. Группу оммицу, тренировавшихся у Лао, возглавлял Чонг-Ву, несколько десятков своих диверсантов привёл Кендзо. Тут же толпились десяток лучших юных учеников Шуинсая во главе с Йиро, которые трогали оружие, заворожённые своими героическими мечтаниями. Мерцающий свет от жаровен плясал на стенах, обвешанных доспехами, на наконечниках кинжалов, длинных и коротких самурайских клинках, которые вынимали из ножен ученики. Хищно сверкали острые тяжёлые лезвия стальных нагината, бисэнто, укреплённых на станках, зловеще чернел металл сюрикэнов различных конфигураций. Блики скользили по цепи с обоюдоострым резаком, сверкали яркими искрами острые иголки дротиков, лежащих рядами на столах и деревянных подставках. Никто, впрочем, не спешил экипироваться чужим оружием, пусть даже оно выглядело лучше, новее и изготовлено в оружейных мастерских Тэнно. У воинов из додзё существовало поверье: не своим оружием невозможно искусно владеть.
Ни Шуинсай, ни Лао, не были суеверными. Любым катаной, нагинатой владели искусно — мастера! Но братья не торопились рядиться в железные латы, крепить на пояса мечи и кинжалы. Сегодня в их скромных невзрачных, похожих на трости, ножнах, ждали своего часа особые фамильные клинки — короче самурайских, остроконечные.
Уходя на войну, каждый самурай надевал доспех, доставшийся от отца, брал фамильный клинок — дабы мудрая и великая сила предков помогла отвести беду, а слава их была бы приумножена на поле боя. Но поскольку у кого-то родители теряли или ломали оружие в сражениях, то и дети его не получали. А многие выходцы из крестьянских семей и вовсе не могли похвастать сколько-нибудь действенным орудием войны, и, впервые попавшие в арсенал, хотели испробовать всё его разнообразие. Следовало испытать оружие, потренироваться, а через некоторое время занять места на кораблях во главе с прославленным полководцем, генералом Кено Мицухидэ. Ученики не спускали глаз с мастеров, словно надеясь прочесть на лицах ответ: какова их судьба и трудна ли миссия. Но оптимизм переполнял их так, как порой наполнялась саке неглубокая чаша.

 

Ум Шуинсая был затуманен — он не мог поверить происходящему и давал себе клятву оказать помощь Суа, но Время правило свои планы, изменить которые не в силах и Тэнно. Мастер решил незамедлительно повидать девушку в заточении, несмотря на запрет…
Шуинсай с деловитым видом вошёл во дворец и поднялся на третий этаж, где располагались покои сестры и тётки императора. Суа держали под домашним арестом. У позолоченной ширмы под аркой, украшенной орнаментом лотоса, стояли два высоких могучих охранника с копьями. Выпятив мощную грудь, глядели строго вперёд, их лица — неподвижны, ничего не выражают. Подойдя к воинам, Шуинсай склонил голову, они в свою очередь поклонились, не отводя глаз.
Суровые, надёжные, настоящие бойцы… Воспитанники Лао. Шуинсай смутно припомнил их: когда-то вместе принимали участие в ловле группы шпионов, которые напали на дворец. Он ещё тогда спас Мотохайдуса…
— Мне нужно встретиться с принцессой, — попросил мастер.
— Сэнсэй, нам запрещено пропускать, кого бы то ни было, кроме сёгуна и советника императора, — как бы оправдываясь, ответил один.
— У вас есть дети?
— Да-да, — перебросив вес на левую ногу, закивал один охранник.
— У меня мальчик и девочка! — улыбнувшись, убрав копьё, радостно оповестил другой. — Риуу — семь лет, а Саюри — восемь.
— Я и Лао воспитаем из них прекрасных воинов — вашу гордость! — пообещал Шуинсай.
Услышав обещание уважаемого и знаменитого мастера, охранники растерялись, их глаза забегали, противоречивые чувства тронули сознания лёгкой дымкой соблазна. Поддавшись внезапному вдохновению, второй здоровяк заголосил:
— У меня тоже! Мальчику скоро девять…
— Знаете, что нам будет, если кто-то увидит и донесёт сёгуну?.. — вымученно спросил первый. Второй заволновался, кидая по сторонам тревожный взгляд.
— Догадываюсь, — серьёзно ответил мастер. — Моя беседа не займёт и трёх минут.
Скрепя сердце, Шуинсая пропустили.
Пройдя короткий коридор, тускло освещённый потухавшими свечами в золотистых подсвечниках, Шуинсай отодвинул шёлковую фусума, украшенную большими рисунками изящных стволов цветущих слив, пропадающих в молочно-розовом тумане на фоне снежного пика Фудзиямы. От насыщенного аромата хвои, смешанного с ванилью и ладаном, сильно кружилась голова — мастер сельского додзё не привык к столичным благовониям, резким и густым.
