Колодец

Как-то летом мы с Огурцом сговорились скататься на озеро. Искупаться. Ну, и девчонок с собой прихватить. Купил он новую машину, «пятёрку», почти без пробега, душа-то горит, похвастаться охота. Старую «пятёрку», праворульную, продал, а новую, нормальную, купил. Беленькую. Блестящую. С чехлами на сиденьях и на руле. Красота, глаз не оторвать. Утром он за мной забрал, и мы поехали. Сначала надо было заскочить в ГАИ – получить номера. Мы рассчитывали, что на это уйдёт всего пол-часа. И немного ошиблись.

Площадка для сверки номеров в ГАИ просто огромная. Гигантская. Но всё равно – забитая. Машин – как народу в трамвае в час пик. Очередь движется медленно. Мы с Огурцом, увидев такое столпотворение, заскучали. Но выхода нет, без номеров далеко не уедешь. Встали в очередь. И тут же попали в плен липкого зноя. Никакого движения, даже народ ругается как-то вяло, без задора. Неохотно. Вдоль очереди снуют сгорбленные бабули с корзинками. В корзинках – горячие пирожки с картошкой. И холодая вода «из колодезя». Воду покупают.

Из окошка Огурцовской «пятёрки» видно дорогу за редкой железной изгородью. По дороге изредка проезжают машины, отчаянно лавируя между рытвин и колодцев. А ещё дальше дорожники кладут асфальт. Не спеша так кладут, основательно.

Но вот дорожники побросали свои лопаты, и куда-то отправились всей толпой. На обед, наверное. Святое дело. Значит, и ГАИшники сейчас уйдут обедать. Я попытался почитать газету со скуки – ничего в голову не лезет. Вроде и буквы вижу, а смысл ну никак не доходит. Глаза сами собою закрываются. Зевота. Дремота. Ску-ука.

Огурец толкает меня в бок. Больно так толкает. Очередь, что ли подвинулась? Нет вроде. А он пальцем тычет – гляди, дескать! Гляжу. Дорога. За дорогой, где асфальт кладут для новой площадки, огромная такая куча асфальта, чёрная. И дымится. Нет никого. Одни лопаты. Смотрю – каток поехал! Под горочку стоял – и покатился! А за рулём – никого. А в катке – двигатель дизельный, только подтолкни. О! Затарахтел! Каток побежал бодрее и упёрся в стоящую «шестёрку», тоже пустую. Упёрся каток, поднатужился, и потащил её волоком. Однако недалеко протащил – ткнулась «шестёрка» мордою в бетонный блок, и встала, а каток сзади на неё так и напирает, так и напирает. Колёса у него прокручиваться стали. И тарахтеть он стал натужней. И потихоньку стал «шестёрку» одолевать – багажник у неё сникать стал, уменьшаться и вниз загибаться.

Сон развеялся. Стало интересно – чем всё это кончится. Обед – не обед, а ГАИшников кругом ходит – в глазах рябит. Некоторые заметили, что делается, пальцем показывают. Кто в затылке чешет, кто пот под шапкой смахивает, и всем весело. Смеются. А тут ещё один, на новенькой «девятке», с мигалкой и с сиреной. По дороге едет. Цацу какую-то сопровождает. Вслед за «девяткою» – чёрный «Линкольн». И стекла черныё, и фар не видать. И внутри, наверное, нёгры сидят.

ГАИшник в «девятке» увидал, что тут делается на площадке и сильно возбудился. Стал размахивать рукой из окна и что-то кричать. Поскольку махал он в сторону катка и смотрел в ту же сторону, то и не заметил колодца. А зря. Колодец был открыт. «Девятка» клюнула носом и провалилась. Отчётливо что-то цакнуло. Я подумал, что зубы у несчастного водителя. Язык, что ли прикусил? А может, и в подвеске что щёлкнуло, не знаю. «Девятка» засела прочно. Наехавший на неё «Линкольн» ударил не сильно, но весомо так, солидно. Опять что-то клацнуло. «Девятка» дёрнулась, но из колодезного плена не освободилась, а скатилась обратно. Почти одновременно, но только с другой стороны на многострадальную «девятку» наехала «Волга». И снова – клац! По звуку – вроде точно зубы… Водитель в «Волге» тоже веселился от души, на каток глядя. У него с физиономии даже улыбка не сразу сошла, а только потом, когда он увидел, что сразу четыре фары разбил вдребезги.

Тем временем из «Линкольна» народ вылез. Немного народу – всего только двое. Не негры, однако. Белые, свои. ГАИшник из девятки тоже вылез. Один из пассажиров «Линкольна», шеф по всей видимости, на чистейшем английском осведомился: что происходит? Ну, ГАИшник ему и ответил. Сгоряча. Переводчик, похоже, не местный был, а тоже из-за бугра. Потому что не сориентировался он, и начал дословно переводить. Про мать прораба, самого прораба, и рабочих, и начальника главка, про колодцы. Переводчик переводил. Босс с умным видом кивал головой, ясно, мол, ага. И видно было, что ничегошеньки он не понимает. Совсем. Только от ГАИшника опасливо отодвинулся, на всякий случай.

ГАИшник понял, что говорит не то и прикусил язык. Каток тем временем хоть медленно, но успешно сокращал линейные размеры «шестёрки». Тут, как назло, к бедному блюстителю дорожного порядка подобралась бабуля. Из тех, что пирожками торговала. И протянула ему алюминиевую запотевшую кружку:

– На-ко, милок, воды колодезной. Охолонись маненько.

При слове «колодезной» ГАИшник дико посмотрел на бабулю, а потом – на открытый зёв колодца. Из колодца, наверное, дурно пахло, потому что он сразу отвернулся, взял из бабулиных рук кружку и в два глотка опорожнил её.

Сердобольная бабушка забрала свою кружку и исчезла. На «шестёрке» лопнуло заднее стекло.

Тут как вернулись с обеда дорожники. Поднялся шум. Они замахали руками и лопатами, и заорали друг на друга. Водитель «Волги» заорал на них, а ГАИшник – на всех на них сразу. Из всего этого крика стало ясно, что закрывать люки – не их обязанность, а оставшаяся от «шестёрки» половинка принадлежит прорабу, а он ещё из столовой не пришёл. Но уже идёт.

И действительно, прораб появился из-за угла…

Что там дальше кричали – было уже не слышно, наша очередь сдвинулась. А я наблюдал за переменами в лице босса – он всё с большим изумлением вслушивался в торопливую речь переводчика.

Номера мы в тот день сверили. Часа три ещё в очереди простояли. Потом, вздохнув с облегчением, поехали домой. На том самом злополучном месте уже всё убрали, всё разьехались. Ни «Волги», ни «Линкольна», ни «девятки». Каток, правда, на месте. Работает. Асфальт укатывает. Ни царапинки на нём! И «шестёрка» тут же. Передняя её половина – тоже целёхонькая. А на озеро мы в тот день так и не попали.