Я никогда не задумывался, где и при каких обстоятельств познакомлюсь с очередной прелестницей. В этом вопросе судьба всегда благоволила ко мне, и я редко оставался без внимания женщин, за что и заслужил от завистников прозвище «офицер для особо интимных поручений». Сам я по молодости лет воспринимал это, как должное, а моё начальство мирилось с моими многочисленными романами, как с неизбежным злом.

Подсознательно я догадывался, что такое легкомысленное поведение рано или поздно мне аукнется, но ничего поделать с собой не мог. Как только господин Случай в очередной раз сталкивал меня с красивой женщиной, я тут же шёл на поводу своих желаний и начинал добиваться от предмета моей страсти ответных знаков внимания. В большинстве случаев мне это удавалось. Иногда моя самонадеянность меня подводила, и я терпел позорное фиаско, но горевал недолго и скоро находил утешение в объятиях другой женщины.

Мой непосредственный начальник генерал-лейтенант Баринов такое поведение осуждал, и считал, что я «…волочусь за каждой юбкой»! Я же был категорически против такого вульгарного определения, и считал, что моё поведение – не что иное, как поиск методом проб и ошибок той единственной и неповторимой, которая предназначена мне Провидением.

Последующие события показали, что, как ни странно, но мы с Бариновым оба оказались правы. Мои предположения оправдались в части того, что приключения на любовном фронте мне, как и следовало, аукнулись. Баринов оказался прав в части того, что мои тайные недруги попытаются поймать меня в «медовую ловушку».

– Вероятней всего, для тебя они припасут связь с очень красивой, но замужней женщиной, – задолго до моей мнимой кончины инструктировал Баринов. – Причём замужем она будет за очень высоким чином, возможности которого стереть тебя в порошок значительно превосходят твои шансы на выживание.

Эту фразу я вспомнил именно в тот момент, когда мои шансы на выживание действительно равнялись нулю, и избежать печальной участи мне помогло счастливое стечение обстоятельств. Впрочем, обо всём по порядку.

В понедельник утром, ровно в 9 часов, я, как и планировал, был «на ковре» у Баринова. К моему удивлению, встреча прошла конструктивно, то есть без привычного брюзжания и банальных нравоучений. Владимир Афанасьевич словно забыл о том, что я по собственной милости вляпался (другого слова не подберу) в неприятную историю, из которой выпутался только через шесть месяцев и только благодаря его стараниям. Наверное, в глубине своей генеральской души он меня по-отечески любил. А если предположить, что не любил, то оберегал – точно!

– В полиции Вы поработали хорошо, – кратко подвёл он итог моей шестимесячной одиссеи. – Теперь пришло время на таком же качественном уровне поработать в своей должности. Задание о розыске и пресечении преступной деятельности Таненбаума с Вас, полковник, никто не снимал, так что продолжайте розыскные действия, как ни в чём не бывало. И больше находитесь на виду: походите по театрам, презентациям, потолкайтесь на выставках…

– На вокзал можно? – не удержавшись, перебил я начальника, намекая на главного героя из «Бриллиантовой руки».

– Зайдите, – проскрипел в ответ Баринов. – Пусть Таненбаум увидит, что Вы воскресли. И если он не дурак, а он к этой категории мыслителей не относится, то он поймёт, что его полгода водили за нос. На реакцию коллег, которые Вас похоронили и некоторые даже оплакали, постарайтесь внимания не обращать.

– Простите, Владимир Афанасьевич, но чего мы этим демаршем добьёмся?

– Противник поймёт, что его переиграли, а это значит, что он где-то допустил ошибку. Думаю, это подтолкнёт его к активным действиям, а каким именно, Вы мне лично доложите.

Выходя из кабинета, Баринова я мучительно гадал, какое из двух альтернативных решений принять: засесть у себя в кабинете и «родить» план оперативно-розыскных мероприятий по операции «Таненбаум», или же немедленно приступить к реализации указания Баринова и начать «находиться на виду».

«Жил я без плана ОРД шесть месяцев, – мысленно сказал я сам себе, – поживу ещё немного, тем более что эту писанину с меня пока никто не требует. Буду выполнять указания Баринова: выйду в свет».

Куда именно направиться, я ещё не решил, но желание отпраздновать своё второе пришествие в мир живых меня просто захлёстывало.

В оперативной работе я далеко не новичок, и понимал, что странное на первый взгляд задание Баринов дал мне не случайно. Фактически это была немного видоизменённая, но старая и хорошо себя зарекомендовавшая «ловля на живца». В роли живца, естественно (кто бы сомневался!), полковник Каледин.

Моё извращённое сознание нарисовало ироничную картинку: сидящий с удочкой на берегу реки Баринов и стоящий рядом с ним Директор ФСБ Павел Станиславович Ромодановский.

– Кого ловите, Владимир Афанасьевич? – вопрошал Ромодановский.

– Таненбаума, – буднично отвечал Баринов, поддёргивая без нужды рыбацкие сапоги.

– Так ведь не сезон, – шумно выдыхая, удивлялся грузный собеседник.

– Знаю, Павел Станиславович! Знаю! Оттого и не клюёт, что не сезон.

– А на кого ловите? – продолжал интересоваться Директор ФСБ.

– Так на Каледина и ловлю! – вздыхал Баринов. – Больше не на кого.

– Надо было на него поплевать, – с видом знатока советовал Ромодановский. – Тогда, глядишь, и клюнет, а то он у вас в последнее время, особенно после теракта, совсем какой-то неживой стал. На дохлую наживку Таненбаум не клюнет – это я Вам авторитетно заявляю…

Дальше я придумать не успел, так как нос к носу столкнулся с Ниной Ивановной Толокновой. Нина Ивановна была одним из старейших сотрудников Центрального аппарата, и почему-то руководство поручало именно ей оформить траурную фотографию умершего или погибшего при исполнении служебного долга сотрудника, и написать короткий, но проникновенный некролог.

