Зима пришла сюда внезапно. Ещё вчера казалось, что на «Страну ранней осени» не скоро падёт холодная крошка, но сегодня утром каждый убедился: мир Хондо полон тайн. На северных пиках Исикари белели снежные шапки, а внизу поблёскивала свежим тонким льдом река Сэгё. Красные сосны на холмах, обсыпанные молочно-белыми хлопьями, застыли тихими фигурками на фоне бледно-серого неба, снег с одной из них неслышно опал, когда Суа забросила «кошку» на ветвь и проверила, насколько прочно та держалась. Забираться по ней оказалось тяжелей обычного: шерстяное кимоно, утеплённые ватные штаны заметно прибавляли веса. Плечо ныло. Словно по совету брата, мастер Шуинсай необычно одинаково строго относился и к тем, кто получил раны, и к тем немногим, кто после схватки оказался невредим.

— Суа, как чувствуешь себя? — спросил Такеши, подняв голову. Девушка забиралась на дерево.

— Бывало получше, — напряжённо ответила она. Вскарабкавшись на ветвь, молчала. Свежий зимний воздух мягко холодил лицо, и дышать было приятно.

— Я тут кое-что припрятал… — милый парень с глазами цвета недоспевшей хурмы, с короткой косичкой на затылке, испытывал интерес к девушке. Не упускал случая, чтобы привлечь к себе внимание. То воду принесёт, то поделится едой. На что надеялся, глупец? Знал ведь, что Суа — невеста самого сёгуна Ёсисады Хадзиме. Девушка не позволяла себе разговаривать с ним, старалась не улыбаться, но улыбка, как назло, растягивала губы.

— Такеши-доно, я не голодна, — свернув «кошку», Суа приготовилась спуститься. Щёки предательски пылали румянцем.

Он же верил, что рано или поздно нрав девушки станет мягче, и терпеливо ждал.

— Один круг вокруг холма, — пробормотал Лао, поглядев на парня исподлобья. — Никаких бесед. Погляжу, Шуинсай, распустил вас!

Нахмурившись, Такеши поискал вопрошающим взглядом наставника Шуинсая — своих учеников младший Зотайдо всегда поддерживал, но среди сосен его не оказалось.

— Хайякухаширу! — Лао, вытянув губы, зашипел, как змей. Из его широких ноздрей вылетели струи пара. — Эй, ты! — позвал он раненого ниндзя. — И тебя заставлю бегать, если будешь халтурить. Скоро вам нелегко придётся…

Мастер Шуинсай стоял на берегу озера Мицуми, наблюдал за снежной пушистой крошкой, которая мягко ложилась на тонкий слой льда. Ветер с гор сгребал её в длинные вихри; они разбивались о колючки сосен, навевали мысли… Шина и Шиничиро… Как они? В груди тоскливо защемило, захолодело под ложечкой — плохое предчувствие.

— Прохлаждаешься, братишка?! — криво усмехнувшись, Лао пощупал своё забинтованное плечо. — Нечего топтать снега Исикари! До сих пор не пойму, как тут мог Кендзо провести большую часть жизни? То-то не рвётся он сюда больше, хитрец проклятый, засел в столичном додзё, пузо греет!.. Мы дадим потренироваться оставшимся пару недель, поправить здоровье, а потом избранную половину загоняем в пещеру, другая своим ходом возвращается в Ампаруа, и дело с концом… В любом случае до Нового года успеем, не собираюсь тут век доживать!

Шуинсай кивнул, и, развернувшись, последовал за братом.

После стычки с разбойниками не досчитались четверых — погибли трое учеников Лао и девушка из группы Шуинсая, Цукико. Изнурительные тренировки, постоянные походы в горы и долины, не оставляли времени на тоску. Раны зажили, превратились в шрамы, стали гордостью многих, тех, кто с удовольствием внимал по вечерам тихим речам учителя Шуинсая. Удивительными историями, учением и старинной философией додзё он умел заворожить кого угодно. Нередко старший Зотайдо ловил себя на мысли, что и ему нравилось слушать, но всякий раз поддевал брата:

— Шуи-сан — большой сказочник, верить нужно только здравому смыслу и никогда — его ослепшим монахам да самураям, голыми руками разбивающим камни!

