Глава 7
10 часов 55 мин. 31 октября 20** года.
г. Москва, Волгоградский проспект — 57, кв. 17
Новоиспечённого миллиардера Дмитрия Киквидзе Родина встречала неласково. В Домодедово дул пронизывающий холодный ветер, а с неба периодически срывалась снежная крупа.
— Теперь я понимаю почему люди у нас в стране мало улыбаются, — пробормотал Дмитрий, пряча в воротник плаща лицо от колючего ветра и с тоской вспоминая мягкий швейцарский климат. — Кому захочется улыбаться если крупа, как бекасин из двух стволов тебе в рожу бьёт!
— Простите, это Вы мне? — удивился, стоящий рядом с ним молодой мужчина.
— Нет это я так… погоду ругаю.
— А-а, понятно! Кстати, такси не желаете?
— Желаю!
— Тогда поехали, докачу с комфортом — у меня «Форд-Фокус».
— Подойдёт.
— Цену знаете?
— Наплевать! Давай веди к тачке, я тороплюсь.
— Приятно иметь дело с солидным клиентом! — улыбнулся частник, и, подбросив брелок с ключами, ловко его поймал и сунул в карман потёртой кожаной куртки.
Дома Дмитрия ждал неприятный сюрприз: в щель между косяком и дверью была засунута повестка в УВД «Центральное», из которой следовало, что следователь Морозов ещё вчера в 10 часов утра очень хотел с ним побеседовать. Причём роль Дмитрию в этой беседе отводилась в качестве свидетеля по какому-то уголовному делу, номер которого Киквидзе не стал запоминать. — Ага, прямо сейчас и метнусь! — зло процедил Дмитрий. — Уже побежал! Не получал я никакой повестки! — и с этими словами ожесточённо смял продолговатый серый бланк и бросил в лестничный пролёт.
Первое, что он сделал, войдя в квартиру — открыл все форточки и дверь балкона. В квартиру хлынул свежий, по-зимнему пахнущий снегом холодный воздух.
— Хорошо! — вздохнув полной грудью, подумал Дмитрий и впервые за день улыбнулся. — А теперь в душ! Надо смыть весь негатив, и хорошее настроение придёт само собой!
После душа он решил перекусить, и заварил себе в турке кофе. Из продуктов в холодильнике были только кусок сыра в вакуумной упаковке и высушенная морозом и временем палка сырокопчёной колбасы, которая по твёрдости могла соперничать с милицейской дубинкой.
— То, что надо! — сглотнул слюну голодный мужчина. Выражение «колбаса твёрдого копчения» Дмитрий понимал буквально и очень любил строгать одеревеневшее от времени колбасное изделие острым ножом, заедая тонкие колбасные ломтики кусочками солёного сыра и запивая светлым пивом. Пива в холодильнике не было, что вызвало у Дмитрия лёгкое раздражение.
— Так жить нельзя! — голосом пламенного трибуна громко произнёс миллиардер и театральным жестом захлопнул дверь холодильника.
— Товарищи! — обратился он к воображаемым толпам митингующего народа и по-ленински простёр руку вперёд. — Господа! Соотечественники! Не мы ли проливали кровь на полях классовых сражений за счастье мирового пролетариата? И где теперь этот пролетариат? Не мы ли клали свои молодые жизни на алтарь всемирной революции, будь она неладна! Не мы ли с вами на своих плечах вытаскивали страну из разрухи, дефолта и перестройки? Мы! Это сделали мы с вами, господа и граждане! Так доколе…?
На этом слове Дмитрий споткнулся и возникла незапланированная пауза, которая могла смазать выступление, поэтому он не стал детализировать, и, повысив голос, продолжил.
— Доколе? Я вас спрашиваю? Не пора ли перестать тратить свои жизненные силы во имя мифического царства всеобщей справедливости, и начать прожигать жизнь и тратить заработанные тяжким трудом деньги в своё удовольствие? Да здравствуют буржуазные излишества! Даёшь в каждом селе «Макдональдс», а в каждой деревне — стриптиз-бар!
В этот момент в дверь позвонили, и Киквидзе с сожалением прервал пламенную речь.
На пороге квартиры стоял милиционер.
— Участковый инспектор лейтенант Тимощук. — представился офицер.
— Очень… очень рад! — поспешил заверить участкового в своей лояльности миллиардер Киквидзе, запахивая махровый халат. — Чем обязан?
— Гражданин Киквидзе, Вы получали повестку? — официальным тоном поинтересовался представитель закона.
— Ничего я не получал, гражданин начальник, — замотал головой Киквидзе, подсознательно примерив на себя личину уголовника, которого пытаются поймать на противоречиях в собственных показаниях.
«Неужели прознали про наследство? — мелькнула мысль. — Явного криминала за мной нет, но дед Иосиф вывез из страны эти деньги незаконно, а потом присвоил их себе, и как выясняется, тратил не всегда на пользу государства».
Сглотнув неожиданно возникший в горле ком, Дмитрий вытер лоб рукавом халата и перешёл в наступленье.
