2. Лина
На пляже, конечно, полно народу. Жарко. Июнь на исходе. Один за другим подходят биолеты, и из них выбираются парни, девушки, какие-то галдящие мальчишки. Народ постарше, посолиднее – здесь с утра. Солидные люди в пекло не едут. Сейчас уже приезжают только такие, как я, – случайно завернувшие. И, конечно, у них, как и у меня, нет с собой плавок, и приходится идти к раздаточным автоматам, и, по всегдашнему моему везению, у автоматов оказывается немало парней.
Я растерянно останавливаюсь, ищу глазами конец очереди и вдруг слышу свое имя:
– Сандро! Тарасов! Тебе взять?
Я даже не сразу понимаю, чей это голос. Знакомый голос. Но чей?
Потом вижу возле самого автомата чернобровое лицо Марата Амирова. Знакомый парень! Из четыреста восьмидесятой школы. Правда, я его уже больше года не видел...
– Возьми, Марат! – кричу я.
– Одни?
– Да.
Через минуту Марат подходит с гладенькими зелеными плавками, которые все мы выкинем в переработку, уходя с пляжа. Плавки выпускаются специально для тех, кто забывает свои, привычные и, конечно, более удобные.
– Надоели уже эти тихоходы-автоматы, – ворчит Марат. – Толкайся возле них!.. Вываливали бы прямо на полку!
– Тогда человека надо ставить! – строго замечает сбоку какой-то парень постарше нас. – Ты пойдешь сортировать плавки?
– Еще чего! – Марат усмехается.
– То-то! – бросает парень и уходит к воде.
– Ты с ребятами? – спрашивает Марат.
– Один.
– Тогда пошли к нашим. У нас тут целый кагал.
Мы идем к кабинкам, в которых можно переодеться, и я интересуюсь:
– Как у тебя проверочные беседы?
– Вроде нормально, – отвечает Марат. – Сегодня вечером узнаем. А у тебя?
– Вроде тоже.
– На Риту записывался? – спрашивает Марат.
– Да. А ты?
– И я – да. Только ничего не выйдет, старина! Пойдем в институты. Говорят, мест пятнадцать нашему городу, не больше. Где тут попасть? Так что я морально готовлюсь в институт.
– На историка?
– Да. Твердо!
Когда-то Марат занимался в нашей киберлаборатории. Еще в седьмом классе. Тогда у нас была одна лаборатория на три школы. Потом в четыреста восьмидесятой создали свою. Но Марат уже не работал у них – ушел к историкам. Почему-то его увлекли первобытные люди, и он летал с археологами в Мексику и в пустыню Калахари, и раскапывал там какие-то могилы, собирал кости людей и черепки их посуды.
Может, он тогда уже решил лететь на Риту, населенную дикими, первобытными племенами? Потому и ушел к историкам?..
Вообще-то я тоже еще в седьмом классе решил для себя этот вопрос. Решил твердо – надо лететь. Потому-то и изучал целый год материалы об этой планете и делал потом о ней большущий доклад на трех уроках по истории космонавтики.
Но из киберлаборатории я не ушел. Понял, что без электроники не обойтись и там, на Рите. Ни нам, ни ритянам не обойтись без нее. И ритян ведь надо чему-то учить. И ритянам надо дать умные машины.
Да и просто немыслимо это для меня – уйти из киберлаборатории! Тогда и жизнь не в жизнь!..
Зимой нам говорили на уроках истории об успехах Марата Амирова. Кажется, он нашел во время экспедиций какие-то необычные кости и какие-то оригинальные черепки и сделал из этого смелые, необычные выводы. Меня никогда не тянуло к древним костям и черепкам, и потому я пропустил эти смелые выводы мимо ушей. Но я запомнил, что наша учительница истории говорила о Марате с уважением. Даже с почтением. Видимо, ей самой отыскать такие черепки не посчастливилось.