Стоило Шуинсаю сесть у костра, мудро и таинственно оглядеть собравшихся, как воцарялась тишина. Начинал он говорить не сразу — выдерживал паузу, потирая руки. И когда искрящиеся взгляды замирали на нём, учитель начинал оживлённо повествовать. И сейчас мастер, как всегда, зашёл издалека…

— Для провинции, находящейся в состоянии войны, жизнь воина ничем не ценнее жизни крестьянина или мастерового, становящихся воинами волею обстоятельств. И те, кто существуют сами по себе, не заботясь о судьбах родины, ничтожны, как грязь, которая прилипает к телу. Их гибель для страны ничуть не больше, чем для человека утрата одной-единственной ресницы. Жил в то время человек, его мировоззрение укладывалось во многие строки одного из великих поэтов…

Суа слушала учителя внимательно, не отводя взгляда, наблюдала за каждой живой тенью светлеющего лица.

Специально ли, нет, Лао начинал вполголоса беседовать с кем-нибудь из учеников. В минуту интересного повествования старший Зотайдо будто заражал их своей идеей, и они неохотно продолжали обсуждать её, поддерживая мастера. В этот раз Такеши нарушал тишину больше остальных. И даже когда Лао прекратил разговор с ним, парень, радуясь интересу к нему старшего Зотайдо, продолжал рассуждать.

Суа ласково обняла парня за плечо, потом резко схватила за шею так, что у того потемнело в глазах. И пусть выглядел Такеши несколько нелепо, но глаза, плутовато прищуренные, сияли: ему удалось снискать внимания девушки!

— …Вопреки законам войны и долгу поступил один самурай, по имени Ишино: он стал свободным, покинув хозяина, недостойного и корыстного чиновника…

Почти каждый слушающий время от времени догадывался, что истории да красивые речи мастера — подготовка к серьёзному испытанию. Ходили слухи о том, что даже само испытание перед посвящением изменяло человека, перестраивая сущность, убивало страх перед смертью.

— …Человек он чести, всегда дорожил обязательствами. Ни богатства, ни слава не манили настоящего самурая. Но знал Ишино и сладость жизни… Стебли овса… жевал их и чувствовал в горле терпкую сладость.

Жизнь героев своих рассказов мастер словно проживал сам. Вот его герой принимал серьёзное решение, находился в опасности, и лицо Шуинсая, преисполненное справедливым гневом, было напряжено, но вскоре мало-помалу добрело: герой отдыхал в кругу родных и любимых людей.

День испытания приближался: становилось меньше сказок, историй, напутственных слов мастера. Скрыв чувства под маской равнодушия, он разговаривал лишь с братом, который с нетерпением ждал момента, когда встанет у выхода из пещеры неумолимым судией.

На тропе в Хайкан стоял туман, молочный, как пар, влажный, холодный и обжигающий щёки, кожа от него становилась гусиной. Тёмные очертания гор и деревьев проступали из него, словно призраки. Этой ночью свет звёзд и месяца, казалось, ослабел, а сами небесные светила будто умирали. Воздух висел бледным саваном, который вот-вот затвердеет и свалится на мир живых страшной материей, и в ней не будет житья никому. Вокруг — тишина, необычная, таинственная: не слышались шаги и голоса звучали свистящим шёпотом. Почва в долине мягкая, покрытая тонким слоем влажного снега, который, чуть похрустывая, заглушал другие звуки. Ни криков птиц, ни шорохов зверей: зимой окрестности Исикари вымирали…

Устало передвигая ноги, ученики смотрели вслед Шуинсаю и Лао. Тускло-белой паутиной туманная пелена обволакивала их. То ускоряя, то снова замедляя шаг, угольно-чёрные на фоне дымки мастера выглядели так, будто выгорели изнутри, и сейчас рассыплются пеплом. Рассматривая кривые очертания гор, чёрные скалы, прямые стволы сосен и одинокие пустые хижины, ученики шептались; неожиданно они заметили, что сделались друг другу роднее и милее. Давнишнее сильное желание доказать своё старшинство, превзойти соратника в противоборстве — кануло в туманную мглу, растворившись в холодном сыром воздухе среди скал. На пути в горы ученики словно перестали быть воинами — попали в мир, где не нужно ни с кем бороться и думать, как выжить. Сейчас за сэнсэями шли не грозные ниндзя, а юноши и девушки. Страх и неведенье непредсказуемо меняли людей. Да, Исикари — таинственное место, недаром лучшие мастера обучались на лоне «страны ранней осени, как, впрочем, и ранней зимы…»