Покои сестры императора представляли собой несколько огромных комнат, оформленных в старом стиле. На стенах красовались пейзажи Ямато работы самого Кано Эйтоку, картины других известных художников, иллюстрировавших буддийские сюжеты, портреты самураев. Вдоль стен в больших сине-зелёных, нежно-алых, бело-красных фигурных подставках выставлено оружие, идеально отполированное до блеска. На стеллажах покоились свитки в специальных футлярах из керамики, тростника и войлока, старинные толстые книги, мраморные статуэтки драконов и других мифических зверей. Единственное, чего не наблюдалось — цветов. Покои Суа походили на музей. Каждая комната предназначалась строго определённому делу. Обучению, тренировке, отдыху и сну. Аромат доносился из спальни — нагретая жаровня испаряла эфирные масла из маленьких кусочков пахучего вещества, разложенных на слюдяные пластинки.
Мастер очутился в покоях сестры императора: в прозрачном сумраке, напоённом ароматами кодо. Увидел худую сиамскую кошку молочного цвета, которая, широко зевнув, сверкнула красными глазами. Протянув лапы, кошка положила голову на циновку, где спала Суа. Янтарные лучи, пробравшиеся из неплотно закрытых сёдзи балкона, обрисовывали в полумраке её, мирно лежащую на скромной циновке, озаряли зелёную глазурь ночного убранства, превращая золотой орнамент в огненный сполох. Её спокойное лицо — нежно-белое, как цветы хризантемы. Губы — алые, цвета закатного солнца, приоткрыты. Чёрная чёлка неровно спадала на лоб, очень ей к лицу.
Собравшись уже покинуть комнату, Шуинсай услышал шорох одежды, обернулся. Почудилось, что какое-то волшебство пробудило её ото сна. Она стояла на коленях и подняла руки так, что убранство обрисовало грудь, торопливо вынула заколки — волосы плавно прикрыли уши, спрятали сверкающие в мочках золотые серёжки. Облокотившись не левую руку, правой рукой Суа рывком стянула убранство, обнажилась. Тело девушки — крепкое, красивое, казалось, вылепленное богами. Оно матово-алого цвета, как молочная пенка, под закатными лучами. Суа предстала перед наставником в полном расцвете и очаровании юной женственности.
— Я знала, что ты придёшь, видела сон!.. — голос девушки подавленный, едва не срывающийся в плач, жалостный. Глаза Суа влажно сверкали, она сбивчиво повторила — «Когда душу переполняет искренняя радость, её капли выступают на глазах» — она стояла на коленях, милая и простая, и глаза лучились неописуемым восторгом.
Медленно поднялась и подошла, опустила подбородок на плечо Шуинсая, заплакала.
— Суа, — он медленно погладил девушку по волосам, попытался сказать, мол, перестань, но язык не поворачивался: мастер утратил способность мыслить здраво. И наконец, собравшись с духом, отодвинул принцессу движением лёгким, но решительным, и его проницательный взгляд утонул в её заплаканных глазах:
— Не могу, девочка моя, не стану… — На застывшем лице печать порядочности и сдержанности.
Суа вдруг покраснела, багровые жилы вздулись на шее:
— Я лучше твоей старухи в тысячу раз, так возьми меня!
Словно обжёгшись, мастер отпрянул, оттолкнул её. Мерцающие комнатные огни осенили его багровым ореолом.
— Ты же сестра самого Тэнно, — осуждающе произнёс он. — Делай, что подобает!
Повернувшись, он быстро покидал покои, поневоле вспоминая, какой остротой ума и дальновидностью отличался совсем недавно. Если позволить мимолётным чувствам взять верх над голосом разума, случится непоправимое: он потеряет честь.
Злобной фурией Суа выскочила из спальни, принялась яростно разбрасывать попадавшиеся под руку предметы.
— Тише, девочка… — женский шёпот, негромкий и властный, остановил буйную. Принцесса так и застыла с расписной фарфоровой вазой в руках.
Краска прилила к лицу Суа: её позор видели! И в тот момент, когда страх всё ещё пересиливал ярость, готовую обрушиться на незваного свидетеля, кем бы тот ни был, из темноты шагнула…
— Саюке! — девушка метнулась к старшей подруге.
— Тише, тише… — повторила та. — Ты многого не знаешь, милая. Послушай меня, послушай…
Суа затихла, обнимая шею Саюке. Женщина провела по волосам принцессы, прижала её грудью к себе.
— Суа. Тебе и мне… нам угрожает смертельная опасность, — говорила женщина тихо и ровно. — Ямамото и Сендэй раскрыли мне имя настоящего изменника… Это наш покровитель.
— Мотохайдус?!! — изумилась принцесса. — Враг? Невозможно! Почему?
— Ямамото перехитрил советника императора. Там, в храме, Сендэя никто не лечил. Я ведь его не смогла ранить. Ямабуси искуснее Кендзо.
— Сендэй разве ямабуси? Ведь он настоятель храма у нитирэн
— Поверь, я знаю. Он учил Мотохайдуса.
— С ума сойти! И кампаку тоже!?
— Мотохайдус умён и жесток, — шептала Саюке на ухо Суа. — Он хочет стать правителем Ямато единолично, сделав Тоду ширмой для своей власти. А нами пользуется как фишками в политической игре. И нас ему не жаль… Он посылает нас на смерть…
Закатное солнце всё ещё висело на краю небес, готовое опуститься в пучину океана где-то там, за горами. Темнело быстро.
— Я не смогу нас защитить, — в голосе женщины жалость, бессилие. — Суа, ты должна сделать решительный шаг. Самостоятельный выбор. Сейчас.
Назад: Глава 13
Дальше: Глава 15