А компания у Марата большая – трое парней, пять девушек. И все незнакомые. То есть лица-то их мне знакомы. Все-таки соседние школы! Десятки раз видел этих ребят и на улицах, и в магазинах. Но имен не знал.
Впрочем, мне и сейчас их не запомнить. Слишком много имен сыплется сразу. Но одно все-таки задерживается – Лина. И потому, что имя – не частое, и потому, что девушка смотрит на меня как-то особенно. Будто давно знает.
Она маленькая и пухленькая, Лина. Как колобок. И ручки пухленькие, и щечки пухленькие, и ямочки на щечках. Но колобок – симпатичный. И красиво улыбается. Просто глаз не отведешь – так улыбается эта девчонка. Какая-то сказочная улыбка. И очень добрая. И очень бойкая.
Она вообще не из робких, эта Лина. Она не отстает от меня в воде, и, когда мы, наплававшись, ложимся на спину отдыхать, говорит:
– А я давно хотела с тобой познакомиться, Сандро.
– Разве ты меня знала?
– Тебя многие девчонки знают. Даже в нашей школе.
– Я просто потрясен такой известностью! И чем заслужил?
– Но ведь к тебе не подступиться, – продолжает Лина. – Сегодня впервые вижу тебя одного. Если, конечно, не говорить о магазинах...
– Теперь всегда буду один!
Даже не знаю, как это вырвалось. И вроде горько вырвалось.
Она молчит. Видно, думает – всерьез я или нет. Потом ее пальцы ловят в воде мою руку и сжимают. И только после этого Лина произносит:
– Ты не будешь один. Если, конечно, сам не захочешь...
“Вот это да! – думаю я. – Как все, оказывается, просто! Неужели они все такие?”
Невольно вспоминаются слова из сегодняшнего Таниного письма: “Ты пройдешь через это и еще будешь счастлив”.
А вот с такой буду счастлив?
Мы еще долго плаваем рядом, но о главном больше не говорим. Ни слова. А когда выбираемся из воды, невольно держимся так, словно что-то уже решено. Держимся вместе. И, кажется, все замечают это и, удивившись, перестают замечать. Будто так и было всегда. Будто так и надо.
Когда мы уезжаем с озера, Лина все ждет, пока остальные рассядутся по биолетам.
– Уедем последними! – шепчет она. – Ладно?
Я вначале машинально киваю, и только потом доходит до меня, что она просто хочет остаться в машине со мной вдвоем.
Она все рассчитала правильно – мы едем вдвоем. И, когда выбираемся на шоссе и передние биолеты с ребятами, разогнавшись, уносятся по воздуху вперед, Лина трется круглой мягкой щекой о мое плечо и закидывает голову, подставляя свой полуоткрытый, невероятно красивый рот.
Я делаю вид, что не замечаю этого. Гляжу вперед, на дорогу, сквозь смотровое стекло, как будто от моей внимательности что-нибудь зависит. Гляжу вперед и думаю о Тане – где она сейчас, что делает, с кем она?
Лина отодвигается от меня и долго, обиженно молчит.
Мне жалко ее. Мне самому становится больно оттого, что я причинил ей боль.
– Куда ты собираешься после школы? – спрашиваю я.
– В училище промышленной эстетики. – Она отвечает спокойно, ровно, даже холодно. Потом, как бы что-то решив, улыбается и спрашивает: – А ты, конечно, записался на Риту?
– Конечно. А ты разве нет?
– Это не для меня. – Она вздыхает. – Там нужны спортивные девчонки. А с моей-то комплекцией...
– Неужели это важно?
– А ты думал!.. Туда девчонок, как на конкурс красоты, отбирают.
– Вот уж глупо!
– Мало ли глупостей делается на нашей старенькой Земле? Земля без глупостей – это вроде бы даже и не Земля. Но тебе, Сандро, эти “малахитские” красавицы не достанутся! Надеюсь, тебя не возьмут.
– Почему надеешься?