Ученики Лао тянулись цепочкой впереди. Ученики Шуинсая шли парой: Катсу с Маи. Держались за руки, шептались о чём угодно, только не о грядущем. Запрещалось ходить парами и шептаться, но мастера не оборачивались, шли вперёд, неустанно и целеустремлённо. Такеши смотрел вслед парочке с завистью. Взор парня потух, он волочил ноги, и, что-то бормоча, чуть поодаль плёлся в одиночку за отрядом. Суа пропустив несколько товарищей мимо, задержалась около парня. Такеши взял Суа за край кимоно и слегка потянул. Подавшись, она попала в объятия. Руки парня — горячие, точно очаг в хижине настоятеля Дунгбен, дыхание — тёплое, как летний ветер, а взгляд — вопрошающий, влажный, как туман.

— Ты не должна погибнуть, Суа, ты — останешься!.. — зашептал он, губами прижимаясь к её тёплой гладкой шее. Руки парня, будто не знали, куда деться, они проникли под кимоно девушки. Суа задрожала, дыхание сбивалось. Единственное, что она могла — обнять и молчать.

— Ты ведь расправишься со мной быстро, я не хочу страдать!.. — добавил он, исказившись. Чёрствый боец умер в нём, уйдя в тайный мир окружающих снегов. — Чувствую в тебе силу, одна эта сила позволит выстоять…

— Мы не можем умереть, — не веря своим словам, девушка проговорила дрожащим шёпотом. — Никто не умрёт, я постараюсь, слышишь, постараюсь!..

Вдруг парень тоненько захихикал, улыбнувшись сквозь слёзы, спросил:

— Позволишь в темноте?..

Вопрос ошарашил Суа, кольнув сердце так, что принцесса не смогла молвить ни слова. Кивнула.

— Даёшь слово?

Она, изумляясь себе, снова кивнула, отвела взгляд.

Слёзы парня исчезли, улыбка осветила черты. Довольный, Такеши успокоился. Вместе они поспешили вдогонку за отрядом.

В небольшой прихрамовой хижине настоятеля Бенйиро находились лишь избранные ученики — те, кого братья забраковали, готовились в путь. Около разгоравшегося очага, накрывшись шкурами, избранники делали вид, что спали, а сами внимательно прислушивались, нередко забывая дышать. Даже Сява-сан, появившись в углу около насыпанного корма, только принюхивался, не решаясь преступить к трапезе.

Лао и Шуинсай решали судьбы учеников. Они сидели друг напротив друга. Первый сжимал кулаки да нервно дёргал головой, а второй, нахмурившись, глядел в глаза брата. В одночасье для учеников повторно оговорились запреты: не разговаривать друг с другом, не ходить парами, не думать ни о чём, кроме задания.

Ночью перед испытанием, перед походом в заброшенный золотой рудник на Исикари, Суа плохо спала. Она заснула последняя и проснулась первая от странной вибрации, которая тревожила нутро. Старик Бенйиро не спал. Тяжело откашлявшись, он подбросил поленьев в очаг под котлом. Поглаживая Сяву на правом плече, повернулся, изумлённо прошептал:

— Редко увидишь, чтобы родные братья так непримиримо сражались между собой.

Девушка накинула каригину, вышла, ступив босиком на снег.

Утро просвечивало белизной только у самого горизонта в восточной части неба, а само оно — сапфировое, и звёзды, превратившиеся в маленькие бледные пятна, увядали. Издали, со склона горы, покрытого матово-синим снегом, доносился лязг стали и выкрики старшего Зотайдо. Суа заторопилась, перескочив изгородь, едва не поскользнулась на прибрежном льду озера, в котором узкими драконьими пастями темнели промоины.

