Раньше, в прежней жизни, я на визиты в высокие начальственные кабинеты никогда не напрашивался. Для тех, кто не знает, поясняю: пользы от таких визитов ни на грош, а вот головной боли бывает много, даже очень много. Ну не любит начальство, когда подчинённый что-то начинает просить или, не дай бог, совать нос не в свои дела. Я знавал одного руководителя в генеральских погонах, который любил повторять: «Если подчинённый интересуется чужой работой, значит он или недогружен своей или же он иностранный шпион»! Проницательный был человек, упокой Создатель его генеральскую душу!

В кабинет начальника уголовного розыска я пришёл по доброй воле, в трезвом уме и здравой памяти. Пришёл, чтобы поделиться мыслями по убийству Шоколадника. Хоть и не мне это дело было поручено, и в перспективе следствия вырисовывался типичный «глухарь», мне казалось, что Ковалёв с радостью ухватится за мои рассуждения и даст команду проверить их состоятельность на практике. Свалить «глухарь» – большое дело! Тут простой благодарностью начальство не отделается, тут премией в размере месячного оклада попахивает! Однако всё произошло совсем не так, как я ожидал.

Ковалёв встретил меня насторожённо и слушал невнимательно, всё время порываясь кому-то позвонить или найти какой-то документ в стареньком сейфе.

– Валентин Иванович! – взывал я. – Ведь есть же зацепки в этом деле! Есть!

– Неужели? – натурально удивлялся Конь, делая вид, что среди вороха бумаг на столе ищет какой-то документ. – И позвольте Вас спросить, какие именно?

– Вот заключение эксперта, – тряс я перед носом начальника заполненным бланком, – из которого следует, что руки потерпевшего, то есть Шоколадника, были связаны узлом, который используют военные разведчики при конвоировании «языка». Он называется «двойной самозатягивающийся» – чем больше «язык» старается освободиться от верёвок, тем сильней они затягиваются на кистях рук.

– И что из этого следует?

– Из этого, Валентин Иванович, следует, что убийца раньше служил в специальных частях или проходил спецподготовку.

– Прикажешь проверить всех военных разведчиков, боевых пловцов, спецназовцев, а также сотрудников ГРУ и ФСБ, уволенных в запас за последние пять лет?

– Это, конечно, тоже вариант, но может это не бывший сотрудник, а действующий.

– Это ещё несколько тысяч человек! – радостно подытожил Конь. – Да и кто тебе позволит копать под наших «старших братьев»?

– Можно сузить круг подозреваемых, – не сдавался я.

– Как? – уже открыто издевался надо мной Кавалеров.

– За Шоколадником до Цаплиной Оли числилась ещё дюжина эпизодов изнасилования малолетних. Однако неизвестный мститель появился только после нападения на Цаплину. Следовательно, она ему дорога. Возможно, он её родственник. Считаю, что надо сосредоточить внимание на родственниках Цаплиной по мужской линии. Не думаю, что их будет очень много.

– Толково, – согласился Конь. – Значит, надо перешерстить родственников Цаплиной, отыскать среди них человека со спецподготовкой и проверить его алиби на день смерти Шоколадника? Так?

– Именно так! – согласился я.

Последовала пауза, в течение которой Кавалеров внимательно изучал меня, словно видел впервые.

– Вот гляжу я на тебя, Васильчиков, и, честно говоря, удивляюсь: розыскник ты неплохой, и опер толковый, но не мент ты! Не мент!

– С чего Вы взяли? – натурально обиделся я. Мне казалось, что роль милицейского, простите, полицейского опера, я играю очень натурально, а оказывается, что я на грани провала.

– Точно сказать не могу, но обыкновенный мент себя так, как ты, не ведёт. Уж больно ты шустрый, какой-то ты независимый, и нос суёшь не в свои дела. Обыкновенный опер спит и видит, как бы с себя всеми правдами и неправдами хоть одно дело спихнуть, а ты наоборот – чужими делами интересуешься! Ты что, шпион?

– Угу, шпион, – недовольным тоном пробормотал я. К моему неудовольствию Кавалеров оказался во всём прав. – Шпион! Внебрачный сын Джеймса Бонда и Мата Хари.

