«Было холодно. Первые морозы всегда самые холодные, а тут ещё ветер, изморозь или мразь. К тому же парк продувается со всех сторон.

В общем, пока я её дождался, замёрз жутко, до костей промёрз.

– Пойдём, – сказала она.

Так сразу и сказала. Не поздоровалась даже.

– Куда? – спросил я.

– Ты хочешь разговаривать здесь?

– Нет.

– Тогда пошли.

Она привела меня в один из тех подвальчиков, которые превращаются в гадючник часов с девяти. До этого времени там можно спокойно посидеть и попить кофе. На двери висела табличка «Закрыто».

Внутри было приятно тепло, а воздух был свободен от тяжёлого духа посетителей, что приятно бросалось в глаза или, если быть точным, в нос.

– Свари нам кофе – сказала она девчушке за стойкой, и мы сели за столик.

Женщина, не торопясь, достала из сумочки дорогие сигареты и дешёвую, одноразовую зажигалку. Медленно вытащила сигарету, обстучала её о наманикюренный ноготь. Прикурила.

– В тебе есть семя, – сказала она, пуская дым, и я сразу же пожалел, что клюнул на её удочку. – Ты не так меня понял, – она словно бы прочитала мои мысли, – я не маньячка и не сумасшедшая. Я не вписываюсь в привычную картину мира – да. Как, собственно, и то, что произошло между нами при первой встрече. Видишь ли, когда-то давно на Земле существовали драконы. Нет, не те сказочные существа, похожие на больших ящериц. Они были совершенно иными. Сейчас это трудно тебе объяснить.

Подали кофе. Неплохой, к тому же горячий.

– Драконы были мудры и очень развиты. Люди только становились людьми. Когда люди сделали тот решающий шаг, который определил дальнейшее развитие человечества, драконы разделили мир на ту и эту стороны и навсегда его покинули. Они быстро поняли, к чему приведёт путь цивилизации.

– А какой путь избрали они?

– Совершенно иной. Настолько иной, что мы даже представить себе не можем… Но перед уходом они зародили в душах людей семя или путеводную нить… У одних это семя погибло, у других, которых вполне всё устраивает, оно продолжает спать. У тебя же оно проснулось. Теперь всё зависит от тебя.

– Что?

– Что будет дальше с твоим семенем. Оно может погибнуть, а может показать тебе дверь.

– И что мне для этого надо?

– Ничего. Только слушать себя.

– Слушать себя?

– Слушать себя, а если точнее, есть место на уровне сердца, только строго посредине.

– И что?

– Попробуй к нему прислушаться.

– А вы знаете дверь?

– Нет. В своё время я совершила ошибку, и теперь могу быть только их глазами и связующим звеном. А теперь извини, мне пора.

Она встала из-за стола.

– Сколько с меня за кофе? – спросил я девчушку у стойки.

– Нисколько. Вы же были с Анис.

Анис…»

– Странно, но я ей поверил, поверил каждому её слову. Возможно ещё потому, что она рассказывала мне то, что я чувствовал всё это время. Я знал, что должна быть альтернатива, – закончил свой рассказ Второй Могильщик.

Был прекрасный зимний денёк, и мы гуляли втроём, бесцельно шатаясь по городским улицам.

– И что? – спросил я.

Он посмотрел на меня, как на безнадёжного тупицу.

– Поверил, и что дальше? – перефразировал мой вопрос Первый Могильщик.

– Начал слушать себя. У нас на работе (он работал где-то охранником) есть гермозона. Когда-то она была нужна для старых компьютеров. Там абсолютный мрак и тишина. К тому же там всегда одна и та же температура и давление. Я запираюсь там, закрываю глаза и прислушиваюсь ко всему, что со мной происходит.

– И?

– В груди действительно что-то есть. Это что-то начинает расцветать. Как цветок…

– Ладно, господа, вы как хотите, а я домой, – прервал я метафизические речи Второго Могильщика возле своего дома.