Два мастера сражались на пологом склоне горы у старой кривой сливы, бились на фоне тусклых бело-серых тонов долины реки Сэгё. Две катаны ударяли друг о друга с неистовой силой. От мастеров валил пар. Тяжёлые меховые накидки поверх кимоно нисколько не стесняли движения. Лао нападал на Шуинсая с привычной манерой несдержанного человека, а тот, в свою очередь, невозмутимо технично защищался.

— Ори-я! — кричал Лао, занося катану для удара. На холоде голос мастера хрипел.

— Не кричи так, — предупредил Шуинсай, улыбнувшись. — Перебудишь духов…

— Ки-ай! — Лао наскакивал, словно бешеный, оглашая округу грозными выкриками. От нехватки терпения он, казалось, лопнет, точно мыльный пузырь. — Хийована!

— Кибиши!

Они не стремились ранить или победить друг друга — лишь разрядиться, выпустить накопившиеся эмоции. Закашлявшись, Лао поднял руку, согнулся, воткнул меч в снег. Брат подошёл ближе, положив руку на плечо, заглянул в лицо:

— В порядке, Лао-доно?

Лао, выругавшись, выбил у брата клинок и схватил его за плечи. Они начали бороться, словно два огромных жука, вставших на задние лапки. Вместе свалились на снег и, кряхтя, как старики, скатились по склону к сосне. Ветер, заколыхавший ветви, осыпал холодной крошкой их румяные лица. Одновременно вскочив, они засмеялись и вдруг рванули за катанами, продолжили бой с новой силой.

Возвращалась в хижину Суа с невероятным приливом беспричинной тихой радости. Увидев опухшее сонное лицо Такеши, который показался в дверном проёме, уверенно сказала ему:

— Не время падать духом.

И, затолкнув парня внутрь, посоветовала отдохнуть как следует перед завтрашним испытанием.

Перед утренним выходом никому не дали еды. Ёжась от холода, прячась в широкий ворот меховых накидок, выданных настоятелем, они слушали ворчание животов и шли неохотно. Каждая клеточка их тел трепетала, но все старались хранить спокойствие, достойное воинов. Вслушиваясь в тихий хруст снега под ногами, в протяжное пение горного ветра, Суа вдруг почувствовала себя потерянно. И мастера, и настоятель не говорили ни слова, и все ученики будто онемели.

Дабы не выдать дрожь, Такеши ускорил шаг, догнав девушку, забежал вперёд и подмигнул Суа. В нём сквозило что-то детское, нетронутое… как можно лишить жизни такого игривого и милого человека? Суа поклялась себе постараться никому не причинить непоправимого вреда.

Раненое плечо побаливало, и Суа временами думала, стоит ли вообще проходить это никчёмное испытание. Чего ради? Она так и не смогла улучить момент, чтобы уединиться с Шуинсаем — постоянно кто-нибудь толокся около него и мастер был занят. Впрочем, как ей казалось, Шуинсай понимает, зачем ей, принцессе, все эти дурацкие приключения. Понимает — именно потому держится на расстоянии… Конечно, в стычке с мародёрами Шуинсай её пытался прикрывать, но его отжали, и Суа спаслась только благодаря вмешательству Лао… И хорошо ещё — рядом оказался Асахара.

Странно, как вообще он там появился!? В запале боя ей не удалось перекинуться с убийцей даже парой слов. И куда потом пропал? Странно, ни один Зотайдо ему не удивился! Неужели тот бой спланирован хитрецом Кендзо? А что, на него похоже — нашёл, к примеру, кучку самонадеянных кретинов, подослал того же Асахару проводником, и вот — случилось, что случилось! Проверка боем… А лабиринт Омму на Исикари только для нас, молодых — ученики Лао отстранены почти все. Лучшим из додзё пройти все эти коридоры… что за сложности?

