21
Лагерь был пуст. Нас никто не встретил возле импровизированного КПП, сложенного из увесистых булыжников и навесом из брезента. Никто не вышел нам навстречу, когда мы, щурясь от яркого света горящих прожекторов, миновали невысокую калитку в периметре. Никто не стал возражать, когда мы побрели по центральной улице между палатками. Не были видно ни людей, ни их тел, ни видимых причин их исчезновения.
Вдоль периметра, с дистанцией в полтора метра, в землю были вкопаны металлические емкости с черной, маслянистой жидкостью внутри. Земля вокруг них была черна от копоти. Прямо на входе, а так же еще в нескольких местах, валялись узкие спаренные баллоны с длинными трубками на гофрированных шлангах. Я узнал в этих устройствах огнеметы, видел такие в кино.
Создавалось впечатление, что обитатели лагеря попросту ушли, все разом, побросав вещи. Впрочем, я догадывался что случилось. И почему военные пропали без следа.
Мы медленно шли мимо оранжевых шатров, углубляясь в лагерь. Здесь нам все же встретились следы борьбы. Местами палатки были вскрыты чем-то острым, видимо люди резали их ножами, чтобы побыстрее выскочить на улицу. Борт одного из шатров был съежен, придерживающие его колья повалены в стороны.
— Надо добраться до передатчика, — прохрипел геолог.
Мы миновали палатку с надписью «Штаб». Полог ее был откинут, изнутри лился холодный электрический свет. Я успел заметить лишь ряды стульев, белый экран и стол с бумагами.
Свернули на перекрестке, ориентируясь по видимой верхушке антенны. Нашему взору открылся белоснежный купол с вытянутым входом — шлюзом. Купол был без окон, абсолютно гладкий, лишь сбоку торчал раструб вентиляции. Тут же надсадно гудели несколько дизельных генераторов, мягко взбивая воздух лопастями охлаждения.
— Нам туда, — Карчевский ткнул пальцем в высокую армейскую палатку, стоявшую рядом с куполом, прямо в тени возвышающейся над нами скалы. Из палатки тянулись провода к антенне. Видимо, это и был центр связи.
Мы преодолели последние метры. Каждый последующий шаг давался мне все тяжелее и тяжелее, силы покидали меня. В саму палатку связи я практически ввалился, рискуя сбить центральную опору. Застонал, повалился на пол, с трудом перевернулся на спину. В глазах потемнело.
Я был опустошен, выжат как лимон, но даже острая резь в ступнях и раскалывающаяся голова не могли притупить получаемое блаженство от лежания на покрытой брезентом земле. И никакая сила не могла поднять меня вновь.
Олег понимающе посмотрел на меня, сам дотащил Степанова до низкой койки. Осторожно положил, как спящего младенца, и, шатаясь, побрел к стоящей в углу аппаратуре связи. Упал в крутящийся стул, грохнул локтями по столу и что-то забубнил в микрофон, вертя негнущимися пальцами рычаги настроек.
Я не слышал его слов. В моих ушах стоял звон, смешиваемый с каким-то шелестом. Я не сразу понял, что это я слышу собственное дыхание. Я видел перед глазами зеленый потолок с прямым, как стрела, швом, а также упирающуюся в этот потолок дюралевую стойку.
Я просто закрыл глаза и провалился в очередной короткий сон без сновидений.
— Игорь, просыпайся!
Я уже начинал ненавидеть свое имя, потому что именно с этим именем обращались ко мне, вырывая из спасительного забытья.
— Игорь!
Тяжелая и горячая ладонь геолога легла мне на плечо и затрясла. Пришлось разлепить глаза, затуманенным взором окидывая окружающий мир.
В глаза словно насыпали песка, они казались высушенными.
Я опустил веки вновь.
— Игорь!
На сей раз трясли сильнее и настойчивее.
— Чего тебе? — спросил я, пытаясь нырнуть в темноту забвенья.
— Пойдем со мной.
— Никуда я не пойду. Оставь меня.
— Пойдем. Я должен тебе кое-что показать.
— Не хочу. Уйди. Я устал.
— Я вызвал Большак. Скоро прилетит помощь.
— Хорошо.
— Игорь! Вставай!
Я чуть приоткрыл глаза, сквозь ресницы посмотрел на Карчевского.
— Дай еще немного полежать. Я очень устал.
— Отдохнем на том свете. Пойдем, потом будет поздно. Я покажу тебе кое-что. Это касается твоего друга, Краснова.
Я лежал и слушал свое дыхание. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Встать или нет? Надо и хочу. Надо или хочу? Раньше бы не встал, теперь не могу не встать. Что ты сделал со мной, проклятый город?
Я сел и только потом открыл глаза. Меня качнуло, но геолог был рядом.
— Давай, вставай аккуратно.
Я поднялся. Во всем теле была свинцовая тяжесть, не мое это было тело, чужое. И ноги-колодки, еле переставляю. На носках засохла кровь, они все пропитались ею. Снимать будет больно.
