Книга: Я вернусь через тысячу лет. Книга 3
Назад: 13. Ни за что не угадаешь!
Дальше: 15. Первый шаг к морю

14. Возвращение угнанных

Двадцать дней отстучали, две хижины для племени урумту уже пылились на морском берегу, близ причала в северной бухточке, и сегодня в полдень мне надлежало приземлиться возле новых пещер этого беспокойного племени.
Обратно, на юг, в селение ту-пу вертолёт пойдёт перегруженным. Это я всё время держал в уме. Четверо взрослых, шестеро детей, пусть и маленьких… Да ещё здоровенный Полкан, без коего местные псы не дадут женщинам с детьми дойти даже до ближних пещер… Да ещё мамина медицинская посылочка для Даи. Да два давно обещанных ведра мелкого малахита и комковатых бокситов для колдуна Риха… Как ни мешали обстоятельства, на озеро я всё-таки ненадолго вырвался, и первичный геологический прогноз вполне оправдался…
При таком весе набирать с собой ещё и обычную горючку невозможно. Вертолёт и так поползёт на юг почти над верхушками деревьев. Поэтому загодя я попросил диспетчеров обеспечить меня на обратный путь таблетками сухой горючки. Ручеёк с полянкой где-нибудь по пути найду. Авось дамы, наверняка перепуганные, за это время не разбегутся.
Прислали сухую горючку в контейнерах, предназначенных для ту-пу. Их выгрузили со второго «Вихря», пока мы с Розитой ездили к килам. Вернувшись оттуда, я увидел на краю вертолётной площадки в устье Аки один продуктовый контейнер для себя и два контейнера с налепленной надписью: «Тарасову для ту-пу». На одном из них и было написано от руки: «Сухая горючка здесь». Видно, положить её в мои продукты не решились. А в контейнерах для ту-пу продуктов не водилось — такой был давний уговор. Ибо сроки доставки гарантировать я не мог, а батарейки холодильников не вечны. Продукты могли и попортиться.
Собирала теперь контейнеры для ту-пу в основном Тили. С Женькиной помощью, понятно. Она уже отлично знала, что нужно и можно, чего нельзя, хоть и хочется. Не ошибалась. Ум и энергия этой худенькой женщины поражали меня каждый раз, когда я видел или узнавал их результаты. Она много и успешно рисовала, освоила и натюрморт, и пейзаж, и монументальную роспись стен, которую так любит Али Бахрам. Портреты только писать не решалась… Она сама пришла в больницу и попросила научить её делать перевязки и пользоваться таблетками. И её быстро научили… Она долго приглядывалась к работе нашего самодеятельного театра, и её даже стали агитировать в актёры. Но неожиданно и успешно она взялась за декорации. Вначале увлечённо раскрашивала их по чужим эскизам, потом стала фантазировать свои — чисто пейзажные. За интерьеры не бралась. В её пейзажных фантазиях было что-то одновременно от Николая Рериха и Рокуэлла Кента: чистота красок, резкость тонов, неожиданность сочетаний.
— Откуда она взяла это? — спросил я как-то у Али, разглядывая в его мастерской её последние работы.
— Наверное, из альбомов Евгения, — ответил он задумчиво. — У нас с Аней этого нет. Аня любит плавность переходов, тонет в туманах и дождях. А для меня живопись вообще лишь подспорье. Направление у меня взять невозможно. Разве что в скульптуре?..
Он не договорил, зная мои отношения с Женькой. Но я понял: Женька тоже воспитывает Тили именно как художницу. В живописи-то он разбирается! Никуда от этого не уйдёшь…
Все три контейнера я увёз на свою лесную площадку, и два из них — для ту-пу — до сих пор там. Всё пути не было… И сегодня не возьмёшь… Для них нужен отдельный рейс, особый день. Пока он не выкраивается. Из вечного моего цейтнота… У каждого в жизни своё проклятье. У меня — цейтнот.
…Путь на север был обычным, привычным. Скрашивали его новые музыкальные кассеты, которые Розита подарила мне на прощанье в устье Аки. Тут нашлись мелодии Паганини и Дунаевского, первый концерт Чайковского и почти вся «Травиата» Верди (любимая опера Розиты!), старинные испанские и старинные русские романсы — во главе, понятно, с «Очами чёрными», неравнодушие моё к которым Розита заметила давно.