— Знать ничего не знаю! — повысил он голос. — И не расписывался я нигде! И вообще я здесь ни при чём!
В этот момент в голове почему-то зазвучала знакомая со школьной скамьи блатная песенка:
— А первый раз меня вязали «мусора»,
когда мне стукнуло всего семнадцать лет!
— А кто при чём? — продолжал давить авторитетом представитель закона.
— Я не знаю! — тоскливо заныл Киквидзе и весь сразу как-то сник.
— А кто знает? — добивал его участковый прямо на пороге собственной квартиры. — Советую подумать и во всём сознаться!
— В чём сознаться? — обречённо поинтересовалась потенциальная жертва милицейского беспредела.
…И вот стою я средь тюремного двора,
мечтая Зиночке послать большой привет!
— Во всём! — железным голосом подытожил милиционер.
— Но я ничего не знаю!
— Об этом Вы завтра скажете следователю.
— Морозову? — не подумав, ляпнул Киквидзе.
— Морозову, — подтвердил участковый. — А говорите, что повестку не получали! Фамилию следователя откуда знаете?
— Так у нас в доме — да что там в доме! — В целом квартале всякий знает, кто такой следователь Морозов! — продолжал выкручиваться Дмитрий.
— Врёте Вы всё, гражданин Киквидзе! — уверенно заключил милиционер. — Морозов только месяц к нам из Наро-Фоминска переведён, так что раньше Вы его знать не могли. Следующий раз за неявку по повестке будете подвергнуты принудительному приводу! Всё ясно? Тогда распишитесь за получение повторной повестки.
… Но день настанет и на волю выйду я!
И о загубленных годах вздохну с тоской!
Когда за участковым захлопнулась дверь, Киквидзе облегчённо вздохнул и сел в прихожей прямо на пол.
Прощайте кореша! Привет, семья!
Из Магадана возвращаюсь я живой!
— А чего это я, собственно, испугался? — здраво рассудил Дмитрий. — Ну, не явился я по повестке! Ну и что? Даже если они что-то раскопали о моём миллиардном наследстве, то я мог и не знать о происхождении этих денег. Нет за мной ничего, гражданин начальник! — храбрился Киквидзе. Однако в глубине души понимал, что опасается даже не того, что государство узнает об украденных миллиардах, а того, что о баснословных деньгах станет известно широким массам, основу которых составляли не ударники капиталистического производства, а озверевший от нищеты пролетариат вкупе с посверкивающими фиксами авторитетными пацанами. — Валить надо из этой страны! — сказал он сам себе вслух. — И как можно быстрее!
* * *
10 часов 5 мин. 1 ноября 20** года.
г. Москва, УВД «Центральное»
Следователь Александр Иванович Морозов находился в том чудесном возрасте, когда наработанный практикой опыт уже есть, а жизненные силы организм ещё не покинули. Поэтому, приняв к производству уголовное дело по факту убийства гражданина Курдюмова Султана Каримовича, гражданина РФ, ранее судимого, кличка «Мозговед», он активно приступил к проведению следственных действий.
Ровно в 10 часов в дверь кабинета вежливо постучали.
— Входите! — крикнул следователь, продолжая вчитываться в заключение о смерти потерпевшего Курдюмова. В кабинет вошёл ничем не примечательный мужчина, примерно 30 лет. В левой руке он держал повестку, а в правой собственную кепи.
— Вот, — тихо произнёс посетитель и протянул следователю повестку.
— А-а, гражданин Киквидзе! — обрадовался Александр Иванович, мазнув взглядом по выписанной им накануне повестке. — Ну, что же Вы, дорогой мой, заставляете себя ждать? По повестке не являетесь, участкового заставляете за собой посылать?
— Я в отъезде был, — сухо ответил посетитель и без приглашения опустился на стул.
«Типичный интеллигент, возможно, дальше Московской области за всю свою безоблачную тридцатилетнюю жизнь никуда не выезжал, — сделал вывод Морозов, внимательно осмотрев явившегося на допрос свидетеля. — Родился и вырос в Москве, можно сказать, в тепличных условиях, ранее не судим и с криминалом дел никаких не имел. Судя по помятым брюкам и несвежей рубашке, до сих пор не женат. Нет, на убийцу Мозговеда он явно не тянет, но, возможно, хоть что-то прояснит. Ведь был же у него конфликт с потерпевшим».
— Расскажите мне, как Вы познакомились с гражданином Курдюмовым, — предложил следователь Дмитрию, когда все процессуальные условия были соблюдены и можно было приступать к допросу.
— С Курдюмовым? С Курдюмовым я лично не знаком!
— Разве? А вот свидетель Свиридов утверждает, что Вы не только были с ним знакомы, но ещё и конфликтовали из-за финансовых разногласий.
— И Свиридова я не знаю! — уверенно заявил Киквидзе. Возникла пауза.