Я потряс головой, отгоняя накатывающую тошноту и слабость. Если бы меня не держал под руку Карчевский, я бы наверно упал. А так ничего, держусь.
Чуть в стороне, возле стола с мигающей радиоаппаратурой, на кушетке лежит Степанов. Грудь вздымается — дышит.
— Как он? — кивнул я в сторону старика.
— В сознание не приходил. Хорошо его выпили ночью. Но, думаю, выкарабкается.
— Жаль, Илья не дошел, — я вздохнул. — Он из-за меня погиб.
— Не пори чушь. Он сделал то, что нужно было сделать. Он молодец.
Я согласно кивнул. Да, геолог прав. Но горечь никуда не ушла, осталась в груди, затаилась до подходящего момента.
— Пошли. Чего показать-то хотел?
Мы вышли из палатки. Я скрипел зубами от боли, но старался не показывать это Олегу. Нечего ему думать, что я малодушничаю.
Шаги давались с трудом, я двигался как человек, недавно научившийся ходить — осторожно опуская каждую ногу на землю, стараясь равномерно переносить вес. За локоть меня поддерживал геолог, который сам того не замечая тащил меня вперед. Уж очень не терпелось ему.
Мы свернули на дорожку, ведущую к белоснежному куполу. Полуденное солнце выглядывало из-за него, как из-за снежной горы, чуть пригревало, тщетно соперничая с пронизывающим холодным ветром. Я отметил, что изо рта идет пар.
Купол навевал мысли о больнице. Чистый, белый, равнодушный. Профессиональный. Шатры и армейские палатки были обезличенны, без характеров, но от них не стоило ожидать сюрпризов. А белый купол, возведенный на вершине горы, в центре военного городка, настораживал и интриговал.
Мы подошли к входному шлюзу. Карчевский поднял полупрозрачный пластиковый полог, и мы поднырнули под него, оказавшись в коротком коридоре. Здесь было тесно двоим, поэтому Олег без задержки толкнул в сторону пластиковую дверь со значком биологической опасности в центре. Я не успел и рта раскрыть, как дверь чавкнула толстой резиной уплотнителя, легко отъехала по направляющим в стену. Геолог привычно шагнул внутрь, а я остался на пороге, удивленно осматривая открывшееся помещение.
Изнутри купол казался выше и больше. Покрытые белым пластиком стены казались пористыми и теплыми на ощупь, их хотелось потрогать. Под самым потолком на кронштейнах висела труба принудительной вентиляции, а также четыре длинных шланга с медными распрыскивателями на концах, очень похожими на те, которые устанавливают для поливки газонов. Видимо, из них в случае чего должны были заливать пожар. Или распрыскивать какую-нибудь дезинфицирующую химию. Или пускать яд, черт их разберет, этих военных.
Само помещение купола было разделено на несколько отсеков высокими перегородками из того же пластика. В самом конце зала я увидел закрытое помещение, похожее на длинный, прозрачный контейнер. В нем в ряд стояли какие-то металлические гробы без крышек.
Карчевский поманил меня за собой, к одному из отсеков. Я с секундным замешательством посмотрена на висящие у входа защитные комбинезоны с сапогами-бахилами и безразмерными крагами, поспешил к нему.
Отсек был похож на комнату охраны в супермаркете — множество мониторов, поделенные на сектора цифровыми обозначениями, пульт с кнопками, какая-то схема на стене, стопки бумаг на столе.
Сейчас на всех мониторах царствовала серо-черная метель, от которой мы сбежали несколько часов назад. Если бы я не знал, то решил бы, что камеры не работают, демонстрируют на экраны помехи.
Это что ж получается, камеры развешаны по городу?
— Смотри, — Олег ткнул пальцем в стопку бумаг.
Здесь были непонятные мне схемы, какие-то расчеты, графики и математические выкладки. Почти на всех было что-то подчеркнуто или обведено красным маркером.
— Я не понимаю, — я с недоумением уставился на геолога, перевел взгляд на листы. Но не успел Олег мне ответить, как я увидел все сам.
Среди схем и расчетов лежал лист формата А3 со следами складывания. Поверхность листа была исчерчена диаграммами и кривыми, в шапке значилось: «Сводные показатели активности объекта «Гость»». Этот отчет был снизу подписан размашистой росписью, после которой следовала расшифровка «ответственный Краснов Д.С.».
— Это… Это подпись Дениса? Он работал с военными?
Вместо ответа геолог кивнул головой в сторону другого отсека.
Мы пересекли центральный коридор и оказались в помещении с рядом неизвестных мне приборов. Судя по множеству циферблатов и разноцветных визуализаторов, приборы были измерительными.
Тут же, на нескольких столах, были разложены большие книги с исписанными плотным, убористым почерком страницами. Цифры, условные обозначения, символы — все под указаниями дат и точного времени, очень похоже на дневники наблюдений. Поискал глазами фамилию Дениса, но не увидел.
Зато мое внимание привлек большой монитор компьютера в дальнем углу, на котором демонстрировалось схематическое изображения, больше всего похожее на муравейник в разрезе.
— Что это?
