1. ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ УЧРЕЖДЕНИЯ С ЛИЧНОСТЬЮ.

Возможно, самый верный способ превратиться в жертву посредством ассоциирования себя с учреждением состоит в том, чтобы представлять его как нечто одушевленное и относиться к нему как к любимому существу или другу.

Если вы думаете о своей компании как о ком-то нуждающемся в вас или даже не способном без вас функционировать, вас ждут неприятности. Руководству учреждения очень понравится ход ваших мыслей, ибо оно знает, что вы будете предоставлять свои услуги по звонку в любое время дня и ночи, отказывая себе в праве на личную жизнь. Если вы действительно представляете учреждение чем-то вроде человеческого существа, спросите себя: «Будет ли оно продолжать функционировать, если я уйду, не погибнет ли на другой день?», «Рассердится оно или огорчится?», «Станет ли проливать слезы?» Ответы на эти вопросы вам уже известны, так почему бы не поставить компанию или иное учреждение в надлежащие рамки и не начать относиться к нему в лучшем случае как к механизму, посредством которого вам платят реальную цену за необременительное, стимулирующее, продуктивное и удовлетворяющее вас использование ваших талантов? Ведь реальной цены за то, что вы жертвуете самым дорогим, что у вас есть, – собственной жизнью, – вам не даст никто!

2. КЛЯТВА В ВЕЧНОЙ ПРЕДАННОСТИ.

Другой способ жертвовать собой – поклясться в вечной преданности «своей» компании и неукоснительно ставить это надуманное обязательство превыше себя и своей семьи. Подобная реакция абсурдна во многих отношениях, ведь в девяти случаях из десяти вы с радостью перейдете на другую работу, как только получите предложение получше, а если не перейдете, то наихудшей из всех причин будет та, что вы якобы нарушаете некий неписаный закон преданности. В большом спорте, где командный дух и одержимость действительно могут быть жизненно важными для успеха факторами, редко встретишь подобный вид заблуждения. Спортсмен, сегодня выступающий за одну команду, в тот же день может вести переговоры о заключении более выгодного контракта. И если появится шанс устроиться получше, он переходит в другую команду и автоматически становится преданным ей, клянясь ради нее протирать собой поле, корт, каток или что-то еще. Профессиональные менеджеры регулярно переключаются с одной команды на другую, прекрасно понимая, что их преданность длится столько же, сколько и контракт. И вы со своей работой оказываетесь в том же положении. Если подвернется более выгодное предложение, вы будете последними глупцами, если не ухватитесь за него. Если же вы чувствуете, что не способны нарушить «клятву верности» нанимателю, то напомните себе, что у самого учреждения подобных проблем с вами не возникает.

3. ПРИВЕРЖЕННОСТЬ РАЗЛИЧНЫМ ПРАВИЛАМ И ПРОЦЕДУРАМ.

Следуя политике своего учреждения и действуя так, словно она есть свод законов жизни, вы также имеете шанс оказаться в положении жертвы. Напротив, на все эти правила и процедуры следует смотреть как на изобретения людей, которым практически нечем заняться, кроме как придумывать подобные вещи.

Посмотрите, как функционируют колледжи и университеты. Не следует ошибаться на их счет: эти заведения представляют крупный бизнес и существуют ради того, чтобы делать деньги и продлевать свое существование. Ими управляют администраторы, которые, страдая «комитетским неврозом», учреждают комитеты для изучения всего, хотя бы отдаленно связанного с университетом. Бывают комитеты по изучению учебной программы и ее переработке, по отмене поправок в учебную программу, по исследованию осуществимости ввода новой программы и так далее до тошноты.