– Ты что, майор, действительно решил, что всё, что ты мне здесь наговорил, я до тебя не знал? – пропустив шутку мимо ушей, продолжил наседать на меня Кавалеров. – Я тебе больше скажу: убивали Шоколадника несколько человек. Я так думаю, что было их, как минимум, двое. Помнишь, сторож говорил о машине с хорошо отлаженным двигателем? Так вот один из них крутил баранку, а другой – спецназовец или боевой пловец, – хрен их там разберёт, сидел в салоне рядом с Шоколадником. Потом они вдвоём вынесли насильника из машины и бросили умирать на матах в сарае.

– Почему вдвоём? – машинально задал я вопрос.

– Потому что если бы был один исполнитель, были бы следы волочения жертвы, а их, как ты помнишь, не оказалось.

– Да, не было, – подтвердил я. – Хотя ноги у Шоколадника тоже были связаны, следовательно, самостоятельно идти он не мог.

– И, судя по их оперативности, исполнители – действующие сотрудники какой-то отечественной спецслужбы, – продолжил Кавалеров. – Шоколадника они привезли на место его последнего преступления, а это значит, что информацией наши таинственные мстители владели в полной мере. Спрашивается: откуда? Молчишь, майор? Тогда я задам тебе ещё один вопрос. Скажи мне, Васильчиков, как это наши бойцы невидимого фронта в течение суток умудрились отыскать Шоколадника, и не просто отыскать, а ещё и наказать, когда весь московский уголовный розыск его полгода безуспешно ищет? Верней, искал! Дальше рассуждать будем, или для тебя этих аргументов достаточно?

Я молчал, потупив глаза, позорно молчал.

– Вот что, майор, запомни, что я тебе скажу: мне легче ещё один выговор за низкую раскрываемость получить, чем на хвост неизвестно какой спецслужбе наступить, – уже без всякого ехидства добавил Кавалеров. – И ты тоже забудь про это дело, и свой нос, куда тебя не просят, не суй – здоровей будешь. Всё! Можешь идти. Нет, стой! Мой тебе совет: лучше займись грабежами. Совсем преступность распоясалась – среди белого дня у дамочек сумочки вырывают. Кошмар, да и только!

В конце рабочего дня связной условным звонком вызвал меня на встречу. Вечером мы сидели за столом в небольшой придорожной чебуречной, и пили пиво.

– Может, съедим по чебуреку? – с невинным видом предложил я Алексею.

– Лучше сразу пулю в лоб – меньше придётся мучиться, – невозмутимо парировал связной.

Я видел, что он не в духе, видимо, на это были веские причины.

– Твоё предположение о том, что второй выстрел полицейского должен был убить канцлера, подтвердился, – глядя в пивную кружку произнёс Алексей. – Специалисты по трасологии всё перепроверили, и согласились, что если бы у фрау Вернер не подвернулся каблук, пуля ударила бы ей точно в сердце. Однако предъявить обвинение полицейскому в преднамеренном убийстве нет оснований. Ситуация была стрессовой: времени на изготовку для стрельбы и прицеливание не было. Поэтому доказать, что полицейский метил именно в канцлера, а не в нападавшего, нет никакой возможности, тем более что оба находились на линии огня.

– Но ведь тебя не это беспокоит, – вклинился я в его монолог.

– Да, не это, – согласился Алексей. – Наши аналитики в свете последних событий считают, что Таненбаум – это сотрудник Аппарата Президента или даже член нынешнего кабинета министров. Во всяком случае, этот человек находится в непосредственной близости от Президента.

– Да-а, час от часу не легче! И что же хочет наш таинственный друг?

– Власти! Аналитики считают, что все его действия направлены на захват власти.

– Вооружённый переворот?

– Не обязательно. Есть и мирные или почти мирные варианты.

– Неужели! И какие именно?

