16.БЕГСТВО

Капитан скользнул глазами по своим спутникам. «Интересно, что они выберут?» — подумал он. — «А что выберу я? Айтано нас не знают, а мы сами себя знаем? Да совсем не знаем…»

— Постойте, — вдруг крикнул не издавший до сих пор ни звука Ниморулен, — постойте! — И вскочил на ноги. — А вы можете сделать мне другие документы, ну, в смысле, паспорт а? И деньги! Так, чтобы после возвращения меня никто не узнал, и я бы был богатым?

Мгновение айтано молчали.

— Как я понимаю, — спросил весьма холодно Арт, — вы хотите получить другое удостоверение личности?

— Ну да, да, — закивал Ниморулен, — и деньги или что-нибудь такое — ну, драгоценные камни, скажем, на хорошую сумму, на миллион, а? — Он схватил Арт за рукав. — Можете?

— Можем, — ответил Арткурн, мягко убирая руку и переглядываясь с Карой. — И вот это всё, что вам надо? Вы приняли решение?

— Если вы это можете, то я уже всё решил, — воскликнул Ниморулен. — Сделайте мне удостоверение личности гражданина Бартинта, знаете, у нас есть такая планета, которая держит нейтралитет. Это будет самое спокойное место, и дайте денег. А переправить меня, если сможете, хорошо было бы на Ан-Пар, это известный у нас галактический курорт в зоне пространства у нашартмаков, там с денежками можно разгуляться. Можете это?

— Да, можем, — теперь ответила Кара, — но, конечно, потребуется некоторое время, чтобы всё для вас подготовить.

— Точно? — радостно воскликнул Ниморулен.

— Да, — подтвердил Арткурн, глядя прямо в глаза Ниморулену.

— А-а! — заорал Ниморулен. — Ур-ра! Наконец-то поживу всласть! Ура-а! — Он подпрыгнул, сорвал со своего комбинезона погоны, швырнул их на песок и стал топтать ногами. — Ура! — кричал он. — Вот теперь-то будет жизнь! Кто со мной, ребята?!

Двое айтано и жители Силонта молча смотрели на Ниморулена. Почувствовав на себе взгляды, Ниморулен остановился; улыбка медленно начала сползать с его лица, когда он встретился с тяжёлым взглядом майора.

— Это то, о чём я мечтал всю жизнь! — крикнул он с надрывом.

Малваун промолчал.

— Если вы всё для себя решили, — сказал Арт, обращаясь к Ниморулену, — то вам лучше сразу отправляться с нами. Кто ещё определился? — спросил он остальных.

Все молчали.

— В таком случае, думайте. Я понимаю, что у вас есть тысячи вопросов, но то, что мы рассказали — это пока все. Пока вы не решите. Вы, Ниморулен, встаньте спокойно и лучше постараетесь расслабиться, — приказал Арт.

— Ну, ребята, — Ниморулен помахал рукой, — прощаете. Советую и вам не думать много.

Он встал, опустив руки, облизал губы и уставился на Арта. Кара и Арт кивнули остальным и вдруг исчезли. С ними вместе исчез и Ниморулен. Лёгкий ветерок пахнул в лицо капитану.

«Что же выберу я? « — подумал Договар.

Молчание царило довольно долго. Овево Конмаун вдруг хмыкнул и сказал, имея в виду Ниморулена:

— Надо же, он мне таким пнём показался, а вот, поди же ты, первый сориентировался и ещё нам посоветовал, что делать!

— И что, — спросил Прило Бронит, — решил последовать его совету?

— Не знаю, как кто, — снова хмыкнул Овево, — а я тоже уже решил. Я про этого кретина Ниморулена не говорю, — Он встретился глазами с капитаном, — но чего здесь, по-моему, ещё думать? Я, например, никогда бы не простил себе, что ушёл из этого мира, не узнав его, как следует. Я останусь у них здесь, пока не выгонят!

Лавар Формаун резко поднялся со стула.

— Я тоже останусь с тобой, Овево! Ты прав, они могут так много. Если мы воспримем то, что знают они, то можем сами далеко шагнуть. Мы могли бы иметь такие же чистые планеты, так же лечить и спасать людей… И здесь даже нет понятия «политика», представляете! У нас же об этом только мечтают! Отец! — Он повернулся к сидевшему, опустив голову, Наконту Формауну, — Что ты скажешь, отец?