Если представить, что верблюд – на самом деле лошадь, собранная руками умельцев из комитета, то повседневная деятельность университетов станет похожа на нескончаемый караван верблюдов, торжественно марширующих по кругу. Взрослые мужчины и женщины собираются вместе каждую неделю, чтобы, рассевшись вокруг столов, обсуждать вопросы выполнимости, приоритетности, реорганизации, принимать решения о продвижении по службе и пребывании в должности, рассматривать рекомендации по усовершенствованию зданий, языковые требования, процедуры выставления отметок, подходы к оценке знаний, альтернативные процедуры и т. д., и т. п. Там редко принимается что-то существенное. Тем не менее профессора, деканы и вице-президенты с упорством религиозных фанатиков по-прежнему продолжают собираться еженедельно. Правда, в беседах с глазу на глаз они признают глупость подобной игры и соглашаются, что все решения, для рассмотрения которых комитетам требуется заседать двадцать недель кряду, легко могли бы быть приняты одним умным человеком с неиспорченным мышлением за двадцать минут.

Но, как это часто бывает с учреждениями, подобные процедуры становятся важнее людей, которым они призваны служить. И создается впечатление, что большинство из тех, кто заплутал в лабиринте «комитетского невроза», полюбили его. В конце концов, если бы им не нужно было посещать эти мелочные комитетские собрания, читать и перечитывать протоколы, если бы не их пункты повестки дня, им почти нечем было бы заняться!

Люди, зарабатывающие на существование заседаниями и разговорами, редко создают что-либо путное. Из них выходят администраторы, умело орудующие лишь словами и олицетворяющие собой принцип Питера: сливки поднимаются до тех пор, пока не скиснут. Индивидуумы с деловой хваткой предпочитают не тратить время на споры о том, что можно было бы сделать, если бы люди, оставив бесконечное и нудное обсуждение возможных вариантов предлагаемых действий, просто оторвали свои задницы от стульев.

Гейл Тейн Паркер, бывшая президентом колледжа, пишущая для журнала «Atlantic Monthly», так описывает свои первые впечатления от факультетских собраний, проводившихся в Гарварде в 1969 году:

Проработав шесть лет в должности профессора колледжа (и тем самым выполнив свой долг), могу лично засвидетельствовать правдивость ее заметок. Профессора сидят на своих собраниях, требуя, чтобы их выслушивали по совершенно несущественным вопросам. Дебаты продолжаются по полчаса, после чего формируется специализированный комитет по исследованию выполнимости предложения, которому понадобится не меньше двух лет, чтобы представить собранию свое заключение. На обсуждение этого заключения тратится еще больше времени, и после бесплодного пережевывания оно передается на рассмотрение очередному комитету. Делается все что угодно, лишь бы вопрос не был решен, даже если он настолько незначителен, что закрыть его хватило бы ума у простого работника канцелярии.

Подобным образом бездельники набивают себе цену, поддерживают статус-кво, учреждая всевозможные препоны, да еще и называют весь этот процесс «демократическим подходом к принятию решений». Приведенные ниже слова сенатора штата Северная Дакота иллюстрируют, как весь этот бесконечный, бессмысленный хаос, порождаемый так называемыми «органами по принятию решений», достигает вершин нелепости.

Втягиваясь в подобный вид деятельности, вы ставите себя в положение жертвы. Такого рода активность ведется еще с тех пор, как человек начал учреждать советы, комиссии, правительства и прочее. Она будет вестись и дальше, независимо от того, кто берет слово и начинает рассуждать о том, как бы исключить эту деятельность из обихода. Единственный способ уйти от подобных разговоров – отказаться от участия в них, заняв позицию активного молчания и просто пожимая плечами в ответ на всю ту бессмысленную болтовню, которую разводят вокруг вас. Такой прием позволяет уклоняться от назначений в самые разнообразные комитеты. Когда же участие в каком-либо из них окажется неизбежным, станьте его немым членом, и пусть ваш голос будет голосом рассудка всякий раз, когда вам придется нарушить молчание.

