Здравствуйте! Меня зовут Марк. Марк Адамович Вильштейн. Звучит немного дико для русского уха, не правда ли? Марком меня решила назвать бабушка, видимо, ничего более пафосного ей в голову не приходило. Классическая женщина, выросшая в Советском Союзе, где всё иностранное было под негласным запретом, могла выбрать две дороги. Она могла назвать своё чадо патриотическим и ультрамодным в те времена именем, пополнив тем самым ряды Владленов и Нинелей, или, прикоснувшись к запретному, тайком поглядывая зарубежные сериалы, которые ей каким-то чудом удавалось доставать из-под прилавков, придумать нечто оригинальное! Так рождались в своё время Хуаны Андреевичи Гринько, или Анжелики Ивановны Поповы. Представляете, как бедным детям доставалось в школе? Удивительно, как им удавалось вырасти более-менее адекватными людьми, не затаив при этом злобу на весь мир, а в частности, на своих обожаемых родителей, осмелившихся так жестоко над ними пошутить.

К счастью, моя любимая бабушка относилась к третьей, более малочисленной категории. Её отец был белогвардейским офицером, погибшим в первые дни революции. Она с детства рассказывала нам с сестрой истории о нём. Именно от него я унаследовал фамилию Вильштейн. Поговаривали, что наш род берёт начало от древних кельтских племён, непонятно какими ветрами занесённых в центральную часть России, но я никогда не придавал этому особого значения. Какая, в конце концов, разница, где твои предки убивали мамонтов. Так вот, уже взрослой девушкой моя бабка осознала своё место в жизни. Она искренне не понимала людей, борющихся с правительством посредством митингов или даже терактов. Какая разница, кто стоит у власти, считала она. Свою миссию она видела в том, чтобы попробовать сохранить богатое духовное и литературное наследие страны, упорно подчищаемое советской властью. Наверное, только так можно объяснить тот факт, что красивая молодая девушка добровольно похоронила себя в небольшой библиотеке провинциального городка, в котором прожила всю жизнь. В этой библиотеке было всё! От справочников для садоводов до учебников по квантовой механике. Также там хранилось немного духовной литературы, переживавшей свои не самые лучшие времена. Наверное, именно благодаря ей я обзавёлся своим вторым именем Адамович.

Мой папа был высоким, рослым мужчиной со светлыми глазами и огромными волосатыми руками, которые с лихвой компенсировали загорелую лысину. А ещё у него были усы! Огромные рыжие усищи! Которые, можно сказать, были его гордостью. Мой отец никогда не разделял высоких идеалов своей матери. Его мысли всегда витали вокруг простых материальных ценностей. Как истинный сын новоявленной утопии, после окончания школы он устроился рабочим на завод. Понятия не имею, что он там делал, но одно я запомнил точно – запах машинного масла, который, казалось, настолько въелся в его плоть, что даже подумай он сменить работу, его поры всё равно, вместо солёной жидкости, смазывали бы его кожу первосортным машинным маслом.

Моя сестра, Елена Адамовна Вильштейн, всегда любила отца. Как ни странно, с самого раннего детства она предпочла куклам разные шурупы и гайки, которыми была завалена вся квартира. Я же в свою очередь, был крайне далёк от всего этого. Часы напролёт я просиживал в пыльной библиотеке, в полупустом читальном зале, погружаясь в различные дивные миры. Я был пиратом и отважным корсаром на службе её величества, я открывал новые земли, странствуя на волшебных птицах, и бороздил просторы космоса на летающих тарелках. Мой внутренний мир для меня был куда любопытнее мира внешнего, такого скучного и предсказуемого. И каждый раз, закрывая тяжёлые двери библиотеки, ставшей для меня неким порталом в другое измерение, я испытывал лёгкое разочарование. Опять школа, в которой древние словно мир бабульки пытались вбить мне в голову информацию, абсолютно мне не интересную, одноклассники, которых я считал круглыми идиотами. А затем дом, сестра, периодически колотившая меня и повторяющая любимую фразу. «Марк, ты человек пропащий!» Отец, которому всегда было не до меня, и мать, кроткая серая мышка, подрабатывающая бухгалтером на хлебобулочном предприятии. Как же я ненавидел свою жизнь, но каждое новое утро я встречал с улыбкой, представляя себе, сколько новых миров мне предстоит открыть.

