Пятнадцатое декабря, снег залепил половину общежитского окна. Сегодня вечером они снова не увидятся, уже третий раз на неделе, а ещё только четверг!

Агата сидела над грудой книг, лекций и различных методических пособий по оперативной хирургии, но никак не могла сконцентрироваться на учёбе. На носу экзамены, а все мысли о Павле… и ещё кое о чём. Недавно ей написала менеджер небольшой съёмочной группы, пригласила на кастинг двадцатого декабря, ребята приедут в Петрозаводск, а как рассказать об этом своему любимому, она не знала. «Сначала сессия, потом съёмки в кино, так я совсем от него отстранюсь. А, может, это он от меня отстранился? Ведь никто не просил не заезжать за мной сегодня, и вчера, и позавчера. И мы, всё ещё, не спали вместе».

Мысли Агаты в последние полтора месяца сводились только к одному – к отсутствию секса. Павел всё ещё секретничал и ни на миг не терял бдительность. Как только чувства захлёстывали обоих, и они готовы были кинуться в омут с головой, этот сильный характером мужчина вовремя останавливался и уходил. Это сводило Агату с ума. Вся былая уравновешенность и непохожесть на других женщин улетучивались со скоростью света – она становилась подозрительно нервной и ревнивой: что если у него кто-то есть? Ведь он так и не признался ей в любви с тех пор!..

Нет, учёба однозначно не шла, нужно что-то делать, но чувство собственного достоинства не позволяло ей опускаться до уровня обычной истерички. Решено: если Павел не хочет с ней проводить много времени, значит, и она не хочет! «Уеду на съёмки фильма, забудусь, а он пусть потом локти кусает, что решил держаться подальше», – думала девушка.

Комната персикового цвета с меховым ковриком посередине открытого пространства и парой розовых пуфиков напоминала домик Барби. Его освещал лишь настольный светильник, и фонарь, свет которого пробивался сквозь заснеженное стекло.

Агата встала со стула и села на кровать, мягкий плюшевый плед – родительский подарок – так и манил прилечь на него. Но спать ей сейчас совсем не хотелось. Она налила из бутыли артезианскую воду и поставила чайник. Одиннадцать часов вечера, на этаже уже стихли шумные студенты – строгая вахтёрша «Фрекен Бок» не позволила бы даже президенту нарушить покой в её смену.

Плоский сенсорный телефон нагрелся в руках, пока Агата его теребила. Писать – не писать, вот в чём вопрос! Что, если он уже спит и пошлёт её куда подальше? Да нет, Павел так не может, но что она ему скажет? «Ты со мной не спишь, поэтому я уезжаю в Петербург сниматься в кино»? Какая глупость! Павел на это не отреагирует, он, похоже, просто забыл про её существование.

Да кто вообще её взял в кино, у неё нет образования, только однажды маленькая Сахар пела песенку Деду Морозу, когда он пришёл в гости к родителям с бутылкой какой-то жидкости и красным носом. На этом её опыт в публичных выступлениях закончился – но она не отреклась от стремления стать актрисой.

Нетерпение закипало вместе с чайником. Белый, с прозрачной вертикальной полоской посередине он напоминал разум Агаты, в котором также, как эта вода, бурлят мысли, неспособные уже на спокойное возлежание, а рвущиеся к действию. И когда, наконец, раздался щелчок, Агата вскочила с кровати и двинулась к шкафу с одеждой.

Так больше не может продолжаться, покорность судьбе – это конечно здорово, но не для неё! «Этот самодовольный эгоистичный…» Агата подбирала слова, но только одна фраза вертелась на языке: «Красивый и невыносимо притягательный мужчина моих грёз поплатится за такое отношение! Уйду от него, может тогда он осознает, что не нужно было избегать меня».