Под эти романсы и летел я сейчас над лесами, реками и озёрами. Тайных посланий в музыке не встречалось. Да и к чему они теперь? Всё у нас до ужаса ясно! Нынешняя безысходность может тянуться сколько угодно, хоть всю жизнь! И «очи чёрные», всегда стоявшие передо мной, навсегда останутся очами Розиты. Это сильнее меня и движениям воли не поддаётся. Хотя совсем недавно и казалось: «Всё! Кончилось! Избавился!»
Ан нет! Не кончилось! Не избавился! Все муки впереди. Может, и сильнее, чем раньше.
…Расчищенную площадку увидел я издалека. На ней горели два костра и толпились люди. Но это была не толпа, а группа. В бинокль я увидел женщин с детьми на руках. И с малышами, которые держались за мамины шкуры на бёдрах.
Рядом с этой площадкой располагалась другая, поменьше. На ней стояли две хижины из супердека. А возле них — три женщины.
Я сделал круг и разглядел метрах в ста от площадок тёмный вход в пещеру. Возле него тоже горел костёр, стояли и сидели охотники с копьями. Редкий лесок отделил хижины от пещеры, и отчётливо видимая сверху тропка связывала их.
Приготовив откидные сиденья и навесив на пояс три мыслеприёмника, я вышел из вертолёта уже привычно — с банками тушёнки и бутылками тайпы, которые тут же вручил Вуку и Цаху. За спиной моей, встав в дверном проёме, тихо рычал Полкан. Я знал, что из машины он без приказания не выскочит и, разумеется, никого в неё не впустит. Но Вук и Цах ничего этого не знали и поглядывали на Полкана с опаской.
— Не бойтесь этого зверя, — успокоил я их. — Он послушен и на моих друзей не кинется.
— Разве зверь может быть послушен? — удивился Вук.
— У нас есть такие звери, — объяснил я. — Если хочешь, могу подарить тебе двух таких же зверёнышей. Они вырастут, будут тебя слушаться и защищать. Но кормить их должен только ты! Они зачищают того, кто их кормит.
— От кого они будут защищать? — поинтересовался Вук.
— От всех, кто против тебя. Они в этом разберутся. От других зверей и от чужих людей.
— Подари, — согласился Вук.
— Привезу вместе с хижинами, — пообещал я. — Через пять дней.
В селении купов уже появились подходящие щенята. На Центральный материк теперь за ними не ходить…
Вук поднял вверх растопыренную пятерню — показал, что понял мой срок.
Трёх женщин угощать я не стал. Они откровенно боялись меня, моего зверя и моей машины. Думаю, что кусок мяса им сейчас в глотку не полез бы. Пусть потерпят до дома. Там их накормят.
Каждой из них, безо всяких церемоний, я надел на голову мыслеприёмник. Потому что им самим сделать это было трудно — малыши на руках.
Женщины не сопротивлялись. Они были запуганы, забиты и ждали впереди ещё худшего, чем позади.
— Кто из вас Галю? — спросил я.
Отозвалась самая худощавая, сероглазая и напряжённая, словно натянутая струна.
«Порода Тулю, — подумалось мне. — И Тили такая же, и Виг такой же. Только эта старшая сестра внешне им чуть ли не в матери годится. Что сделали с нею за два года!..»
— Ты хочешь вернуться к своему отцу Фору? — опросил я.
— Хочу, — ответила она. — Если отпустят.
— Кто из вас Нали?
Отозвалась полная, растрёпанная, с косым шрамом на щеке.
— Домой хочешь?
— Хочу.
— А Рату, значит, ты? — спросил я третью, самую маленькую, съёжившуюся. — Хочешь домой? В свою пещеру?
— Хочу.
— Сейчас я уберу зверя, и вы подниметесь в мою хижину с детьми. Зверь вас не тронет. Из хижины выйдете уже в своём селении.
Женщины не ответили ничего, но глаза их говорили о том, что они не верят.
— Сидеть! — крикнул я Полкану.
Он отступил в салон и с ворчаньем забился под пилотское кресло.
— Молчать! — предупредил я его.
Полкан затих.
Вук и Цах следили за этим широко раскрытыми глазами. Зверей, которые выполняли бы человеческий приказ, они ещё не видели.
— Поднимайся ты! — сказал я Галю. — Сегодня ты увидишь Фора, Вига и Тулю.
— Я помню тебя, — отозвалась она. — Ты Сан. Ты увёз от хуров Тили. Она жива?
— Она замужем, — ответил я. — В другом племени. Ты увидишь её позже.
Галю поднималась медленно, косилась на Полкана и прижимала к груди ребёнка, одетого во что-то вроде мехового комбинезона. Уселась она на пол напротив открытой дверки. Боковые сиденья как бы не заметила.
