Книга: Нашествие хронокеров
Назад: 3
Дальше: 5

4

Минувшей ночью, расставшись со мной на полчаса, Мира с Романом пошли за машиной, но, войдя в гараж, услышали надвигающийся шум. Здание напротив, превратившись в песок, рухнуло, и массивным оползнем завалило ворота.
Пришлось дневать в гараже в ожидании смерти от обезвоживания до тех пор, пока куча… не исчезла сама собой.
Это была их версия.
– Но я же, черт возьми, входил в ваш гараж! – кричал я. – И видел пустую машину! Вас не было!
– Как ты мог войти, если мы сами открыли ворота? – спросила Мира, пожав плечами.
Видимо, она решила, что я либо вру, либо спятил.
– Что за чепуха? – во мне вспыхнуло упрямство. – Ворота открыл я.
– Бред! – Мира тоже начала сердиться. – Я не спала и все время не сводила с ворот глаз. Мне казалось, должен быть выход. Весь день через щель вверху проникал слабый свет. Потом на улице стемнело, я включила фары. Смотрела на ворота и думала: что, если отъехать на метр назад и затем резко рвануть вперед, и повторить так несколько раз, – нельзя ли таким образом создать щель свободного пространства между воротами и стеной песка и потом, приоткрыв ворота, втиснуться в нее и выбраться. Затем решила, что это опасная задумка, ведь так можно за несколько секунд сильно загрязнить воздух и потом в помещении гаража нечем станет дышать. И, только лишь я это подумала, как ворота скрипнули и приоткрылись на пару сантиметров. Куча песка исчезла. И все это произошло беззвучно и само собой.
– Само собой?! – закричал я вне себя от ярости. – А это что?!
Я показал ладони, на которых выступили мозоли от рычагов.
Но Мира даже не глянула. На ее лице мелькнуло тень недовольства, которое я расценил, как презрение.
Мог ли я подумать, что эта встреча, которую я так ждал целый день, начнется с неприятного конфликта.
Я попытался взять себя в руки. Ладно, какая, в принципе, разница, я их освободил или они сами вышли из западни. Важно то, что мы действительно не видели друг друга, и в этом парадоксе надо разобраться.
– Ростислав прав, – вмешался Шишига. – Когда мы выходили, я посветил на ворота и обратил внимание, что они сильно исцарапаны. Смахивало на то, как если бы их многократно задевал ковш. К тому же я уверен, что не было прошлой ночью поблизости никакого трактора, а теперь он стоит прямо напротив ворот. Выходит, мы по непонятной причине не услышали шума. Может ли это относиться к свойствам пятен.
Мира ничего не ответила.
Я несколько смягчился и сказал:
– Рад вас видеть, ребята.
Шишига широко улыбнулся и, облизав пересохшие губы, сказал:
– Пить хочется смертельно.
Он собрался снова сесть за руль, но я его остановил.
Еще несколько минут мне пришлось их уговаривать бросить машину и идти пешком.
– Проезда нет ни в одну сторону! – уверял я. – Чтобы отсюда выбраться, надо бежать немедленно.
– Что с домом? – хмуро спросила Мира.
– Превратился в Пизанскую башню.
– Машина – это все, что у нас осталось, – сказала Мира, обращаясь к брату. – Нельзя же ее бросать прямо здесь.
– Не переживайте, – сказал я. – Завтра утром каждому из вас подарю по несколько таких же.
Они посмотрели на меня как на безумца, но спорить больше не стали.
Мы завернули за угол и вошли в переулок. К счастью, с утра он не стал более непроходим. Кроме того, теперь я знал, что контакт с песком не опасен.
По дороге я высказал свою гипотезу о внеземном происхождении пятен.
Роман внимательно меня слушал, а Мира даже ни разу не посмотрела в мою сторону. Не пойму, чем я ей так не угодил.
Я заметил вывеску и, посветив фонариком, прочитал: «Продукты».
– Один момент, – сказал я и направился к магазину. Вернувшись через минуту с большой пластиковой бутылкой воды и несколькими пачками чипсов, я был встречен радостными возгласами Шишиги и холодным равнодушием Миры.
Когда все напились, девушка спросила.
– Где Федька?
По-видимому, вопрос был адресован мне, но рассказывать о таинственном исчезновении громилы не хотелось.
– Не знаю, – сказал я.
Мы вышли на Левшинский, повернули, прошли мимо бутика, в котором я сегодня оделся. Неожиданно я вспомнил, что в кармане лежит статуэтка Миры, и мне стало досадно. Но всего лишь на миг.
Отчего Мира может меня так ненавидеть. Конечно, я мало похож на ее бывшего мужа, но ведь и с ним она, в конце концов, порвала.
– Ростислав, вы сказали, что видели отверстия в слое облаков, – прервал мои размышления Шишига. – При падении метеоров такое наблюдается?
– Понятия не имею, – ответил я. – Надо у астрономов спросить. Они специалисты по небесным телам.
– Я к чему это говорю, – продолжал Шишига. – Если посмотреть на характер вторжения, создается впечатление, что это было… э-э… направленное движение объектов, имеющих определенную форму и размеры. И размеры эти сопоставимы с человеческим ростом.
– Ого! – воскликнул я. – Браво! Это тебя в училище для электриков научили аналитически мыслить? Или ты проходишь ночное обучение на физмате?
– Нет, – покачал головой Шишига. – Болезнь временно прервала мои планы. Но я ведь Бауманку заканчивал. И там научился думать логически.
В его словах не было желания ответить на колкость, и я прикусил язык. Но поздно: конечно, Мира заметила мой дурацкий выпад. Чтобы как-то поправить ситуацию я сказал:
– Роман, твое наблюдение точно и абсолютно справедливо. И нам с тобой этих «объектов» предстоит обнаружить, несмотря на то, что пока они для нас невидимы.
– А женщины не в счет? – спросила Мира.
– Почему не в счет? – удивился я.
– Ты сказал: Роман… нам с тобой… Вот я и спрашиваю: женщины не в счет?
– Еще как в счет! – Я засмеялся, но смех вышел каким-то странным. – Мы должны вместе решить, кто за что будет отвечать.
Тут я понял, что на самом деле все, что ни говорю, я стараюсь сделать понятным и приемлемым для Миры, но получается с точностью до наоборот.
– А дальше? – спросила Мира.
– Что – дальше?
– Ты сказал, что Рома прав. Значит, ты уже знаешь, что случилось с городом, и какими должны быть наши планы.
– Нет, – сказал я. – Пока не знаю.
Мира красноречиво промолчала.