Бородатый гигант, который все это время молча наблюдал за мной, эмоционально ответил:
— Это, Игорь, доказательство моей правоты.
Он улыбался, победно, широко. Улыбка была страшной, в обрамлении колтунов из кровавой корки и грязи, но от того не менее искренней. Геолог был счастлив.
Он шагнул к монитору, бесцеремонно начал тыкать грязным пальцем в жидкокристаллический экран. И куда только делась усталость?
— Вот, — начал объяснять он с жаром. — Эта кривая — поверхность горы, так сказать профиль в разрезе.
Я кивнул. Хоть тут угадал.
— Вот это, темно-коричневым закрашено, это основной массив горы. Вот тут, разными оттенками, это разные пласты и породы. Далее, — палец геолога съехал на хитросплетение светло-коричневых дорожек. — Это у нас пустоты. Вот отсюда и вот отсюда выходят подземные воды, это уже ниже уровня города. Где-то вот тут, левее, за пределами монитора, должны быть Колодцы.
Теперь картинка для меня стала понятнее. Так обычно в школе изображают на уроке геометрии схему земной коры или принцип работы вулкана. Только здесь все было сложнее, покрыто сеткой с координатами и кодированными обозначениями.
В самом низу экрана, в глубине схематической горы, была показана большая полость, видимо, огромная пещера. В ней находился объект, похожий на перевернутую тарелку. Объект располагался немного под наклоном и был выкрашен в синий цвет. Судя по масштабу, эта тарелочка была огромной.
— А это, дорогой мой Игорь, и есть наша магнитная аномалия, наши загадочные залежи железа, — Карчевский посмотрел на меня взглядом человека, выигравшего войну.
— Инопланетяне? — выдавил я.
— А хрен их знает, — Олег пожал плечами, подпер подбородок кулаком. — Но сидят они в горе уже очень давно, видишь, как их зажало между пластами? Я так понимаю, подземные воды подмыли основание, и эта синяя хреновина вывалилась ниже, на берег подземного озера.
Я переваривал услышанное, а Олег продолжил.
— Вот эта прямая, которая почти упирается в свод грота, это, я так понимаю, как раз и есть шахта Комиссарская. Насколько я могу понять, большинство измерений и замеров, которые представлены тут, делались именно из нее. И за показаниями приборов следил, скорее всего, твой погибший товарищ.
— Но шахта же заброшена? — напомнил я. — И военные тут появились после пропажи туристов.
Олег вытащил чудом сохранившуюся пачку сигарет, извлек помятый цилиндр, закурил. Закашлялся, с раздражением рассматривая тлеющий огонек, засунул его в рот.
— Допустим, многое чего развалилось и забылось со времен Союза. Но это не значит, что оно перестало работать. Вон, полярная станция «Прогресс-1», не слышал? Там когда-то такой центр измерений был, передовой, мощный. За ним целый отдел в министерстве следил. А потом и министерства не стало, и про станцию забыли. А данные до сих пор передаются в автоматическом режиме. Только вот регистрировать их уже некому. Сейчас, правда, интерес к северу опять проснулся, даже финансируют экспедиции. Видать, нефть нашли.
— А Денис-то тут причем? Он же учителем работал.
— Ну, значит не простым учителем, — Олег выпустил дым из ноздрей. — А может так сложилось. Тут ведь особенных навыков не нужно, знай себе снимай показания да в отчеты заноси. Ты сам подумай, проще же нанять кого-то из местных, чтобы приборы проверял, чем присылать народ из других мест ради пустяковой работы. Зная наших доблестных радетелей народной безопасности, когда-то ими был инициирован в Славинске проект по разработке нашей аномалии. Потом масштабный писец в размерах страны, перестройка, передел, развал. Старое забыто, новое не создано. Специалисты разогнаны, проект заморожен. Агент на местах исправно шлет отчеты в никуда, но отчеты эти уже мало кому интересны, они кладутся в дальний ящик. В какой-то момент агент решает покинуть наш гостеприимный городок, но вместо нужно кого-то оставить? И он вербует твоего товарища. А что? Деньги никому не помешают, а задача то перед ним стоит не сложная.
— И Денис устраивается работать к Юдину, — предположил я.
— Возможно, — уклончиво кивнул Карчевский. — А потом что-то происходит. Может быть, просыпаются обитатели нашей синей громадины. Может быть, они пытаются освободиться, а может наоборот, продолжают свою многовековую работу. Как бы там ни было, меняются стабильные показания приборов, в городе происходить чертовщина, пропадают люди и проявляются прочие признаки надвигающейся тотальной жопы.
Я внимательно слушал разошедшегося геолога, он ходил из стороны в сторону и живо жестикулировал. Я перебил его:
— Но почему Денис хотел взорвать шахту? Почему хотел похоронить плоды своей работы?
Карчевский остановился, многозначительно поднял указательный палец вверх, указывая на своевременность моих вопросов, шагнул к столу и снял с одного из мониторов заранее приготовленный картонный скоросшиватель с тесемками на боку. Раскрыл его и вытащил оттуда лист бумаги, протянул мне. Я с ужасом увидел на скоросшивателе забытый с армии гриф секретности «СС/ОП» — совершенно секретно/особая папка.