Можно перестать раздражаться из-за деятельности комитетов, занявшись своими собственными делами и активно сводя к минимуму участие в бессмысленной суете, которой занято множество людей. Кем бы вы ни были по профессии – механиком, учителем, стоматологом, шофером такси, флористом или кем угодно, – вы никогда не будете застрахованы от попыток превратить вас в жертву, навязываемых вам коллективами во имя прогресса, демократии или повышения производительности труда. Но, заметив проявления «комитетского невроза», вы всегда можете выбрать для себя позицию активного молчания, которая не даст вам стать жертвой.

4. ВТЯГИВАНИЕ В ЛАБИРИНТ БЮРОКРАТИЧЕСКОЙ МАШИНЫ, СОСТАВЛЯЮЩЕЙ ОСНОВУ БЛАГОПОЛУЧИЯ УЧРЕЖДЕНИЙ.

Дистанция между организациями и людьми, которым они призваны служить, определяется масштабами учреждения. Чем крупнее организация, тем обильнее должен смазываться бюрократический механизм для поддержания ее функционирования. Классическим примером может служить правительство США. Им заправляет бессчетное число комитетов, департаментов, агентств, отделений и других структур. Каждую такую группу возглавляют председатели отделений, руководители агентств и прочие бюрократы, каждый из которых предпочитает держаться за свою должность и сохранять влиятельное положение. Более того, весь этот бюрократический аппарат нанимает тысячи людей, которые не станут раскачивать лодку из опасения потерять должность. В результате вы оказываетесь лицом к лицу с прожженными функционерами, а те, храня верность верхам, во власти которых устроить им выволочку, отделываются от вас уклончивыми ответами.

Человек становится жертвой, пытаясь воспользоваться услугами учреждения. Попробуйте хотя бы добиться прямого ответа у политиков, этих прирожденных бюрократов. Они говорят словно с манной кашей во рту и на вопросы, требующие однозначного «да» или «нет», отвечают примерно так: «Я рассмотрел эти альтернативы и пришел к выводу, что вопрос требует дальнейшего изучения», «Не хотелось бы говорить твердое „да“, но, с другой стороны, я бы не стал исключать и возможность отрицательного ответа, если вдруг возникнут непредвиденные обстоятельства, сведениями о которых я пока не располагаю».

Бюрократы, эти мастера манипулировать бумагами, неизменно отсылают свои жертвы из одного кабинета в другой, никогда не давая твердого ответа. Я видел людей, которых целый день гоняли по кругу, а им и нужно-то было всего лишь зарегистрировать свой автомобиль в другом штате. Каждый может легко представить, каково иметь дело с персоналом бюро по трудоустройству безработных или клиник, находящихся на попечении правительства. Подобные примеры можно приводить до бесконечности. Зачастую клерки в попытках превратить в жертву любого, кто рассчитывает на почтительное обращение и быстрое обслуживание, прибегают к чрезвычайно специфическим приемам.

5. ЖАРГОННАЯ ЛОВУШКА.

Жаргон бюрократии – это отдельная область, в которой действительно есть над чем поразмышлять. Бюрократы изобрели собственный язык, превратившийся в удобное средство не сдвигать дела с мертвой точки и продолжать политику уверток, которая лежит в основе функционирования всех их учреждений.

Специалисты по психологии при описании человеческих особей пользуются наводящими ужас терминами. Они набили руку в классифицировании индивидуумов с помощью подобной терминологии, забывая при этом, что речь идет о живых людях. На них вешают ярлыки депрессивных маньяков, психопатов, шизофреников, пациентов с дефектами мозга (или страдающих церебральной дисфункцией) и т. д. Возможно, эти ярлыки полезны терапевтам, но их опасность в том, что они нередко превращают людей в жертвы, на которых начинают смотреть не как на людей, а как на сборники симптомов.