– Не хочу, чтобы тебя взяли! – Она глядит в мои глаза так откровенно, как еще никто и никогда не глядел на меня. – Ты очень давно нужен мне, Сандро! Еще с тех пор, когда ты всюду ходил один. Без... своей Тани...
– Почему же ты тогда молчала?
– Тогда я считала, что девушка не должна... первая... Все мы в детстве так считаем.
– А теперь?
– Теперь мне все равно! Теперь важно, что ты – рядом. Я так долго ждала! Я уже почти смирилась с мыслью, что этого никогда не будет...
“Черт знает что! – думаю я. – И вовсе тут не так все просто. И вовсе она не такая... Что же у нас будет? Может, лучше бы нам и не встречаться? По крайней мере, для нее лучше...”
– Я позвоню тебе вечером, – говорит Лина, когда биолет останавливается возле ее школы. – Нам есть о чем поговорить, Сандро.
– А ты знаешь мой номер?
– Конечно! Давно! – Она заливисто, звонко хохочет. – А мой – вот! – И вынимает из кармана узенькую, как мизинец, карточку с личным номером. – Когда кончишь свой “поминальник” для радиофонов – запишешь мой номер первым. Могу я просить о такой малости?
– Откуда ты знаешь о “поминальнике”, Лина?
– Я много чего о тебе знаю! Не думай, что все это так... легко....
“Ну разве можно обижать ее? – спрашиваю я себя, глядя из биолета, как Лина бежит к подъезду школы, будто катится. – Если она даже о “поминальнике” знает...”
Это наш рыжий Юлий Кубов, руководитель киберлаборатории, окрестил “поминальником” устройство для радиофонов, которое я начал собирать еще в седьмом классе, потом забросил из-за коробочек эмоциональной памяти и вот продолжаю собирать нынче.
Очень уж длинные номера сейчас у личных радиофонов! Их трудно запомнить, трудно набрать. Нажимаешь, нажимаешь кнопки с цифрами... Обязательно где-нибудь собьешься. А пользуешься чаще всего пятью номерами. Ну, десятью! Так нельзя ли, чтоб их запомнил сам аппарат? Нажал нужную кнопку – а он уже передает готовый номер... Отпала в нем нужда – стер этот номер из памяти аппарата и записал другой...
Собственно, такие запоминающие устройства были придуманы страшно давно – в конце двадцатого века. Но оказались громоздкими и остались только при телефонах. В радиофоны не попали. И у меня первое устройство получилось громоздким – больше самого радиофона. И, значит, было бессмысленно – кто же станет таскать с собой две коробки вместо одной?
Потом я собрал еще восемь таких “поминальников”. И каждый последующий был меньше предыдущего. Последний был уже с четверть футляра радиофона. Но и это было много, потому что никто не станет увеличивать футляр. Все и так ворчат, что радиофон велик, тяжел, оттягивает карманы...
– А если уменьшить батарейки? – подкинул мне однажды идею Юлий Кубов. – Неужели тут предел?
Я занялся было батарейками радиофонов, стал искать что-то другое, полегче, поменьше, поновее, но потом увлекся коробочками эмоциональной памяти, или коэмами, как стали называть их после Женькиного “изобретения”, – и забросил все остальное.
А теперь, кажется, я нашел путь к тому, чтобы уменьшить батарейку. Намного. И собрал еще один “поминальник” на десять номеров – совсем уже крохотный. Пригодилась долгая возня с коэмами. Полтора года я отдал им. И они многому научили меня. Ведь там все миниатюрное. Почти микроскопическое. Может, и удастся теперь загнать этот “поминальник” в стандартный радиофон? Казалось бы, и немного уже работы – чуть-чуть. Но последнее “чуть-чуть” почему-то всегда самое долгое и трудное.
...За Линой захлопывается школьная дверь. Я подключаю клеммы к вискам, и биолет, медленно выбравшись из границ квартала, поворачивает к моей школе.