Все изменилось. Утром я был хозяином Москвы, а теперь у меня у самого есть повелительница и судья, которой я не нравлюсь. Она младше меня всего на несколько лет, но мне кажется, что мы из разных эпох. Нас разделяют толщи времен и культур. Между нами пласты, они состоят из вариаций человеческого поведения. Преодолеть их можно только, предварительно постигнув суть психологических архетипов тех неисчислимых видоизменений, которые отличают нас друг от друга.
Мы идем по мертвому городу к машине, которую я бросил на перекрестке. Мира меня ни о чем не спрашивает. Не потому, что доверяет мне, а потому что у нее всегда есть выбор.
Чем больше она меня ненавидит, тем сильней я ее люблю.
Почему-то я ожидал, что Мире машина не понравится. Но она охотно села на заднее сидение и даже спросила:
– Где устроился?
– Где-то в районе Марьино или Капотне, – угрюмо отозвался я, заводя мотор, и зачем-то добавил: – Как ты и предлагала.
– Удобная квартира?
– Двухэтажный дом, – сказал я. – Вернее, ресторан.
– Ух, ты! Как романтично.
Мы ехали молча до того места, где стояла «тойота». Только здесь я вспомнил, что она двухместная.
Я вышел из машины, марку которой так и не смог определить, и на мое место сел Шишига.
– Держись поближе, – сказал я ему негромко. – Со вчерашнего вечера реальность ведет себя необычно и иногда показывает фокусы.
Шишига кивнул, а я направился к пикапу.
Через двадцать минут мы были на месте.
Оставив машины на площадке, мы зашли в «Поплавок». После небольшой экскурсии, в ходе которой решили, что Мира спит наверху, а мы с Шишигой в зале, я вышел на улицу, почистил одежду и занялся разведением костра. Последний раз шашлыки мне доводилось жарить лет восемь назад. Впрочем, мясо я промариновал удачно, и шашлыки вышли на славу.
Шишига помог накрыть на стол, и мы поужинали, после чего Мира почти сразу же ушла спать.
Мы с Романом сидели еще около часа, попивая коньяк. Я рассказывал ему о моем хроновизоре, а он с восторгом меня слушал. Затем мы по очереди стали выдвигать версии о пришельцах – одна несуразнее другой, пока сон не сморил нас.
Принеся из гардероба ворох пальто и курток исчезнувших посетителей, мы устроили себе на столах ложа и, расположившись на них, быстро уснули.
Во сне я увидел себя сидящим на полу в квартире Миры перед входом в ее комнату. У меня в руках мел. Я рисую на паркете какие-то знаки.
– Чего ты хочешь? – доносится из комнаты голос Федора.
Теперь понятно, зачем все это: я вызываю его дух.
– Федор, – говорю, – а давно вы с Мирой расстались?
– Тебе-то зачем?
– Да так. Просто интересно.
Приходит мысль: чтобы он ответил, надо нарисовать двоеточие.
Рисую.
– Мы с ней характерами не сошлись, – неожиданно плаксивым голосом отвечает Федор. – Ей другой нужен.
– Какой? – вырывается у меня.
В ответ раздается смех.
Опять рисую двоеточие.
– Ты хитрый, – ворчит Федор. Он не хочет говорить, но против моего двоеточия бессилен. – Ладно, будь по-твоему. Отвечу. Ты ей не подходишь.
– Это почему еще?
– Она чемпионка. Тебе ее не догнать.
– Это все?
– Нет. Еще ей не нравится твоя борода.
– Вполне симпатичная бороденка, – удивляюсь я. – Ухоженная.
– Ну, допустим, бороду она тебе еще простила бы. А вот ум твой вряд ли.
– Ну, уж не думал, что с умом может быть проблема, – говорю я и вижу, что на кровати лежит Шишига.
– Ты считаешь, что все можешь продумать, – поясняет он все еще голосом Федора, – а ведь жизнь показывает, что на самом деле миром управляет случайность.
– Да не может она ничего показывать, – возражаю я. – Вокруг – мертвая материя, да и та скоро превратится в манную крупу.
– А вот это неправда! – неожиданно громыхает Шишига-Федор. – Материя жива. Но умом-то ты этого никогда не поймешь.
– Да уж. Куда мне?
– Хотите, чтобы Мира вас полюбила? – вдруг спрашивает Шишига уже своим голосом, резко садясь на кровати.
– Хочу, – говорю я и на всякий случай рисую двоеточие.
– Тогда либо меньше говорите, либо будьте более благоразумным. Одно из двух.
– Разве я так много болтаю?
Я в недоумении.
– Да вы настоящий говорун!
– Ладно, с этим я еще могу согласиться. Но вот насчет дефицита благоразумности готов поспорить. Посмотри: я избавился от всего лишнего. Разве это не благоразумно? У меня даже квартиры нет. Я отдал все, что имел и вот свободен.
– Что? – На лице Шишиги появляется разочарование. – Так вы нищий? А как же насчет подарить каждому по несколько тачек?
Я припоминаю, что действительно такое говорил, и не возьму в толк, как мог дать подобное обещание. Стало быть, я и впрямь болтун!
Тут на стене, позади Шишиги, я замечаю бледное пятно, оно начинает медленно расширяться.
– Берегись! – кричу. – Пятно!
Но Шишига, ухмыляясь, грозит мне пальцем.
– Снова хотите обмануть? Не выйдет.
По стене бегут песчаные потоки, комната наполняется шуршанием, в воздухе поднимается пыль, а Шишига все ухмыляется и грозит мне пальцем.
В ужасе просыпаюсь.
Я включил фонарик. Шишиги рядом не было. Надев куртку, я вышел на улицу.
Роман, повесив светильник на стену, возился с генератором, который стоял у самого входа.
– Как ты его из машины выволок-то? – спросил я. – В нем килограмм сто пятьдесят.
– При помощи досок и рычагов, – улыбаясь, сказал Шишига.
Находясь еще под впечатлением сна, я осветил стену «Поплавка», но ничего необычного не заметил.
– А я думал с утра этим заняться, – сказал я.
– Утром, если хотите, доделайте то, что я не успею, – сказал Шишига. – Мне ведь нельзя будет на улицу выйти. А электричество нам всем нужно прямо сейчас. Как и вода.
– Согласен. Вполне цивилизованная точка зрения.
– Да, – кивнул Шишига. – Не люблю дискомфорт.
– Слушай, Роман, – сказал я. – А тебе нужны какие-нибудь лекарства от твоей аллергии?
– Только если случайно на свет нарвусь. Но за два года такое случалось всего раз.
– Понятно. – Я подошел ближе, просмотрел на его работу. От генератора параллельными зигзагами тянулись два провода, уходили в отверстия, просверленные в дверной коробке. – А ты – мастер.
– Я ночью не привык спать, – сказал Шишига. – Малость задремал, проснулся, чувствую: охота поработать. Думаю, пока желание не прошло – надо что-нибудь полезное сотворить. Ну, вот и принялся за электростанцию. Хорошо, что вы «хонду» взяли. Качественная техника. А вы-то чего не спите?