Нина Ивановна, глядя на меня, в ужасе открыла рот, но её испуганный крик, задавленный спазмой мышц, застрял где-то в гортани, а перекреститься мешала кипа документов, которую она держала в обеих руках.

– Нина Ивановна, это не я, – зачем-то соврал я перепуганной женщине. – Я его старший брат-близнец. Меня руководство специально вызвало из Кемерово, чтобы я продолжил дело погибшего брата, продолжил и покарал преступников! Нас и в детстве часто путали, даже матушка только по родимому пятну и различала. Хотите, покажу? – и для наглядности я расстегнул пуговицу на рубашке.

Нина Ивановна, издав какой-то неясный гортанный звук, почему-то бросилась от меня прочь, обильно роняя по пути документы.

На улицу из «конторы» я выбрался, ловя на себе удивлённые взгляды коллег, но это укладывалось в рамки общепринятого поведения.

«А не нанести ли мне визит старому знакомому, Рождественскому? – мелькнула шальная мысль. – Тем более что повод для встречи имеется».

Я набрал на телефоне полузабытый номер и позвонил, однако трубку никто не взял.

– Значит, не судьба! – сказал я сам себе и отключил телефон.

Время было обеденное, и я решил «засветиться» на публике в одном из ресторанов Москвы, который так любит посещать элитная публика. После того, как я получил причитавшееся мне денежное жалование за шесть месяцев, плюс страховку за ранение, денег у меня было, как у дурачка махорки. Именно так выражалась бабушка по отцовской линии, когда хотела подчеркнуть у кого-то обилие денежных знаков.

Поэтому, не мудрствуя лукаво, я выбрал «Метрополь», трезво рассудив, что мода на различные богемные заведения приходит и уходит, но есть в жизни ценности не подверженные капризу легкомысленного гламура.

Говоря по-простому, в «Метрополе» я рассчитывал встретить солидную публику, а не раскрашенных девиц с зелёными волосами. Почему с зелёными? Это одно из выражений моего начальника: «Тот, кто не может похвастаться наличием мозгов, красит волосы в зелёный цвет»!

Я люблю бывать в «Метрополе», так как это одно из немногих мест, сохранившее колорит и атмосферу старой Москвы.

Несмотря на обеденное время, в зале было немноголюдно. Я заказал традиционную для этого времени суток солянку, карпаччо из лосося, грибной жульен и стейк из мраморной говядины.

– Что будете пить? – вежливо осведомился официант.

– Пить я буду исключительно водку, причём только русскую и, конечно, охлаждённую.

– Одну минуточку, – улыбнулся официант и бесшумно исчез.

Ждать долго не пришлось: официант появился так же неожиданно, как и исчез.

«Чувствуется школа!» – с удовлетворением подумал я, наблюдая, как молодой человек быстро, но без суеты, профессионально сервирует столик. Больше всего мне понравилось, что графинчик с водкой он принёс в мельхиоровой чаше, наполненной колотыми кусочками льда.

– Приятного аппетита, – произнёс официант после того, как до краёв наполнил мне рюмку холодной водкой и придирчивым взглядом окинул сервировку стола.

Я искренне поблагодарил его и с удовольствием опрокинул в себя рюмку ледяной водки, которая сначала обожгла пищевод арктическим холодом, но через минуту приятным теплом растеклась по всему телу. После чего я с нескрываемым наслаждением накинулся на карпаччо.

Я заканчивал с грибным жульеном и готовился воздать должное главному блюду – рыбной солянке, когда в зале появились новые посетители: две женщины в сопровождении одетого в новую, ещё необмятую военную форму мужчины, на груди которого сиял новенький орден Мужества. Да и сам владелец ордена сиял, как новенький рубль и, судя по всему, был готов поделиться своей радостью с каждым, кто согласится выслушать его героическую историю. Дамы ещё не перешагнули тридцатилетний рубеж и являли собой два подвида класса блондинок, которые в изобилии водятся на Среднерусской возвышенности.

Женщина по правую руку от офицера-орденоносца была платиновой блондинкой с правильными чертами лица и красиво очерченным ртом. Взгляд её серых глаз был оценивающим, но в то же время доброжелательным. Такие женщины знают себе цену, и не стремятся во что бы то ни стало выйти замуж за олигарха. Олигархи, или просто очень состоятельные мужчины, сами находят их. Из таких женщин, как правило, получаются верные жены. Как правило, но бывают и приятные исключения.

Женщина по левую руку от орденоносца была голубоглазой блондинкой оттенка «слоновой кости», чуть ниже ростом и немного моложе своей «платиновой» подруги. На курносом личике выделялись капризно надутые алые губки, что придавало ей пикантный вид рано повзрослевшей девочки-подростка. Такие женщины до старости играют роль капризной девочки и не стесняются, называя своего солидного мужа на людях «пупсиком» или «папиком». Судя по их раскованному поведению, а также по отсутствию обручальных колец на безымянных пальцах правой руки, обе были не замужем.

Мужчина галантно усадил дам за столик и жестом подозвал официанта. С удовольствием хлебая солянку, я краем глаза продолжал наблюдать за капитаном-орденоносцем и его подругами. Обильная жестикуляция единственного за столом мужчины и довольные лица женщин, давали основание предположить, что весёлая компания собирается гулять не по-детски. Официанты, почуяв хорошие чаевые, закружили вокруг клиентов, как пчелы на пасеке, и скоро на столе теснились тарелки с салатами и закусками, блюда с мясными и овощными нарезками, и какими только душа пожелает разносолами. В самом центре стола, словно цитадель перед решающим и последним штурмом возвышалась дюжина разнокалиберных бутылок. Как я и предполагал, капитан собирался гулять с купеческим размахом.