– В гости не приглашаешь? – спросил Первый Могильщик.

– Если честно, я хочу спать.

– Тогда удачи.

Возле моего подъезда стояла молодая, не лишённая красоты женщина в достаточно дорогой шубке и опять-таки недешёвых сапогах.

– Подожди! Нам надо поговорить, – сказала она мне. По голосу я узнал в ней ту, что не так давно донимала меня глупыми телефонными звонками.

– Послушай… – я собрался вежливо послать её подальше, но она меня перебила.

– Ты ведь не после удара ничего не помнишь. Так? – сказала она и внимательно посмотрела на меня.

– Входи, – пригласил я её в дом.

Она вошла, не раздевшись, и, даже не сбив снег с сапог, прошла прямо в комнату, и уже там скинула на диван шубу.

– В первый раз у тебя дома… – сказала она, переходя из комнаты в комнату.

– Мы были знакомы?

– Мы любили друг друга.

– Я обещал на тебе жениться?

– У тебя была жена.

– В паспорте об этом ни слова.

– У тебя было иное прошлое.

– Давай я сварю кофе, а ты всё расскажешь, – предложил я.

Она молча поднялась и пошла на кухню. Я закурил сигарету.

– Ты начал курить?

– Я не курил?

– Курил. Но потом бросил. Это было вроде крови, скрепляющей договор.

– Я не знал об этом.

– Да ты и не виноват. Я первая…

– Закурила?

– Хуже.

Если в двух словах, то, по словам моей гостьи, жил я себе спокойно, никого не трогал, починял примусы, был женат, любил жену. Потом с женой что-то не заладилось, она ушла в религию – изменила мне с Богом, как я любил говорить. Тогда я встретил Лариску, или Магу, то есть её. Влюбился. Жили мы долго и счастливо… пока не пришли они.

«Они ворвались к нам, когда отца не было дома, – рассказывала Лариска. Она сидела, забравшись с ногами на диван, и попивала кофе маленькими глотками, – грубо вытащили меня из ванны – я принимала душ, и бросили в зале на диван, не дав мне даже одеться. Их было пятеро. Четверо в масках и камуфляже и один в костюме, похожий на доктора Айболита.

– А у него неплохой вкус, – сказал Айболит, глядя на меня, – надень. – Он кинул мне халат.

Механически – я вдруг сразу потеряла волю – я надела халат и села на диван.

– Да, чуть не забыл, меня зовут Цветиков, Марк Израилевич Цветиков, – представился «Айболит».

– Что вы хотите? – выдавила я с трудом.

– Для начала немного кино.

Он кивнул, и мужик в маске включил видео. То, что там было… (Она сделала слишком большой глоток и обожгла себе горло. Странно, но это помогло ей успокоиться.) Это был документальный фильм. Жуткий документальный фильм. Я никогда не видела… Эти люди… Они были доведены до крайнего состояния… Грязные, голодные, измождённые… То, что с ними делали…

– Видишь ли, дорогая, – пояснял Цветиков, словно бы это был учебный фильм, – речь идёт об одном очень важном для нас эксперименте. Как ты уже, наверно, поняла, мы потратили слишком много всего, чтобы смириться с неудачей. Нам нужен твой друг. Нужен без тебя…

Без меня! Во мне всё обмерло от ужаса.

– Нет-нет, – прочёл он моё состояние, – мы не будем тебя убивать. Если ты будешь хорошей девочкой. Будешь хорошей девочкой?

Я кивнула.

– Тогда ты позвонишь ему и скажешь, что между вами всё кончено, а потом сядешь на самолёт и уберешься отсюда. Поняла? Иначе вы оба попадете туда. – Он показал на телевизор. – Ты всё поняла?

– Да, – прошептала я.

– Звони.

Они набрали номер и дали мне трубку. К счастью, тебя не было дома.

– Сделаешь всё сама? – спросил Цветиков. – Или нам приходить опять?