– Например, так называемый «Греческий вариант». Он тебе хорошо известен: экономический крах Греции влечёт за собой лавинообразное развитие экономического кризиса Евросоюза, который впоследствии распространится и на Россию. Ну а дальше экономика России впадает в коллапс, поскольку у нас сырьевая модель экономики: цены на нефть моментально падают, так как во время кризиса автомобильная промышленность тоже в упадке, потребление бензина снижается и никому такие запасы нефти, как сейчас, не нужны. Дальше экономический кризис автоматически влечёт за собой политический, и, как следствие, Государственная Дума за развал экономики в масштабе государства объявляет действующему Президенту импичмент. После чего разворачивается предвыборная кампания, в ходе которой к власти в государстве приходит тот, кто сейчас называет себя Таненбаумом.

– Убедительно излагаешь! – кивнул я и отхлебнул из высокой стеклянной кружки. – Но как-то уж очень просто: раз – и вот тебе кризис, два – импичмент, три – и ты уже Президент всея Руси. У нас в государстве что, нет никаких сдерживающих факторов?

– Есть! – кивнул головой связник. – Конечно, есть, например, ты!

– Допустим, а кто ещё, кроме меня?

– Ещё есть я, есть Баринов, и ещё несколько десятков тысяч сотрудников, которым по службе положено охранять конституционной порядок.

– Убедил! Теперь я засну спокойно: безопасность государства в надёжных руках!

– А я вот теперь вряд ли засну. Знаешь, в чём парадокс?

В ответ я пожал плечами.

– Парадокс в том, что в плане захвата или, если хочешь, мирного захвата власти, автором которого является наш с тобой «заклятый друг» Таненбаум, нет ни единого пункта, нарушающего Конституцию РФ. Всё будет строго по закону – главному закону государства, который мы с тобой призваны охранять от всяческих посягательств!

– То есть, чем старательней мы с тобой сейчас работаем, тем лучше для Таненбаума?

– Парадокс, но получается, что именно так!

– Бред! Быть такого не может!

– Вот ты над этим и поразмысли на досуге, а мне пора.

– До связи, – кивнул я ему. – За пиво я заплачу.

Однако сообщение о честолюбивых планах Таненбаума оказалось для меня не последним сюрпризом.

На следующее утро в отделение уголовного розыска явилась группа офицеров ФСБ, которые, помахав своими «корочками» и постановлением «О производстве выемки», изъяли все документы по делу Шоколадника, даже ОРД с моим недописанным планом оперативно-розыскных мероприятий. Никто из моих нынешних коллег-полицейских никаких вопросов им не задавал. Все понимали, что если дело из производства изымают, значит, так надо!

Все изъятые документы офицеры ФСБ аккуратно внесли в протокол выемки, собрали подписи понятых, и с чувством выполненного долга удалились восвояси.

– Хорошо, что хоть отчитаться по этому делу успели, – тихо произнёс стоящий рядом со мной Кавалеров. – Теперь все пышки достанутся ФСБ, а нам, как водится, шишки! Вот ведь, когда касается наград, то не поленились лично приехать, – продолжал бубнить мой начальник. – А когда дело провальное, просто по спецсвязи запрашивают.

После этих слов меня словно током ударило! Пару минут я приходил в себя, а потом выбежал из отдела и, забежав за угол здания, стал поспешно звонить связнику.

Алексей ответил сразу. Я старался говорить кратко, но сгоряча излагал путанно, так как он несколько раз меня переспрашивал.

– Я тебе скоро перезвоню, – ответил связной и отключился.

Я вернулся в прокуренный кабинет и стал ждать звонка.

Алексей позвонил скоро – не прошло и пяти минут.

– Никаких указаний по изъятию документов по расследованию преступлений педофила по кличке «Шоколадник» никто из руководства Центрального аппарата ФСБ не отдавал. Тем более что оно нам без надобности! – чётким голосом произнёс в трубку Алексей. – Ты хоть одну фамилию этих «липовых» контрразведчиков запомнил?

– Я даже удостоверений их не видел! Когда я пришёл в кабинет, они, в присутствии моего начальника Кавалерова, уже изымали из моего сейфа документы. Кавалеров шепнул, что ребята из ФСБ изымают всё, что касается расследования по делу Шоколадника.

– Странно. Как ты думаешь, кто это был?

– Думаю, что такие же, как и мы с тобой, «силовики», а вот из какого ведомства – вопрос!

– И что в их облике такого, что ты принял их за «силовиков»?