Я уже собирался попросить у официанта счёт, когда орденоносец решительно направился к моему столику.

– Прошу прощения, – приглушённым голосом произнёс офицер, остановившись от меня в двух шагах. – Хотя мы и незнакомы, но мне кажется, что мы с Вами раньше встречались.

– Возможно, – холодно ответил я. Честно говоря, я не очень люблю, когда события развиваются по подобному сценарию. Есть в этом, что-то фальшивое. – Не припомните, где именно?

– Там… – кивнул головой капитан, – …на войне!

«Для Афганистана он слишком молод, остаётся Чечня», – прикинул я в уме. В Чечне, в командировках для выполнения особо важных заданий руководства ФСБ я бывал несколько раз. Один раз был командирован для выполнения личного поручения Президента.

– В Первую Чеченскую я и ещё двое моих коллег выполняли задание по охране порученца самого Президента, – продолжил пояснять капитан. – Имя нам его не называли, да и прилетел он к нам хоть и в военной форме, но без знаков различия. Мне кажется, этим порученцем были Вы.

– Возможно, – снова уклонился я от прямого ответа. – Вполне возможно.

– Вас тогда ещё снайпер подстрелил, – продолжал капитан. – Пуля вскользь прошла, но меточка у Вас на правом виске, я вижу, осталась. Ох, и досталось от начальства нам с товарищами тогда за ваше ранение!

– Так это когда было? – воскликнул я, немного смягчив тональность. – Сто лет назад?

– Может и сто, а может и больше. Лично для меня Первая Чеченская – как события из другой жизни, – вздохнул орденоносец. – Вроде и со мной было, и в то же время не верится, что я всё это выдержал!

– Присаживайся, герой, – предложил я, окончательно уверовав в отсутствии «второго дна» в визите ветерана. – А почему до сих пор в капитанских погонах?

– Да тут такая история произошла! – смутился капитан. – Я после Чечни на любую несправедливость реагировал, как бык на красную тряпку. А тут, как назло, в одной «жёлтой» газетёнке повадился некий щелкопёр нас, «чеченцев», грязью обливать: уж мы и такие, и сякие, чуть ли не «отморозки» в погонах! Ну, я, значит, пошёл в редакцию и нашёл там этого журналиста. Захожу в кабинет и вижу: сидит за компьютером какой-то прыщавый длинноволосый слизняк. Я его сначала вежливо спрашиваю: «Ты, гадёныш, хоть от новогодней хлопушки порох нюхал или ты, сволочь длинноволосая, за тридцать сребреников с чужого голосу поёшь»?

Он после моих слов весь как-то сжался и зачем-то стал охрану звать. Тут охранники набежали, и давай меня, как нашкодившего пацана, из редакции выталкивать. Закипело у меня всё внутри, но я сдержался и вежливо так их спрашиваю: «Что же это вы, псы позорные, делаете»? А они мне в ответ: «Молчи, «отморозок»! Как дальше события развивались, помню смутно, но очнулся я в полиции. Пока решался вопрос о возбуждении в отношении меня уголовного дела за хулиганство, подоспела Вторая Чеченская компания. Я тут же рапорт по команде подал, дескать, так, мол, и так – участвовал в наведении конституционного порядка на территории Чечни, имею боевой опыт, прошу откомандировать в зону боевых действий. Начальство и само радо от меня, хулигана, избавиться. Короче, я из Чечни вышел только через несколько лет, вместе с последним подразделением российских войск. Сначала в «горячей точке» от суда скрывался, а потом и эти мелочи позабылись! Привык быть постоянно в зоне риска, и через полгода перспектива сесть в зону за хулиганство меня уже не пугала. Ну а на войне всякое бывает: кому звезду на погоны, а кому – на обелиск! Лично я рад был, что меня под суд не отдали. А тут на днях вызывают меня в штаб бригады, и говорят, что мне по совокупности за все мои военные приключения в Чечне присвоен орден. Вот так награда нашла героя. А то, что я до сих пор капитан, так я не в обиде! Капитан – звание хорошее, и даётся оно, когда у тебя уже и деньги есть, и силы за девчонками поухаживать ещё остались!

– Я вижу, твои дамы уже заскучали, – напомнил я капитану. – Тебя, герой, звать-то как?

– Капитан Стрельцов. Друзья зовут Серёгой.

– Меня зовут Кантемиром, – представился я, протянув руку своему новому знакомому.

– А звание какое? – осторожно поинтересовался Сергей.

– Звание… подходящее, – уклонился я от ответа. – Да что мы с тобой, на плацу, что ли?

– Раз такое дело, то приглашаю тебя, Кантемир, за наш столик, – предложил Стрельцов. – Выпьем за знакомство.

– Спасибо, Сергей, за приглашение, но вынужден отказаться. Во-первых, я уже пообедал, а во вторых…

– Во-вторых, Вы прекрасно подойдёте для нашей нечётной компании.

Мы с капитаном обернулись на голос и увидели «платиновую» блондинку, которой надоело ждать, и она, решив не полагаться на волю случая, сама подошла к нашему столику.

– Анфиса, – представил Стрельцов женщину. – Старинная подруга моей невесты.

– Сам ты, Серёжа, «старинный»! – усмехнулась Анфиса, протягивая мне унизанную золотыми кольцами браслета руку. – Ну, кто же так о женщине говорит? Надо употреблять определение «давняя», а ещё лучше вообще не акцентировать внимание на деталях, касающихся возраста женщины.