Мне нравилась его манера быть всегда таким дружелюбным. В этом отношении он был полной противоположностью сестре.
– Сон кошмарный увидел, – ответил я. – За день слишком много впечатлений. До того, как вы с Мирой снова вернулись, пришлось побывать в роли последнего землянина, мародера, тракториста…
– Ага, понимаю, – сказал Шишига.
– Вам тоже несладко пришлось, – заметил я. – Просидеть с ночи до следующего вечера замурованным, без воды и пищи, без всякой надежды на выживание… Я тоже прекрасно понимаю настроение твоей сестры.
Мы немного помолчали.
– Завтра с утра привезу бензин, – сказал я. – Запустим электростанцию – и начнем жить, как люди.
Оставив его одного, я вернулся к своему ложу и снова улегся. Надо бы здесь все переоборудовать, привезти нормальные кровати, мебель какую-нибудь. После того, как обеспечим водоснабжение и тепло, можно будет спать в постелях.
С этими мыслями я уснул.
Когда я проснулся, мои часы показывали пол-одиннадцатого. Сев на столе, я увидел, что Шишига спит, накрывшись пальто.
Я направился на улицу. Не мешало бы подумать о том, как оборудовать уличный туалет. Создание работающей канализации – дело трудоемкое, но выполнимое, однако, планировать его пока не стоит: будущее слишком туманно. Чутье подсказывало мне, что «Поплавок» – наше временное пристанище. Его главным плюсом было обособленное положение. Вполне вероятно, что в Москве много домов с полностью автономным обслуживанием, но, как правило, такие дома располагаются невдалеке от других построек. Естественно, для жилья можно было найти и небольшой загородный особняк, но мне, как исследователю, необходимо было находиться поближе к местам, особенно пострадавшим от катастрофы.
На улице было сухо, солнечно и холодно. Я немного походил вокруг здания, прогоняя остатки сна. Внимательно осмотрел стены. Не обнаружив ничего подозрительного, подошел к пикапу и стал вытаскивать из кабины устройства, которые прихватил в лаборатории.
Хроновизор я временно поставил на платформу. Одно из самых выдающихся достижений человеческого разума успело припасть пылью, валяясь на столе лаборатории. Полагаю, если бы современная наука не была так сильно заражена бюрократией, человечество в своем развитии стояло бы намного выше и вряд ли позволило своей планете заразиться страшной космической проказой.
Наклонившись, я сдул пыль с объектива и монитора.
Тысячи путей, которые устремлялись от этого загадочного электронного существа в неизвестность, некогда сулили мне славу и радость новых открытий. Теперь хроновизор был похож на странного гигантского жука, погруженного в анабиоз. Единственный его глаз слепо таращился в сторону города. На какой-то миг у меня вспыхнуло желание запустить генератор и подключить хроновизор к сети. До сих пор объектами наших лабораторных исследований были яблоко, муха и мышь; устройство ни разу не включалось за пределами помещения. В глубине души снова зародилась мысль, что хроновизор может стать ключом к изменению ситуации. Но я вынужден был подавить мимолетное желание и напомнить себе, что неправильная расстановка приоритетов может воспрепятствовать нашему выживанию. С хроновизором предстояло работать долгие годы. В настоящее время диапазон его видения не превышал одной безотносительной секунды.
Я оставил хроновизор, вновь полез в кабину и вытащил оттуда аппарат для ночного видения. Отдам его Шишиге. На первых порах придется вменить парню в обязанности охрану ночного покоя. Кстати, Мира, в таком случае, может заняться обеспечением продуктами и предметами, необходимыми в хозяйстве. А я, естественно, займусь исследованиями.
Думая о том, каким образом довести до сведения компаньонов идею о правильном распределении функций, я взял аппарат и направился в «Поплавок». Навстречу мне вышла Мира. Она зябко куталась в куртку, волосы у нее были распущены, и сама она была потрясающе красива.
Посмотрев мимо меня, она сказала:
– Здорово, Ростик.
– Привет, чемпионка, – я помахал ей рукой. – Как спалось? Что снилось?
– Я сплю без снов, – Мира осмотрела местность, она еще не видела ее при дневном свете.
– Хороший денек, – сказал я.
Она равнодушно кивнула и пошла вдоль стены.
Я двинулся было за ней, но Мира резко обернулась и спросила:
– Собираешься смотреть, как я писаю?
Отшатнувшись, я пробормотал что-то невнятное и пошагал к двери.
Шишига не спал. Он лежал на боку и приветливо на меня смотрел.
– Это – тебе, – сказал я. – Будешь ночью видеть, как днем. Одевается на голову. Включается здесь.
Роман несказанно обрадовался подарку и тут же его примерил.
– А почему вы электростанцию не запускаете? – спросил он. – Я все подключил и залил в бак бензин. В багажнике была канистра.
– Ты все сделал?!
– Только проверку не производил. Но могу дать гарантию, что все работает.
– Ты просто молодец! – похвалил я.
– В кухне есть микроволновка и еще небольшая печурка, и чайник. Уж больно хотелось с утра запах кофе ощутить. По правде говоря, – он снял аппарат, – я очень сильно завишу от целого ряда маленьких удовольствий.
– Маленькие удовольствия – не порок, – сказал я и похлопал его по плечу.
Я вышел на улицу, включил генератор и вернулся назад. Во всех помещениях горел свет. Я прошелся по зданию, понажимал на выключатели. Проверил морозильные камеры: они работали.
Мира занялась приготовлением завтрака.
Я занес хроновизор и, подняв его на второй этаж, установил на столе в маленькой комнатушке перед окном.
Через пятнадцать минут потянуло ароматом яичницы и кофе.
После завтрака, который прошел в большом зале, я объявил всем о своем намерении начать исследования.
– До того, как определим природу пятен, мы не можем предпринимать никаких действий, – сказал я. – Пока нам известно лишь то, что эти твари, вероятней всего, являются пришельцами из космоса. Я пытался проверить, реагируют ли они на прикосновение или тепло, и получил отрицательный результат. Пятна ведут себя так, словно мы с ними находимся в разных реальностях. Из этого вытекает вывод, что видимые нами пятна могут быть не самими пришельцами, а оставленными ими следами. Судя по характеру вторжения и виду пятен, пришельцы имеют форму и, естественно, размеры, следовательно, они – вещественны.
– Ты повторяешь почти слово в слово то, что вчера предположил Роман, – сказала Мира.
– И что?.. Я это не опровергаю… – сказал я. – Скоро у каждого из нас определятся свои функции… Если мы объединим усилия, нам легче будет выжить… Но давайте вернемся к нашим пришельцам.
