3.

- Думаю, что Молотилов должен оставаться там, где он сейчас находится. Если люди Пархома за две недели не смогли его найти, значит, и до завтра не найдут. На развалинах, как это ни странно

Молотилов в большей безопасности, чем здесь, в гостинице под охраной моих парней. Ничего не хочу сказать плохого о своих парнях, они прошли неплохую подготовку и кое-чего умеют. Просто их в гостинице и рядом с ней всего девять человек, включая меня и Николашу. А у

Пархома около сотни боевиков. Так что, пусть уж лучше главный свидетель убийства Екатерины поживет среди бомжей еще сутки. А завтра Пархому уже не до Альфреда Аркадьевича будет.

Десницкий позволил себе расстегнуть пиджак и сделать глоток виски.

До этого момента он ограничился только одним, самым первым глотком.

Сидоров уже основательно рассмотрел начальника службы безопасности вблизи и увидел, что Денис Александрович не просто хорошо сохранившийся старик, каким он показался ему на первый взгляд, а старик очень хорошо сохранившийся. Уж не сорок, это точно. И даже не шестьдесят. По-видимому, в молодости Десницкий активно занимался спортом и всю дальнейшую жизнь поддерживал спортивную форму по мере сил. А вот с лицом ничего не поделать, хочешь этого или нет, возраст оставляет на нем все следы - морщины, пигментные пятна, появляется усталость и мудрость в глазах. Если бы Десницкому сделать подтяжку и очистку кожи, выкрасить волосы, ну тогда он сбросил бы лет десять.

Но не больше, глаза все равно будут выдавать истинный возраст.

Впрочем, если надеть темные очки…

Сидоров усмехнулся, вспомнив, что совсем недавно точно так же подумал и о своих глазах, смотрясь в зеркало в цеховом туалете, переоборудованном под умывалку.

- А вы как считаете, Алексей Алексеевич? - спросил Десницкий, заметив усмешку Сидорова и неверно ее истолковав.

Сидоров оправдываться не стал. Чем-то не нравился ему этот человек. Излишней уверенностью в своих силах, что ли? Вальяжностью в поведении и снисходительностью во взгляде?

- Возможно, вы правы, - ответил Сидоров, пожав плечами. - Я, пожалуй, вернусь на 'Искру' и буду там находиться, рядом с

Альфредом. На всякий случай…

Он вдруг ощутил себя ненужным здесь. Бесполезным и даже лишним.

Эти два человека, пожилые, но достаточно сильные, один - своими деньгами, другой - связями и навыками, они сделали все, чтобы уничтожить Пархома. Они сделали то, что ему, Сидорову, никогда не сделать, и теперь его участие равнялось нулю.

- Это было бы уместно, - согласился Десницкий. - Могу дать вам,

Алексей Алексеевич двоих охранников. - Он бросил быстрый взгляд на

Андрея Валентиновича и, получив утвердительный кивок, добавил: - Или даже четверых.

- Да нет, не надо, - покачал головой Сидоров. - Если каким-то образом Пархом узнает о местонахождении Молотилова, вряд ваши ребята смогут помешать ему устранить нежелательного свидетеля. Хоть двоих откомандируете, хоть четверых. У Пархома все равно людей больше.

Остается только надеяться и ждать.

- Пожалуй, ты прав, сынок, - сказал Самсонов. Сидоров заметил, что это его новое 'сынок' прозвучало намного теплее, чем в первый раз. -

Но ты сказал, если Пархом узнает… Откуда он может узнать? Кроме нас троих никто не знает, где скрывается Альфред. Или знает еще кто-нибудь?

Сидоров задумался.

- Бомжи знают, - сказал он, помолчав. - Конечно, знают они не много, только то, что вчера я привел на завод новичка и сказал им, что это мой родственник. Я не скрывал ни от кого имени Альфреда, не подумал как-то, да и откуда им знать - кто такой Альфред Молотилов?