– Кантемир, – представился я, осторожно пожимая холёную ладошку. – Полностью с Вами согласен. Простите, как Вы назвали свою компанию?

– Нечётная, – охотно пояснила «платиновая» Анфиса. – Это значит, что в нашем обществе не хватает одного мужчины.

– Ну, теперь, я думаю, будет полный комплект, – вклинился Стрельцов и вопросительно посмотрел на меня. Мне не оставалось ничего, как покорно кивнуть головой и, расплатившись за обед, пересесть за другой столик.

– Прелесть моя! Познакомься с моим боевым товарищем, – произнёс Сергей, как только мы уселись за столик.

– Кантемир, – вновь представился я, привстав со стула.

– Карина, – манерно произнесла блондинка, и, капризно надув губки, внимательно осмотрела меня с головы до ног. С таким видом женщины обычно смотрят на кремовый торт, который по законам диеты им употреблять никак нельзя, но попробовать очень хочется. На мгновенье мне показалось, что я уже видел где-то эти глаза, но где, вспомнить не смог. Девушка, словно почувствовав что-то, торопливо опустила веки.

– Карина – моя невеста, – напомнил Стрельцов, тем самым давая понять, что объектом моих ухаживаний должна стать Анфиса.

– Я это понял, – с расстановкой произнёс я и кивнул вновь обретённому боевому товарищу.

Дальнейшее развитие событий следовало строго по протоколу: тост, дегустация блюд, снова тост, снова короткий перерыв на закуску. Потом приглашение на танец, после танцев тост за дам – без закуски, но стоя и до дна. И снова танцы.

Когда за окнами был поздний вечер, Карина предложила поехать в клуб.

– Желание дамы – для меня закон! – заплетающимся языком произнёс орденоносец и подозвал официанта.

– Куда поедем? – поинтересовался я у Анфисы.

– Я не люблю клубы, – поморщилась моя новая знакомая. – Пусть Сергей с Кариной едут развлекаться, а Вам я предлагаю составить мне компанию в прогулке по улочкам старой Москвы.

– Очень романтично. Почту за честь, – и подражая старорежимным правилам, я щёлкнул каблуками итальянских туфель.

– Зря ёрничаете! – парировала Анфиса. – Это гораздо лучше, чем тратить время на очередное прибежище гламура.

– Я не ёрничаю, – миролюбиво произнёс я и взял спутницу под руку. – Кстати, в клубах я бываю редко, и удовольствия такое времяпровождение мне тоже не доставляет.

Конечно, в моей ситуации для масштабной «засветки» своей личности лучше был бы какой-нибудь модный клуб, но эту мысль от своей собеседницы я утаил.

– Бог не выдаст, Баринов не съест! – пробормотал я.

– Что Вы шепчете?

– Да так, ничего серьёзного. Думаю, что в клубе можно столкнуться с кем-нибудь из начальства, а для меня это крайне нежелательно, – соврал я без малейшего угрызения совести.

– Да Вы никак в опале, друг мой? – усмехнулась блондинка. – Вот уж не ожидала, что такой брутальный мужчина, как Вы, боится своего душку-начальника!

– Мой начальник не душка, хотя и к самодурам его не отнесёшь. Просто он на очень высоком посту, а такие люди могут многое, поэтому злить их не рекомендуется.

– Это мне знакомо.

– Откуда?

– Я в прошлом году замуж сходила, правда, ненадолго. Кстати, Карина об этом не знает, поэтому прошу Вас об этом факте моей личной жизни особо не распространяться.

– Я не так близок с вашими друзьями, чтобы обсуждать вашу интимную жизнь.

– Как раз интима в моём брачном приключении было немного. Мой избранник был старше меня на целых двадцать лет. Так вот, мой бывший муж занимал очень высокий пост в Аппарате Правительства, поэтому о порядках современной российской элиты я знаю не понаслышке.

– Сочувствую. Вы такая молодая и уже имеете отрицательный опыт семейной жизни.

– Не такая уж и молодая. Мне тридцать два. Просто я слежу за собой.

– Я не рассчитывал на такое откровенье.

– Бросьте! Всё это бабские глупости. Сражаться с наступающей старостью, заведомо зная о неминуемом пораженье – что может быть печальней?

– Наверное, Вы правы. Если не секрет, что порушило ваши семейные узы?

– Кантемир, предлагаю перейти на «ты», так будет проще общаться.

– Не возражаю.

– Отвечая на твой вопрос, уместней сказать, что «семейная лодка» разбилась о быт, но это было бы неправдой. Быт был налажен как нельзя лучше. Просто я оказалась не готова жить по протоколу, или, как говорит Карина, оказалась не в формате.

– Прости, я не понял, что значит «жить по протоколу»?

– Протокол – это целый свод писаных и не писаных правил поведения, и не только на людях, но и в семье. Мои права и возможности определялись должностью, которую занимал мой стареющий супруг. Никогда не думала, что субординация в гражданском обществе может быть круче, чем в армейской среде.

Расстались мы с мужем тоже необычно: в понедельник за завтраком я сообщила ему, что хочу с ним развестись. Он внимательно меня выслушал, сказал, что моё решение для него – полная неожиданность, но он его уважает, допил кофе и уехал на службу. В пятницу утром муж вручил мне мой собственный паспорт, где стоял штамп о разводе.

– А как же суд? Существует установленная законом процедура бракоразводного процесса. Нет, это невозможно! Ты ведь, насколько я понял, даже заявления не писала!