Формаун-старший вздохнул и провёл ладонью по лицу.

— Не знаю, Лавар, не знаю… Я уже слишком стар, чтобы менять свои взгляды. Они, айтано, говорят, что до сих пор не могут понять, в чём различие между нами и ими, хотя, как сами же сказали, наблюдают нашу культуру почти со времён Джилауна. Поэтому, мне кажется, нет гарантии, что мы сможем понять и воспринять их культуру, их знания и прочее. Да нет, такой гарантии… — Он помолчал. — И что это значит — воспринять, перенять? У нашей цивилизации была свое дорога, мы стремились к каким-то своим целям, у нас были и есть свои идеалы, и неплохие, как я считаю. Спорный вопрос, что нам нужно перенимать жизненные ценности у кого-то другого, почему?… Есть банальная фраза: «человека не переделать». По-моему, она очень верная. Не думаю, что, даже обладав знаниями этих айтано, мы станем лучше — от простой суммы знаний само по себе лучше никогда не становилось…

— Почему же суммы? — возразил Овево. — Тут появляется новое качество, и какое!

— Я же говорю, что нет уверенности, что мы воспримем этот новое качество, как бы хуже не стало от всех этих телепортаций и чтения мыслей. Вы представляете себе, что у нас начнётся, если такие люди появятся? Всем сразу такое не привьёшь, а, если только горсточка будет наделена подобным могуществом, то я уверен, даже, если они начнут с самыми благородными намерениями, то кончат диктатом или чем-то вроде. Как не поддаться такому соблазну, если располагаешь подобной властью? Абсолютная власть разлагает абсолютно — это истина. Одним словом, — Наконт Формаун тяжело поднялся, — я считаю, что нам нужно бороться за то, за что мы боролись, и стремиться к тому хорошему, к чему стремились лучшие умы у нас, а не перенимать «благоденствие» у кого-то. Уверен, и мы на своём пути добьёмся многого… Я тоже решил, я возвращаюсь. Пусть, айтано помогут мне добраться до нашартмаков, продолжу борьбу в эмиграции, как говорится, в Имперской Республике мне сейчас находиться нельзя… Пока вот так.

— Но отец, — воскликну Лавар, — ты не прав! Мы не имеем такой медицины, мы не могли бы так ликвидировать радиоактивное заражение! Мы же не можем так перемещаться в пространстве!

— Что ж, — кивнул Формаун-старший, — мы этого не можем, но ведь и они сами сознались, что восприняли некоторые наши технические приёмы. Значит, в чём-то и мы имели преимущество? И я сомневаюсь, что и у них нет никаких проблем. Пусть они не знают загрязнения окружающей среды, но, уверен, у них есть такие же «тупики», как и у нас, только где-нибудь в других вопросах. Вообще мне претит сама идея, чтобы наше естественное развитие подменять готовой калькой с чьего-то ОПЫТА. Пусть каждый идет своим путём.

— Я тоже так думаю, — сказал Прило Бронит и встал рядом с Наконтом Формауном. — Полагаю, эти ребята смогут доставить нас к нашартмакам. Я лично когда-то сказал себе, что хоть малое что-то, но сделал для свержения этих наших «Народных» Императоров. Пусть с помощью нашартмаков или кого-то ещё. Конечно, неплохо было бы, чтобы тут айтано помогли, но их на это явно не подобьёшь. У меня появилась мысль, ещё когда они были тут, а не постараться ли овладеть их секретами, да не воспользоваться ли этим у нас, но мысли они читают — это точно, от них такое не скроешь, и, только я такое подумал, как сразу же почувствовал, что это не пройдет, они меня не оставят с такими планами в голове. Они же об этом и сказали, дали понять. Так что мне делать нечего, я с вами, Наконт. Формаун-старший посмотрел на сына:

— Ты окончательно решил, Лавар?.

Лавар отвёл глаза:

— Решил, отец. Я остаюсь с Овево.

— Что ж, — Формаун помолчал. — Осталось трое. — Он повернулся к Малвауну, Договару и Чехотеру: — Что вы скажете?

Капитан посмотрел на майора, потом на Чехотера. Майор молчал.