– Мне не нравится это выражение – «наши пришельцы», – сказала Мира.
– Ну дай же человеку высказаться, – вмешался Шишига.
Мира отвернулась в сторону.
– Пришельцы для нас невидимы, – продолжал я. – Обладают ли они разумом или нет – это неизвестно. Возможно, ты, Мира, понаблюдаешь за следами их жизнедеятельности и сможешь как биолог сделать вывод относительно их природы. Я в свою очередь попытаюсь определить химическую структуру вещества, в которое превращаются разрушенные здания.
Я помолчал, затем продолжал, слегка понизив голос, желая усилить внимание Миры и Шишиги:
– Разуметься, мы можем все бросить, сесть в машину и отправиться куда-нибудь на юг. Двигаться по стране, мародерствуя и переезжая из зараженных мест в те места, которых еще не коснулась коррозия. Но может случиться такое, что рано или поздно на всей земле не останется ни единого чистого места, и, в конце концов, мы погибнем. Чтобы этого не случилось, наша задача – изучить врага и найти оружие, которое сможет его убить. Сейчас нам неизвестны масштабы катастрофы, но, судя по тишине в эфире, можно предположить, что они глобальны. Если мы найдем способ защитить себя, то станет возможным создание резервации, чистой зоны, в которую пришельцы не смогут проникнуть. Сколько нам отпущено времени – неизвестно. В первую ночь разрушения были значительными, днем же активность пятен заметно уменьшилась. Что произошло за минувшую ночь – предстоит узнать. Думаю, этим должен заняться я, как старший и более опытный. Ты, Роман, сейчас отдыхай. Ночью, когда пятна наиболее активны и опасность заражения возрастает, за домом надо следить особенно пристально. В связи с особенностями твоего образа жизни эта задача вполне естественно ложится на тебя. Мира может взять на себя хозяйственные хлопоты. Сейчас, например, необходимо проехаться по супермаркетам, набрать мороженого мяса и рыбы – за прошлый день эта продукция оттаяла, но еще пригодна в пищу, ее снова можно заморозить.
– Правильно я поняла? – тихо спросила Мира. – Ты хочешь, чтобы Роман ночью охранял твой сон, а ему самому ты предлагаешь отсыпаться днем в неохраняемом помещении?
– Именно так, – твердо сказал я. – Если есть другие предложения, я готов их выслушать.
– Перестаньте ссориться, – сказал Шишига. – Ростислав абсолютно прав. Лично я не могу придумать ничего лучшего. По ночам я буду дежурить, а днем сидеть в доме и никуда не высовываться. Можно, само собой, иногда выходить в каких-нибудь плотных черных очках, маске и перчатках, – я бы хотел попросить тебя, Мира, чтобы ты мне все это нашла. Почему бы тебе и в самом деле не проехаться по магазинам? Ты же всегда любила этим заниматься.
– Это все, что я должна делать? – спросила Мира, обращаясь ко мне. – Более серьезного занятия ты для меня не придумал?
– Пока нет, – признался я.
– Я не хочу заниматься дурацким бесперспективным шопингом, а потом вернуться и обнаружить здесь развалины, – сказала Мира.
На губах Романа заиграла мягкая улыбка.
– Ну почему ты такая категоричная, Мира? – сказал он. – Ростислав все хорошо продумал. Мне кажется в этом ресторане сейчас мы более-менее в безопасности. Теперь у нас есть электричество. Вот если бы еще помыться…
В конце концов, мы пришли к консенсусу: я занимаюсь исследованиями и по мере возможности всем прочим. Роман будет ночным сторожем, а Мира дневным. Отлучаться надолго ей нет необходимости, ведь в округе полно разных магазинов. Если понадобится добыть что-нибудь особенное, этим займусь я.
Если через неделю мои исследования не принесут никаких результатов, мы переберемся за город и поищем там более перспективное жилье.
Я поехал с Мирой – правда, в разных машинах – и помог ей загрузиться продуктами и пластиковыми бадейками с водой.
Магазины и здания в округе были неповрежденными. Мы ходили по супермаркету, перебрасываясь короткими фразами.
Маску и очки для Романа нашли в секс-шопе. Потом заехали в магазин радиоэлектроники и выбрали там три портативных рации. Я настроил их на одну частоту, две из них дал Мире, третью положил на переднее сиденье пикапа.
Когда все было готово, я взял Миру за руку и сказал:
– Предлагаю разобраться в отношениях. Скажи, пожалуйста, за что ты меня так ненавидишь?
Мы стояли между двух машин перед ступенями магазина.
Пару мгновений Мира позволяла удерживать себя за руку. Затем высвободилась и, пожав плечами, сказала:
– Не понимаю я, о чем ты говоришь.
– Не понимаешь?.. Мира, мы в беде. Нам надо себя спасать. Думаю, не буду слишком пафосным, если добавлю: и целую планету. Если мы станем между собой ругаться, то только потеряем время. Разве не так? Повторяю: сейчас очень важно объединить усилия. Мы совершенно ничего не знаем о том, что произошло. Тебя это беспокоит? Лично меня – да.
– Меня это тоже беспокоит, – сказала Мира. – Но я никак не возьму в толк, зачем столько пустых и отвлеченных разговоров. Разве не проще составить план из нескольких пунктов? Пункт один, пункт два, пункт три… и так далее. – Она поочередно загнула три пальца. – Каждый станет действовать в меру возможностей. Это и есть то, что ты называешь «объединить усилия». А еще важно слить воедино наши знания. Или, может, ты считаешь себя всезнающим?
– Конечно, нет! – сказал я. – Просто на данном этапе я беру ответственность на себя. И считаю это вполне логичным.
– Логичным? А ты моим мнением интересовался? Вместо того чтобы предложить план, рассчитанный на всех, ты собираешься все делать сам. Мне же, как существу более отсталому, предлагаешь заняться черновой работой. Хорошо, вот полный багажник продуктов, которых и так всюду полно. А дальше что? Я еду обратно, и мы с Ромой с нетерпением ждем твоего возвращения?
– Примерно так.
– А если ты вообще не вернешься?
– Обещаю вернуться.
– А если не сможешь?
– Я вернусь, – твердо сказал я.
– Ну, хорошо, – сказала Мира. – Я могу допустить, что ты на самом деле знаешь, чего хочешь, но мне почему-то кажется, что ты не представляешь, как это сделать. Ты ведешь себя слишком нерационально. Не хочу тебя обидеть, но, в общем, мне кажется, ты больше выдумщик, чем практик.
Мне сразу же вспомнился мой сон.
– Выдумщик… – Я попытался придать голосу равнодушный тон. – Но я стараюсь увидеть потенциальные возможности в известных фактах… Я хочу выстроить эффективную систему, по которой мы должны действовать.