– Ах, Кантемир! Ты, оказывается, такой милый и такой наивный! В той сфере, где мне довелось вращаться, возможно если не всё, то очень многое. Отсюда и особенности менталитета господ-чиновников. Ты, например, знаешь, что власть в Кремле негласно поделили несколько олигархических групп, которые через своих сторонников, а это могут быть и члены правящего кабинета, и даже люди из Аппарата Президента, постоянно лоббируют свои интересы.

– Знал, но в общих чертах. Это ни для кого не секрет.

– А то, что даже среди сторонников Президента нет единства, и поэтому в его окружении идёт незатихающая подковёрная борьба, тоже знаешь?

– Ты так говоришь, словно сама работала рядом с Президентом.

– Нет, естественно, в Кремле я не работала, да и бывала там лишь когда этикет требовал от моего муженька присутствия «второй половинки», то есть меня. Однако в моей кратковременной семейной жизни было несколько случаев, когда моему супругу необходимо было выговориться, облегчить душу. Вот здесь я была незаменимой! Уметь слушать – это тоже искусство, сравнимое с красноречием. Слушай! А что это я тебе политинформацию читаю? – запоздало спохватилась Анфиса. – Как-то странно: ночь, звёзды, мужчина провожает женщину, а она, вместо того, чтобы говорить о любви, читает лекцию о внутренней политике государства на современном этапе!

– Немного странно, но интересно.

– Давай сменим тему и поговорим о чём-нибудь интересном.

– Давай поговорим.

– Например, о тебе, Кантемир.

– Интересная тема! – хмыкнул я.

– Для меня интересная, – без тени смущения заявила Анфиса и с вызовом посмотрела мне в глаза. – Насколько я поняла, ты, как и Стрельцов – человек служивый.

– Что-то вроде того, – пошутил я.

– У него на погоне четыре звёздочки, это значит капитан?

– Это значит капитан!

– А у тебя на погонах сколько звёзд?

– У меня на каждом погоне по три звезды.

– Значит, ты младше Стрельцова?

– Ну, это как посмотреть… а почему это тебя интересует?

– Меня многое интересует, например, почему такой видный мужчина, как ты, до сих пор не женат? У тебя, что есть тайные пороки?

– Почему ты считаешь, что я не женат?

– Для женщины определить, свободен мужчина или нет, не представляет никакой сложности. Возьмём, например тебя: в ресторан ты пришёл один, легко согласился провести вечер с друзьями, и в ресторане и во время прогулки ни разу не посмотрел на часы. Значит, тебе некуда и, вероятней всего, не к кому спешить! Я права?

– А если я скажу, что ты ошиблась?

– Значит, ты элементарно мне солжёшь! Ну, так как?

– В моем служебном кабинете меня ждёт кактус. Один раз в месяц я его поливаю.

– А дома?

– А дома, в шикарной трёхкомнатной квартире, в моём халате и моих шлёпанцах, меня ждёт Одиночество.

– И тебе это нравится?

– По крайней мере, это лучше, чем неверная жена или сварливая тёща.

– А тебе не бывает страшно одному в своей шикарной трёхкомнатной квартире?

– В последнее время я редко бываю дома, иногда мне кажется, что даже домовой устал меня ждать, и поэтому втихаря перебрался в соседнюю квартиру.

– Ты так много работаешь?

– Я часто и подолгу бываю в служебных командировках.

– И в этом смысл твоей жизни? Именно для этого ты родился, учился сначала в школе, а потом в институте? Именно об этом ты мечтал на выпускном вечере?

– Если я отвечу «да», ты мне поверишь?

– Да ну тебя! Уже поздно, я лучше такси вызову.

– Поздно, но для тебя это только предлог. Тебя ведь дома тоже никто не ждёт, и завтра рано утром ты на работу не пойдёшь.

– Пояснишь?

– Легко! У тебя на руках дорогой маникюр, и длина ногтей чуть больше, чем у обычных женщин, проводящих день за компьютером в офисе.

– Это не аргумент.

– Согласен, но ты сказала, что недавно развелась с мужем, который занимал высокое положение. При разводе ты получила хорошие «отступные», о чём свидетельствуют бриллиантовые серьги в твоих ушах и браслет из белого золота. Насколько я разбираюсь в драгоценностях, такие украшения, как у тебя, в любом ювелирном не купишь.

– Этот комплект мой бывший муж подарил мне на свадьбу, но в одном ты прав – это эксклюзив.

– Вывод: женщина, носящая такие украшения, не будет работать в банке или фирме, пусть даже за очень приличную зарплату.

– В логике тебе не откажешь! Действительно, бывший благоверный накануне развода сделал меня владельцем контрольного пакета акций одной очень крупной фирмы, занимающейся разведкой и добычей углеводородов. При разводе он поступил благородно, и не стал требовать дележа, а может, просто забыл об этих акциях. В сущности, потеря контрольного пакета акций компании, название которой он и не вспомнит, никак не сказалась на его положении. Дальше!

– Дальше тоже просто, как по трафарету: в ресторан тебя пригласила подруга. Ты пришла одна, без кавалера…

– Не факт! Ты не допускаешь, что женщине захотелось развлечься на стороне, и она с удовольствием воспользовалась приглашением подруги?

– Если это действительно так, то это означает, что женщина ещё не в разводе, но они с мужем уже живут врозь, и ей не надо объяснять, где она провела вечер.

– Это не мой случай. Я сама тебе сказала, что мы с мужем в разводе.

– Если ты намекаешь на гражданский брак, то это тоже не твой случай: после развода прошло не так много времени, и ты ещё не успела отойти от «прелестей» прошлой семейной жизни.

– Да юноша, с тобой не соскучишься! И как только с тобой женщины живут?