— Я не знаю, — пробормотал Чехотер. — Я бы и остался здесь, это страшно интересно, но… Не знаю, как они нас вернут, — Он замолчал, как бы прислушиваясь к чему-то. — Если так, как они говорили… Только придётся, конечно, молчать о том, что мы побывали у айтано… Если можно вернуться без каких-то серьёзных последствий, то предпочту вернуться… Ведь там всё-таки мой дом.

— Так, — сказал Наконт Формаун, и в воздухе повисла долгая тишина.

Капитан старался сосредоточиться и не мог. Мысли прыгали. Что можно узнать здесь? Что это даст им? Если даст что-то… Он встретился глазами с майором и поразился, какой у Малвауна был растерянный взгляд. Договар подумал, что за последние дни уже часто видел майора в растерянности, майора, который как истинный служака, если даже и сомневался в чем-либо, то никогда не показывал этого. Сейчас же взгляд Малвауна был особенно тоскливым, и капитан почти физически почувствовал неуверенность и отчаяние, терзавшие майора. Капитан почувствовал, что майору незачем оставаться, он просто не понимает и не думает о возможностях, которые обещают знания айтано. Если же он вернётся, то начальство не погладит по головке за упущенных нарушителей и за аварию катера. Просить того, однако, что попросил Ниморулен, майору было просто стыдно. Капитан не мог знать про кристаллоблок с записью их разговора в боевой рубке, лежавший в кармане майора и про ту слабую искорку надежды, которая теплилась в душе Малвауна. Эта надежда заключалась в том, что если вернётся и капитан Договар, то у майора оставались шансы несколько реабилитировать себя, доложив в Службу Защиты Безопасности о болтовне капитана и предложении вступить в нелегальную организацию. Но Малваун понимал, что это только-только скрасит его провал с нарушителями и потери экипажа и никакого влияния на возможность повышения звания не окажет.

Майор сидел и с бессильной злобой думал, что сложись всё удачно, сейчас он был бы уже на базе, сдал бы нарушителей, получил бы личную благодарность груп-полковника Ролауна, представление на повышение и сделал бы доклад в отделение Службы Защиты Безопасности. Безусловно, последовала бы награда, повышение, отпуск, и всё было бы прекрасно. Надеть полковничьи погоны — это и жалование другое, и пенсия потом другая, а теперь всё пошло прахом! Если хоть капитан не надумает остаться… Хотя майор понимал, что возвращение Договара особо не поможет. Из-за потери катера и нарушителей он, Малваун, всё равно попадёт в опалу у начальства. Теперь точно начнут смотреть как на «выходящего в тираж», на «старика», о каком-то продвижении по службе и мечтать забыть, а дома — скандалы и истерики жены по поводу того, что он идиот, что у других всё иначе, что он разбил ей жизнь…

И тут майор почувствовал, что привык к жене, несмотря на то, что некогда из любил её. Поорёт, ну и перестанет, а готовит она хорошо, да и столько лет прожили вместе. Куда она от него денется? Никуда.

И к этим двум шалопайкам, которые думают только о том, чтобы одеться получше, и не хотят учиться, к своим дочкам привык майор. Куда они без него? Разжаловать его, скорее всего, не разжалуют, получится, что нарушители всё равно не ушли к нашартмакам, он скажет, что яхта погибла в Чёрном Пятне. Кроме того, он и его экипаж рисковали жизнями, так что не разжалуют, а если бы ещё капитан вернулся, то…

«Дьявол», — подумал Малваун, — «хорошо, если он не надумает остаться…» — И он бросил быстрый взгляд на задумавшегося капитана. — «А вдруг выплывет, что Ниморулен сбежал на разные там курорты, и эти двое объявятся у нашартмаков, а разведка узнает их там»? — Майору стало страшно. Тогда — разжалование, как минимум, и допросы, где выбьют всё, что происходило на самом деле…

Майор резко встал и сказал, обращаясь к капитану:

— Капитан Договар, полагаю, для офицеров не может быть сомнений, когда даже солдат, — Он кивнул на Чехотера, — решил вернуться. Я не говорю про этих отщепенцев и предателей, а также подонка, каким оказался сержант Ниморулен, забывший присягу и идеалы Лиги Борцов Имперской Республики. Так вот, мы с вами должны вернуться!

Капитан медленно поднял голову и посмотрел на майора так, как если бы перед ним находилось пустое место.