Как говорилось выше, своим редким именем я обязан бабушке, пользовавшейся в семье непререкаемым авторитетом. Овдовев в сорок семь лет, Клара Павловна Вильштейн целиком переключилась со своей жизни на нашу, в кратчайшие сроки взяв в свои крепкие руки все бразды правления. Но вскоре, после тщательной рекогносцировки местности, к своему глубочайшему разочарованию, наш маленький генерал увидел реальное положение дел. Своего сына ей было воспитывать слишком поздно. В его голове, уже практически отказывавшейся принимать новые знания, чётко закрепились все моральные устои, и его жизненные планы не шли дальше выполнения пятилетки в три года и новой квартиры как у коллеги Кашкина, проработавшего на заводе на полгода больше Адама. Кандидатура моей матери отпала так же быстро. Это была тихая кроткая женщина, никак не вписывающаяся в Некрасовские идеалы: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт». Её мнение целиком зависело от мнения мужа, а его жизненные позиции мы уже разобрали. Следующей по старшинству шла моя сестра, вот тут бабушка встретила достойного соперника. Похоже, гены моих предков, перескочив через поколение, нашли пристанище в её хрупком одиннадцатилетнем тельце. Долго и упорно бились эти две женщины, яростно пытаясь переломить моральные устои друг друга, и не смотря на откровенное преимущество одной из них в знаниях и в опыте, вторая не сдавалась, с лихвой компенсируя свою незрелость неуёмной энергией и великолепной закалкой классической советской школы, научившей детей отвергать все самые разумные доводы, не вписывающиеся в её идеологию. После кровопролитных сражений, из которых обе стороны умудрились выйти с гордо поднятыми головами, пристальный взор бабушки пал на самого младшего члена семьи. Меня. И тут она с удивлением обнаружила прекрасный холст. Родители и учителя давно поставили на мне крест. Изо дня в день я слышал только то, что мне надо быть серьёзнее, внимательнее, думать о будущем, думать о стране, потому что это мой долг и прочее и прочее и прочее. Обычно я никогда не дослушивал до конца, быстро переключаясь между внешним миром и своей внутренней твердыней, служившей мне надёжной защитой от всех превратностей судьбы.

«Послушай, Маркуша, – часто говорила бабушка, когда я обычно допоздна засиживался у неё в библиотеке, вместо того, чтобы, как все нормальные дети, бегать, шалить, резвиться на солнышке. – У тебя великое будущее, не слушай ты этих тупиц, они видят лишь то, что им говорят видеть, абсолютно не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Этот мир прекрасен и полон чудес, но люди слепы, они не в состоянии их увидеть. Вот в этом-то и заключается твоё предназначение, однажды ты откроешь им глаза, покажешь им всю красоту нашей Вселенной. Главное верь и не предавай себя!»

Сейчас мне двадцать четыре. Моя бабушка умерла, когда мне было тринадцать, но я до сих пор вспоминаю её практически каждый день. Несмотря на громкое имя, я ничего не добился в жизни. Первым моим разочарованием была школа: я никогда не считал себя гением, но и полным кретином, как большинство моих одноклассников, тоже не являлся. Но, несмотря на это, аттестат я получил с тройками. И не потому, что был глупее других, как мне бы хотелось считать. Просто порой мне не хватало усидчивости, порой внимания, и самое главное, я до сих пор не научился держать язык за зубами. Многие считали это проблемой. А меня всё устраивало. По крайней мере, я старался быть честен, хотя бы с самим собой. Дальше я поступил в университет, я долго выбирал специальность, хотя, если честно, мне было абсолютно плевать. С одной стороны все кричали о перенасыщении страны экономистами, юристами, маркетологами и прочей нечистью, и о тотальном дефиците инженерных специальностей, а с другой орали о полном отсутствии квалифицированных экономистов, юристов, и прочего офисного планктона.