– Живут, но недолго и, как правило, наши короткие встречи ни меня, ни моих подруг, ни к чему не обязывают.

– Ты сказал «как правило». Значит, были и исключения?

– Из любого правила бывают исключения.

– Поделишься?

– Это не для женских ушей.

– Поделись, – захныкала Анфиска. – Я такие вещи страсть как обожаю, а я тебе за это открою одну очень страшную тайну!

– Я не копилка для женских секретов.

– Ошибаешься, милый! Эта тайна касается не только меня, но и тебя лично. Ну, так как? По рукам?

– Ладно, слушай, хоть это и против моих правил, но ты меня заинтриговала.

Случилось это со мной полтора года назад. У меня в то время был роман с очень красивой девушкой по имени Василиса. Роман был в самом разгаре, и всё вроде бы у нас с ней ладилось, как вдруг в начале декабря она неизвестно куда пропала. Как назло, на службе меня загрузили по самую маковку, поэтому встретиться с ней и разобраться в ситуации не было никакой возможности. Две недели она мне не звонила. Сначала я списал это на женский каприз, поэтому в отместку ей тоже не звонил целую неделю.

Однако дело обстояло серьёзней, чем я себе представлял. Скоро Василиса совсем перестала отвечать на мои звонки и всячески избегала со мной встреч. Обычно в таких случаях я сам себе говорю: «Знать, не судьба»! – и с лёгким сердцем удаляю из своего сотового номер телефона бывшей возлюбленной. Я всегда расставался с женщинами легко и никогда не делал из этого трагедии, но случай с Василисой не укладывался в привычную схему, поэтому я решил не спускать это дело на тормозах и разобраться досконально. Возможно, во мне говорило уязвлённое мужское самолюбие. Так или нет, сейчас уже не имеет значения. Главное, что судьба подарила мне с ней встречу 31 декабря, ровно за полчаса до боя курантов.

– Как это романтично! – восторженно перебила Анфиса, и я увидел, как её глаза загорелись любопытством.

– Должен тебя расстроить: романтики в момент встречи было мало, хотя и встречал я тот памятный Новый год на балу в Дворянском Собрании, куда попал по протекции своего начальника.

Скажу честно: бал удался на славу! Представь себе старинную просторную залу, освещённую десятком хрустальных люстр, которые как в зеркале отражаются в начищенном до блеска дубовом паркете. В воздухе витает ожидание долгожданного праздника, и вот молодые девушки из самых знатных московских семей, в роскошных платьях, сверкая бриллиантами, как и сто лет назад, кружат в чарующих звуках «Венского вальса».

Именно на таком балу судьба в последний раз свела меня с Василисой.

На этом месте очарование Новогодней ночи заканчивается, и начинается грубая сермяжная правда жизни.

Василиса меня не узнала. Её, бледную, зажимающую ладошкой рот, сердобольная подруга еле-еле успела завести в дамскую комнату. Минут через пять она, с лицом бледно-зелёного цвета, покачиваясь, вышла из туалета, после чего куда-то поспешно уехала на такси. Она прошла так близко, что я уловил тонкий аромат духов, но остановить её я не решился.

Сама понимаешь, ситуация для выяснения отношений была не очень подходящая. Я вернулся в зал, где бал был в самом разгаре, и отыскал подругу Василисы, которая помогла ей дойти до туалета. В Новогоднюю ночь девушки легко идут на контакт, и скоро мы с Зоей (так звали девушку) уже пили шампанское за стойкой бара.

– А что случилось с вашей очаровательной подругой? – как бы между прочим поинтересовался я.

– С Василисой? Да ничего страшного, дело-то житейское. Я когда в «залёте» была, меня так же токсикоз мучал.

– Василиса беременна? – опешил я.

– А чему Вы удивляетесь? – пьяненько хихикнула Зоя. – Молодая красивая девушка, да ей сам бог велел! У меня в её годы на счету уже три аборта было.

– И отец у ребёнка есть? – не отставал я.

– Знамо дело, имеется, но вот где, не помню! – икнула Зоя и допила остатки шампанского. – Хотя нет, вру, помню! Васька как-то обмолвилась, что папашу ребёнка убили при каких-то очень странных обстоятельствах. В общем, тёмная история! – махнула рукой девушка. – Пошли лучше танцевать.

Танцевать, конечно, я не пошёл. Праздник для меня как-то сразу поблёк, и я потерял к нему всякий интерес: женщины стали казаться жеманными, а мужчины излишне чопорными, музыканты фальшивили, а кавалеры в танце наступали дамам на ноги. Замахнув по-гусарски целый фужер коньяка, я в наихудшем расположении духа отправился восвояси.

Позже я узнал, что Василиса родила крепкого здорового мальчика. После выхода из роддома, она неожиданно для всех вместе с сыном уехала куда-то в Сибирь, где вступила в религиозную секту, которую основал бывший сотрудник Красноярского ГАИ, а ныне духовный наставник и спаситель всех страждущих отец Виссарион. Больше я Василису не видел.

– Это и есть твоё исключение из правил? – дрогнувшим голосом спросила Анфиса.

В ответ я только кивнул.

– Классно! Ты так всё проникновенно излагаешь, что пореветь хочется, – и она приложила к глазам краешек надушенного платочка. – У меня сейчас такое ощущение, что я у себя в квартире, лёжа на тахте, очередной дамский роман «заглотила». Жаль, что нет продолжения.

– Есть, только очень короткое, и это уже совсем другая история.

– Расскажи! – потребовала Анфиса и ухватила меня за рукав.

– Эта история не для женских ушей.

– Ну, расскажи! Я уже большая девочка!