Интересно, какими байками Асахара завлёк бандитов в глухомань? Дочиста ограбив Хайкан, что ещё за выкуп они надеялись получить от полунищих рисоводов? — гадала Суа, хромая по тропе вслед за Такеши. — Исикари… Исикари… Хисикари… Опа! Вот оно!!! Ах, он, прохиндей! Каков?!! Хисикари всем известен, как богатейший золотой рудник. Вероятно, посланный Кендзо Асахара наобещал бандитам богатую поживу — привёл к горам Исикари, где есть старые копи… и мародёры рассчитывали, что местные крестьяне туда заглядывают ради золотишка, которого в деревне, если поскрести по закромам, наберётся немало. Конечно, соблазниться на такое могли только чужеземцы! — Суа вспомнила странный выговор мародёров, их непривычный вид, чужое вооружение. — Парни ошиблись совсем чуть-чуть: золотой Хисикари находится совершенно на другом острове — на Кюсю, а не на Хондо…

Утоптав снег у входа в штольню, маленький отряд выстроился в шеренгу перед мастерами. Суа, Такеши, Катсу за руку с Маи, двое взрослых — Нибори и Мамору. Прочих своих Лао отослал в Ампаруа под командой Чонг-Ву, предварительно на них наорав. Пак остался в Дунгбен стеречь нока.

— Выход из Омму — один, и вход — тоже! — объявил Лао, тряхнув головой. — Получит высокое право лишь тот, кто выберется из пещеры… А выбраться из неё невозможно! — старший Зотайдо острил в своём репертуаре. — Там повсюду ловушки, обезвредить их возьмётся истинно сумасшедший…

— Пойдёте без света. Синоби должны видеть в темноте, — сухо добавил Шуинсай. — Задерживаться не следует — можно получить переохлаждение. Додзё не нуждается в командирах с болезнью лёгких.

Лао вытряхнул из кисета на ладонь и раздал каждому вырезанные из слоновой кости фигурки нэцкэ.

— Берегите, и не вздумайте потерять! Это ваша судьба… А, быть может, — жизнь!

Не поднимаясь на вершину Исикари, тропа обогнула склон. Нисхождение по круче в каменную кумирню с изваянием Хатимана, выстроенную над входом в Омму, оказалось тяжёлым. Никакой поклажи, кроме мешочка сюрикэнов и привычного самурайского клинка, однако ноги потяжелели. Некоторые ученики вели себя неспокойно, Маи находилась на грани срыва, у неё почти началась истерика. Единственное, что мог предложить настоятель Дунгбен — холодное пойло из хурмы. Прихваченный старым Бенйиро в дорогу тыквенный бутыль был вмиг опустошён.

Миновав пустынную залу с алтарём, настоятель распределил учеников по двум большим комнатам. Шестеро лучших встали в строго определённые места, обозначенные чёрными полосами, и ждали, когда под ногами разверзнется пол — под храмом находилась огромная сеть туннелей. С помощью верёвок мастера отправляли избранных в подземелье Омму.

— Держись крепко, — посоветовал Шуинсай, подавая верёвку Суа.

Квадрат пола под ней мгновенно исчез, она провалилась. По крутому скату ледяной извилистой горки Суа катилась несколько секунд. Наконец, свалившись на каменный пол, поняла: без огня не обойтись. Вздохнув, набралась терпения и мужества.

Туннели Омму — сырые и холодные, по ним бродил сквозняк, заунывно гудящий. Пахло мокрыми камнями и гнилыми корнями. С потолка свисали тонкие отростки, в которых Суа то и дело застревала. Освоившись с темнотой, девушка отклоняла их и медленно двигалась по длинному туннелю, в конце разорванному глубокой пропастью. Подойдя к провалу, услышала, как ей показалось, далёкое журчание реки, почувствовала, как потянуло свежим морозом.

Как себя повести? Перепрыгнуть яму? Темно! Ничего не видно… почти. Суа с удивлением отметила, что различает углубление в полу и прорехи, темнеющие в стенках. Едва ощутимый отсвет снизу — щель в горной тверди, за ней, снаружи — река?