В ее глазах блеснула насмешка.
– Ну-ну, – сказала она. – Вот как раз с этим у тебя проблема.
– Да потому что ты мне все время возражаешь. Ты готова спорить со мной по любому поводу. Все время.
Она сделала удивленную улыбку.
– Как понимать это «все время»? Мы с тобой совсем недавно познакомились.
– С каким удовольствием ты каждый раз стараешься меня кольнуть, – сказал я. – Видно, мне не повезло, и я отношусь к тому типу мужчин, которые тебе не нравятся генетически.
Мира посмотрела на меня. В ее взгляде не отразилось ни малейшего интереса.
– Нет. Лично против тебя я ничего не имею. Никаких определенных чувств. Я даже считаю, что если бы мы действовали параллельно, то есть в одном направлении, из нас могла бы получиться даже своего рода команда. Но ты сам меня все время то и дело задеваешь… Что-то пытаешься объяснить, доказать. И, хоть говоришь ты непрямо, у меня сложилось впечатление, что вместо того, чтобы спасать планету, в действительности ты пытаешься найти для меня место в своей жизни. Но отчего ты решил, что я в этом нуждаюсь?..
Она осеклась и на мгновение задумалась.
– Я пыталась устранить хаос, который ты создаешь вокруг себя, Ростик. Подсознательно… А ты воспринимаешь все это слишком обостренно. И откуда у тебя такая уверенность, что ты в состоянии спасти планету?
Внутри меня вспыхнула и стала разгораться обида.
– Очень любопытно, о каком это хаосе ты говоришь?
Она отвернулась и тоном холодной вежливости произнесла:
– Поверь мне, Ростик. Я хотела понять странный ход твоих мыслей, но ты сам не дал.
– Значит, все-таки, хотела?
– Разумеется. Но не смогла, потому что в них нет порядка так же, как и в твоих действиях. Ты совершенно непоследователен. Берешься за все сразу, хочешь продумать наперед, но наружу выдаешь только малопонятные рассуждения.
– Почему ты меня все время критикуешь? – вспылил я. – Что ты вообще можешь обо мне знать?
– Ты говорил, что занимался наукой до тех пор, пока не очутился на бирже. Не так ли?
В этот миг Мира показалась мне плоской бумажной фигуркой. Кто-то взял черный фломастер и нарисовал на вырезанной ножницами голове красивые вытаращенные глаза.
– Значит, желая тебе помочь, я тоже вел себя недостаточно последовательно?
Мира фыркнула, словно я сморозил невообразимую чепуху и, отвернувшись, села в машину, со вздохом сказала:
– Да уж! Типичнейший эгоист.
Ее слова полоснули меня ножом по горлу. Я почувствовал, что задыхаюсь.
Захотелось схватить ее за плечи и трясти до тех пор, пока из нее не вывалятся глупость и злость. Из-за своего легкомыслия и еще, возможно, дурацкой боязни за брата она совсем не замечает реальной картины.
Как она может такое говорить? Ну, разве не я пытался защитить ее в «Колонне»? Разве не вместе мы ходили в Дом Ученых? Не я разве чуть не погиб в развалинах из-за того, что силился спасти ее чокнутого бывшего мужа. И, в конце концов, кто раскопал их с Романом в заваленном гараже?
Борясь с дрожью в подбородке, я попытался изобразить улыбку. Кажется, вышла только судорожная гримаса.
– Значит, ты действительно считаешь меня эгоистом?
– Ради бога! – На лице ее появилось скучающее выражение. – Не принимай близко к сердцу. Просто ты такой же, как… – Она снова осеклась.
– Как большинство мужчин? – Я со злобной насмешкой смотрел ей в глаза. – Ах, чемпионка… А мне сначала казалось, что ты мыслишь более нестандартно. Что ж, женские разговоры всегда заканчиваются расхожими фразами. Если тебе нравится сопоставлять мужчин, то имей в виду, ассортимент ограничен: на Земле осталось всего две особи.
Ее точеный профиль на несколько мгновений застыл, а щеки слегка порозовели.
Не взглянув на меня, Мира с силой захлопнула дверь, завела мотор, и машина сорвалась с места.
Я вынул из-за пазухи золотую статуэтку и хотел было запустить ею в витрину, но заставил себя не делать этого. Возможно, во мне поселилось гнусное желание продемонстрировать Мире когда-нибудь свое благородство в противовес ее бессердечности.
Я посмотрел на реликвию и вновь убрал ее в карман.
Прежде чем уехать в город, я смотался на заправку, заполнил бадьи бензином, заправил бак и вернулся к «Поплавку».
Миры снаружи не было, лишь монотонно тарахтел генератор.
Я выкатил бадьи и установил их на расстоянии сорока метров от здания.
Злость кипела во мне уже меньше. Я сумел переключиться на мысли о пятнах.
Закончив с бадьями, я сел в машину и двинул в город.
Доехав до Садового, свернул налево.
Мне показалось, что новых разрушений я не вижу. Может, пришельцы просто временно удовлетворили свой аппетит и через день-два стоит ожидать новую волну?
Я знал одно небольшое предприятие по производству удобрений для комнатных цветов, где имелась приличная химическая лаборатория: в ней было предусмотрено аварийное электрообеспечение. Я бывал в этой лаборатории не раз у своего знакомого Сергея Покровского, который ею заведовал.
По пути я решил сделать небольшой крюк к Серпуховскому валу и взглянуть на свой бывший дом.
Следы разрушений появились уже в районе станции метро Тульская.
В одном месте посреди дороги был выгрызен котлован. Он пролегал в направлении большого здания и, доходя до него, делил пополам.
Я обратил внимание, что группы строений повреждены неравномерно. Например, светлые здания пострадали гораздо больше, чем дома, имеющие темную окраску; высотным строениям пришлось хуже, чем низким.
Подъехав к своему бывшему дому, я остановился и вышел из машины. Странно было смотреть на то, что осталось от шестнадцатиэтажного здания. Бока были изъедены, отчего стены приобрели причудливые формы. Песок, осыпаясь, образовывал кучки на карнизах и балконных перилах. Создавалось впечатление, что здание заснежено. Четыре верхних этажа отсутствовали, и дом увенчивался шапкой, похожей на желтоватый сугроб.
Моя квартира находилась на тринадцатом этаже. Позавчера я ее продал. Теперь от нее не осталось и следа.
Я подошел к дому, достал из кармана приготовленный коробок, высыпал из него спички и зачерпнул песка.
Затем вернулся к машине и поехал в лабораторию.
Перемена эпох наступила между девятью и десятью часами вечера. Естественно, лаборатория уже не работала, и двери были закрыты. Пришлось хорошенько потрудиться над замками, прежде чем мне удалось проникнуть внутрь.