– Хорошо, только не перебивай. Чтобы как-то смягчить боль расставания с любимым человеком, я решил прибегнуть к старому проверенному способу: утешиться в объятиях другой женщины.

– Фу! – надула губки Анфиса. – Какой ты противный!

– Я предупреждал, что история не для женских ушей.

– Ладно, рассказывай, только без излишних подробностей.

– Тогда слушай. Как сейчас помню: 7 января, под вечер, мой бывший одноклассник, а нынче московский поэт Лёнька Синькин, избравший себе звучный псевдоним Леонард Синевье, предложил мне поехать в Коломну на только что организованные там «Рождественские чтения». Мне, честно говоря, в тот момент было всё равно, куда и для чего ехать. Впервые не хотелось оставаться одному в четырёх стенах, поэтому я, не задумываясь, дал согласие.

«Рождественские чтения» были организованы с размахом: в самом большом зале, который нашёлся в Коломне, собрались самые популярные писатели, модные поэты, известные филологи, актёры московских театров, ну и, конечно, представители московской богемы. Лёнька, он же Леонард, на этом собрании интеллектуалов и гениев от литературы, чувствовал себя, как рыба в воде. Он запросто пожимал руки знаменитым артистам, покровительственно хлопал патриархов российской литературы по плечам, и при этом умудрялся давать короткие интервью молоденьким журналисткам. Я подозреваю, что большая часть тех, кому Лёнька пожимал руки и кого хлопал по плечам, даже не подозревали о его существовании, но это не мешало господину Синевье чувствовать себя с популярными и признанными литераторами на одном уровне. Отблески чужой славы падали на него, как новогодняя мишура на детей, водящих хоровод вокруг новогодней ёлки.

Я же на этом празднике жизни откровенно скучал. Слоняясь с бокалом шампанского от одной группы поклонников изящной словесности к другой, я с умным видом выслушивал о сентенциях в современной поэзии, глубокомысленно кивал головой участникам спора о «чистом» искусстве и дарил улыбки незнакомым женщинам. Женщины отвечали тем же. Одна из них, увидев меня, воскликнула: «Ах, неужели это Вы»?

Видимо, алкоголь сыграл с ней злую шутку, и она приняла меня за кого-то другого, но, как ни странно, мне это понравилось.

– Должен признаться, что это действительно я! – с улыбкой ответил я зеленоглазой брюнетке.

– Отчего же Вы не бываете у нас? – произнесла она с затаённой надеждой. – А я, знаете ли, всё ждала, ждала! Господи, как это глупо! Сознайтесь, Вы манкируете мной, или чувствуете за собой какой-то грех?

Судя по оборотам речи, дамочка жила в каком-то своём придуманном мире, поэтому выдавала целые «куски» текста из неведомой мне пьесы. Мне оставалось лишь немножко ей подыграть.

– Помилуйте! – с придыханием произнёс я в ответ. – В чём же я перед Вами провинился? – и с этими словами я осторожно взял её маленькую ладонь в свои руки. – Да и можно ли считать за провинность мою робость, мою нерешительность, которая и явилась истинной причиной нашей разлуки?

– Ах, оставьте! – гневно произнесла зеленоглазая брюнетка и решительно освободила ладонь из моей руки. – Вы опять играете мной!

– Но позвольте…

– Не позволю! Ступайте прочь!

На этом наш «содержательный» диалог с незнакомкой закончился, и во избежание скандала я направился в другой конец зала, где коротко стриженая рыжеволосая дама с надменным лицом, наплевав на все запреты, курила прямо в зале, с наслаждением пуская дым в потолок.

«Наверное, это литературный критик», – пришла мне в голову странная мысль. Я понятия не имел, как должен выглядеть критик, но если бы меня попросили составить его композиционный портрет, то вероятней всего основные черты я позаимствовал бы у рыжеволосой незнакомки, уж больно пренебрежительно и надменно взирала она на собратьев по литературе.

Даме было глубоко за сорок, поэтому мой комплимент был особенно изыскан:

– Вы сегодня хороши, как никогда! – произнёс я, салютуя ей полупустым бокалом.

Незнакомка обратила на меня полный скепсиса взгляд, оскалила в улыбке жёлтые прокуренные зубы и хриплым голосом произнесла:

– Есть от чего! Три дня назад я похоронила своего второго мужа.

– Простите…

– Редкий был негодяй, – не обращая внимания на мои извинения, продолжила рыжеволосая вдова. – На порядок хуже первого. Так что Вы, юноша, правы – я действительно сегодня выгляжу до неприличия счастливой.

Я хотел ретироваться вглубь зала, но в этот момент на импровизированную эстраду вышла молодая актриса и пронзительным чистым голосом стала читать стихи Ахматовой. Казалось, она не декламирует, а исповедуется перед зрителем. Зал замер, поражённый необычным актёрским решением, и в заключение наградил её бурными аплодисментами.

– Хочешь, угадаю, как она выглядела? – перебила меня Анфиса.

– Хочу, – немного опешил я.

– Он среднего роста, фигурка точёная, волосы светло-русые, стрижка «а-ля паж», глаза серо-голубые, черты лица правильные, только носик слегка вздёрнут, что, в общем, её не портит, а придаёт пикантности. Бьюсь об заклад, на сцену она вышла в чёрном трико, и на бёдрах был повязан белый платок с бахромой. Угадала?

– Даже не знаю, что и сказать, – окончательно растерялся я.

– Это Мария Стельмах, начинающая провинциальная актриса, неизвестно за какие заслуги взятая в труппу знаменитого московского театра. Видимо, не последнюю роль сыграло обаяние юности и её манера играть на пределе, как говорят театралы – на разрыве аорты. Я её видела пару раз в спектакле.