— Наше место там, тем более, — Малваун постарался придать голосу значимость, — если вы, как сами говорили, хотите бороться за справедливость. Настоящие патриоты служат Родине на своём месте, на своём посту, а не бегут куда-то, как эти вот, — Малваун ткнул пальцем в сторону Формауна и остальных.

— Настоящие патриоты? — переспросил капитан. — А вы можете мне объяснить, майор Малваун, что это такое — настоящий патриоты? Вы мне объяснить можете, именно вы?

— Что вы мелете! — крикнул майор. — Вы обязаны подчиняться присяге!

— Да идите вы!… — тихо сказал Договар, глядя куда-то в сторону.

Он встал и пошёл от группы людей к кромке прибоя.

— Ну, погоди у меня! — закричал майор и схватился за кобуру, висевшую у него на поясе, забыв, что она пуста. — Ах ты, сволочь! — Он плюнул в сердцах.

Овево Конмаун и Прило Бронит засмеялись.

Майор пнул один из стульев, стоявших в кружок на песке и бросился к тюкам, возле которых лежали автоматы, но тут же встал на месте — всё оружие исчезло.

— Спокойно, майор, спокойно, — насмешливо сказал Овево. — Лучше соберите свои личные вещи, если хотите возвращаться.

Капитан не оглянулся на злобные крики майора. Теперь он был твердо уверен, что айтано «не спускают с них глаз», и ничего произойти не может. «Как же мне поступить?» — думал капитан, идя вдоль самой воды по берегу спокойного в этот час океана. Солнце уже садилось за поросшие лесом горы; кончался третий день пребывание на планете Айтано.

Вернуться, продолжать службу, участвовать в работе «Обновления», где заправляют люди, мечтающие только о том, чтобы самим захватить власть?… Всё это как переливание из пустого в порожнее — ничего не изменится, ничего. Выйти из «Обновления», а то ещё и сообщить, куда следует? Это ему будет только плюс для карьеры. А, собственно, что ему не хватает? Со связями его папаши он спокойно дослужится до генеральских погон, высокого положения и всего остального.

Капитан представил себя генералом: заплывёт жирком, начнёт пошаливать печёнка и сердце — результат выпивок и малоподвижного образа жизни, облысеет… Рядом будет красивая, холёная и глупая жена, об этом можно не беспокоиться — родственники подберут, пара детишек, которым дорога в жизни будет уже заранее прописана и обеспечена, не зависимо от того, насколько они годятся для постов, на которые их вытолкнут теперь уже его генеральские погоны. А потом и их детям будет всё обеспечено и т.д., и т.д.. Ну, это, естественно, не самый верх жизни, но тем не менее…

«Чем же всё это, в конце концов, кончится?» — подумал Договар. — «Если все более или менее руководящие посты будут занимать мало подходящие для этого люди, поднаторевшие в демагогии высшего порядка, разглагольствующие о принципах Манифеста Лиги Борцов? Не может же это продолжаться вечно! Ну еще, может быть, лет сто, ну, даже двести, но это же тупик, искусственное торможение своего развития, и сейчас это уже ощущается, хотя официально, конечно, такого никто не признаёт».

Капитан поддал ногой валявшийся на пути камешек. Странно, что это такое: он родился в семье крупного военного чиновника, значит, он должен был бы инстинктивно стремиться к поддержанию того статуса, который этим ему обеспечивается и будет обеспечиваться его детям. Вместо этого Овево Договар сколько себя помнил сознательным человеком именно таким положением вещей в обществе был недоволен. Однако, понимая, что открытое выражение недовольства хорошего не принесёт, он и не выказывал своих крамольных мыслей ни дома, ни кому-либо из друзей, а плыл по течению, создаваемому мундиром отца: хочет генерал-консул Договар, чтобы его сын тоже сделал карьеру военного — что ж, Овево Договар не возражал. Не всё ли равно? Но, в конце концов, желание «делать что-то полезное» привело молодого Договара в «Обновление», где, как он теперь понимал, о настоящем обновлении общества тоже никто и не помышлял.

«Когда-нибудь, когда дела зайдут уж в окончательный тупик, всё развалится само собой», — подумал капитан, — «А пока ясно, что и у нынешнего режима есть резервы. Но стоит ли ждать такого тупика? Может быть если я, потом ещё кто-то, и ещё, и ещё овладеют хотя бы сотой частью знаний и способностей айтано, то тупика можно миновать? Ведь нам даже трудно представить себе общество, где нет обмана, подлости, где невозможны никакие чёрное помыслы как отдельных, так и групп лиц, и поэтому нет политики, поскольку не было ещё в истории политики, проводившейся без каких-то тайных целей, без фарисейства?»