– Выправка. Военная выправка. Одеты они были в гражданские костюмы, но офицерскую выправку я узнаю даже под чадрой. И ещё я заметил, что они не имитировали проведение процессуальных действий, а точно знали, чем занимаются и как процессуально правильно это действие оформляется.

– Интересно, кому понадобилось дело, которое уже раскрыто и личность преступника установлена?

– Думаю, дело было не в личности преступника. Предполагаю, их интересовал вопрос, что именно мы накопали по последнему эпизоду: изнасилование несовершеннолетней Цаплиной.

– При чём здесь несовершеннолетняя девочка?

– Девочка может и ни при чём, а вот материалы по убийству Шоколадника к многоэпизодному уголовному делу по изнасилованию несовершеннолетних были приобщены.

– Зачем?

– Понимаешь, без этих материалов невозможно доказать, что таинственный педофил по кличке Шоколадник, и обнаруженный в школьном сарае связанный труп – одно и то же лицо. А без этого дело не прекратишь!

– А где сейчас дело, возбуждённое по факту смерти самого педофила?

– Как где? В прокуратуре!

Наверное, мы оба с Алексеем одновременно подумали об одном и том же, потому что он торопливо произнёс: «Я тебе перезвоню» – и отключился.

Я терпеливо ждал звонка, хотя предугадывал, что скажет связной.

– Дай угадаю, какую новость ты приготовил! – бросил я в трубку, как только он перезвонил.

– Попробуй, – нехотя согласился Алексей. Ему было неприятно, что я его перебил, не дав сказать ни единого слова.

– В прокуратуре дела нет! Так?

– Так!

– Его изъяли сотрудники ФСБ, точнее, лица, которые выдавали себя за офицеров ФСБ.

– Угадал. Причём, судя по описанию, это те же лица, которые утром посетили твой кабинет. Кантемир, припомни, что особенного было в этом деле? Я хочу знать, из-за чего весь сыр-бор?

– Дело, как дело! Ничего особенного: протокол осмотра места происшествия допросы свидетелей, постановление о назначении экспертиз и…

Стой! Кажется, есть зацепочка! Наш эксперт-криминалист срезал с трупа капроновый шнур, которым были связаны руки, и впоследствии установил, что узел на шнуре называется «двойной самозатягивающийся», и что этот метод связывания применяют военные разведчики, когда доставляют «языка» в расположение своих войск.

– Больше ничего? Может, отпечатки пальцев или фоторобот?

– Всё, что ты сказал, в деле имеется, но и отпечатки пальцев, снятых с шоколадной обёртки, и фоторобот – всё это относится к Шоколаднику. Кроме диковинного узла, больше ничего на исполнителей не указывает.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Не я, а начальник уголовного розыска, майор Кавалеров. Он мне убедительно доказал, что убийцы Шоколадника – это действующие сотрудники одной из наших многочисленных спецслужб.

– Разумеется, какой именно, вы с Кавалеровым не определили.

– Нет, но Кавалеров предположил, что их было не менее двух человек.

– Ценное замечание!

– Не ёрничай! Из этого следует, что поиском и ликвидацией педофила занималась хорошо организованная и информированная группа лиц, а не герой-одиночка, решивший отомстить за загубленные детские души.

– Скажи честно, Кантемир, ты так возбудился по поводу изъятия дела потому, что увидел здесь происки пресловутого Таненбаума, или просто проявил профессиональную бдительность?

– Это, наверное, уже «клиника», но я в любом преступлении ищу его след.

– Угомонись! Если согласиться, что Таненбаум – это человек из Президентского окружения, то он мелочёвкой заниматься не станет.

– Значит, ты считаешь, что изъятие материалов по делу педофила «Шоколадник» псевдосотрудниками ФСБ – не его рук дело?

– Точно утверждать не могу. Однако считаю, что организовать такое мероприятие мог человек, обладающий властью, и имеющий профессиональный, я бы сказал – специфический опыт работы.

– Вот мы с тобой и вернулись к версии об участии в этом деле сотрудников спецслужб, верней, одной спецслужбы.

– Разве?

– Ну, ты же сам сказал о профессиональном и специфическом опыте работы, а в переводе на общепринятые понятия – это и есть спецподготовка и служба в специальном подразделении.