Почти тупик. Снова это «почти»! Если присмотреться, вправо можно протиснуться осторожными шажками — по самому краю, держась за выступы базальта… А что дальше? Страшно! Вдруг там — ничего? Так и повиснет на краю, ослабеют пальцы, соскользнёт нога, и тело её с разбитыми костями вывалится сквозь ту щель внизу прямиком в холодный текучий поток… Можно вернуться, откуда скинули, и кричать — её услышат, подадут верёвку…

Но Суа не желала позориться. Интуитивно девушка поняла: лабиринт проходим, значит, нужно перебороть страх. Она подступила к карнизу, дотянулась до первого выступа, показавшегося ей надёжным, и двинулась дальше. Испытывать судьбу. Чувства обострились так, будто Суа приняла один из удивительных эликсиров, превративших её в нэко. Осторожно, почти на ощупь, на грани головокружения и дрожи в коленках, удерживаясь в сознании одним холодным рассудком, Суа преодолела первое препятствие, похоронив тут какую-то часть самой себя. Без суеты, мягко, словно перетекая с упора на упор, она выбралась на неудобную по росту, но всё же расширяющуюся площадку, подтянулась к узкому лазу над головой, повисая только на руках, и вынырнула в параллельный туннель.

Двигаясь бесшумно, она внимательно глядела вперёд и вдруг уловила тихое всхлипывание, перерастающее в стон. Словно кто-то отрешённо плакал, и плач этот — прерывистый. Ощущавшаяся в нём безвыходность отозвалась болью в груди Суа. В отверстие стены пробивался тусклый свет от факела, потухающего на полу… Откуда факел? Зачем кому-то обнаруживать себя, подвергаясь опасности? Нутро девушки затрепетало, жар прилил к щекам, она сглотнула, когда увидела… Картина потрясала откровенностью и смелостью. Чёрной тенью Суа-нэко неслышно подошла, и, наступив лежащей на спине девушке коленом на грудь, схватила парня за шею, сдавила сонную артерию, чтобы тот потерял сознание.

— Сестра императора!.. — злобно выдавила Маи, впившись ногтями в ногу Суа. Глаза молодой ученицы горели лиловыми огнями, и, казалось, освещали худое искажённое яростью лицо, напоминавшее лик сумасшедшего. — Зачем помешала, дрянь?

Усыпив Катсу, с девушкой Суа проделала то же самое. Надо же, как-то нашли друг дружку в темноте… и свечкой запаслись… Оставив их на полу около горящего факела, обыскала, забрала у обоих нэцкэ. Ничего, вдвоём согреются…

Так, где-то ещё трое… Надо идти осмотрительно, эти — самые опасные…

В туннеле, усиленные сводами, раздались крики, стук железа о железо, о камень. Происходило то, что трудно описать, не увидев. Сражались, судя по голосам, двое взрослых. Нибори, Мамору — превратились в зверей, готовых перегрызть друг другу горло, лишь бы получить трофей и выбраться. Оба честолюбивы, упорны, но к лучшим ученикам Лао причислять их вряд ли справедливо. Тем не менее, вдвоём — опасные враги, которых ей не миновать. Клятва Суа рушилась — она не могла избежать боя. Оставалось лишь слушать и с осторожностью двигаться дальше, приближаясь к опасному месту. В углах туннеля ей стали попадаться мёртвые… причём эти были мертвы давно, их вымерзшие тела успели высохнуть, мумифицироваться. Суа наступила на чью-то отсечённую конечность, переломившуюся с тихим хрустом, и отпрыгнула к стене — на всякий случай.

В ловушке, в яме, застыло на шипах чьё-то тело. Разглядеть погибшего не получилось, внизу слишком темно. Она переживала за Такеши, казалось, он потерялся во времени, пропал в темноте, среди раздававшихся криков не слышался его голос.

Перед ней появились двое сражающихся. Их искажённые лица были неузнаваемы, в обоих точно злые духи вселились. Прекратив поединок, в замешательстве они посмотрели друг друга, затем вдвоём, как звери, бросились на Суа, подняв катаны. Мамору девушка обезвредила сюрикэном, но с другим, Нибори, завязался бой. Суа победила. Облитая кровью недавнего соратника и раненая, нашла у него два трофея… Чей второй? Суа не понимала — если Нибори сражался с Мамору, значит, он не успел отнять у того нэцкэ… Такеши?!!!