Тут перед её глазами нарисовалась картина: Павел в белом костюме стоит в центре увешанной лилиями арки на берегу Онежского озера и влюблённо смотрит в бездонные кофейные глаза своей ненаглядной спутницы жизни Она, без всякого сомнения, – в кремовом облегающем платье с бордовой лентой в волосах и на талии – только в таком наряде Агата представляла себя в роли невесты. А потом Павел произносит речь. Речь, в которой он долго и драматично повествует об их великой любви, и её отчаянном поступке, благодаря которому он задумался, что не может жить без этой доброй, умной и невероятно красивой девушки.

Она вытащила из шкафа любимые джинсы в обтяжку, тёплый оранжевый свитер с высоким воротом и тут же в них облачилась. Как только голова появилась на свет, продираясь через шерсть свитера, волосы затрещали как дрова в камине. Ей невыносимо хотелось сейчас ударить этим статическим зарядом Павла, чтобы он, наконец, перестал тормозить, накинулся бы неё, как голодный варвар, и изнасиловал прямо на месте. Она посмотрела в зеркало возле двери – картина маслом: наэлектризованные, торчащие в разные стороны золотые волосы образовали шар, словно лампочка на оранжевом светильнике. Агата, несмотря на своё настроение, даже рассмеялась.

Спустя полчаса она выключила утюжок для волос, свернула косметичку, и, укутавшись в подарок Павла – жёлтый зимний пуховик «адидас», вышла из комнаты, заперев дверь. Пройти мимо тучной женщины под два метра ростом было невозможно, особенно, когда за окном полночь.

– Ты куда это собралась, дорогуша? – Из-за стеклянной будки выглянула «Фрекен Бок».

Обычно, если ей широко улыбнуться, то она выпустит ошалевшего студента, когда по приказу коменданта уже не имела право этого делать, но затем уже не впустила бы раньше шести утра. Хоть вой под дверью.

Скулы Агаты немного подустали и она не выдержала:

– Зоя Игоревна! Мне нужно идти. Это очень важно!

Где-то секунд пять крупная женщина смотрела на серьёзно настроенную на выход из общежития в неположенный час девушку, потом присела на стул и подозвала к себе Агату.

– Я тебя отпущу, только сначала расскажу тебе историю из своей жизни.

Блондинка в жёлтом пуховике тяжело вздохнула, ей ничего не оставалось делать, кроме как любезно выслушать эту устрашающего вида даму.

В стеклянной коморке пахло солёными огурцами и шпротами, в углу стоял чёрно-белый телевизор, на экране которого висели картинки разных точек общежития – камеры, надо сказать, работали отменно. Поразительно, какая эта женщина дотошная! Смотрела бы себе «Танцы со звёздами» и никому не мешала, так нет же, суёт нос не в свои дела. Агате, в конце концов, уже давно стукнуло восемнадцать, чтобы её контролировали, когда и куда она будет ходить.

– Когда мне было семнадцать лет, я была не худее, чем сейчас, но парней было – хоть соли…

Начало истории Агату почти заинтриговало. Девушка улыбнулась, а Зоя Игоревна облокотилась на спинку старого серого кресла и вещала, как философ своим ученикам:

– С одним из них я имела… – Она подбирала слова, но невысокое образование быстро дало о себе знать. – Короче, я его имела! – Агата расхохоталась, а «Фрекен Бок» продолжала: – Так вот, ходила я с ним на свидания девять месяцев, пока однажды в училище прямо на занятиях у меня не отошли воды…

Блондинка вытаращила глаза – неожиданный поворот событий в устах рассказчицы шокировал её.

– Как это?! Неужели вы не заметили задержки, шевеление плода? Да и вообще, а как же материнский инстинкт?

– Лапочка моя, мне было семнадцать, и у меня к тому моменту ещё и не установились месячные! Шевеление плода я принимала за газы, даже моя мама в бане ничего не заметила. – Агата снова опустилась на стул, понемногу приходя в себя. – А вот про материнское чувство это ты правильно сказала. В этом и мораль моего рассказа. – Тучная женщина, кряхтя, поднялась с кресла и взялась за журнал прихода и ухода. – Всегда прислушивайся к своим ощущениям. Не смотри на мимолётные позывы, смотри глубже. А теперь иди, если, конечно, не передумала! – Фрекен Бок взяла ручку и что-то черканула в своём журнале.