Они и о Пархоме-то никогда ничего не слышали.

- Тогда чего ты боишься?

- Все бродяги общаются друг с другом. Я не только тех имею в виду, которые на 'Искре' обитают, бомжатников много в городе, а тех, у кого вообще нет более или менее постоянного места для ночлега и того больше. На чердаках живут, в подвалах. Стоит пархомовским абрекам изловить какого-нибудь бродягу, он мигом расскажет им все, что знает.

- Н-да, - Самсонов потер лицо сухой ладошкой. - Такая вероятность существует. А может, все-таки сюда его, Альфреда? Прямо сейчас сгоняете с Денисом на завод, заберете его и…, если не сюда, в гостиницу, то можно квартирку какую-нибудь снять. Денис, организуешь?

- Без вопросов. Конспиративная квартира уже имеется. Я еще позавчера снял ее на всякий случай.

- Не стоит, - покачал головой Сидоров. - Смею предположить, что

Пархоменков осведомлен о вашем присутствии в городе и наверняка его люди следят за всеми вашими передвижениями. Мы рискуем, сами того не желая вывести его на Альфреда.

Самсонов взглянул на Десницкого.

- Это точно, - кивнул Денис Александрович, - посматривают. И вполне профессионально, доложу. Но когда я снимал квартирку, предварительно от всех хвостов избавился…

Внезапно из внутреннего кармана Десницкого полилась мелодия из

'Бандитского Петербурга', звонок вызова по мобильнику.

- Простите. - Десницкий вытащил миниатюрную блестящую сталью трубку, и, раскрыв ее отошел к окну. - Да. Здравствуйте, Иван

Олегович! Давненько не слышал вашего голоса… Да… Часов четырнадцать прошло с нашей последней встречи. Что? - Десницкий замолчал и долго внимательно слушал собеседника. - А зам генерального? Простыл? Под кондиционером посидел? И где он?

…Понятно. Всего хорошего. До встречи. - Он захлопнул крышку мобильника и вернулся к дивану. - Звонил Оболенцев.

- Что стряслось? - обеспокоено спросил Самсонов.

- Его перекинули на более важное, по мнению руководства генеральной прокуратуры дело. Группу, которая должна выехать сюда возглавит другой следователь. Оболенцев пока не знает кто именно.

Обещал перезвонить. Позже.

- Но почему? Почему его перекинули?

- Он не объяснил, сказал: я - солдат, должен подчиняться приказам руководства.

- А зам генерального?

- Простуда. Дома на больничном. Вчера якобы во время нашего с ним разговора сидел под кондиционером. Продуло. Слаб здоровьем наш товарищ. Сегодня не вышел на работу. Позвонил из дома, сообщил секретарше, что заболел. Просил ни с кем не соединять, только с генеральным прокурором.

- Не нравится мне это, - задумчиво произнес Андрей Валентинович. -

Все это мне совершенно не нравится.

- И еще… Следственная группа приедет сюда только после великих праздников…

- После каких это 'великих' праздников? - удивился Самсонов. -

После шестого ноября что ли?

- После седьмого, - мягко поправил Андрея Валентиновича Десницкий.

- Седьмое ноября - день Великой Октябрьской Социалистической революции. Забыл?

- А разве его не отменили?

- Пока еще живы такие старперы, как мы с тобой, Андрюша, этот день всегда будет считаться праздничным. И не важно, красным цветом он в календаре напечатан или черным.

- Так… - Самсонов откинулся на спинку дивана. - Похоже на то, что господин Пархоменков приступил к активным ответным действиям.

Ну, что ж? Глупо было бы надеяться, что он, зная, что я здесь и горю желанием его уничтожить, стал бы, сложа руки ждать, чем все это закончится.

- Может, не все так страшно, как тебе кажется?