Бесшумно двигаясь на ощупь вдоль стены, из которой торчали камни, она тёрла замерзающие руки. Услышав чьи-то шаги за спиной, затаилась, положив правую руку на рукоятку меча. Катсу показался в проёме, высветившемся факелом, который держала Маи. Внезапно он побежал в темноту бокового ответвления лабиринта.

— Не хочу с тобой сражаться! Вот мой меч… — послышалось звяканье отброшенного железа о каменный пол. — Я не пойду против друга.

Голос, напомнивший далёкий шелест ветра в бамбуковых зарослях, был знакомым. Суа заволновалась, мысли в голове заметались с быстротой коршуна. Девушка забыла о холоде.

Быстро протиснувшись в проём, упала — пол туннеля мокрый и скользкий. Угольно-чёрную мглу дальней комнаты простреливали оранжево-красные лучи огня факела, свет стремительно удалялся вглубь, грозя исчезнуть. Поднявшись, девушка быстро-быстро передвигалась мелкими шажочками. В соседнем туннеле шла борьба, охрипшие голоса отчаяния сменялись воплями и всхлипываниями, но Суа преследовала Катсу. Жутко пропах коридор, сплошь заваленный разрезанными кожаными и ржавевшими металлическими доспехами, дотлевавшими людскими останками. В тупике в огромной выбоине сидел Такеши с неописуемо-несчастным видом. Не моргая, он выжидающе глядел в пустоту, а над ним возвышался Катсу, угрожающе вознося свой катана:

— Взял оружие, живо, Такеши-кохай!

— У меня его нет, — пробормотал тот, фыркнув.

— Сам виноват, прости!.. — замахнувшись мечом, Катсу замер — клинок пронзил его насквозь. Выплюнув кровь, парень свалился. Суа, тревожно дыша, стояла за ним. Она, опустив катану, подняла грязное, исполосованное слезами и кровью лицо. Такеши глядел на неё, как зачарованный.

— Покончи со мной! — взмолился юноша, заплакав, задрожав. — Не могу тут находиться, будь они прокляты!.. Не могу, Суа, не могу!

Её лик в жёлто-рыжем мерцании факела, отражённом базальтом и пещерным льдом, переливался неземной бледностью, как бронзовая луна, восходящая над гребнем гор. Души подлинных воинов сделаны из железа и камня — ничем их не разжалобить, и Такеши это знал, но заметив пылающий взор девушки, понял: он не погибнет. Подскочив, крепко обнял Суа. Его щёки были горячие от слёз, солёные. Её губы — трепетные, стыдливо сложенные, горькие и пунцовые, как осенние листья клёна, которыми жители Японии ходят любоваться в сады и леса по окончании сезона летних тайфунов.

— Мне холодно! — как бы невзначай пожаловалась Суа, сдерживая бурю эмоций, одолевавших её.

— Угу…

— На выход… — её голос срывался, а сама она дрожала. Жар шершавых беспокойных рук парня согревал. — Больше никого не осталось. Надо… идти…

— Угу!..

Отчаянное желание парня, о котором мечтал, которое он выпросил у Суа там, на снежном перевале… сбылось.

Несколько минут оба пребывали в блаженстве и думали лишь о наслаждении. Затем, опрометчиво доверившись сильным рукам девушки, Такеши почувствовал, как теряет сознание — Суа прекрасно отправляла в сон своим чудо-захватом.

Чьи-то шаги в туннеле! Продолжая сидеть на корточках, принцесса насторожилась: к ней быстро приближалась Маи.

— Тварь! Ты убила… моего…!!! — взвизгнула Маи, задыхаясь яростью. — Сдохни!!!

Факел взметнулся, вспыхнул, колыхнулась тень, упала на камни, одновременно, рассекая со свистом воздух, у щеки Суа пронеслась остро заточенная «звёздочка». Такеши ли всхлипнул, или это чавкнула его плоть, пробитая лезвием…

— Маи! — крикнула Суа. — Катсу напрасно напал: у Такеши не было трофея!

— ТЫ — здесь ЗАЧЕМ?!!! — кричала Маи сквозь слёзы. — Твой Шуи-сан не любит тебя!!! — второй сюрикэн звякнул о стенку над головой Суа.