Вот это женщина! Ноги Агаты как будто цепями приковало к стулу, эта вахтёрша колдунья, ей-богу. Но если сейчас ей и вправду было нужно прислушаться к себе, то она поступала верно, потому что внутренний голос говорил «С Павлом нужно порвать!» И что ещё сильнее подстёгивало Агату, так это страх завтра потерять полуночную смелость и продолжать терпеть холодность её мужчины.

Девушка сделала усилие и встала со стула. Зоя Игоревна ласково улыбнулась, как бы посылая телепатический сигнал: «Твой выбор правильный, деточка».

Пройдя пешком полчаса по заснеженному Петрозаводску, Агата уже стояла возле забора «Центра». Сердце колотилось как перед казнью, руки тряслись словно с похмелья. Она написала СМС: «Жду возле ворот. Выходи. Нужно поговорить» и быстро отправила, чтобы не передумать.

Павел не любил, когда она курит, но сейчас бояться было нечего, обидеть или потерять – уже не страшно, собственно для этого она и пришла. И Агата закурила.

Район Древлянки был одним из самых освещённых в городе, но стоять здесь посреди ночи не особо привлекало девушку. К счастью, Павел уже мчался к ней. Синий расстёгнутый пуховик развевался на ветру, под ним красовался голый без единой жировой складочки торс. По домашним спортивным штанам и тапочкам Агата поняла, что он выбежал из своей уютной комнаты так быстро, что не успел толком одеться.

– Застегнись – простудишься! – Девушка запахнула куртку высокого брюнета так, чтобы не видно было тела: он всё ещё возбуждал её, ни к чему было обольщаться и на что-то надеться, когда она уже решила уйти.

– Ты куришь? – Голос Павла был мягким и совсем не укоряющим.

Хотя вопрос скорее походил на риторический, было видно, что он уже почувствовал неладное. Она не ответила, а молча опустила глаза и снова затянулась.

– Пойдём внутрь…

Парочка двинулась к заднему крыльцу спального корпуса, огромный слёзный ком подкатил к самой носоглотке Агаты. И почему с ней всегда так: что ни парень – так обязательно проблемы? Она думала, что с этим будет всё, как надо, правильно, без боли. Но вот, опять осечка. За такой промах её бы выгнали с оперативки [12], попала в сосуд – кролик сдох, значит, к человеку точно подпускать нельзя. И тут её осенило: может ей в самый раз уживаться с трупами в морфологическом корпусе, а живые её только разочаровывают? Впрочем, как и она их…

Светлое тёплое помещение снова вернуло Агату в сентябрьскую ночь, когда они с Павлом пришли с прогулки, в подворотне сдав Прокопа полиции. Тогда они весело болтали, пили горячий чай с бергамотом, между ними возникла такая нежность, что сейчас, когда всё это перечёркнуто ужасным решением разрыва, к горлу Агаты подкатил рвотный позыв.

– Что случилось? – Павел смотрел в её карие глаза на бледном лице и словно пытался прочитать лихорадочные мысли.

А в таких вопросах она не любила тянуть кота за что-то там, поэтому, как обычно в своём репертуаре, произнесла, словно между делом:

– Предлагаю расстаться.

На какое-то время в воздухе повисло молчание – Агату захлестнуло мыслями о впустую потраченных почти двух месяцах и своём разбитом сердце, а Павел, видимо, подбирал слова. Наконец, он произнёс тоже как будто привычно и буднично:

– Согласен.

Вот так, без всяких нудных объяснений, что и почему, без рыданий и битья посуды, просто и тихо. Кошмар какой-то, даже расстаться нормально не смогли.