- Да брось, Денис! Уж ты-то, старый прожженный волчара, лучше меня понимаешь, что происходит. Прокуроры не заболевают внезапно. И следователи по особо важным делам - не пешки, их так просто, как стажеров с одного дела на другое не перебрасывают. Ясно, что нашего товарища заместителя генерального прокурора купили. Или припугнули.

Или поставили его в такое положение, что он вынужден был 'срочно' заболеть. Думай, Денис! Думай, что можно сделать, с кем тебе надо встретиться, на какие рычаги поднажать. Размер гонораров роли не играет. Я готов выплатить любые суммы этим московским дайдайкам. Ну, чего молчишь? Что желваками играешь? Ты же гэбэшник, хоть и бывший, ты всю эту систему знаешь, как таблицу умножения.

Десницкий, не спеша, вытащил из бокового кармана пиджака золотистую пачку 'Данхила', не спрашивая разрешения у Самсонова, закурил. Старик поморщился, но не стал делать ему замечаний.

Сидорову уже давно хотелось курить, но он заставил себя забыть о своем желании. А Денис Александрович другой, ему можно.

- Ты прав, Андрей Валентинович, - начал Десницкий. - Я прекрасно понимаю, что происходит. Но еще ты прав, назвав меня старым и бывшим. Систему, о которой ты говорил, я знаю, может быть даже лучше, чем таблицу умножения. Знаю, что многое, да что там многое, практически все можно сделать за деньги. Но раньше я знал к кому надо идти и сколько нести с собой. А теперь не знаю. И в прокуратуре и в МВД и даже в ФСБ новые люди. Они другим богам молятся. Расклад другой… Я, конечно, попытаюсь что-то предпринять…, - Денис

Александрович на мгновение задумался, потом вскинул голову и, прищурив свои светло-карие глаза, сказал: - Есть у меня один человечек в администрации президента. Я завербовал его в Питере в восьмидесятом. Ему естественно наплевать на ту вербовку, сейчас, слава богу, не считается позором иметь комитетское прошлое.

Президент сам из нашего ведомства. Тогда в восьмидесятом, я этому человечку здорово помог. Я его вытащил из дерьма, и он стал работать на меня не за страх, а по совести и по собственным убеждениям.

…Надеюсь, он меня не забыл.

Самсонов потер левую сторону груди.

- Ну, так что ты сидишь? - поморщившись, видимо от сердечной боли, спросил он. - Лети в Москву. Встречайся со своим…'человечком'.

Предлагай ему деньги, перекупай, если он уже кем-то куплен, обещай что угодно. И кому угодно. Если Путину будет нужен контрольный пакет акций моего холдинга, знай, что я готов его отдать.

- Ну, это ты загнул, Андрей! Это уже чересчур.

- Нет, не загнул… Ладно, Денис, я на тебя надеюсь. Дуй на самолет и будь на связи. Если что…

Когда Десницкий ушел, Самсонов повернулся к Сидорову.

- Денис не знает, - сказал он. - Я еще там, в Лондоне твердо решил отдать свое нефтедобывающее предприятие государству. Я вообще считаю, что такие предприятия, как мой холдинг, не должны находиться в руках частных лиц. Нефть принадлежит всему народу, всем и каждому, кто живет на территории государства, добывающего эту нефть, и является его гражданином. Это справедливо и таковы мои убеждения.

Заметь, Алексей, это говорю я, владелец нефтедобывающего предприятия, олигарх. Миллионы обывателей называют меня так, и считают пиявкой, присосавшейся к нефтяному крану. Наверное, они абсолютно правы, но… они всех стригут под одну гребенку. Я неправильный олигарх. Я считаю, что те, кто занимается добычей нефти, газа и прочих природных богатств, должны работать на государственных предприятиях и получать государственную зарплату.