Аккумулятор был заряжен, правда, чтобы его найти, я потратил почти полчаса.
Включив освещение, я подготовил стол, принес пробирки, фильтровальную бумагу, реактивы и дистиллированную воду.
К моему удовольствию в библиотечке лаборатории нашлось руководство по капельному химическому анализу, позволяющему определить качественный и количественный состав вещества. Я полистал брошюру, в которой была подробно описана последовательность действий, поставил ее перед собой и приступил к работе.
К трем часам дня я уже имел исчерпывающие представления об исследуемом веществе. Основными компонентами, из которых оно состояло, были хромат калия, фторид калия, иодид натрия и карбонат кальция. Эти соединения составляли девяносто четыре процента смеси. Кроме этого в ее состав входило несколько других соединений, но на их определение понадобилось бы еще несколько часов.
Я вышел из здания лаборатории в задумчивости. Агрессивные пятна превращали наши земные материалы во вполне привычные соединения. Могли ли дальнейшие исследования химического состава дать мне подсказку о природе пятен? Возможно. Однако чутье подсказывало, что эти асы маскировки рано или поздно должны себя проявить как-нибудь еще.
Я сел в машину, взял в руки рацию, увеличил громкость. Из динамика доносилось легкое потрескивание. Подавив в себе желание нажать кнопку и позвать Шишигу, – а вдруг он спит, и это прогневит Миру? – я выключил рацию и швырнул ее на сидение.
Вытащив из кармана свернутый вчетверо листок с выписанными химическими символами, я еще раз на него внимательно посмотрел. Это были первые научные свидетельства моей работы.
Кропотливый труд навеял на меня особое наркотическое состояние поиска, в котором я любил пребывать прежде. Я взглянул на часы. До вечера было еще много времени. Если я вернусь сейчас, то это иллюзия будет разрушена очередным столкновением с Мирой.
Я завел мотор, выехал с территории предприятия и повернул к городу.
Мне захотелось сделать что-нибудь целесообразное.
Не иначе, это случилось потому, что я вспомнил свой сон, когда мельком глянул в зеркало заднего вида. Вместе с тем в памяти всплыло то, как неприязненно рассматривала Мира мою перепачканную пылью одежду, когда вчера я пытался объяснить ей, что это именно я являюсь их спасителем.
Я вдруг подумал о том безупречном порядке и идеальной чистоте, которые видел в квартире Миры. Сам я в этом отношении всегда был довольно небрежен, и если не было рядом близкого и непосредственного товарища, который мог бы дать мне полезный намек, моя небрежность всегда грозила перерасти в неряшливость. Когда в прошлом году работа превратила меня в сумасшедшего, я иногда по нескольку дней кряду не менял одежду и ночевал прямо в лаборатории. И, видит Бог, нисколько от этого не страдал.
Прежде всего, я зашел в большой, солидный магазин одежды, где выбрал себе целый ворох самых шикарных нарядов. Чего стоили одни только кожаные брюки с рядами маленьких черных заклепок вдоль швов. К этим штанам, как мне показалось, хорошо подошла шелковая рубаха дымчатого цвета и узкий серый замшевый пиджак. Также я взял две кожаные куртки, берет, плащ, две пары брюк, джинсы, а также стопку белья и носков. В обувном отделе выбрал пару прочных спортивных полуботинок.
Рядом с магазином одежды был парфюмерный. Я взял там все необходимые бритвенные и туалетные принадлежности и поехал искать сауну.
Сауна нашлась довольно быстро, но тут меня ждали определенные трудности.
В помещении имелись парилка и бассейн, наполненный холодной водой. Опустив в нее руку, я почувствовал, как по спине пробегает мороз.
Парилка функционировала на электричестве, зато в предбаннике был оборудован настоящий камин, и лежала стопка дров.
Растопив камин, я разделся, взял мыло и шампунь и с криком запрыгнул в бассейн. Продолжая орать на всю сауну, я тер себя изо всех сил и даже несколько раз нырнул с головой.
В общей сложности я провел в воде около семи минут, но мне показалось, что они длились бесконечно долго.
Выскочив, я растер себя полотенцем, которое было приготовлено в предбаннике. Дрожа, я оделся во все новое и присел к камину.
Когда дрожь прекратилась, я взял бритвенные принадлежности и вернулся к бассейну. Я присел на парапет и стал бриться, разглядывая себя в зеркальце, которое нашлось в упаковке вместе со станком.
Я полоскал станок в воде, и черные лохмотья расплывались по бассейну, как причудливые водоросли.
Побрившись, я нанес на лицо ароматный гель, снова вышел в предбанник и посмотрел в зеркало. На меня тревожно глянул вполне ухоженный незнакомец, одетый вызывающе, как рок-певец. Полный гламур. Я подмигнул себе и почувствовал прилив оптимизма.
Пытаясь отогнать от себя назойливые мысли о своем внешнем виде и о том, повлияет ли избавление от бороды на отношение Миры ко мне, я ехал к дому.
Было все еще светло.
Вдруг я почувствовал, что голоден, и на минуту остановился возле маленького продуктового магазинчика.
Дверь была закрыта, и мне пришлось разбить витрину лишь для того, чтобы взять упаковку круасанов и бутылку колы. Выйдя, я обернулся и с сожалением глянул на разбитое стекло. Разве нельзя было найти открытый магазин? Ведь так я скоро превращусь в настоящего вандала!..
Подъезжая к «Поплавку», я издали увидел Миру. Она стояла в нескольких шагах от ресторана, облокотившись о перила, и смотрела в воду.
Я остановил машину и умышленно громко хлопнул дверью, но Мира даже не шелохнулась. Когда я подошел и, став рядом, попал в поле ее бокового зрения, она вздрогнула и, повернув голову, еще мгновение меня не узнавала.
– Имидж сменил, – сказал я. – А что такого?
С моего бритого подбородка взгляд Миры скользнул на мои кожаные брюки.
– О, Боже, – вздохнула она и пошла в направлении крыльца.
Я немного постоял и пошел следом. Мне захотелось чего-нибудь выпить, но я дал себе слово не прикладываться к спиртному. Вчера, когда мы с Шишигой, веселясь, пили коньяк, у меня мелькнула мысль, что все это похоже на пир во время апокалипсиса.
Я решил не перетаскивать взятое в магазине тряпье в «Поплавок», чтобы избавить себя от дополнительных насмешек со стороны Миры.
В помещении было тепло: работали кондиционеры. Я вошел в зал.
– Ростислав! – обрадовался Шишига. – Я пытался с вами связаться по трансиверу, но ваш не работал! Что случилось?
– Рация была отключена, – сказал я, присаживаясь на стул.
Миры в зале не было.
– Мы волновались. Что угодно могло произойти.
– Я соблюдал меры безопасности, – сказал я, нисколько не веря в это «мы».