– Тебе не кажется, что мы зациклились на этой версии?

– Может, и зациклились, но мне в голову больше ничего не приходит.

– Хорошо! Я доложу об этом происшествии руководству, пусть поручит аналитикам «прокачать» ситуацию. Вдруг и для нас с тобой какая-нибудь подсказка отыщется.

– Доложи! И ещё сообщи, что я на грани провала: начальник уголовного розыска сказал, что я на мента не похож, и веду себя нетипично.

– А ты веди себя типично.

– Если «промаринуете» меня в этом статусе ещё пару месяцев, тогда точно начну на работе водку пить и взятки брать.

– А что, часто предлагают?

– Мне пока ни разу.

– Это плохо. Законопослушные граждане и отпетые уголовники, глядя на тебя, Кантемир, видимо, тоже что-то подозревают, поэтому взятку и не предлагают. Настораживает их твоё «донкихотство»! Ты бы на работе любовницу завёл, что ли, или ещё какую-нибудь слабину характера выказал, и, поверь мне, люди потянутся к тебе. Не любит у нас народ безгрешных, не любит и не верит им.

– Я подумаю. До связи.

«Надо в бухгалтерию заглянуть, – мелькнула шальная мысль. – Может, там действительно есть, кем прельститься!»

Приказ о моем переводе в Петербург пришёл неожиданно даже для меня самого. Видимо, где-то в глубинах моей «конторы» сдвинулись и со скрипом провернулись невидимые шестерни, и меня из потустороннего мира решили вернуть в лоно родной организации.

– Жаль, – сказал Кавалеров, знакомя меня с приказом о переводе. – Опер ты толковый, хоть и непростой: водку с ребятами не пьёшь, за молоденькими «следачками» не ухлёстываешь.

– И за перезрелыми бухгалтершами тоже, – пошутил я.

– И за бухгалтершами тоже, – серьёзно произнёс теперь уже бывший начальник. – И чего тебе у нас в Златоглавой не сиделось? Перспективы у тебя здесь хорошие, глядишь, через пару-тройку лет моё место мог бы занять.

– Это меня и пугает, – снова пошутил я, но Кавалеров принял мой ответ всерьёз:

– Меня тоже пугало по молодости лет, а потом свыкся. Так чего ты в Питере забыл? Думаешь, там проще будет? Нет! Не будет! Питер – это криминальная столица России. Там тебе дел набросают прямо с порога по самый кадык.

– Верю, только у меня в Питере родственники и по отцовской и по материнской линии, а здесь, в Москве, я один-одинёшенек. Я ещё будучи в Ростове мечтал в Питер перебраться.

– Ну, вольному – воля! – вздохнул Кавалеров. – Сдавай дела и удачи тебе на новом месте!

– Хороший ты мужик, Валентин Иванович! – сказал я на прощанье, пожимая его сухую ладошку. – Жалко, если убьют!

– Если убьют – не страшно, – горько усмехнулся старый опер. – Гораздо хуже, если под благовидным предлогом на старости лет свои же в зону запихают!

– Да быть того не может! – не согласился я. – Сплюнь, а то точно беду накличешь!

– Не я первый и, к сожалению, не на мне это закончится. Ну, давай прощаться!

Вот так, скупо, по-мужски, мы и расстались. Через полгода я случайно узнал, что майор полиции Кавалеров застрелился из табельного оружия в своём кабинете. На его рабочем столе поверх вороха документов лежала забрызганная кровью ксерокопия «Постановления о возбуждении уголовного дела» в отношении «…гражданина Кавалерова В. И. по факту превышения им служебных полномочий».

После того, как я сдал все дела, личную печать для сейфа и табельное оружие, по неписаному закону полагалось устроить «отвальную» – прощальное застолье с обильным возлиянием спиртного, пожеланиями удачи на новом месте службы и дружеским похлопыванием по плечам.

По совету старых оперативников, стол я накрыл прямо у себя в рабочем кабинете.

– Следует соблюсти старинное ментовское правило, – поучал меня старший опер Ваня Середа, почёсывая небритый кадык – Водки должно быть много, а закуски в меру!

– Всё будет, как требует протокол! – заверил я Ивана, который с тоскливой миной давно кружил по кабинету.

