Рассмотрим пример Роберта Ли, командовавшего армией Конфедерации южных штатов в годы Гражданской войны в США.
До этой войны Ли был офицером федеральной армии. Он выступал против сецессии. Собственно говоря, он считал сецессию государственной изменой. Когда война стала неизбежной, Линкольн попросил Ли возглавить федеральную армию. Ли отказался. Он пришел к выводу, что его обязательства по отношению к Виргинии перевешивают его обязательства по отношению к Федерации и его личное неприятие рабства. Свое решение Ли изложил в письме сыновьям:
«При всей моей преданности Федерации я не способен решиться поднять руку на моих родственников, моих детей, мой дом... Если Федерация будет распущена, а федеральное государство развалится, я вернусь в мой родной штат и разделю бедствия моего народа. Я больше не обнажу саблю ради чего-либо, кроме защиты родного штата».
Как и летчик из французского движения Сопротивления, Ли не мог согласиться на выполнение роли, которая потребовала бы от него причинения вреда родственникам, детям, родине. Но собственная лояльность завела его дальше — до того, что он возглавил народ в борьбе за дело, против которого выступал.
Поскольку дело Конфедерации включало не только сецессию, но и сохранение рабства, выбор, сделанный Ли, трудно защищать. И все же нельзя не восхищаться лояльностью, которая поставила Ли перед дилеммой. Но почему лояльность неправому делу должна вызывать восхищение? С тем же успехом (и на тех же основаниях) можно задаться вопросом, должна ли была лояльность в тех конкретных обстоятельствах вообще иметь какой-то моральный вес. Можно спросить, почему лояльность — добродетель, а не просто чувство, эмоциональное напряжение, омрачающее наши моральные суждения и мешающее поступать правильно?
Вот почему: если не принимать лояльность всерьез, как требование, имеющее нравственное значение и смысл, дилемма, с которой столкнулся Ли, полностью теряет свою нравственную основу. Если лояльность — чувство, не имеющее реального морального значения, тогда затруднения Ли превращаются просто в конфликт между моралью с одной стороны и чувством (или предрассудком) — с другой. Но, рассматривая дилемму таким образом, мы неправильно понимаем моральные ставки, сделанные Ли.
Простое психологическое прочтение сложной ситуации, в которую попал Ли, упускает из виду тот факт, что мы не только симпатизируем подобным ему людям, но и восхищаемся ими — необязательно потому, что эти люди сделали тот или иной выбор, а в силу качества характера, отражающегося в их размышлениях. Мы восхищаемся предрасположенностью воспринимать и переживать жизненные обстоятельства так, как их должны воспринимать и переживать люди, укорененные в определенном сообществе, ощущающие, что их место в жизни и само существование предопределены историей, но сознающие эту уникальность и потому реагирующие на конкурирующие требования и более широкие горизонты. Обладать характером — значит жить, признавая свои обременения (которые порой вступают в конфликт друг с другом).