«Ты мужчина. И должен содержать семью. Спустись с небес на землю, хватит витать в облаках» – гудели у меня в голове слова отца, сказанные однажды вечером и повторенные добрую сотню раз в самых невероятных интерпретациях. Я нашёл компромисс. Поступил в технический университет, на полуэкономическую, полутехническую специальность, связанную с транспортом. В общем, как и сам ВУЗ. Не могу сказать, что я был недоволен выбором. Но практически каждый вечер, сидя в одиночестве в своей комнате, когда родители ложились спать, моё сердце грызла непреодолимая тоска. Кое-как мне удавалось находить временное убежище в выдуманных другими людьми мирах, среди друзей, в объятиях молодых девушек. И поначалу это помогало. Но лишь поначалу. Вскоре многие книги стали вызвать у меня явное отторжение. Я не хотел жить в мирах, построенных кем-то для других. Я хотел сам быть архитектором чужих грёз. С выходом из школы круг моих друзей стал уменьшаться всё стремительней, постепенно превратившись в маленькое колечко, вот-вот грозящее исчезнуть. Когда прошла первая влюблённость, пережитая мной, как и практически любым другим человеком, довольно тяжело, но, безусловно, ярко, отношения к девушкам резко изменились. Мне было хорошо с ними, но я прекрасно понимал, что и без них моя жизнь не закончится. Это вгоняло меня в ещё большее уныние. И так я стал постепенно замыкаться в себе. Годы шли, и с каждым прожитым днём моё внутренне недовольство возрастало; порой мне казалось, что где-то за мной, приблизительно на метр выше головы, летает маленькая злобная грозовая тучка, с сердитой рожицей посередине, и периодически, гневно потрясая кулачками, швыряет в меня молнии, при этом выкрикивая всякие ругательства бабушкиным голосом. Вот такая у меня буйная фантазия, из-за неё я до шестнадцати лет боялся спать с выключенным светом, постоянно зарываясь с головой под одеяло. Она всегда была моим величайшим даром, но в то же время и моим величайшим проклятьем. Порой я завидовал людям, для которых стабильная работа, семья, и машина в кредит были основным смыслом жизни. Завидовал, и в то же время сочувствовал. Я хотел другого. Основная проблема была в том, что я не знал, чего я хотел, и не знал, как этого достичь. Но одно я точно знал: чего я не хочу. И этот список был на удивление огромным, хотя со многим из него приходилось мириться. И это делало рожицу на моём облачке всё более и более сердитой.

Дни шли.

Вскоре я закончил университет. Красного в моём дипломе было лишь маленькое пятнышко, поставленное хорошим вином, которое меня уговорили выпить одногруппники на маленьком междусобойчике в честь завершения учёбы. Учитывая то, что я вообще не пью, для меня этот бокал показался сродни бездонной бочке, или не опустошаемому кубку Тора.

У меня была работа, не самая плохая, я даже работал по специальности. Занимался перевозками в одной небольшой фирме, специализирующейся на распространении печатной продукции по киоскам и магазинам. Распространял чужие миры, упакованные в красивые обложки. Забавно, ведь многие из творцов уже давным-давно покоятся в могиле, а их творения, их мечты и идеалы живут, с каждым днём вовлекая в себя всё новые и новые умы. Разве это не истинное бессмертие? Но что-то я отвлёкся, со мной такое часто бывает. Ну, так вот, вернёмся к реальности. Как ни странно, я получал неплохие деньги и довольно быстро шёл по карьерной лестнице, как говорило моё окружение, во многом из-за моей харизмы. Хотя я сам с трудом понимал, о чём они говорят. Ну, раз говорят, значит, им виднее. В личной жизни у меня всё было в порядке. Не знаю, почему, но у меня никогда не получалось лёгких отношений, может быть, дело во мне, а может быть, в тех девушках, которых я выбирал, но все мои отношения длились не меньше года, и все были с далеко идущими планами, иногда даже и с моей стороны. Ну и, естественно, все они заканчивались одинаково. Осыпанный «любезностями», я молча возвращался к себе домой, и на протяжении последующих месяцев двух, периодически то тут то там чувствовал запашок подгнивающих отношений. Редко у кого хватает ума и силы воли сразу похоронить мёртвую любовь, особенно если ты молод.

Сейчас же мои отношения били все рекорды. Она была прекрасна. Красива, умна, интересна, и любила меня без памяти. Чем не идеал? Все вокруг говорили, что мне пора жениться, мол, возраст подходящий, да и девушка лучше некуда. Хватай, пока не убежала! Почему же мне так тошно становилось от всего этого? Так тошно и тоскливо.

Два недели назад мне перестали сниться сны. Вообще перестали. Я чувствовал, что ещё чуть-чуть, и мой воздушный замок канет в пучину житейских невзгод, а заново построить его у меня не будет ни сил, ни желания.

Я часто возвращался домой пешком. Благо от работы было не так далеко. Мы, вместе с моей невестой, снимали маленькое уютное гнёздышко на двенадцатом этаже. За десять минут до окончания рабочего дня начался дождь. Сейчас вовсю на улице царствовало лето, со всеми его дурманящими запахами и невыносимой жарой. Но последнее время, видимо, показывая характер, лето заливало город проливными ливнями. Мои соседи заворчали. Порядочные клерки не мокнут под дождём. У них у всех были при себе маленькие чёрные зонтики, а в десяти метрах от здания, в котором нам повезло работать, их на служебной стоянке ждали маленькие недорогие автомобили, как раз подходящие им по социальному статусу. Чем не идиллия?

Но я всегда любил дождь. С самого раннего детства. Никогда не подозревал, что именно эта безответная любовь к стихии в один прекрасный день коренным образом перевернёт мою жизнь.