Фейнман — женоненавистническая свинья!
Через несколько лет после того, как я прочитал несколько лекций первокурсникам в Калтехе (которые были опубликованы под заголовком «Фейнмановские лекции по физике»), я получил длинное письмо от группы феминисток. Меня обвинили в женоненавистничестве из-за двух историй: одна была связана с обсуждением тонкостей скорости, и в ней принимала участие женщина-водитель, остановленная полицейским. Между ними завязался диалог по поводу того, как она ехала, причем я описал те веские доводы, которые она приводила в ответ на определение скорости полицейским. В письме говорилось, что я заставил женщину выглядеть глупо.
Другая история, против которой они возражали, была рассказана великим астрономом Артуром Эддингтоном, который только что узнал, что звезды получают свою энергию из горения водорода в ядерной реакции, продуктом которой является гелий. Он подробно рассказал, как вечером того дня, когда он сделал это открытие, он сидел на скамейке со своей девушкой. Она сказала: «Посмотри, как красиво светят звезды!» На что он ответил: «Да, и в данный момент я — единственный человек в мире, который знает, как они светят». Он описывал то чудесное одиночество, которое испытываешь, когда делаешь открытие.
Письмо сообщало, что я утверждаю, будто бы женщина не способна понять ядерные реакции.
Я счел, что бессмысленно пытаться ответить на их обвинения подробно, поэтому написал им краткое письмо: «Не сводите меня с ума, мужики!»
Нет нужды говорить, что это сработало не слишком хорошо. Пришло другое письмо: «Ваш ответ на наше письмо от 29 сентября неудовлетворителен…» — ля, ля, ля. В этом письме содержались угрозы, что если я не заставлю издателя изменить все то, против чего они протестуют, то у меня будут проблемы.
Я проигнорировал письмо и забыл о нем. Примерно год спустя, Американская ассоциация преподавателей физики присудила мне премию за эти книги, и меня пригласили выступить на их собрании в Сан-Франциско. Моя сестра, Джоан, жила в городе Пало-Алто — который находился в часе езды оттуда, — поэтому я остановился у нее за день до собрания, на которое мы отправились вместе.
Когда мы подошли к лекционному залу, то обнаружили, что у дверей стоят какие-то люди, которые всем входящим вручают листовки. Каждый из нас взял по одной и посмотрел на нее. Наверху листовки была надпись: «ПРОТЕСТ». Ниже приводились выдержки из писем, которые они мне присылали, и мой ответ (целиком). В конце листа большими буквами был сделан вывод: «ФЕЙНМАН — ЖЕНОНЕНАВИСТНИЧЕСКАЯ СВИНЬЯ!»
Джоан внезапно остановилась и побежала назад: «Это интересно, — сказала она протестующим. — Можно мне еще несколько штук!»
Когда она догнала меня, она сказала: «Эй, Ричард; что ты натворил?»
Я рассказал ей, что произошло, пока мы проходили в зал.
В передней части зала, около сцены, сидели две выдающиеся женщины из Американской ассоциации преподавателей физики. Одна отвечала за проблемы женщин в этой организации, а второй была Фей Айзенберг, знакомая мне профессор физики из Пенсильвании. Они увидели, что я иду по направлению к сцене в сопровождении этой женщины, которая держит целую кипу листовок и о чем-то со мной говорит. Фей подошла к ней и сказала: «Знаете ли Вы, что у профессора Фейнмана есть сестра, которую он вдохновил на изучение физики и что она имеет степень кандидата физических наук?»
— Конечно знаю, — сказала Джоан. — Я и есть эта сестра!
Фей и ее коллега объяснили мне, что этими протестующими была группа — которой, по иронии судьбы, руководил мужчина, — постоянно срывающая собрания в Беркли. «Мы сядем по обе стороны от тебя, чтобы показать нашу солидарность, а перед твоим выступлением я встану и что-нибудь скажу, чтобы успокоить протестующих», — сказала Фей.
Поскольку я выступал не первым, у меня было время подумать о том, что я скажу. Я поблагодарил Фей, но отклонил ее предложение.
Как только я поднялся на сцену, чтобы выступить с речью, полдюжины протестующих вышли в переднюю часть зала и выстроились вдоль сцены, высоко подняв свои транспаранты, гласившие: «Фейнман — женоненавистническая свинья! Фейнман — женоненавистническая свинья!»
Я начал свою речь с того, что сказал протестующим: «Мне очень жаль, что мой короткий ответ на ваше письмо привел вас сюда, хотя в этом нет необходимости. Существуют куда более серьезные места, на которые вы можете обратить свое внимание, чтобы поднять статус женщины в физике, чем эти относительно тривиальные ошибки — если именно так вы хотите их назвать — в учебнике. Но, быть может, все-таки хорошо, что вы пришли. Ибо женщины действительно страдают от предрассудков и дискриминации в физике, и ваше присутствие здесь, сегодня, служит нам напоминанием об этих трудностях и о необходимости их устранения».
Протестующие посмотрели друг на друга. Их транспаранты начали медленно опускаться, как паруса на затихающем ветру.
Я продолжил: «Несмотря на то, что Американская ассоциация преподавателей физики вручила мне премию за преподавание, я должен признаться, что не знаю, как нужно преподавать. А потому, мне нечего сказать о преподавании. Вместо этого мне хотелось бы поговорить о том, что будет особенно интересно для женщин, присутствующих в аудитории: я бы хотел поговорить о структуре протона».
Протестующие положили свои транспаранты и ушли. Организаторы потом сказали мне, что этот человек и его группа еще никогда не терпели столь быстрого поражения.
(Недавно я нашел копию своей речи и обнаружил, что сказанное мной в самом начале выглядит далеко не столь драматическим, как мне это помнится. По своим воспоминаниям мне кажется, что я сказал что-то гораздо более выдающееся, чем то, что я сказал на самом деле!)
После моего выступления несколько протестующих подошли ко мне, чтобы потребовать объяснений в связи с историей женщины-водителя. «Почему этим водителем обязательно должна была быть женщина? — сказали они. — Вы намекаете на то, что все женщины плохо водят машину».
— Но ведь именно благодаря женщине полицейский выглядит дураком, — сказал я. — Почему вас не заботит полицейский?
— Но от полицейских нельзя ожидать ничего другого! — сказала одна из протестующих. — Они все свиньи!
— Тем не менее, полицейский должен вас заботить, — сказал я. — Я забыл сказать в истории, что полицейским была женщина!