Высокую зарплату, но зарплату, а не баснословные дивиденды. Я имею в виду всех работников - и простых рабочих, и бригадиров, и мастеров, и менеджеров всех звеньев. И таких, как я, Ходарковского, Абрамовича и прочих…Раньше, когда я был моложе и, наверное, не таким умным, не таким рассудительным, как сейчас, когда все это богатство только-только на меня свалилось, я не задумывался над моральной составляющей своих доходов. Мне было некогда об этом задумываться, я вкалывал, как каторжный, жертвовал всем - временем, здоровьем, семьей, я работал без выходных и проходных. Наверное, все казалось мне простым и естественным, а то, чему я стал хозяином - банальным вознаграждением за мои жертвы и за мой труд. Деньги падали на меня с неба золотым дождем, а точнее, били из Земли черным нефтяным фонтаном, а я думал, что это мои деньги, что это лично я их заработал. Слава богу, что это было временным умопомешательством.

Головокружением от успехов, так сказать…

Самсонов посмотрел Сидорову в глаза, словно ожидая, что тот что-то возразит или согласится. Но Сидоров молчал. И не потому, что у него не было своего личного суждения на этот счет. Сидоров на своей собственной шкуре испытал, что это значит - быть нищим в то время, когда отечественные нефтяные короли и прочие избранные неизвестными силами россияне не просто жируют, а буквально не знают на что бы еще потратить шальные деньги. Некоторые покупают футбольные клубы, другие - старинные замки, антиквариат и драгоценности. А большинство нуворишей просто сорит деньгами, они купаются в шампанском и принимают грязевые ванны из черной икры. Он и сам когда-то за ночь оставлял в казино по нескольку тысяч долларов.

В принципе Сидоров разделял мнение Андрея Валентиновича по поводу того, сколько, кому и что должно принадлежать. Но ведь он, Алексей

Сидоров - бомж. И все, что он мог и хотел сказать, было бы похоже на элементарное поддакивание. К тому же бомж, придерживающийся левых взглядов смешон. Конечно, не так, как смешон бомж-либерал, но и на коммунистические митинги бомжи не ходят. Разве что от нечего делать.

Но таких моментов, когда бомжу нечего делать, практически не бывает.

Как потопаешь, так и полопаешь. Не то, чтобы у бомжей вообще начисто отсутствовали политические взгляды и убеждения, они есть, только глубоко внутри, загнанные туда озлобленными и обдолбанными подростками, скинхедами и ментами…

- А потом я протрезвел, - продолжил Самсонов, не дождавшись от своего зятя слов поддержки. - В один прекрасный момент я вдруг понял, что деньги, которые есть у меня, не мои. Они должны принадлежать всем. Я начал со своего предприятия и поднял заработную плату сотрудникам, теперь они получают вдвое больше того, что получают работники других организаций подобного профиля. Потом я занялся благотворительностью. На мои личные сбережения выстроена и оборудована новейшим оборудованием клиника в Таргани, профилакторий, новый детский сад, ясли. Я помогаю бедным, даю деньги на развитие культуры в регионе. Да много чего я делаю на эти деньги. Себе оставляю немного, мне много и не надо. Наследников у меня теперь нет, а самому мне…скоро к богу. Если бы Катюша была жива…

Андрей Валентинович замолчал и, заморгав, отвернулся, пытаясь скрыть невольные слезы.

- А ваш сын? Владислав? - спросил Сидоров чуть погодя, когда старик снова взял себя в руки.

- Владислав, - как эхо повторил Самсонов. -…Владиславику уже ничего не надо. Он живет в ином мире - в мире счастливых грез и ярких сновидений… Мой сын - наркоман. Законченный наркоман. К тому же у него СПИД. Врачи говорят, ему недолго осталось… Вот так.

Владику нет еще и тридцати, а мне восемьдесят. И мне суждено его пережить. Хотя…кто знает? Может быть, мы с сыном умрем одновременно. Или я умру чуть раньше его. Так или иначе, на свете не останется никого из рода Самсоновых. Только однофамильцы…

Старик замолчал. А у Сидорова промелькнула каверзная, недобрая мысль. Может быть, подумал Сидоров, Андрей Валентинович решил все отдать государству, потому что больше-то и отдать некому?