— Ты чего, Олег! — зашипел я. — Это же гостайна!
Но геолог лишь отмахнулся.
— Читай.
Со смешанным чувством я пробежал глазами печатный текст. В углу листа стояла цифра 12, обозначающая номер страницы, первое предложение было не с начала. Я начал читать с нового абзаца.
«Оператор ИУ Краснов Д.С. в период с 7 июня по 19 июня высылал внеочередные отчеты на имя заместителя начальника сектора Вихрова О.А.
В своих докладах Краснов Д.С. информирует об увеличении активности показаний на точках сбора измерений в западном штреке шахты Комиссарская. Также оператор Краснов Д.С. утверждает, что несколько раз наблюдал неизвестных ему существ, гуманоидов, в закрытых и законсервированных туннелях выработки. Описанные им существа подходят под описания, полученные вследствие изучении объекта «Гость» Отделом особых исследований Второго ГУ КГБ СССР (Доклад по проекту «Веретено» от 12.04.1979, Приложение 3).
Оператор Краснов Д.С., не имея информации по Проекту в связи с низким уровнем доступа, несколько раз пытался вступить в контакт с неизвестными ему существами, но попытки не увенчались успехом.
В своих предпоследних отчетах от 17 и 18 июня оператор Краснов Д.С. сообщает, что измерительные устройства в шахте Комиссарская отмечают повышение температуры, повышение радиационного фона, а также необычные звуковые и визуальные эффекты. Оператор Краснов Д.С. предполагает, что неизвестные ему существа, связанные с объектом «Гость», могут проводить некий энергозатратный эксперимент неизвестного характера.
Отчет оператора Краснова Д.С. от 19 июня сумбурен и полон противоречий, поэтому комиссия не рекомендует использовать его в качестве валидного материала для изучения. Основной линией отчета является уверенность оператора Краснова Д.С. во враждебности объекта «Гость» к внешней среде, а также о прогрессивности слуховых и визуальных галлюцинаций, вызываемых у жителей населенного пункта Славинск неизвестным воздействием. В частности в большинстве опросов упоминаются визуальное наблюдение пропавшего более 12 лет назад рабочего шахты Комиссарская, героя Социалистического Труда, писателя-публициста, автора книги «Душа моего города» Краснова Сергея Ивановича, отца оператора ИУ Краснова Д.С. (сводный отчет № 12, Приложение 8).»
Я дочитал страницу до конца, поднял глаза на Карчевского. Олег молчал, наблюдая мою реакцию. Я вновь перевел взгляд на лист и перечитал последнее предложение.
Существа под землей. Тайный проект военных. Загадочный объект в глубине горной породы. Подземные гроты и рукотворные шахты. Денис Краснов и его пропавший отец. Я и мой прилет в город. Все это крутилось в голове, то складываясь в некое подобие целостной картины, то вновь разлетаясь на отдельные фрагменты. Новые знания не прибавили успокоения, они породили новые вопросы. Почему военные не докопали шахту до конца? Почему всем являлся именно отец Краснова и как это связано с его книгой? Почему Денис решил, что существа из шахт враждебны? Что в лагере делали военные и почему они не вмешались в события в Славинске?
Единственное, что я теперь знал наверняка, это то, почему Денис позвал меня в город. Возможно, на его месте я сделал бы то же самое.
Денису нужно было кому-то рассказать о том, что происходит. О том, что он не мог понять и принять по причине собственной прагматичности. Раздираемый внутренними противоречиями, о чем он думал еще, как не о понимающем человеке рядом? Он старался открыть глаза своим незримым работодателям из соответствующих служб, но достучаться не смог. Попытался рассказать обо всем своему начальнику Юдину, но был осмеян. На что он мог надеяться еще?
Я представил себе истощенного работой и грузом страшных знаний Дениса. Бредущего по улицам родного города, засунув руки в карманы брюк, сутулясь и рассеяно зыркая глазами из-под нахмуренных бровей. Почему человеку плохо? Потому что пьет — подумали все и повесили ярлык. А городит ерунду потому что «белочка». Примеров вокруг масса, каждый пятый в подобных городках — алкоголик.
Что может сделать человек от отчаяния? Пойти на самый странный ход. Найти выход в последней возможности. Такой возможностью для Дениса стал я.
— Ему времени не хватило, — сказал я.
— Что? — не расслышал Карчевский.
— Денису не хватило времени дождаться меня, — я отдал лист геологу, грустно покачал головой. — Он письмо мне начал писать, но не знал, как лучше все выложить, чтобы я поверил. А я бы не поверил все равно.
Я горько хмыкнул, потер усталые глаза, бесцветным голосом продолжил:
— Тогда он подстраховался и сделал эту авантюру с квартирой. Чтобы я приехал точно, чтобы увидел происходящее. Чтобы увидел и поверил. Чтобы сделал что-нибудь, что не смог сделать он, — я поднял красные глаза на бородатого товарища. — А я ничего не смог сделать. Еле ноги унес. Чем я могу тут помочь?