Договар остановился. Разве он совершит предательство по отношению к своему народу, если останется здесь? Он ведь останется именно для того, чтобы на его родине стало невозможно предательство, ложь, страх. Только всегда помнить, что абсолютная власть разлагает, может разлагать абсолютно…

Капитан огляделся вокруг, ловя себя на том, что созерцание этого неба, гор, океана доставляет непонятное наслаждение, необъяснимо волнует. На пляж легла ажурная тень — закатные лучи просвечивали лес, и деревья чётко выделялись на фоне огненно-золотого диска. Лёгкие маленькие волны, которые погнал вечерний ветерок, тихо шуршали у самых ног, приглаживая песок.

Договар вспомнил, что он пережил в том полузабытьи, после которого он очнулся совершенно уже здоровым. Вобрать в себя всю природу, слиться со всем миром, оставаясь при этом самим собой, наслаждаясь чистым ветром, бьющим в лицо, тёплым ласковым морем, лесом, где каждое дерево купается в потоках солнца. Разве природа — это не мы сами? Разве стремиться к тому, чтобы понимать её и быть с ней одним целым это предательство, разве это бегство от своей культуры, если эта культура не понимает этого? Это то, с чего начинается человек, зачем же противопоставлять себя своим настоящим корням? Пусть кто-то и назовёт это бегством, но это будет бегство от лжи, косности, собственной слепоты…

Убежать от самих себя, чтобы вернуться к самим себе, но изменившимся, лучшим. Капитан усмехнулся. Так или иначе, они все оказываются беглецами: и те люди, кого они преследовали над Пятном, и майор, который боится последствий при возвращении, но всё-таки бежит от неизвестного. И Чехотер бежит от неизвестного, и Наконт Формаун, не имея сил переступить своё неверие, и Прило Бронит. А его тёзка, Овево Конмаун, и Лавар бегут от самих себя.

«Итак», — подумал капитан, — «значит, беглецов, которые остаются, будет трое… Пока трое».

Он присел, расшнуровал ботинки, снял их и босиком пошёл назад к лагерю.

— Ну, что решили вы, капитан? — спросил Формаун-старший.

— Тут и говорить нечего, — опередил капитана с ответом майор, — он не мог забыть своего долга и высоких идеалов, защищать которые мы поставлены. Капитан Договар, конечно, возвращается вместе со мной и Чехотером.

Капитан внимательно посмотрел на майора Малвауна и вдруг почувствовал как бы толчок в сознании. В следующее мгновение он уже знал, что в кармане у майора лежит кассета с записью их разговора в боевой рубке на катере, знал о том, какие надежды в связи с этим лелеет майор.

«Так вот почему он так хочет моего возвращения», — подумал капитан и тут же спохватился: — «Но каким образом я это узнал? Я ведь в этом уверен, что это? «Подсказка» всевидящих айтано или… я уже сам? Может быть, из-за того «сна»?…»

Но он не поверил, такое казалось невероятным — несколько дней подышать воздухом этого мира и впитать умение айтано?

Капитан посмотрел прямо в глаза майору.

— Беглецы, — тихо сказал он.

— Что? — удивился майор. — Что?

— Да это я так, — махнул рукой Договар. — Должен вас разочаровать, господин майор, — медленно и с издёвкой сказал он. — Понимаю, как страстно желаете вы моего возвращения, но я решил остаться. Сожалею, но вам придётся доложить только то, что я «погиб» при аварии катера.

Малваун от злости даже побледнел.

— Подонок, — процедил майор сквозь зубы, — подонок! Предатель!

— Нет, тоже всего лишь беглец, — покачал головой капитан.

Овево Конмаун подошёл к Договару и пожал ему руку:

— Отлично, рад, что ты остаёшься!

— И я тоже рад, — сказал Лавар; Формаун-старший промолчал.

— Желаю вам удачи, господин капитан, — сказал Чехотер и грустно улыбнулся.

— Спасибо, Корути, — кивнул капитан.

— Знаете, — Овево Конмаун потряс кулаком, — я чувствую, что мы многое сможем, честное слово!