Как только на человека навешивается какой-то ярлык, ему тут же отказывают в праве считаться нормальным человеком. Называя ребенка аутистом и полагая, что аутизм неизлечим, вы тем самым признаете его безнадежным. В книге Бэрри Кауфмана «Воспитание сына» («Son Rise») речь идет о заботливых родителях, которые, отказавшись согласиться с диагнозом «аутизм», поставленным их маленькому сыну, полностью посвятили себя заботе о ребенке и в конечном счете вырвали его из лап этой таинственной болезни, обрекающей человека на блуждания в полукоматозном состоянии. И когда они вновь показали его всей многочисленной армии врачей, окрестивших его аутистичным, им неизменно заявляли, что, коль скоро аутизм считается неизлечимой болезнью, значит, диагноз был ошибочен. К этой логике в духе «Уловки-22» любители навешивать ярлыки прибегают снова и снова в стремлении защитить свои теории, пусть даже в ущерб человеческим жизням. Пока лишь немногие профессионалы практикуют иной подход, однако он представляется гораздо более функциональным; суть его – в классифицировании не людей, а их поведения. Например, вместо приговора: «Он подвержен приступам депрессии» или «Он страдает немотой» – используются формулировки: «Для него характерна поведенческая модель типа склонность подольше оставаться в постели» или «Ему свойственно молчаливое поведение».

Еще одним ярким примером может служить язык законников. Благодаря стараниям юристов наши законы написаны так, что у среднестатистического Джо нет никаких шансов понять условия контракта и ему приходится нанимать специально обученных дешифровщиков для толкования таких документов, как контракты, договоры об аренде и страховые полисы. Все попытки упростить наши законы наталкиваются на отчаянное сопротивление со стороны лоббистов от юриспруденции. Представители лобби, отстаивающие интересы граждан в битве за упрощение процедуры развода или обеспечение страхования безаварийной работы, оказываются лицом к лицу с законниками, блокирующими им путь такими же замысловатыми статьями, как и те, от которых граждане пытаются избавиться.

Правительственные агентства виртуозно владеют искусством использования языка в целях затушевывания смысла проблемы и в конечном счете для превращения в жертвы людей, обращающихся к ним за услугами. Классическим примером могут служить вооруженные силы. Пентагон, одна из крупнейших цитаделей бюрократии в правительстве, создал свою собственную семантику с напоминающими непроходимые джунгли речевыми конструкциями, требующими учетверять сложность любого непредвиденного обстоятельства и составленными таким невероятно сложным и витиеватым языком, что среднему человеку, пожалуй, даже и не понять их смысла.

После многолетних блужданий по семантическим дебрям бюрократического аппарата в управлении общественного здравоохранения США шестидесятитрехлетний служащий по имени Филип Бротон в конце концов набрел на безотказный метод превращения того, что представлялось крушением надежд, в реализацию задуманного – причем именно с помощью жаргона. Эвфемистически именуемая «Систематизированным проектором дежурных фраз» система Бротона основана на использовании словаря, составленного из тридцати тщательно отобранных «дежурных слов»; он цитируется непосредственно по журналу «Times» от 9 февраля 1976 года.

Вот как В. Дж. Факьюхарсон описывает в журнале «Times» процедуру, посредством которой бюрократы могут упростить свою работу по запутыванию фактов:

«Задумайте любое трехзначное число, а затем выберите из каждой колонки по соответствующему дежурному слову. Скажем, число 736 дает словосочетание „синхронизированная эквивалентная временная фаза“; его можно поместить буквально в любой отчет, что придаст ему больше веса и убедительности. Никто не будет иметь ни малейшего представления, что вы хотели этим сказать, но главное здесь то, что никто не отважится в этом признаться».

Такого рода языковые игры можно затевать практически в любом учреждении, имеющем свой собственный жаргон, – в большом бизнесе, медицине, юриспруденции, психиатрии, страховании, бухгалтерском учете, сфере бытового обслуживания и т. д. Чтобы не быть втянутыми в эту бюрократическую игру с превращением вас в жертву, старайтесь по возможности уклоняться от нее. Но если уж избежать этого никак не удается, вступайте в нее с полным осознанием принципов ее функционирования. Старайтесь спокойно воспринимать все, с чем вам придется столкнуться, и где только возможно отказывайтесь иметь дело с клерками-бюрократами. Научитесь игнорировать и этот язык, и другие бюрократические уловки, никогда не позволяйте себе перенимать подобные виды абсурдных поведенческих моделей.