Геолог пожал плечами.
— Я не знаю. Думаю, это риторический вопрос в данной ситуации. Пока вертолет не прилетел, пойдем. Я покажу еще кое-что.
Он положил лист обратно в скоросшиватель. Помог мне сделать первые шаги, которые давались с трудом — ноги застывали и поначалу отказывались гнуться. Неторопливо, охая и кряхтя как старики, мы вышли в коридор, и я последовал за Карчевским. Геолог направлялся к стеклянному боксу с металлическими гробами.
Комната-аквариум оказалась больше, чем я думал. Двойная дверь с сеткой переговорного устройства, пластиковый пол, толстое стекло стен. Комната вмещала в себя четыре, похожие на медицинские инкубаторы, контейнера, которые я принял за гробы, операционный стол с передвижной хирургической стойкой-лампой, тумбочку для медицинских инструментов, на которой лежал диктофон, несколько хрупких на вид шкафчиков с пробирками и пузырьками, а также два хитроумных прибора, похожих на систему экстренной реанимации и вентиляции легких. Операционный стол оставил неприятные ощущения, на нем были кожаные петли для фиксации конечностей.
— А наши защитник отечества тут, по ходу, вивисекцией баловались, — заметил фиксаторы Карчевский. — Видимо, для продвижения гуманитарных наук.
— Остришь? Слава богу.
— Да? — вскинул бровь Олег. — Не знал, что кому-то нравится. Ты лучше вон, поближе подойди. Полюбуйся.
Я сделал шаг вперед и почти уперся лбом в толстое стекло. Мое внимание сразу привлекли таинственные инкубаторы. Высотой с человеческий рост, они покоились на массивных кронштейнах, которыми можно было регулировать угол наклона. Прозрачные крышки плотно прилегали к металлическому основанию, от инкубаторов в сторону приборов реанимации шли пластиковые трубки.
Два инкубатора были пусты, сквозь крышки было видно белое рифленое нутро «гробов». В третьем словно погасили свет, он был заполнен чернотой. Чернота еле заметно переливалась, перетекала за прозрачной преградой.
Из четвертого инкубатора на меня смотрело существо. Я ойкнул и нервно сглотнул, вглядываясь в чужие черты.
Существо казалось мертвым. Быть может, оно таковым и являлось. Бледное, почти белое, с узкой, сплющенной по бокам головой, плавно переходящей в плечи. Без явно видимых рта и носа, с выпуклыми бельмами вместо глаз, существо было худым, с узкими плечами, с тонкими длинными ногами и руками. Кожа казалась пергаментом, сквозь нее просвечивало голубым.
Существо не подавало признаков жизни, как лягушка в банке с формалином.
— Охренеть, — вырвалось у меня. — Твою ж мать…
— Не лучший способ контакта, верно? — заметил Карчевский.
— Давай подойдем поближе! — я обернулся к нему, в моих глазах загорелся азарт. — Нужно что-то забрать с собой для доказательства! Это же такое событие! Я всю жизнь мечтал о чем-то подобном!
— Нет, — осадил меня Олег, качая головой. — Нам с собой не унести, шмонать будут по любому. Если бы не Семеныч, я бы вообще военных не вызывал. Оклемался бы и пошел подальше отсюда. Но не могу я его бросить… Мы ж с тобой теперь нежелательные свидетели, Игорян. Хочешь, нас еще и расстреляют теперь.
— На дворе ж не тридцать седьмой год, — засомневался я.
— На то и надеюсь, — развел руками Карчевский. — Ладно, идем. Семеныча проверить надо. Да и вертолет скоро прилетит.
Олег почти потащил меня к выходу, приобняв за плечи. Я бросил жадный взгляд на удаляющийся инкубатор, практически потянулся к листам на столе, мимо которого проходил. Но сдержался, с сожалением сжав кулак. Как же так? Такая возможность! Такой случай! Взять, спрятать, укрыть. Потом приеду и заберу. Ведь засекретят все, запрут в тайные лаборатории, в спецхранилища. Может быть, именно это я должен сделать, именно затем я оказался здесь?
Мы уже выходили из внешних дверей шлюза, когда я дернулся назад, прошипел:
— Пусти, Олег. Я должен забрать хоть что-то. Я должен рассказать людям, мне нужны доказательства.
— Что ты горячку порешь? — рыкнул, разозлившись, Олег. — Какие доказательства? Кусок гуманоида? Секретную папку? Помнишь, я тебе обломок показывал, так он нахрен никому не нужен. Как и доказательства твои. Сенсации захотел? Славы?
— Да ты не понимаешь! — воскликнул я, вырываясь из хватки геолога. — Получится, что все погибли зря! А так, пусть мир узнает…
— Да насрать твоему миру на это все! — Олег махнул рукой в сторону оставленного города. — Там таких сенсаций на любом телеканале пучок. Тут специалисты нужны, ученые. А их твои папки с грифами, да куски мертвой плоти не убедят. Им неоспоримые факты нужны, железобетонные. Придет время, мы способ найдем, притащим их за холеные бороды сюда, ткнем носами в очевидное. Мы тут камня на камне не оставим, дороемся до истины! Но это потом, до этого дожить надо. А ты своей неуемной клептоманией можешь подставить всех нас. Так что и не думай чужое тырить, с головой оторвут, дурак!
