51. «Человеческие судьбы ненадёжны, как погода…»
Вечером Розита, не спросив о моей информации, предложила свою:
— Пленники добавили новую деталь. Оказывается, урумту не выпускают из пещер своих дам, оберегая их драгоценную жизнь. Мол, если разбегутся, их сожрут в лесах звери. Именно этот довод используется в племени. Пригодится тебе такая деталь?
— Возможно. Спасибо.
— И ещё новость. — Розита как бы торопилась чем-нибудь порадовать. — Расконсервировали на «Рите-два» цех для производства супердека. Из него будут отливать хижины по твоим чертежам. Ты хоть смутно представляешь себе, что такое супердек?
— Даже и не смутно. Сплавы резины с пластмассами. Их сотни. С малолетства знаю. Слово звучало дома постоянно.
— Вот как? — Розита удивилась. — А я его тут впервые услышала. Почему же оно звучало у вас дома?
— Отец занимался пластмассами. Он был автором двух десятков различных супердеков. Если не больше… Из опытных образцов отливали мою детскую мебель. Мне разрешали стулья ломать. Если силы хватит… По сути, я был подопытным кроликом.
— Как любопытно! — Розита отчётливо вздохнула. — Я не догадывалась о таких подробностях твоей бурной биографии. Теперь ясно, почему у твоей мамы слёзы навернулись, когда она услышала про этот цех. Я-то не могла понять… Ничего она не объяснила…
— Она вообще ничего о себе не объясняет. Её принцип: понимайте, как хотите! В меру своего ума…
— Так это и мой принцип! Ты был единственным исключением. Был… — Розита помолчала. — Может, поэтому мы с Лидой как родные?
— Это я заметил.
— Мы отвлеклись… — Розита опять вздохнула. — Хотя отвлечение было так любопытно!.. Тебе интересно, как будут отливать хижины?
— Допускаю — по принципу термоса. С вакуумным утеплителем. Иначе ничего не получится.
— Как ты догадался?
— Всё-таки, я технарь. Просто не знал, что у нас есть в запасе такое производство. Вебер его извлёк?
— Да.
— Головастый парень! Проблему жилья для урумту он решил.
Розита промолчала.
— Как теперь будете учить пленников? Где? Всё ведь меняется…
— Ну, уж, по крайней мере, не в деревянных домах Нефти. Теперь в них нет нужды. Хотят отлить для начала модель хижины. Из чистых пластмасс. И учить на модели. Пока учат, цех пойдёт. Модель поставят где-нибудь возле Города.
— Для дикарей очень важен запах. Не забудьте про ароматику! Отец о ней очень заботился. Хоть и не для дикарей работал…
— Спасибо. Передам. А что у тебя?
— Сегодня в моём вертолёте был Вук. Помнишь его?
— Ещё бы! Приходил мстить?
— За что?! Я отпустил его с едой и зажигалкой. Он сказал сегодня, что не забудет этого никогда.
— И ты с ним разговаривал? После того, как он угонял женщин из ту-пу?
— Разговаривал же Рузвельт со Сталиным! И не раз! Хотя и знал, что Сталин — палач. Не мог не знать… А сколько политиков разговаривали с Гитлером и Пиночетом? Ручку им жали… Я хоть ручку не жал.
— Не зря я всегда старалась держаться подальше от политиков. — Розита хмыкнула. — И руки у них не всегда чистые, и надёжности никакой.
— Все люди надёжностью небогаты. Читай бессмертного Руставели: «Человеческие судьбы ненадёжны, как погода. Небеса то блещут солнцем, то обрушивают гнев…» Навсегда сказано!
— А для политиков — особенно! — Розита помолчала, потом вдруг призналась: — Был у меня ранний опыт… И что же Вук у тебя выходил?
— Как минимум — пакт о ненападении. А может и мирный договор. Первый на этом материке. И второй на планете. После маратовского…
Я имел в виду «мирный договор» с племенем ра, который подготовил Марат Амиров и «подписал кровью» Фёдор Красный. Правда, уже после того договора ра убили мою Бируту… Но после Бируты — пока никого.
Розита молчала. Должно быть, тоже вспоминала Бируту, Ольгу. Они ведь дружили… Потом тихо поинтересовалась:
— И каковы пункты договора?
Я коротко изложил. С полной самокритикой насчёт неведомых каннибалок, которыми пришлось при этом пожертвовать. Но ведь и не капитуляцию урумту я подписывал! Всего лишь мирный договор… Без жертв он невозможен.