Сжалившись, я налил ему, да и себе заодно, по сто граммов водки с многообещающим названием «Беспохмельная».

– Будем здоровы! – предложил я тост.

– Будем, – лаконично поддержал Середа и торопливо опрокинул стопку в тонкогубый рот. Его кадык под тонкой кожей дёрнулся, словно отмеряя истосковавшемуся организму строго определённую дозу, и вернулся на прежнее место. Через пару минут морщины на лице Ивана разгладились, глаза заблестели, и он как-то ожил.

– Давай я тебе чем-нибудь помогу, – предложил Середа, с готовностью потирая ладони.

– Да уже всё готово, помогать не надо, – заверил я его. – Сейчас ребята подтягиваться начнут.

– Чудненько, – ещё больше обрадовался Иван. – Ну, пока ребята не пришли, давай ещё по одной! – и он, не дожидаясь моего согласия, разлил водку по стаканам.

Вечеринка удалась на славу. Из коллег никто не держал на меня камень за пазухой, поэтому явились все, во главе с Кавалеровым. Я даже немного расчувствовался. Оказывается старые менты, они же новые полицейские, в общем-то неплохие ребята, и, как следовало из их тостов, мы вместе хорошо поработали.

В конце вечера все вышли меня провожать, а Середа даже вызвался проводить до вокзала. Как я ни пытался от него отцепиться, ничего не получалось. В результате в такси на Ленинградский вокзал мы поехали вместе. Во время поездки Ваня свернулся калачиком на заднем сиденье и сладко посапывал. Таксист испуганно косился на него, потом не выдержал и спросил:

– Ваш друг, случаем, мне сиденья не облает?

– Этот? – кивнул я головой в сторону спящего опера. – Нет, это не облает. Этот слишком дорожит потреблённым продуктом.

На Ленинградском вокзале Середа совсем размяк, и всё пытался улечься спать на скамейку, игнорируя при этом сидящих на ней пассажиров. Я завёл его на линейный пост Управления полиции на транспорте, и сдал скучающему дежурному лейтенанту.

– Понимаете, коллега, – обратился я, к нему махнув перед носом служебным удостоверением Середы, – мои товарищи провожали меня к новому месту службы, вот мой дружок и расслабился.

– Бывает, – зевнул лейтенант. – Камера для временно задержанных свободна, клади туда. Я его закрою, пусть поспит.

– Только Вы его, пожалуйста, разбудите часиков в шесть, чтобы он на службу не опоздал.

– Так ведь завтра выходной!

– Да? Совсем забыл! Тогда пусть поспит подольше – укатали Сивку крутые горки!

Через двадцать минут я сидел в плацкартном вагоне. Билет у меня был оплачен до самого Питера, но я знал, что до самого Петербурга не доеду. Через час я сойду на неприметном полустанке, где меня будет ждать бордового цвета «Нива» с питерскими номерами. Я молча сяду на заднее сиденье, и водитель, не задавая вопросов, отвезёт меня в наш ведомственный санаторий, где всё это время прохлаждался настоящий майор полиции Валерий Сергеевич Васильчиков. Но с ним я увижусь не раньше второй половины завтрашнего дня. Первую половину дня я буду спать, как знаменитый сурок Фил и, как всегда, без сновидений. Я проснусь ровно в 11 часов, приму контрастный душ и под видом вновь прибывшего отдыхающего пойду в столовую, где за столиком № 9 меня и будет ждать Васильчиков. После обеда мы с ним, как старые добрые друзья, пойдём бродить по парку, и я подробно в деталях расскажу ему, чем я, то есть он, занимался всё это время. Потом попрошу повторить отдельные даты и фамилии, и только убедившись, что он всё запомнил, незаметно выйду за ворота, где меня будет ждать та же бордовая «Нива», которая и отвезёт меня на окраину Москвы. Уже в понедельник ровно в 9 часов я буду навытяжку стоять перед своим начальником генерал-лейтенантом Бариновым, и чем наш с ним разговор закончится, одному лишь ему известно.

На этом моя полицейская служба и закончится. Я мысленно снимаю с себя полицейскую форму.

Всё!

Как говорится, следствие закончено – забудьте!