– Как успехи? – спросил Шишига. – И где ваша бородка?
– Говори мне, пожалуйста, «ты», – сказал я. – Нас ведь всего трое на планете. К чему этот этикет?
Шишига расплылся в улыбке: ему было лестно мое предложение.
– Смог что-нибудь узнать? – спросил он, краснея.
Я достал из кармана сложенный лист и дал Шишиге.
– На-ка, взгляни. Это состав желтого порошка, которым засыпан город.
На лице Шишиги появилось восхищение.
Прочитав символы, он сказал:
– Какие-то соли?
Я кивнул.
– Будь среди нас опытный химик, – сказал я, – он, возможно, нашел бы какую-нибудь зацепку. Я пока ничего интересного не вижу.
Шишига сделал жест рукой, указывая на мою одежду.
– Ты в этом неплохо смотришься. Можешь и мне привезти разных шмоток?
– Без проблем. Но только скажи, что конкретно. Вкусы ведь бывают разные. К примеру, то, что сейчас на мне, раздражает твою сестру.
Шишига оглянулся, а затем осторожно спросил:
– Вы что, поссорились с Мирой?
– У нее ко мне патологическая ненависть.
Сказав это, я впервые подумал о себе и Мире, как о единственных потенциальных продолжателях рода людского.
– Нет. – Шишига покачал головой. – Мире всегда бывает трудно принять человека за своего. Может быть, вы в чем-то отличаетесь друг от друга, и ты сейчас ей кажешься еще… ну, как бы немного чужим. На самом деле она вовсе не злая, а наоборот – очень заботливая. Просто нужно некоторое время, чтобы ее приручить.
– Время? – Я нервно рассмеялся. – Что мы знаем теперь о времени? Сколько его у нас осталось? Сегодня утром я думал, что эти исследования дадут мне какую-то подсказку, почву для дальнейшей работы, но у меня по-прежнему нет никакого плана. А что касается твоей сестры, Рома, то, думаю, если я стану тратить время на ее приручение, мы все можем оказаться в одном нехорошем месте.
– Все-таки я поговорю с ней, – сказал Шишига.
В его глазах читалось такое искреннее желание помирить нас с Мирой, что я невольно улыбнулся.
– Ну, как знаешь, – сказал я. – А заняться шопингом мы с тобой можем и ночью.
Поднявшись, я взял стул и пошел на второй этаж.
Проходя мимо комнаты Миры, я чуть приглушил шаги. За дверью было тихо.
Я вошел в комнатушку, где на столе стоял мой хроновизор, поставил стул и сел. Возле подоконника была розетка, я наклонился и включил аппарат в сеть. Затем развернул его объективом к окну и нажал на пуск.
На мониторе загорелась заставка программы: моя собственная стилизованная физиономия в донкихотском шлеме.
Затем заставка растаяла, и появилось изображение набережной. Уже начало смеркаться, и я добавил чуть яркости и резкости, но от этого ухудшилась контрастность изображения.
Я открыл автоматическую полосу прокрутки и включил обратное сканирование.
Предыдущую секунду, которую показывал хроновизор, программа была в состоянии разделить на шесть миллиардов равных отрезков. В реальности их количество было неисчислимо, то есть состояло из бесконечного числа точек-нигилов, или, как я сам их называл, ничевоков. Что такое ничевоки – я не знал. Вернее, меня не удовлетворяли те несколько смехотворных определений, которые могла дать моя научная группа. Возможно, на поиск этого определения ушла бы жизнь не одного десятка поколений ученых, а может, поиск продолжался бы до тех пор, пока природа не подарила бы человечеству нового Эйнштейна.
Шесть миллиардов отрезков секунды – это далеко не предельная возможность современной кибернетики и электроники. Хроновизор был первой экспериментальной моделью. Я собрал его сам за собственные средства, а программу написал мой помощник Андрей Тихонов, тот самый, у которого я позавчера рассчитывал переночевать.
Программа автоматически задерживалась на каждом отрезке по полсекунды. Это была стандартная скорость сканирования. Ее можно было изменить в сторону увеличения или уменьшения, а если ее не изменять, то весь процесс наглядного сканирования одной секунды занял бы девяносто пять лет. И это была бы все та же предыдущая секунда.
Сканируемая секунда не являлась чем-то статичным, она была скорее совокупностью бесконечного количества движущихся параллельно континуумов, каждый из которых мог бы быть вероятной причиной последующего и следствием предыдущего.
Я уставился на монитор, и уже на третьем кадре меня бросило в жар.
По набережной, низко опустив голову, брел человек. За пол секунды, в течение которых демонстрировался кадр, он успел сделать один шаг.
Я немедленно остановил сканирование и вернулся на деление с меткой «минус три шестимиллиардных доли секунды».
Человек двигался в направлении «Поплавка». Он был одет в темный плащ и фуражку и походил на призрак. По мере его приближения я чувствовал не столько радость открытия, сколько страх. Разум вместо того, чтобы давать объяснения происходящему, оцепенел и не мог породить никакой догадки по поводу наблюдаемого мной факта.
Человек, существующий за три шестимиллиардных доли секунды до моей реальности, приблизился к зданию ресторана. Мне пришлось приподнять хроновизор, чтобы проследить еще несколько шагов незнакомца. В конце концов, он пропал из виду, и, судя по направлению движения, вошел в здание.
Я поставил хроновизор на стол и, выбежав на лестницу, глянул в зал.
За столом сидел Шишига и читал газету. Увидев меня, он шепотом спросил:
– Ну, как? Все еще ерепенится?
Я вперился взглядом во входную дверь, но она, как и следовало ожидать, осталась закрытой.
Значит, либо человек не вошел в зал, либо следствие, причиной которого было движение, совершенное им, не попадало в нашу реальность. Испытывая смешанные чувства, – разочарование, азарт, волнение – я махнул Шишиге рукой и побежал обратно.
Усевшись за монитор, я вновь запустил сканирование.
На одиннадцатом кадре появилась женщина. Она шла по тротуару, затем свернула, пересекла дорогу метрах в ста, постояла немного у реки, посмотрела по сторонам и побежала в противоположную сторону.
На семнадцатом кадре я увидел удаляющуюся машину. На двадцать девятом был старик. На тридцать восьмом – девушка. На сорок пятом – пара: мужчина и женщина; они стояли рядом с авто и о чем-то спорили.
В среднем каждый седьмой-восьмой кадр был обитаемым. Я сохранял все изображения в памяти хроновизора и продолжал сканирование до тех пор, пока не набралась галерея из нескольких десятков изображений.