Нали поднималась уже смелее, видя, что с Галю нечего не случилось. Села она тоже на пол, поджав под себя толстые ноги и уткнув в них голову длинноволосой девочки.
Рату взлетела в вертолёт. Младшее её дитя, совсем крошечное, недавно родившееся, было привязано на груди. Второго ребёнка, тоже девочку, я поднял с земли и поставил сразу в салон. Девочка испуганно всхлипнула и затихла.
— Через пять дней ждите хижины! — напомнил я Вуку и Цаху. — А теперь отойдите подальше!
Я показал им раскрытую пятерню, впрыгнул в машину и захлопнул дверку. Пока хозяева не передумали…
Пересаживать женщин на сиденья не имело смысла. Это снова перепугало бы их. Пусть сидят на полу! Тили тоже ехала из неволи на полу.
Сиденья снова пришлось откинуть к стенкам, чтобы пассажирам стало просторнее. После этого можно плюхнуться в кресло и включить мотор.
Первой заботой в воздухе была горючка. Хватит или не хватит? Искать или не искать в пути полянку с ручейком?
Вылетел я с двумя полными баками. На второй переключил систему только сейчас. Выходило, что хватит — впритирку. Если встречного ветра не будет. Пока его не было.
За спиной заплакал младенец и быстро замолк. Видно, дали грудь. Я посмотрел в зеркало. Кормила Рату. Но фоне тёмно-коричневой шкуры маленькая грудь её казалась странно светлой, почти белой.
Потом дала грудь своему ребёнку Галю. Вспомнилось, что муж её погиб в ночной схватке с урумту, ещё в пещерах. Видела она это или не видела? Представляет ли она, что ждёт её в родном селении — без мужа и с чужим для племени ребёнком от ненавистных хуров?
Правда, отец её сейчас вождь. Этого она точно не знает! Сказать? Пусть хоть улыбнётся…
Я помедлил, пока женщины не накормили детей, чтоб не пугать их своим голосом. Вдруг у малышей аппетит пропадёт?.. Галю закончила кормить первой. А когда и Рату закрыла шкурой странно светлую свою грудь, я сказал:
— Галю! Твой Фор сейчас вождь племени.
— А где Уйлу? — отозвалась она.
— Ушёл к предкам. Вождём выбрали Фора.
Она-таки улыбнулась. Напряжённые серые глаза её потеплели и неожиданно встретились с моим взглядом в зеркале. Её это очень удивило. Зеркал она ещё не знала. И я совсем позабыл про них в вечной своей суете. Когда-то про них напоминала Розита, и по её подсказкам я дарил их Лу-у, Нюлю, Ка-а — будущей тёще… Потом стало не до того, и зеркала бесшумно вылетели из обычного реестра запросов.
Вернуть бы их! И той же Галю привезти бы!..
Путь был дальний. За спиной плакали дети, и я пожалел, что не взял для них никакой еды. Хоть бы тайпы прихватил!.. Сынишка Галю, явно по указке матери, косолапо протопал в хвост салона и пописал на стенку. А когда он вернулся, в то же место потянулись обе девочки.
Хорошо хоть Полкан не высовывался из-под пилотского кресла и даже голоса не подавал. Будто вымер.
В конце концов дети заснули, уткнувшись носами в своих матерей, за спиной ненадолго затихло, а потом послышались негромкие всхлипы. Я посмотрел в зеркало. Плакала маленькая женщина Рату. То ли вспомнила прошлое, то ли подумала о будущем. Не расспрашивать же…
Так, под её всхлипы, и посадил я вертолёт на лысой макушке известнякового холма, заглушил мотор, и под всеобщий лай местных собак выпустил из машины Полкана. Он привычно встал над обрывом, коротко взвыл, рявкнул, и псы начали утихать.
Тогда я попросил пассажиров повесить мыслеприёмники на крючок возле двери, спустил на землю посылку для Даи, спрыгнул сам, помог выбраться женщинам и снял детей. И пунктирной цепочкой мы двинулись вниз, к пещере Фора. Впереди помахивающий хвостом Полкан, за ним Галю с сыном, потом Нали, Рату и, наконец, я с хорошо упакованной посылочкой и с медицинской литературой для Даи в кармане.
А люди племени ту-пу, как и обычно после посадки вертолёта, стояли на балконах и лесенках возле своих пещер, глядели вверх, и никто на этот раз ничего не кричал.
Назад: 13. Ни за что не угадаешь!
Дальше: 15. Первый шаг к морю