– Я всё сделаю.

– Сделай. Обязательно сделай. А это, – он кивнул мужику в маске, и тот заменил кассету, – чтобы ты особо не заблуждалась.

На плёнке был отец! Он убивал людей!

– Теперь ты всё поняла? – Цветиков внимательно посмотрел мне в глаза.

– Д… да.

– Пошли, – приказал он, и они убрались из нашего дома…»

– Можно воды? – Она с трудом держала себя в руках.

– Пожалуй, вода тебе не поможет.

Я налил ей хозяйскую порцию коньяка.

– Я одна не могу.

– Хорошо.

Мне тоже надо было успокоиться. Не то чтобы меня поразил её рассказ. Скорее, что-то было в ней самой, что-то неуловимое и родное…

– Я уехала. Отец… Он не стал ничего объяснять, а потом они убили его. Они убили всех. Твою жену тоже. Потом, в самый ответственный момент, ты совершил ритуальное самоубийство. Ты запер их всех в тамбуре между мирами.

– Что-то я мало похож на мёртвого.

– Ты воскрес, вернее, тебя воскресили. Ты им нужен, и это хуже всего.

– Почему?

– Они не останавливаются ни перед чем.

Кто-то настойчиво позвонил в дверь, а затем забарабанил в неё руками.

– Кто это? – Она вся сжалась.

– НКВД.

– Ты чего? – спросил я у Второго Могильщика (это он атаковал дверь).

– Надо поговорить, – он нервничал, – ты один?

– Нет.

– У тебя ЖЕНЩИНА?!

– Да. А почему…

Он не стал слушать мои возражения. Могильщик отодвинул меня в сторону и рванул в комнату.

– Послушайте, Моргана… – начал он и осёкся.

– Она не Моргана, – сообщил я.

– Я не Моргана.

– Извините… – растерялся он.

– Ты знаешь Моргану? – спросила меня Лариска.

– Думаю, что нет.

– Берегись её.

– Она что, пьёт кровь невинных младенцев?

– Она делает то, что нужно эксперименту, а ему нужна кровь.

– Либо у меня бред, либо вы все посходили с ума.

– Это эксперимент.

– Слово, которое в данном контексте не означает практически ничего.

– Ты неправ, – вмешался Второй Могильщик, – ты не представляешь себе, насколько ты неправ. Эксперимент – это явление, явление с большой буквы, явление космического масштаба. Возможно, эксперимент был всегда. Что это такое, не знает никто, хотя открыли его в незапамятные времена.

– А ты откуда знаешь?

– Мне это рассказала Анис. Мы с ней недавно виделись.

– А что ещё она тебе сказала?

– Велела предупредить тебя.

– Очень хорошо.

– Может, чаю? – спросила Лариса.

– Можно и чаю.

– Угостишь меня тапочками?

– Можно и тапочками.

– Обычно ты сам меня переобувал, – сказала она, когда я принёс тапочки.

– Тогда не будем изменять традиций, – сказал я, затем снял с неё сапожки и надел тапочки.

После этого Могильщик рассказал нам то, ради чего он ко мне и пришёл:

«На это раз она сама меня нашла. Я ещё спал, когда она пришла.

– Есть разговор, – бросила она и вошла в комнату. Там она села в кресло и достала из сумки сигареты и зажигалку. Она, как всегда, долго обстукивала сигарету, прежде чем закурить, закурила, пустила дым в потолок.

– Свари для начала кофе, а я пока покурю, – сказала она.