Из-за того, что разгоревшийся на холодном сквозняке факел, хорошо освещавший Суа, был в стороне Маи, та оставалась практически неразличима в центре сияющего светового пятна. И оттуда атаковала метательным оружием, опасаясь приближаться — знала: Суа искуснее в кэндзюцу. В тупике же принцессе спрятаться было негде. И она приподняла тело Катсу, укрываясь за ним.

Внезапно Маи истошно вскрикнула. И сразу же от того места, где она пряталась, покатился круглый предмет размером с небольшую тыкву, пятная освещённый пол. Невысокая кривоногая фигура нагнулась, вынула факел из мёртвой девичьей руки.

— Суа-химэ…

— Асахара?..

Убийца несчастной Маи приблизился к принцессе, поклонился.

— Кумитё Кендзо-сама велел мне оберегать вас, принцесса… Хе-хе-э… Синоби выследили тех, скрывающих Сендэя.

— Сендэя… — Суа непонимающе смотрела на разноглазого. — Сохэи нитирэн наши союзники.

— Станут врагами, если Сендэя оставить в живых… Он знает слишком много, и если окажется в гостях у Такэды, альянс Трёх Тигров станет невозможен.

— А зачем я? — Суа было не до придворных интриг и не до политики. — Пусть Саюке поговорит с ним, как она умеет.

— Уже «поговорила», да «не убедила». Оказалось, что Оннигороши «умеет не всё», — загадкой отвечал Асахара. — Её не пропустят в тайное место. Врата будут открыты лишь Вашей светлости. В отряде Тэнгу ждут. Спешите, госпожа!

— Асахара, — запоздало окликнула убийцу Суа, — как ты проник сюда?

Но того уже и след простыл — молчание в ответ.

Пребывание в темноте туннелей под кумирней Хатимана сводило с ума и более крепких… В кромешной тьме каменных коридоров Суа по-прежнему слышались крики и плач. Внутри холодного хищного чрева горы, наполненного смертоносными ловушками и мертвецами, трудно сохранить здравый рассудок. И только упорство и неутолимое желание жизни вели Суа вперёд. Почувствовав приток свежего воздуха, она заволновалась. Осветившее туннель, обнаружилось отверстие в низком потолке. Суа выбралась наверх и увидела крохотную яркую точку в конце коридора. В груди неистово забилось сердце. Вздох облегчения, крик радости…

Словно гонимая духами, она побежала навстречу солнечному свету, и, вырвавшись из тьмы, упала на колени, отрешённо зарыдала. Глядя на снег и на сухую коричневую траву, не верила, что выбралась. Снежный горный простор кругом и свежий зимний воздух были прекраснее всего на свете, и вот она готова расцеловать землю, освещённую слабым солнцем. Суа переживала нестерпимую щемящую боль в груди, страшную усталость, и сознание того, что, наконец, освобождена от ужасного нервного напряжения, не отпускавшего несколько часов.

Набросив ей на плечи мягкую меховую накидку, мастер Шуинсай поднял за руку, дал рисовых колобков и горячего травяного зелья, настоял:

— Пей большими глотками.

— Я пыталась, наставник, не убить, но они… не поддавались, шли на смерть! — голос девушки не слушался, срывался. Плач сотрясал тело, горе накрывало волнами; с дьявольской силой продолжало щемить в груди. — Живых нет…

— Верю тебе, ты — молодчина, — взор Шуинсая светился, он гладил девушку по голове. — Поешь и пей. Не надо сожалеть: они вернулись к Источнику жизни.

Перестав содрогаться телом, она запихнула в рот целый колобок и запила настоем; он противный, обжигающий язык и горло, вызвал необыкновенный жар в груди.

— Победить, не лишая жизни — верх мастерства! Но и Хатиману нужны гокэнины — не лишиться рассудка в Омму удавалось немногим, — невозмутимо проговорил Лао, сидя на корточках. Подойдя к Суа, он поклонился. — Вы единственная из достойных возглавить додзё.

В чистом горном воздухе появились белые хлопья снега. Ветер, небрежно подхватывая их, бесконечно носил по долинам, кутал красные сосны на холмах.