– Мне дальше рассказывать, или сама закончишь?

– Дальше события развивались, как ты говоришь – по трафарету! Вы познакомились, и в этот же вечер ты её увёз с собой, но роман ваш был недолгий и закончился бурно.

– Через неделю эта ведьма из Саратова на пустом месте устроила мне сцену ревности и перебила весь кофейный сервиз, доставшийся мне в наследство от родителей, – произнёс я с явной досадой.

– Тебя это удивляет? Лично меня нет.

– Почему?

– Потому что хорошая актриса никогда не сходит со сцены. Она и в быту продолжает играть роль в соответствии с предложенными жизнью обстоятельствами. Все актёры «отравлены» жаждой славы, это издержки актёрской профессии. Слава – прежде всего прилив адреналина, поэтому почти все актёры – адреналиновые наркоманы, и когда жизнь идёт гладко, они испытывают нехватку адреналина. Отсюда скандалы, интриги и склоки, как ты выразился – на пустом месте. Твоя бывшая пассия – типичная адреналиновая наркоманка, и её привычка играть любую роль «на разрыве аорты» – не удачно найденное актёрское решение, а всего лишь очередная попытка плеснуть себе в кровь очередную дозу адреналина.

В это время нас обогнала и затормозила прямо перед нами полицейская «Газель». Из автомобиля не спеша выбрался наряд в составе двух полицейских и направился в нашу сторону.

– Добрый вечер! – произнёс знакомый голос, и по глазам ударил луч света от мощного фонаря. – Проверка документов.

– А у меня паспорта с собой нет! – ойкнула Анфиса и спряталась за мою спину.

– Надеюсь, всё обойдётся, – шепнул я ей и уже полез в карман за служебным удостоверением, как вдруг свет перестал слепить глаза и я услышал удивлённое восклицание:

– Товарищ майор? Валерий Сергеевич? А мне говорили, что Вы в Питер перевелись?

Присмотревшись, я узнал в полицейском лейтенанта Камушкина, который вместе со мной неоднократно выезжал по вызову на место происшествия. Второй полицейский, молоденький младший сержант, был мне незнаком.

– Правильно говорили, – бодро произнёс я, и, шагнув вперёд, протянул лейтенанту руку. – В Москву я на пару дней заскочил, по семейным обстоятельствам, – и повёл головой в сторону Анфисы.

– Понимаю, – кивнул лейтенант. – Семья – дело святое. Может, вас подвезти?

– Спасибо, мы хотели бы ещё немного побродить по городу, – вклинилась в разговор Анфиса. – Погода чудесная! Правильно я говорю… товарищ майор?

Последние два слова были произнесены таким ехидным тоном, что Камушкин смутился.

– Мне кажется, или я действительно чего-то не поняла? – произнесла Анфиса, когда полицейская «Газель» скрылась за поворотом, и в её голосе повеяло арктическим холодом.

– Что именно? – задал я встречный вопрос, пытаясь выиграть несколько секунд для раздумья.

– Так три звезды на погоне – это разве майор?

– Я сейчас тебе всё объясню!

– Не стоит, Кантемир! Или Валерий Сергеевич? Впрочем, мне всё равно. Я не копилка для мужских секретов! Можете возвращаться к себе в Петербург, господин Мюнхгаузен! Что-то мне подсказывает, что с мужчиной, который начинает тебе врать в первый день знакомства, лучше не связываться.

– Анфиса! – взмолился я. – За всё время нашего знакомства, я ни разу не солгал тебе! Майором я был, когда служил в полиции, а теперь поменял место службы. Что здесь предосудительного?

– Имя и отчество ты тоже поменял на новом месте службы?

– Ты не поверишь, но это действительно так. Меня действительно зовут Кантемир, фамилия моя Каледин. Не веришь? Тогда смотри! – и я раскрыл перед её глазами своё служебное удостоверение.

– Бог мой! Да ты ещё и полковник ФСБ! – удивлённо произнесла моя новая знакомая.

– Полковник, – кивнул я головой. – Три звезды на каждый погон. А в полиции я работал под чужим именем, под прикрытием, но об этом никто не должен знать. Для своих бывших коллег я уехал продолжать службу в Петербурге.

– Порой мне кажется, что вы, мужчины, как дети, даже в мирное время продолжаете играть в «войнушку», – после короткого раздумья произнесла Анфиса.

– Играем, – согласился я. – Вот только иногда в этой игре умирать приходится по-настоящему.

– И тебе тоже приходилось… умирать?

– Скрывать не буду: приходилось, но, к счастью, мой черед ещё не пришёл, хотя могилка уже имеется.

– Ты это сейчас фигурально выразился?

– Нет, я вполне серьёзно. На станции метро «Лубянская» есть памятная доска с фамилиями погибших в результате террористического акта. Где-то в середине этого скорбного списка есть и моя фамилия.

– Ты был в метро во время взрыва?

– Я был в том самом вагоне, в котором произошёл взрыв.

– И тебя посчитали погибшим?

– Я же говорю, что мой черед ещё не пришёл.

– Как страшно жить! – еле слышно прошептала женщина и прижалась к моему плечу. – Бедный, бедный полковник! Поехали ко мне. Я напою тебя горячим чаем и уложу в постель рядом с собой, а когда ты заснёшь, я буду осторожно разглаживать морщинки на твоём усталом лице.

Ну кто же откажется от такого предложения?

Садясь в такси, я не рассчитал, и сильней, чем следовало, хлопнул дверцей. Таксист покосился на меня, но ничего не сказал.

Вот так, под утробное урчание двигателя и дремотное бормотание «Радио для полуночников», я и не расслышал, как захлопнулась «медовая ловушка».