– Я должна тебе рассказать о некоторых вещах… Не знаю даже, как начать… Ладно. В нашем мире… Нет, не так… В общем, существуют некие силы. Обычные люди ничего об этом не знают. Одна из таких сил – это эксперимент. Что это такое, не знает никто. Открыли его в незапамятные времена. Скорее всего, случайно. Проявляет он себя как некое направленное волеизъявление, достаточно сильное и достаточно могущественное, чтобы значительно влиять на этот мир. Что или кто стоит за этим волеизъявлением, неизвестно. Но известно другое. Если помогать эксперименту в достижении его целей, эксперимент в долгу не останется. Богатство, власть, долголетие, сверхспособности, отменное здоровье – вот далеко не полный список тех благ, которыми одаривает эксперимент своих сторонников. Существует серьезная организация экспериментаторов, которая пронизала все структуры власти и теперь под защитой военных и спецслужб делает свои дела во благо эксперимента. Одно из желаемых для него направлений – тот мир, куда эксперимент не может прорваться без ключа. Таким ключом является твой друг. (Она описала меня.) Это его вторая попытка. В результате первой он покончил с собой, но эксперимент возродил его вновь, несколько доработав. Эксперимент пошёл на модернизацию реальности – серьёзный и отчаянный шаг. Дело в том, что кроме эксперимента есть и другая сила. Назовём её сортировщик. Задачей сортировщика является коррекция прошлого. Вселенная является достаточно сложной системой, подчиняющейся определённым законам и правилам. И как любая сложная система, она даёт сбои. Если оставить их без внимания, случится катастрофа. Вот сортировщик и исправляет эти ошибки. Но так как корректировать будущее невозможно, настоящее – это вообще миг, сортировщик корректирует прошлое. С каждым мгновением наша история переписывается заново, таким образом сохраняется необходимая последовательность событий во времени. Появление твоего друга после смерти – это серьёзное нарушение последовательности. Сортировщик даёт сбои – он не рассчитан на такие глобальные корректировки. Ведь кроме второго рождения твоего друга надо было изменить целый ряд событий во всём мире. И там, где он не справляется, на помощь приходит стихия. Наводнения в Европе, катаклизмы во всём Мире… Это всё результат сбоя в работе сортировщика. Вечно это продолжаться не может, поэтому, как только друг перестанет быть нужен эксперименту, сортировщик сотрёт все изменения и вернётся к прошлой реальности. – Она замолчала, достала вторую сигарету, закурила после обязательного ритуала обивания и только после этого продолжила. – Ему надо быть осторожным. К нему идёт Моргана, а она – страшный человек.

После этого она встала и, даже не докурив, затушила сигарету, и ушла».

– Значит, ко мне идёт Моргана… – резюмировал я.

– Это серьёзней, чем ты думаешь, – взбесилась Лариска, – ты не можешь ей отказать, потому что в этом случае ты погибнешь…

– Тогда, может, вместо чая вдарим по коньяку? – предложил я.

Возражений ни у кого не было.

Могильщик ушёл. Лариска, успокоившаяся и захмелевшая от коньяка, клевала носом. Я сидел за столом напротив и смотрел на эту странную женщину. И чем больше я на неё смотрел, тем больше во мне просыпалось новое, ни с чем не сравнимое чувство совершенной близости с ней. Я влюблялся, но влюблялся как бы не заново, а словно бы вспоминал эту любовь. Словно от меня уходила анестезия и вместо неё приходили радость любви и боль, вселенская тоска по чему-то потерянному навсегда.

Когда она собралась уходить, у меня вырвалось:

– Оставайся.

– Что?

– Оставайся у меня. Уже поздно…

– Что ты хочешь на самом деле? – спросила она и посмотрела мне в глаза. – Это был твой любимый вопрос, – добавила она после паузы.

– Я хочу, чтобы ты была рядом.

Я подошел к ней, обнял и нежно поцеловал в затылок. Я целовал её лицо, шею, плечи, глаза, руки, губы… Я обнимал её, гладил руками, и от каждого прикосновения к ней во мне просыпалась память. Я помнил каждый миллиметр её тела, помнил всё, что она любила, знал, что ей нравится. Она была родной, совсем-совсем родной, и я удивлялся, как я мог всё это время быть вдали от неё.

– Я хочу, чтобы ты была рядом, – повторял я, – всегда-всегда рядом…