— Интересно! — сказал Морозов после короткого раздумья. — Очень интересно! — и зачем-то спрятал заключение о смерти гражданина Курдюмова С.К. в ящик письменного стола. — А допрос обещает быть интересным. — с потаённой радостью подумал следователь и внутренне напрягся.
— Значит, так и запишем, что ни Митяя, ни Мозговеда Вы не знаете и ранее с ними не встречались?
— Записывайте, что встречались! — обрадовался Киквидзе. — И Митяя и Султана Каримовича я хорошо знаю.
— И конфликт между вами был? — не меняя тона, уточнил следователь.
— Имел место! — мотнув головой, подтвердил Дмитрий. — Я Султану Каримовичу деньги был должен.
— А теперь?
— Что теперь?
— Теперь не должен?
— Не всё так просто, — вздохнул Дмитрий. — Деньги у меня для возврата долга были, но Мозговед, хоть и правильный пацан, но своё обещание не сдержал, поэтому я в нашу последнюю встречу долг ему не вернул.
— И этот уголовник Курдюмов просто так Вам простил?
— Не простил, — сглотнул слюну Киквидзе. — Не простил, но поделать со мной ничего не мог. Вы же знаете, в уголовном мире есть определённые условности, которые даже самым отъявленным «отморозкам» нарушать не следует.
— Допустим. Так что же за условности возникли в ходе конфликта между Вами?
— Он не вернул мне гросс… — начал было Дмитрий, но тут же прикусил язык. Он уже понял, что следователя интересует личность Султана Каримовича, а не его миллиардное наследство, поэтому о наличии «Оперативного журнала» решил не упоминать.
— Чего он Вам не вернул?
— Расписку. Да, расписку не вернул, а деньги требовал. Я испугался, что он меня «кинет», поэтому пригрозил, что пойду с жалобой к «смотрящему».
— И это его остановило?
— Ещё как остановило! Султан всегда гордился, что поступает «по понятиям», поэтому репутацией «правильного пацана» очень дорожил.
— Дальше!
— А дальше я уехал по делам и его больше не видел.
— И подтвердить это можете?
Киквидзе покопался в карманах и выложил на стол чудом сохранившийся билет на самолёт.
— Надеюсь загранпаспорт с собой? — с надеждой в голосе спросил Морозов, внимательно изучив билет. Дмитрий покорно передал ему свой новенький загранпаспорт. Следователь сверил дату вылета с датой проставленной в аэропорту Швейцарской визы и спрятал билет в ящик письменного стола.
— Если не возражаете, билет я оставлю у себя и приобщу к материалам уголовного дела, как подтверждение вашего алиби, — привычно произнёс следователь.
— Подтверждение чего? — несмело уточнил Дмитрий.
— Подтверждение о Вашей непричастности к убийству гражданина Курдюмова.
Пока Киквидзе переваривал эту неожиданную для него новость, Морозов внимательно следил за его реакцией.
«Нет, не убийца он, и не причастен к этому «мокрому» делу. — решил следователь. — Реакция естественная, но он растерян, что-то мямлит в своё оправдание, значит, свои действия заранее не продумывал и к такому повороту событий не готовился. Похоже, что он действительно не знал, что Мозговеда «замочили»».
— Значит, долг мне теперь возвращать некому? — наивно поинтересовался Киквидзе.
«Ещё одна глупость, — отметил про себя Александр Иванович. — Настоящий убийца никогда бы не упомянул о долге. Долг — это мотив для убийства. Получается, что, упомянув о невозвращённом долге, Киквидзе сам себя подставляет. Святая наивность! Если бы не его алиби, загремел бы он у меня сегодня на нары!»
— Если быть точным, то нас с Курдюмовым, кроме упомянутого мной долга, ничего не связывало. Мы совершенно разные люди…
— Откуда у Вас появились деньги для возврата долга? — перебил Морозов.
— Наследство! — живо откликнулся свидетель. — Я наследство получил, это легко проверить.
— Проверим, а пока распишитесь в протоколе допроса и можете идти.
— Куда? — задал ещё один дурацкий вопрос Дмитрий.
Следователь откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на свидетеля.
— Скажите, Дмитрий Алексеевич, Вы что-то скрываете или на Вас так подействовала обстановка моего кабинета?
— Почему Вы об этом спросили? — пролепетал уже готовый сознаться во всех грехах Дмитрий.
— Да ведёте Вы себя как-то странно: человек с высшим образованием, бизнесмен, всю жизнь прожили в Москве, а ведёте себя, как провинциал в Большом театре. Если есть какой грех за душой, то выкладывайте, оформлю как явку с повинной.
— Зачем? — жалобно проблеял Киквидзе.
— Как зачем? На суде зачтётся!
— Водички можно? — окончательно перепугался Дмитрий.
— Дома попьёте! Шучу я, Дмитрий Алексеевич. Если протокол подписали, то можете идти.
После ухода Киквидзе следователь ещё раз перечитал протокол, покурил, снова перечитал короткие показания Киквидзе и написал на имя начальника Управления рапорт о необходимости установления за фигурантом уголовного дела Киквидзе Д.А. негласного надзора.