Он вновь схватил меня за руку и как капризного ребенка потащил на улицу. Я слабо сопротивлялся, но уже больше из чувства противоречия. Не скажу, что аргументы бородатого хама меня убедили, но спорить не было ни сил, ни желания. Тем более, что и сиюминутный порыв прошел.
Возле палатки связи стоял высокий, худой незнакомец. Я вскрикнул — это был бледный мужчина, который шел за нами по пятам. Тот, из-за которого я чуть было не выпрыгнул в окно.
— А ну, отойди от палатки! — увидел его Олег, зарычал, набычился, поднял с земли оброненную лопату. — Отойди, тебе говорят!
Душа Города, собиратель памяти, отец Краснова — кем бы он ни был — выпрямился и повернул голову в нашу сторону. Он не боялся дневного света, его самого окутывала чуть заметное свечение, воздух вокруг колебался, как от жары. Бесцветный, словно рисунок в карандаше, с четкими линиями изможденного лица, с черными точками внимательных глаз. Я заворожено наблюдал за этим существом, которое явно не было человеком. Тогда, ночью, он привиделся мне иным.
— Мы хотим всего лишь уйти! — выкрикнул Олег. — Мы не нужны тебе!
Он опустил лопату, понимая ее бессмысленность как оружия, поднял вверх ладони. Замер, решая, что же делать дальше.
Я сделал шаг вперед, поближе к товарищу. Бледное лицо Души дрогнуло, он посмотрел на меня. Он был неуловимо похож на Дениса, тот же взгляд, тот же наклон головы. Действительно, его пропавший отец?
— Я видел, ты приходил за мной, — решился я. — Но ты тогда отпустил меня. Почему сейчас ты идешь за нами?
Душа молчал, не двигаясь. Я увидел, что земля под ним стала похожа на серый пепел.
— Юдин был прав? Ты не забрал меня потому, что я чужой? — не сдавался я.
Существо, некогда бывшее Красновым — старшим, поморщилось как от зубной боли, но медленно кивнуло. Что, у него на Юдина такая реакция?
— Но теперь, — подбирая слова, продолжил я. — Ты догнал меня… нас. Зачем?
Карчевский чуть не дернулся за отложенной лопатой, а я вздрогнул, покрываясь холодной испариной, когда горную тишину вдруг прорезал свистящий звук, будто разом вытащили ниппели из тысяч шин. Звук был резкий, неприятный, он шел сразу отовсюду, не только со стороны не размыкающего рта существа. К своему удивлению я различил:
— Нужен видящий обе стороны. Нужен ты. Другие не важны.
Карчевский с тревогой посмотрел на меня. В его глазах читалась настороженность и предупреждение. Он сделал еле заметный шаг ближе ко мне, недобро сощурившись, повернулся к Душе.
— Уважаемый, — произнес он без какого-либо почтения. — Повторюсь, что не с того мы контакт начали. Да и не очень хочется общаться через посредников. Может, мы потом прилетим, посидим и все обсудим?
Худая фигура переместилась ближе к нам, я даже не заметил как. Явственно запахло чем-то пряным, такой запах я почувствовал, когда впервые ступил на землю Славинска. Значит, ты и тогда был там?
— Я не посредник, — вновь свист и шелест сложились в слова. — Я сам по себе. Меня пробудили. Оставили. Я — город. Теперь ничей.
Олег с поразительным спокойствием в голосе произнес:
— Если не сложно, не приближайся ближе. Ты нас пугаешь. Если не хочешь нам зла — сделай, как я прошу.
Воздух вокруг существа теперь колебался явственнее, но исходящего тепла я не чувствовал. В какой-то момент, когда редкий солнечный луч прорвался сквозь облака и мазнул нас своим светом, в этом дрожащем воздухе за спиной Души сверкнули мелкие искорки. Словно встряхнули длинный ковер с блесками, волна вспышек прокатилась от худого существа до выхода в лагерь, укатилась за перевал, в сторону города, связывая их невидимым поводком.
Существо оставалось на месте, не сводя с нас взгляда немигающих глаз. От него не исходило угрозы, но я чувствовал, что расправиться с нами ему не составит труда. Тем более, что, видимо, именно оно повинно в пропаже контингента спасательного лагеря.
— Что случилось с нашими друзьями? — спросил Карчевский угрюмо.
Мне показалось или бесцветное лицо на миг сделалось растерянным.
— Я ничего не мог сделать, — шепот совпал с дуновением ветра.
— Их можно вернуть?
Существо молчало. Олег покачал головой, обреченно махнул рукой. Достал из нагрудного кармана сигарету, закурил. Демонстративно отвернулся от Души, поднял на меня хмурое лицо.