Может быть…

- Деньги - зло, - задумчиво произнес Самсонов. - В погоне за ними человек может потерять самое дорогое, что у него есть… Я потерял… Да, деньги - зло.

- Но ведь вы сами только что рассказывали, что строили на эти самые деньги больницы и детские сады, - решил поспорить со стариком

Сидоров. - Разве это не добро? Разве не добро то, что вы при помощи своих денег хотите засадить за решетку бандита и душегуба Пархома?

Разве это не благое дело?

- Да, - горько усмехнулся Андрей Валентинович, - если считать дачу взяток московским чиновникам благим делом… Впрочем, иного способа расправиться с Пархомом, к сожалению нет.

- Почему нет? Можно просто его прикончить. Найдите киллера, думаю,

Десницкому это будет сделать легко. Заплатите наемному убийце его обычный тариф, и он профессионально выполнит работу. Думаю, киллер обойдется вам намного дешевле, чем чиновники.

- Дело ведь не в деньгах. Физическое устранение Пархома будет обыкновенной местью. А я хочу восстановить справедливость. Месть - это грех. Тяжкий грех.

- Ну и что? Вы в рай рассчитываете попасть?

- Это вряд ли.

- Одним грехом больше, одним меньше, какая разница? А остаток денег пожертвуете монастырю. И монахи за это отпустят вам все ваши грехи, вольные и невольные…

Взглянув на Самсонова и увидев, что старик морщится и отрицательно мотает головой, Сидоров замолчал.

- Нет, нет, - сказал Самсонов. - Убийство Пархома ничего не решит.

В отличие от меня, ему есть кому завещать свое состояние и свое дело. Приемников у него много и эти приемники продолжат воплощать в жизнь его преступные планы и даже преумножат их своими деяниями, не менее паскудными. И ты не получишь ничего из того, что отобрал у

Катюши этот бандит. Ведь там и твои деньги. В вашем доме, в сети магазинов, в накоплениях. Не знаю, какая часть, большая или меньшая, да это и не важно. Ты законный супруг Катюшин и наследник по закону.

Так что, никаких киллеров. Давай будем придерживаться моего плана уничтожения Пархоменкова.

- Простите, Андрей Валентинович, - извинился Сидоров. - По поводу киллера, это я так…, гипотетически. Я ничего такого вам не советую. Просто…если у вас и вашего Десницкого не получится по закону решить вопрос с Пархомом, то я сам возьмусь за дело. У меня нет денег, как вы знаете, но желание разобраться с Пархомом я имею огромное. И мне не важно, что станет с моими деньгами. Мне и раньше было на них наплевать. Я к вам пришел, чтобы предложить свою помощь, или наоборот, чтобы попросить вас помочь мне отомстить убийцам

Катерины. А уж вовсе не потому, что хотел в случае успеха вернуть свои капиталлы и снова стать преуспевающим бизнесменом… Я хочу отомстить Пархому за смерть Катерины, хочу убить его. Только и всего. Я не считаю месть грехом. Я вообще не верю ни в бога, ни в загробную жизнь. В настоящий момент я хочу только смерти этого подонка.

- Я понимаю, сынок, - сказал Самсонов. - Знаю, у тебя есть причина для мести. Но все-таки, повторяю и прошу, давай следовать моему плану. Дождемся Дениса из Москвы, там видно будет, как действовать дальше. Ну что, договорились?

- Договорились, конечно, - пожал Сидоров плечами.

- А сидеть за колючей проволокой до конца жизни, думаю, не слаще, чем лежать в могиле, - добавил Андрей Валентинович.

А я думаю, что Пархом до конца жизни за колючкой находиться не будет, подумал Сидоров…