Остановив процесс, я стал сверять картинки. Ничего особенного. Обычные люди, такие же, какие ходили по улицам Москвы до вчерашнего дня. Одежда некоторых из них были изрядно перепачканы известной мне желтоватой пылью. Я мог рассмотреть некоторые лица. На них были выражения отчаяния, испуга, отрешенности. На одной из фотографий лежал человек, и было неясно, жив он или нет.
За окном совсем уже стемнело. Я включил ускоренное сканирование без изображения, встал со стула и заходил по комнатке взад-вперед.
Кто были эти люди? Как они попали в прошлое? Связано ли их появление в отрезках предыдущей секунды с нашествием космических пятен?
Не в силах больше оставаться единственным свидетелем открытия, я выскочил в коридор и крикнул:
– Роман!
Когда Шишига вошел в комнату, сканирование уже завершилось, и я просматривал график. Шишига щелкнул было включателем, но я на него цыкнул, и он снова выключил свет.
На графике нарисовалась кривая Гаусса с несколько заостренной вершиной. Причем настоящее время (а вернее, время, в котором находился хроновизор) находилось в его самой нижней точке положительной области. Наибольшая активность соответствовала диапазону между минус одной и минус двумя шестимиллионными долями секунды. Мысленно я тут же назвал эту кривую «зоной основного заселения».
Выбрав середину этого диапазона, я стал сканировать вручную.
За окном были густые сумерки, и на экране виднелись лишь трудноразличимые тени.
Роман стоял рядом и терпеливо ждал. Неожиданно на мониторе появилась машина, свет фар разорвал темноту.
– Это за окном, что ли? – спросил Шишига полусерьезным тоном.
– Как видишь, – сказал я и стал крутить дальше.
Вдруг на экране вспыхнули фонари.
– Что это? – ахнул Роман.
Я остановил вращение.
Перед нами простиралась набережная от «Поплавка» до дальнего моста. Несколько ближних домов и один дальний также были озарены светом. По улице двигались машины, а на тротуаре можно было насчитать с десяток пешеходов.
– Перед нами Москва, – сказал я. – И ее жители.
– Это что, запись? – спросил Шишига.
– Нет, – сказал я. – Штуковина, через которую мы сейчас смотрим на улицу, называется хроновизором. Помнишь, я тебе о нем говорил? При помощи этого устройства мы видим прошлое, которое отстает от нас на один короткий миг.
Я пошевелил аппаратом и слегка изменил ракурс.
– Видишь?
– Ух ты черт! – потрясенно выдохнул Шишига. – Но это же… Это же вроде как параллельный мир!
– Нет, – сказал я. – Он не параллелен по отношению к нам.
– И они… эти люди… – Шишига стал заикаться. – Они ходят по улице… ездят на машинах… Там есть свет. Значит, у них не случилось катастрофы?
– Посмотри вон на те дома. – Я ткнул пальцем в монитор. – Там нет света. А вдалеке вообще все в темноте.
– Значит, и там катастрофа?
– Выходит, так.
– Жутко, – сказал Шишига.
– Жутковато, на первый взгляд, – согласился я.
– Если они не находятся в параллельном мире, то где? – спросил Шишига.
– Ну… Назовем это расслоением причинно-следственного континуума. Они позади нас. Но не в нашей… э-э… причине. – Я задумался и, наверное, молчал несколько минут, а затем сказал. – Теоретически это невозможно. По идее мы видим в хроновизоре наш мир – не какой-нибудь альтернативный – а именно наш. Но только такой, каким он был долю секунды назад.
– Я не понимаю, – сказал Шишига. – Вот… прошла секунда… и еще одна. Но я никого за окном не видел.
– Настоящее является следствием прошлого и причиной будущего, – сказал я. – Это ты понимаешь?
– Угу, – кивнул Шишига.
– В настоящем не может быть причины настоящего. Ты согласен?
– Согласен…
– Хроновизор видит прошлое, являющееся в свою очередь этой самой причиной и следствием еще более старого прошлого. Но возможности данной модели не позволяют определить различие между двумя нигилами, являющимися как бы краями причинно-следственной связи.
– Что такое нигил?
– Точка. И вместе с тем ничто. Бесконечно малое небытие. Ничевок.
– Ничевок? – повторил Роман.
– Да. Теперь ты понимаешь, какие два вывода можно сделать из проделанного опыта?
– Какие? – спросил Шишига.
– Эксперимент доказывает, что либо отрезки причинно-следственных отношений вообще не лежат на прямой, состоящей из последовательного ряда нигилов, либо то, что мы видим, не является причиной или предпричиной настоящего.
– А что является причиной настоящего? – спросил Шишига после некоторой паузы.
– Не знаю, – сказал я. – Не иначе, у нашей реальности и у той, которую мы видим на экране, причина общая, и лежит она где-нибудь позади. Здесь. Или здесь. – Я указал пальцем на шкалу полосы прокрутки. – Хотя и невероятно с точки зрения квантовой физики, чтобы причина могла быть настолько удалена от следствия…
В эту минуту ярко осветился подоконник, а в стекле отразился парень в белом поварском халате. Он подошел к столу, положил на него какой-то журнал и, согнувшись, стал в нем писать. В дверном проеме появилась женщина. Она беззвучно заговорила. Парень повернулся и кивнул. После этого он еще что-то написал в журнале, кинул на него ручку, захлопнул и вышел из кабинета.
Мы с минуту молчали. Наконец, я сказал:
– Кажется, время действительно расслоилось, Рома.
Я вытянул руку и подвигал ею в пространстве между объективом и окном.
Руки не было на мониторе, хотя она должна была там появиться. Если рука не появлялась на мониторе, это могло говорить только об одном – у моей руки отсутствовало прошлое. Иными словами, не существовало никакой причины появления руки в настоящем, однако в настоящем она явно была, и я ее отчетливо ощущал. Несколько раз сжав в руке невидимый эспандер, я убрал руку. Затем вновь подставил под объектив. И опять убрал. Продолжая повторять опыт, я смотрел на этот парадокс и пытался выискать в сознании хоть единственную мало-мальски разумную мысль, но в голову лез один бред.
Подоконник, набережная и дома существовали в каждом из мгновений прошлого вплоть до настоящего. Люди были рассеяны, причем основная масса их находилась в одной точке на вершине кривой нормального распределения. Следовательно, не остается предположить ничего другого, как то, что вершина кривой и есть настоящее, а все, что сдвинуто от нее в сторону – ближайшее будущее. В таком случае мы находимся, – я произвел быстрые вычисления в уме, – в ноль целых двадцать пять стомиллионных доли секунды со знаком плюс!
– Можно я Миру позову? – услышал я долетевшие издалека слова Шишиги. Смысл этих слов я понял уже на первом этаже. Кивнув головой идущему за мной Шишиге, я плечом открыл дверь, – в руках у меня был хроновизор, – и выскочил в вестибюль.
Назад: 3
Дальше: 5