— И ты веришь этому дикарю? — ехидно спросила Розита.
— Вынужден! Когда заключаешь договор, заставляешь себя верить. Иначе никакие договоры невозможны. Вот зажгутся костры перед пещерами, посмотрим, куда пойдут люди. Отыщем новые племена — проверим на каннибализм.
— Как?! — Розита ужаснулась. — Кого на съеденье отдадим?
— Подвернётся кто-нибудь. Не волнуйся! Сейчас карта нужна! На моей карте ту-пу — почти с краю. Что за ними? Кто за ними? Нужна карта ещё на две-три сотни километров к западу. Буду исследовать. Собирались ведь второй спутник перегнать сюда. Перегнали?
— Перегоняют. Это не быстрый путь. Ещё что у тебя?
— Записывай! Вот сегодняшний отчёт…
— Включаю запись.
— Итак. Утром — переговоры с парламентёром из урумту. Договорились о ненападении на племена купов, айкупов, ту-пу и килов. Расход: три банки тушёнки, три ложки, две бутылки «Тайпы». Мирные переговоры на Земле обходились куда дороже.
— Кто такие килы?
Я объяснил. Что сам знал.
— Дальше…
— Провёл первое занятие курсов кройки и шитья. Как разворачивать сатин в один слой, примерять на талию, резать ножницами, сшивать иголками. Выяснилось, что купы сшивают шкуры сухожилиями с костяными иголками.
— Какие модели изучали?
— Юбки, понятно. Штаны тут пока неведомы.
— Сколько слушательниц?
— Одна. Дочь вождя. Но она обещала учить других.
— И какая у неё талия?
— Шестьдесят.
— Нормально. А почему сам других не учишь?
— Осторожничаю. Не вызвать бы чью-то ревность. Этим ведь всё можно разрушить.
— А тут?
— Тут всё спокойно.
— Значит, она в тебя влюблена. Я давно подозревала.
— И поэтому…?
— Нет! Не поэтому!
— Сотри этот кусок!
— Непременно!.. Ещё что успел?
— Сходил на болото пристрелять карабин. В порядке пристрелки снёс голову косуле. Притащил её к кострам, отдал женщинам. Освежевали без меня. Очень удивились, что нет головы. Тут голова — трофей! Зубы идут на ожерелья. Но её разнесло на куски. Калибр крупный! Зубы собирать не стал.
— Было ещё что-нибудь?
— Добрался до самовара. Сегодня впервые на этом материке попил чаю. Угостил вождя, его жён и детей. Чай понравился. Ребятня получила первый урок обращения с котлом. Когда-нибудь пригодится… Мужчины заинтересовались не столько самоваром, сколько туристическим топориком. Я им щепки колол… Предлагали применять топорик в охоте. Этого я и опасаюсь. Поэтому надёжно прячу его в палатке. К счастью, тут не воруют.
— Почитать ничего не успел?
— Где уж!.. Может, завтра, если хуры с утра не придут.
— А вечером?
— Вокруг фонарика — туча комаров. Читать не дают.
— Не будешь читать — одичаешь.
— Это я помню.
— Вот пока помнишь, ещё не безнадёжен. Как только забудешь, считай, одичал. Кстати, о комарах… Ренцел интересовался: как с ловушками?
— Завтра расставлю. Они оказались под самоваром. Ты не знаешь, кто у Натана в лаборантках?
— Неяку Нгуен. А зачем тебе?
— Она собиралась сюда прилететь. Надо хоть имя знать… Она из Вьетнама?
— Нет, из Салехарда. Где-то поблизости от твоего Урала. Сама так сказала. Когда я готовила репортаж об их лаборатории.
— На Южном полуострове я работал с Нгуеном Тхи. Он из Вьетнама. Это не одна семья?
— Одна.
— Завидую твоей осведомлённости. Всех, наверное, знаешь.
— Кроме себя! В себе никак разобраться не могу…
Розита вздохнула и отключилась.
…Даже в самой сладкой женщине есть что-то горькое. Помнится, это Заратустра говорил в знаменитой книге философа Ницше. Читали мы её потихоньку в «Малахите» вместе с Бирутой, и она этому наблюдению совершенно не поверила. И я — с нею.
Однако Розита невольно напомнила мне об этом с самого начала. И чем дальше, тем больше убеждался я, что Фридриху Ницше встречались, видимо, именно такие женщины.
Похоже, теперь эта горечь стала подступать и к горлу самой Розиты.
Только моей горечи от этого не убывает. Но кому повем печаль мою?