— Поговори с ним. У меня слов нет, сейчас мат полезет. Все одно он по твою душу.
Что спросить? Много вопросов, много. А время идет! Сколько еще оно будет ждать, пока не сделает то, зачем пришло? Черт, голова сразу опустела, все мысли разбежались как тараканы по углам!
Я понимал, что в этот миг происходит что-то очень-очень важное. Что к этой нашей встрече, возможно, вело все то, что происходило со мной в Славинске. Все-таки прав был фанатик Юдин, я уникален здесь и сейчас. Но отчего не тешится самолюбие, отчего хочется скинуть с себя нежеланный груз?
Я топтался на месте, не находил места рукам и прятал глаза от пронзительного взгляда сияющего существа. Что спросить? Я что-то должен спросить или просто завести беседу? А вдруг ему что-то не понравится? Мы же почти ушли из Славинска, Боже мой, почти спаслись!
— Они инопланетяне? Ну, те, кто тебя пробудил? — бросил через плечо Карчевский.
Вновь молчание. Геолог раздосадовано покачал головой, щелчком выбросил окурок с разжеванным фильтром.
— Пойдем, Игорь. Чего с этим истуканом разговаривать…
Все произошло очень быстро. Не успел Карчевский сделать шаг, как вдруг захрипел, упал на колени, выгнулся назад. Он захрипел, обхватывая большими ладонями голову, лицо его побагровело.
— Ссу… укк… ка!
— Что ты делаешь? Остановись! — заорал я, инстинктивно делая шаг к Олегу, но боясь приблизиться.
Душа перевел тяжелый взгляд из-под сбившихся на переносице бровей с геолога на меня. Сияние вокруг него усилилось, я мигом вспомнил ночное видение, когда он приходил за мной. Ощутимо пахнуло пряностями, защекотало в горле. Фигура существа колебалась в парящем воздухе, от него расползались по земле отростки серого пепла.
— Я слаб и умираю, — в голосе Души послышалось шипение множества змей. — Те, кто судили, дали мне еще один шанс. Я могу начать сначала. Могу остаться в живых. Нужен тот, кто станет первым кирпичиком. Я не хочу умирать.
— Отпусти его! — я в бессилии топнул ногой, скривился от боли. Все-таки решился, бросился к Карчевскому. Упал перед ним на колени, замер, не зная чем помочь.
Лицо геолога покрылось испариной, я явственно слышал скрежет зубов. Пальцы пауками вцепились в грязные волосы, с багрового лица на меня смотрели глаза безумца. Но в них не было страха, только боль и злоба. Мне захотелось завопить, зарыдать от жалости к товарищу.
— Зачем ты это делаешь? — заорал я светящемуся существу.
— Ты должен сделать выбор. Остаться или нет, — свист и шелест звучали почти ласково. — Я вынужден задержать тебя. Я хочу жить.
— Остаться?! — я поднялся на ноги, бросил полный сострадания взгляд на раскачивающегося бородача, сделал шаг к Душе. — А что со мной станет, если я останусь?
— Как человек ты умрешь, — раздался бесстрастный ответ.
У меня перехватило дыхание, в груди заломило от часто застучавшего сердца. Шатнуло в сторону, по спине пробежал холодок.
— Как умру? Совсем?
Проклятое существо молчало. Считает, что уже ответило?
— Я не хочу умирать… — прошептал я, хватая ртом воздух.
Вертолет вылетел неожиданно, шустрой стрекозой выпорхнул из-за горы. Темный, с хищным силуэтом, с басовитым голосом. Серьезная машина, видимо военные прилетели на сигнал Олега.
Внутри все задрожало. Вот оно, спасение! Мне захотелось запрыгать, замахать руками, но я подавил в себе зыбкое ликование, с опаской посмотрел на застывшее существо.
Душа не выглядела взволнованной или озадаченной. Черно-белый человек даже не поднял голову к небу.
Я с замиранием сердца провожал взглядом винтокрылую машину. Вертолет приблизился, я сумел разглядеть даже цифры на борту. Блеснули стекла иллюминаторов, когда машина развернулась в нескольких метрах от нас. Но пилот не спешил заходить на посадку.
Какого черта? Я посмотрел на Душу с вызовом, вскинул руки над головой и, что есть сил, замахал, привлекая внимание спасателей.
Светящееся существо лишь повернуло голову в сторону вертолета. Чуть подалось на встречу.
Кажущуюся несокрушимой машину качнуло из стороны в стороны, нос задрался, вертолет потащило назад. Двигатель надсадно заревел, пилот попытался выровнять свое детище. Но вертолет лишь кренился с борта на борт, он словно попал в ловушку, которая держала его на месте, не давала сдвинуться с места.
Душа вновь повернулся ко мне.
— Делай выбор.
Отчаянию моему не было предела. Я взвыл, в ярости схватил булыжник и бросил в сторону невозмутимого существа. Камень в последний момент отклонился с траектории и упал рядом.
За спиной захрипел геолог:
— Стее… па… нов!
Я метался на небольшом пятачке между Олегом и Душой. Если бы я знал, что могу убить сияющую тварь руками, я бы сделал это. Но я ведь не смогу!