6. НЕСПОСОБНОСТЬ ПОНЯТЬ БЕЗУМИЕ БЮРОКРАТИЧЕСКОЙ ЛОГИКИ. Вдобавок к как можно более редкому использованию нормального языка бюрократы еще и не опираются на логику; они просто следуют установленным правилам и имеющимся прецедентам, пусть даже и совершенно бессмысленным. Вот два красноречивых примера, имевших место в действительности.

Молоковоз. Джо был молочником и имел собственный молоковоз. Однажды, к его огорчению, грузовик похитили. Однако полиция нашла его, и Джо направился в местное отделение, чтобы заявить на него свои права. Это был его единственный источник дохода, и перспектива даже непродолжительной разлуки с ним приводила Джо в отчаяние. Но ему сообщили, что грузовик оставлен как вещественное доказательство для суда, который, возможно, состоится через три месяца.

Эту историю Джо выслушивал во всех бюрократических инстанциях. Он не получит назад свой грузовик, несмотря на то что он ему нужен, чтобы зарабатывать на жизнь, если только не пожелает отказаться от обвинений в адрес похитителя! Если же он будет упорствовать со своими обвинениями, то окажется в положении жертвы, не имея возможности пользоваться грузовиком в течение трех месяцев.

Джо не захотел быть двойной жертвой, а потому просто снял обвинения, и похитителя освободили. Подобным же образом нередко действуют бюрократы во всем мире, получая дивиденды за счет людей, которым, казалось бы, призваны служить. Каждый, к кому обращался Джо, заявлял, что бессилен что-либо сделать, и его гоняли по кругу, пока в конце концов ему это не надоело и он не решил выбраться оттуда подобру-поздорову, чтобы не заразиться их помешательством.

Окно. Муж Нэнси умер внезапно. Как часто бывает в таких случаях, Нэнси запретили проводить какие бы то ни было операции с капиталами, включая и ее кровные деньги, поскольку все они стали предметом разбирательств, касающихся имущества.

Решения вопроса об имуществе Нэнси пришлось ждать четыре долгих года. Все бюрократы, ставя ее в положение жертвы, объясняли, что им очень жаль, но так уж заведено. Ее собственный банковский счет был заморожен, совместные вклады тоже лежали без движения, а все лишь потому, что безмозглым бюрократам в серых фланелевых костюмах вздумалось провести четыре года в дебатах о том, как нужно управляться со средствами, принадлежащими Нэнси. Из-за длительных проволочек, возникавших по вине многочисленных законников, которые тянули свои алчные руки к имуществу, претендуя на шестьдесят процентов его суммы в виде судебных издержек и гонораров за консультации, Нэнси пришлось уйти с работы и тайно поступить на другую, чтобы иметь возможность оплачивать счета.

Как видим, единственное, что можно было сделать, чтобы не дать превратить себя в жертву, это проявить нечестность и не сообщать о кончине либо пойти на сокрытие своих доходов от охочих до имущества бюрократов. Закон, который, как предполагается, должен служить людям, по иронии судьбы подталкивает их к тому, чтобы действовать в обход, потому что иначе не выжить.

Оноре де Бальзак однажды сказал: «Бюрократия – это гигантский механизм, управляемый пигмеями». Если не проявлять бдительности, упорства и твердого намерения не дать превратить себя в жертву с помощью разнообразных стратегий, то в один прекрасный день вы можете обнаружить, что попались в сети склонного к каннибализму учреждения и вскоре будете проглочены им. Ниже приведены несколько типичных приемов, посредством которых учреждения и их представители пытаются превращать вас в жертву, а также ряд вполне конкретных рекомендаций, которые можно применять, дабы не угодить в их объятия.