— Я тоже чувствую, — улыбнулся Договар, — и даже уверен, но следует помнить про «абсолютную власть».

Майор Малваун поплёлся к своим вещам, бормоча что-то под нос. Прило Бронит потянулся и, засунув руки в карманы, покачался на носках:

— Ну что, все всё решили? Все готовы?

Чехотер уже стоял со своей личной форменной сумкой. Он пожал плечами и оглянулся по сторонам.

— Да вроде бы все, — сказал Овево Конмаун. — Ты всё собрал? — спросил он капитана.

Договар усмехнулся:

— А чего нам собирать, если мы всё равно остаёмся?

— И то верно, — кивнул Овево. — Тогда, что, идём туда? — И он показал в сторону каменного мыса, поднимающегося на фоне вечернего неба.

Наконт Формаун поднял свой рюкзак и бросил украдкой взгляд на сына.

— Я только не понимаю, — сказал он, — зачем им надо, чтобы мы шли туда? При всех этих телепортациях и тому подобном это просто комедия.

Прило Бронит фыркнул:

— Конечно комедия! Дают нам почувствовать свою самостоятельность. Что бы они ни говорили, все всегда преследуют только свои цели. Эти айтано — не исключение!

— Вряд ли стоит мерить их нашими мерками, — возразил Договар, — В этом, по-моему, наши основные беды: мы слишком часто оцениваем по заранее заготовленным масштабом то, что даже в мыслях не можем полностью представить. Мало разбираясь в чём-то, мы готовы утверждать, что нам всё известно заранее, — Он помолчал. — Не знаю, зачем им надо, чтобы мы туда пришли сами, но уверен, что они далеки от мыслей разыгрывать спектакль. Как бы то ни било — идёмте!

Они двинулись по песку в сторону каменного мыса — семеро людей, четверо с сумками, трое — налегке. Последним, волоча ноги, шёл как-то сразу постаревший майор Малваун. Когда они отошли на некоторое расстояние от места расположения лагеря, Малваун расстегнул нагрудный карман комбинезона, вытащил кассету, размахнулся и швырнул её в море. Как раз в этот момент капитан Договар посмотрел на майора и усмехнулся.

Кассета блеснула в последних лучах заходящего солнца и исчезла, не долетев до воды. Несколько секунд майор ошарашено смотрел в след брошенному предмету, как будто не верил, что сам выбросил кассету.

До чёрной базальтовой скалы, вздымавшейся над полоской песка и уходившей далеко в море, оставалось метров двести, когда капитан Договар вдруг ощутил на себе взгляды. Множество глаз наблюдало за ним и его спутниками, и он чувствовал, что это — бесхитростные глаза, честные, открытые, в глубине которых не таится ничего, что хотели бы скрыть.

Договар поднял голову. На ровной вершине скалы стояли айтано, их было много. Они стояли и смотрели на подходивших людей, ничем внешне от них не отличавшихся.

«Сможем ли мы быть такими?» — спросил себя Договар. — «Все мы бежим от чего-то, воюем против чего-то», — подумал он, — «у каждого своё, каждый старается найти то, к чему он подсознательно стремится. Значит, бежим мы к… своей сути, у каждого своя цель. А если бы у всех была одна? Хорошо это или плохо и как такое возможно реализовать? И возможно ли такое для нас?… Ну а, всё-таки, зачем нам нужно было идти сюда?» подумал капитан и в этот момент он вдруг понял — зачем.

Договар остановился и стал смотреть на стоявших на скале айтано. В первых рядах он увидел Кару и Арта. Они одновременно подняли руки и помахали им, и Договар понял, что жесты эти относятся к нему, Овево и Лавару. Он понял, что айтано надеются на них и очень хотят им верить. «Неужели они всё-таки не понимают нас «до конца»?» — почему-то с облегчением подумал капитан.

Он почувствовал уже знакомое по «сну» скольжение — вверх! Казалось, в лицо бьёт струя чистого, свежего воздуха, и время ускоряет свой бег, снимая оковы с мозга, размывая барьер, ограждающий разум, принося новое, неизвестное до сих пор ощущение мира, но оставляя его самим собой.

Он продолжал стоять на песке, но одновременно чувствовал, что несётся всё выше и выше. «Какая высота!» — подумал Договар. — «Как она ещё скажется на нас? Тут следует действовать очень осторожно: как бы то ни было, мы все тут пока беглецы…»