Карчевский, Степанов, шофер Илья. Живые, теплые, каждый был рядом, каждый помог дойти мне сюда. Сумасшедший Ян Юдин, который решил вмешаться в ход событий, и тот принял участие в моем спасении. Но что теперь я могу сделать для них? Что я, израненный, немощный, могу сделать?
— Забери меня! — заорал я, зажмурившись.
— Ты должен пойти сам, — донесся ответ.
Позади хрипел мой товарищ, над головой попавшим в паутину шмелем гудел вертолет. А я раскрыл глаза, в которые хлынул исходящий от Души свет, заорал до ломоты в челюсти. Я рванул на груди остатки одежды, ударил себя в грудь кулаками, разгоняя и без того готовое выпрыгнуть сердце. Я сорвался с места, побежал в сторону города, не чувствуя боли в ногах. Я бежал, и встречный ветер сбивал слезы с моих щек. Я падал, разбивая колени, вставал и бежал вперед, рыдая в голос.
Кончился лагерь военных, я выбежал на покрытую трещинами и выбоинами дорогу, ведущую вниз. Ледяной ветер резанул щеки, у меня перехватило дыхание.
Вперед! Вперед! Пропади оно пропадом! Я не могу так! Вперед и вниз! Чтобы оставили в покое! Чтобы не страдали другие!
Сквозь застилающую глаза влагу я увидел кромку обрыва, зияющую черноту впереди.
Туда! Вперед и вниз! Птицей, солдатиком, живым болидом, да как выйдет, черт побери! От всего, от выбора, от страха!
Пропасть приближалась. Мое дыхание, вырывающееся из горла, походило на паровозный ход. Я дышал. Я жил последние моменты! Я, такой теплый и живой! Без себя я не представляю этот мир!
Я упал в нескольких шагах от края дороги. В нескольких шагах от многометровой бездны, в которой колыхалась чернота, словно кошмарный бульон в старом котле. Не выдержали ноги, споткнулся, организм не захотел умирать — я не знаю, что остановило меня.
Я, всхлипывая и подвывая, утирая слезы грязным рукавом, подполз к краю, заглянул вниз. Еще теплилась мысль о незавершенном прыжке, но я лишь уставился расширенными глазами вдоль бугристой стены, которая утопала в клубящемся серо-черном тумане, таком густом, что невозможно было рассмотреть город.
Я чуть было не прыгнул туда. В порыве ярости, паники, ужаса, но я чуть было не полетел поломанной куклой вниз, захлебываясь криком.
Как же жить без меня? Как же мир без меня? Я вот он, сколько лет жил, живу. Был разным, но большей частью хорошим. Вот эти руки с содранными ногтями, я ими так много всего делал. Вот голова, ноги, тело. Это же все мое, живое! Если я умру, то что будет со всем этим? И что будет со мной, именно со мной, с Игорем Ермаковым? Меня не станет? А как это — меня не станет? Это как?
Я закусил губу со всей силы, прокусил ее, но не обратил внимания. Как можно быстрее отполз от края, пятясь. По заголившемуся животу словно ножом прошлись холодные камни горы, но я был рад ощущать их. Потому что я был живой, а живые чувствуют. Я не хочу умирать. Я! Хочу! Жить!
— Я хочу жить! — заорал я, вскидывая голову вверх и тут же падая лицом на сложенные руки. — Я не могу остаться.
И свистящий шепот из ниоткуда:
— Я хочу жить. Я умираю медленно. У тебя есть время передумать.
Вертолет подпрыгнул на месте, чуть наклонился вперед и легко взмыл вверх. Меня вжало в кресло, но это было приятно.
Внутри железной машины пахло медикаментами и керосином. Под потолком мерцала бледная лампочка, она плохо освещала пассажирский отсек, оставляя черноту по углам.
Через проход от меня, скрипя пружинами старого кресла, сидел Карчевский. Он склонился над лежащим на закрепленных носилках Стеапновым, о чем то говорил ему вполголоса и время от времени поправлял синее солдатское одеяло. Старый диспетчер так и не пришел в себя, над его головой болталась пластиковый пузырь капельницы.
Я повернулся в сторону иллюминатора, возле которого сидел, по пути мазнув взглядом троих сидящих в полумраке спасателей. Лица их были угрюмыми и задумчивыми, они даже не переговаривались друг с другом. У одного в руках я разглядел автомат.
Я поежился, устраиваясь удобнее в кресле, прислонился лбом к толстому стеклу. Глаза сами собой начали закрываться, я не мешал нахлынувшему сну. Запоздало подумал, что зря не спросил у спасателей одеяла для себя. Но у меня всегда сложно получалось находить общий язык с военными. А спустя минуту это стало не важным.
Я спал и видел сон. Внизу, с высоты птичьего полета, огромная чаша горного кольца с бурлящей чернотой внутри. Гигантский ведьмин котел с дьявольским варевом. И маленькая точка, движущаяся к центру. Оставляющая за собой чистый и белый след.
